Алисандорина Олиссия Дрекмор. Последняя Надежда!

Клиффорд Грем

Алисандорина Олиссия Дрекмор. Последняя Надежда!

(Olissius-Надежда, язык Богов)

В сырой пещере, словно в склепе, пред своей совестью в ответе,

Лежал дыханье затая, не шевелясь, закрыв глаза.

И Даго знал, что этот склеп, был кровью девственной согрет.

Но смерти здесь закон суровый, стал колыбелью жизни новой!

Как мог вот так он поступить? Лесную нимфу совратить!

Коварно совесть промолчала. Она злодейка, точно знала,

Что так написано в роду, идти по жизни одному.

Все женщины в его постели, должны служить одной лишь цели,

Ему наследников дарить, чтоб род Пампеи возродить!

Он вновь могуч, исполнен сил, сиял сверкая Аэрнил.

Он резко встал и вышел вон, он вновь один таков Закон!

Ходил он долго по Земле, искореняя силы зла!

Но Силой став, равный Богам, вознёсся как то в Небеса!

И пусть ликуют слуги Ада и жителям земли не в мочь.

Есть у людей ещё Надежда, его дитя, родная дочь!

Часть первая

Пролог

Олиссия, Земля (реальное время)

– Мы всё таки добрались! – На выдохе, произнесла я, облокачиваясь спиной на старенький, но ещё крепкий, выцветший и ошелушившейся забор, рядом со слегка проржавевшей калиткой, участка номер шестнадцать, на двенадцатой улице, дачного поселка "Садовод"!

Трое суток мы с моей названной сестрой, добирались сюда окольными путями, по полям и посадкам. Я достала довольно хорошо сохранившийся ключ от амбарного замка. А вот сам замок, за три года невостребованности, выглядел довольно плачевно. Долго не желал поддаваться, но вот всё же раздался щелчок, затем ещё один и препятствие было устранено. Я с натугой, под аккомпанемент зубодробительного скрежета отворила дверь своего нового дома!

– Уууужас!!! – Вздохнула Оксанка. – Хорошо хоть догадались захватить садоводческие перчатки.

Да уж! Картина запустения, точнее заполнения участка сорняком на протяжении трёх лет впечатляла! Сухие лопухи, амброзия, крапива выше моей головы. Хорошо хоть одичавшая малина не распространилась до едва видневшейся из под сухого тростника, тропинки из бетонных квадро блоков, ведущей к довольно большому, для дачного домика, строению, у забора по правой стороне в центре участка. Повезло хоть сейчас середина Апреля, и ещё не просохшая после таяния снега земля, политая недавним дождем, была довольно мягкой и казалось бы нерушимые стволы лопуха с мое запястье, при некотором усилии выкорчеввывались из земли вместе с корнями.

Где то, через полчаса, нам с сестрой, удалось проложить тонель, до крыльца дома, нуждающегося в срочном ремонте. К счастью здесь замок был тщательно запакован полиэтиленом и открылся довольно легко и мы попали на застекленную веранду, видимо по совместительству, выполняющую, когда-то ещё и роль кухни. Прямо напротив находилась ещё одна дверь с врезанным замком, ведущая в основное помещение. Справа от неё у стены стоял старинный, округлый холодильник "Зил". Слева умывальник "Мойдодыр". В дальнем левом углу располагалась четырех комфорточная газовая плита с духовкой. Рядом этажерка для посуды, за которой маскировался под тумбу газовый баллон, пустой. Между балоном и умывальником небольшой столик для готовки и пара задвинутых стульев. Правая сторона была обеденной. Здесь стоял красивый стол, скамеечный уголок встроенный во внешнюю стену веранды, пара табуретов и высокий до потолка пенал, в противоположном углу. Мебель казалась вполне удовлетворительной для использования, а вот "чистота" стекол с большим трудом едва пропускала солнечный свет. Впрочем в основной комнате, довольно большой и просторной, света вообще не было. Все четыре окна по паре у противоположных стен были задрапированы плотной тканью, которую мы принялись обдирать, найденной тут же на подоконнике ржавой стамеской.

Ну что можно сказать? Обои само собой нуждались в скорейшей замене. Сильно пожелтевший потолок, как и на веранде был покрыт когда-то белой краской, можно попытаться отмыть, хотя лучше перекрасить. А вот линолеум на полу,после хорошей чистки ещё послужит.Из мебели здесь был старый трёхдверный платяной шкаф, справа и античный сервант слева. У стены стояли почти вертикально, две решетчатые металлические кровати, грядушки от них пылились рядом. Еще одна дверь, все так же посередине привела в квадратную комнатушку поменьше с двумя окнами, одно в левой стене, другое прямо в задней стене дома. Здесь был старенький комод и кресло кровать. Дверка справа вела в чулан где обнаружился античный сундук, перевернутый летний столик и четыре табурета.

И этому месту предстояло стать нашим убежищем, на неопределенный срок! Я понуро опустила голову!

Глава первая

(Несколькими днями ранее)

Реанимационная палата пригородной клиники

– Доктор мы её теряем!

Раздался противный писк. Линия на мониторе кардиографа распрямилась.

– Дефибриллятор готов? Триста вольт!Разряд! – Юное тело лежащее на кушетке даже не пошевелилось.

– Черт! Что у тебя с прибором?

– Сам не пойму! Прибор исправен! Лично проверял. – Реаниматолог изумлённо, из под маски, посмотрел на контакты в своих руках.

– Повторный удар! Четыреста вольт! Все отошли! Разряд!

Освещение моргнуло.

– Чертовщина какая то! Куда девается ток?Не тело же его поглощает?

– Василий, вентиляция лёгких!

Сам доктор принялся за непрямой массаж сердца.

– Время остановки сердца четыре минуты! – Сообщила сестра.

Евгений Петрович усилил интенсивность массажа.

– На неё ни один препарат не действует, абсолютно, всё перепробовал, по дороге. – Сообщил фельдшер скорой помощи, доставивший девушку из местного сиротского приюта.

– Время остановки сердца семь минут. Похоже всё!

Евгений Петрович досадливо сплюнул не снимая маски. Отошёл от стола, сдёрнул маску и снимая перчатки констатировал.

– Время смерти двадцать три часа, сорок три минуты. – Все понуро опустили головы и вслед за дежурным врачём покинули палату, отключив приборы.

* * * * *

Та же палата семнадцать минут спустя.

Олиссия

Я открыла глаза и безучастно всматривалась в нависающие надо мной плафоны прожекторов, окутанных фосфорофицирующим светом.

– "Странно!" – Пришла в голову, первая неадекватная мысль. – "Света нет, ни единого источника, почему я вижу все так четко?" – Второй мыслю было, – "а кто, Я?"

Ничего не помню! Что я здесь делаю? Где, здесь? И все же главное, – "кто я?"

Только имя! Оно как клеймо вырезано в памяти. Нет я помню всё, что не связанно со мной! Какой сейчас год. Кто призидент. Осознаю, что я в больничке, только там такие штуки над головой вешают. Вот только ни единой ниточки к собственной личности. Не одного знакомого лица в памяти. Что же всё таки произошло?

Яркий свет сбоку. Ага открылась дверь. Включился свет поярче, я почему-то даже не зажмурилась. Каким-то боковым зрением отметила, что в палату въезжает перевозная кушетка. За ней появился высокий парень, дальше кажется ещё один.

– Доктор! – Услышала я надрывный голос водителя кушетки. "Ну и чего так орать?" – Труп ожил!… Ну то есть пациентка очнулась! – Неслось уже по коридору. Даже каталку забыл. Я услышала хлопанье дверей и топот ног. В палате стало тесно. Меня явно решили добить, покрайней мере, тормошили изрядно, в правый глаз ударил луч фонарика. Голосов я разобрать не смогла из-за их обилия. Услышала мерное попискивание. Видимо кто-то включил кардиограф.

Наконец сумасшествие прекратилось и я смогла разобрать:

– Давление в норме! Пульс учащен!

– Неудивительно, – раздался строгий голос, – развели тут кавардак. Все лишние освободили помещение!

Так бы и сразу! Я попыталась встать, но меня удержали.

– Лежи, лежи. Теперь слава Господу, ещё находишся! – Раздался тот же голос, но уже более спокойно. – А пока тебе, рано вставать. – Над моей головой показалась рука с торчащими буквой "V" двумя пальцами. – Сколько пальцев видишь?

– Пять! Только два у вас почему-то не сгибаются. Вас из-за этого положили в больницу? Но у меня то всё сгибается! Можно я наконец-то встану?

Я оттолкнула удерживающую меня руку и наконец то села, отодрав от себя все "присоски". Услышала ровный писк прибора, который тут же отключил, почему-то ухахатывающийся санитар. "Смешливый какой!"

Доктор похоже начал приходить в себя, но к моему счастью профессиональная этика не позволила ему придушить меня, ну по крайней мере сразу:

– Как,,, вы,,, себя,,, чувствуете?-Спросил он с расстановкой, после того как медленно досчитал до десяти.

У доктора тоже есть чувство юмора? И как я по его мнению должна ответить на этот вопрос, если учесть, что я совершенно не помню, как чувствовала себя до того, как очутилась здесь?

– "Так: если отвечу, "судя по всему лучше чем вы!", думаю мне может стать значительно хуже! Он и так еле сдерживается! Скажу, "как воставшая из могилы!", хуже может стать ему, а кто меня лечить будет? – Решила не доводить до инсульта бедняжку, поэтому, мило улыбнувшись ответила просто:

– Как заново рождённая! – А что? Память светла, как чистый лист, можно писать новую историю. Самое главное, что меня это совершенно не волновало! На подсознательном уровне я ощущала, что не желаю возвращаться к прошлому.

– "Меня там ни кто не ждёт!" – Едва эта мысль сформировалась в моем сознании, как грудь пронзила острая боль, в районе солнечного сплетения.

Я машинально прижала руку к очагу боли и нащупала под больничным халатом круглый предмет. Потянув за цепочку на шее, извлекла на свет кулончик размером с двух рублевую монету. С одной стороны на нем была изображена голова аиста крупным планом и четыре незнакомых мне символа, может буквы на незнакомом языке? На другой стороне была изображена та же птица, но уже в полете с характерным свертком в клюве. Я любовно погладила её и поместила на место, боль прекратилась. Смутные воспоминания пронеслись в голове, но так и не сложились в четкий образ.

– Вы помните, кто вы и что с вами случилось? – Продолжил допрос.

– Ни того, ни другого. Только имя. Меня зовут Олиссия! Больше ничего!

– Необычный случай, но это уже не в моей компетенции. Сейчас возьму кровь на анализ и тебя отвезут в палату!

– Вы уже чуть не отвезли меня в морг! – Несдержалась я, твердо вставая на ноги.

* * * * *

Утром меня разбудил, негромкий стук в дверь и в палату вошёл, незнакомый мужчина, с большим пузом.

– Меня зовут Григорий Константинович, я главный врач сего учреждения. – Представился он густым, но мягким басом.

– Евгений Петрович передал ваше дело мне лично.

– Спасибо хоть не тело! – Вырвалось у меня с ехидством.

– Хм. Ситуация и впрямь незаурядная. Как вы себя чувствуете сейчас? Ни на что не жалуетесь?

– Ещё как жалуюсь! На отсутствие кофе, например!

– Ну да. Меня предупредили, на счёт вашей, некой эксцентричности! Ну может, что-то вспомнили? Или сны?

– Ну да, я видела какой-то сон. Но мне это ничего не даёт. Даже кофе! – Не знаю, но почему-то любовь к этому напитку никуда не делась.

– Расскажете об этом моей коллеге Светлане Геннадьевне, она специалист в этой области!От себя могу добавить, что физически вы абсолютно здоровы! Все анализы в норме! Ни каких отклонений! Действительно странный случай. – Буркнул он себе под нос, вставая и делая приглашающий жест.

– Мне надо хотя бы умыться! – Возмутилась я.

– Да, да! Простите! – Растерянно отозвался он. – Я пойду предупрежу доктора! В коридоре сестра, она вас проводит!

* * * * *

"Психотерапевт." – Прочла я табличку на двери, чего и стоило ожидать.

Сестра, что привела меня к мозгошмыгу, постучалась и не дожидаясь ответа, засунула голову в проем двери.

– Светлана Геннадьевна, к вам пациент!

– Пусть заходит! – Услышала я приятный женский голос.

Дверь открыли шире, пропуская меня и закрыли за спиной. Кабинет как кабинет. Стол, стул, шкафы с папками, кушетка и пара тумб.

За центральным столом сидела худенькая блондинка лет тридцати пяти. На кушетке слева сидел Георгий Константинович, заметив мое внимание он почему-то встал:

– Я бы хотел поприсутствовать на вашей беседе, – обратился он ко мне. – Но если это будет смущать тебя, могу удалится!

– Оставайтесь если хотите! У меня видите ли секретов нет, как впрочем и не секретов тоже. Так, что мне особой разницы нет кому ничего не рассказывать! – Как-то на удивление жизнерадостно произнесла я.

– Смотрю вы оптимистка по жизни Олиссия Дмитриевна! – Улыбнулась хозяйка кабинета. Затем встала зашла в закуток за шкафами, что-то зашуршало и мы снова услышали её голос. – А вы Георгий Константинович, будите пить с нами кофе? Или как?

Видимо ей уже донесли об утреннем инцеденте.

– Нет, нет! Спасибо! Я уже завтракал!

Светлана Геннадьевна вышла, неся две чашки. Кофе пах чудесно, молотый! Как я люблю, наверно!?! Дождавшись моего первого глотка, докторша начала, под шумок, пока я находилась в эйфории:

– Итак! Что ты можешь сказать о себе?

– Спасибо! Уже была в уборной! Я определенно женщина!

Почему-то глав врач отвернулся изображая приступ кашля.

– Видите ли Олесенька, – попыталась сохранить хладнокровие Светлана Геннадьевна. – Вы ведёте себя крайне неадекватно! Вернее наоборот слишком адекватно, что в вашем случае не естественно!

– Вы уж определитесь! – Не знаю, что со мной, но меня всё сильнее тянуло к веселью. Мне кажется, ещё никогда я не чувствовала такой лёгкости.

– Обычно люди теряя память; паникуют, истерят, вподают в депрессию. Задают кучу вопросов; где я?, кто Я?

– С чего начать? – Как то особо воодушевленно спросила я.

– Чего начать? – Потеряла нить речи шизоправка.

– Ну сразу впадать в депрессию или сперва поистерить немного? – На кушетке уже откровенно ржали. А я держала умную гримассу. – А вопросы к чему? Сами ведь всё расскажете!

У Светланы Генадьевны кажется вспотели очки, которые она судя по всему носила для солидности, так как протерев отложила в сторону.

– Тебе безразлично твоё прошлое? – Перешла она к конкретике.

– Я потеряла память, а не эмоции! Думаю если бы в моем, "вчера", был бы хоть один островок за который стоило бы цепляться, я вела бы себя иначе! – Меня снова пронзила острая боль в груди, я машинально сжала кулон прямо через одежду.

Светлана Геннадьевна взяла папку со стола, раскрыла, нахмурилась, посмотрела на меня, затем снова в документ:

– Странно, что-то меня смущает!?! – Пробормотала она себе под нос:

– Сейчас я зачитаю краткую информацию о тебе.

Я сделала внимательную мину.

– Олиссия Дмитриевна Белова. Родилась, первого Апреля 2002 года. – Психиатричка выжидающе посмотрела на меня, я безразлично пожала плечами. – Воспитанница сиротского приюта номер четыре.

– Чего-то подобного я и ожидала. – Усмехаюсь. – Никакой привязки! – Грудь снова кольнуло.

– Мы получили ваше досье из пансионата. Давайте пройдемся по фактам. Первого Апреля 2003 года, к воротам приюта была подброшена корзина с маленькой девочкой. По уровню развития около одного года. Дорогая корзина, дорогой конверт для ребенка. Ни записки, ни каких либо иных атрибутов, кроме двух идентичных кулонов с изображением аиста висящих на одной золотой цепочке. Тогдашняя директриса Валентина Игнатьевна, приняла ребенка, дав имя Снежана из за крупных хлопьев снега кружащих над её переносной колыбелькой несмотря на Апрель. Отчество ей досталось от охранника первым нашедшего малышку. Фамилия Белова ей идеально подходила из-за невероятного платинового цвета волос. Девочка неестественно быстро развивалась, обойдя, ползунковый период, сразу уверенно и крепко встав на ноги. Через месяц произнесла свое первое слово, "Олиссия", с тех пор ни на одно иное имя не отзывалась. Пришлось изменить метрик. Ни с кем из сверстников не общалась. В общих забавах не участвовала, но развивалась быстрее иных детей. В три года впервые проявила характер, встав на защиту своей одногрупници, над которой потешались девочки из старших групп. В следствии чего двоим, девочкам пришлось обратится к врачу. Когда обидчицы убежали, подошла к плачущей девочке. Сняла со своей шее цепочку с медальонами, отделила один из них и протянула малышке, со словами, "сестры на век!" Заметившая последний эпизод Валентина Игнатьевна, сняла с шеи собственную серебряную цепочку и отдала Малевиной Оксане Игнатьевне, собственно пострадавшей девочке. С тех пор Олиссия и Оксана стали неразлучны! Их обходили все стороной. Однако Олиссия с каждым годом все больше уединялась, её всё больше притягивала природа!

Все свое свободное время она проводила в парке, на территории пансионата, куда не забредали иные дети пансионата. Потом у неё стремительно развился дар к изобразительному искусству. Однажды на уроке рисования она вместо предложенной вазы с цветами написала портрет преподавательницы, да так искусно, что мгновенно стала её любимицей. С тех пор девочка имела все для реализации своего искусного дара. В её укромном уголке в парке имелось, всё; краски, мальберт, ватманы. В семь лет девочек расселили в комнаты по двое Разумеется соседкой Олиссии стала Оксана. В шестнадцать девочкам разрешалось выходить за периметр, без сопровождения. Оксана активно этим пользовалась, подрабатывая в летнем кафе. Олиссия же наоборот замкнулась ещё сильнее, проводя все больше времени в своем природном уголке, иногда даже ночи!

Светлана Геннадьевна закончила читать мою биографию, внимательно посмотрев на меня. Убедившись, что её речь не произвела на меня ни какого впечатления, открыла другую папку. Вглядевшись, посмотрела на меня как на картинку "найди десять отличий." Снова задумчиво хмыкнула и начала читать:

– Медицинская карта, Беловой Олиссии Дмитриевны, рождённой первого Апреля две тысячи второго года. Группа крови вторая. Резус фактор положительный. Среднее давление в норме. Физических отклонений нет.

Психолог закрыла папку и задумчиво посмотрела на глав врача:

– Ни единой записи, кроме общественных процедур, массовой вакцинации. Ни единого обращения даже с ОРЗ. И при этом её находят без сознания на "любимом" месте.

Однако Григорий Константинович был сильно озадачен чем-то иным:

– Какая вы сказали у неё группа крови?

– Вторая положительная! – Растерянно ответила женщина.

Главврач протянул ей бланк. Изучив его Светлана Геннадьевна побледнела. Затем повторно открыла первую из своих папок и вновь изучающе вгляделась в неё.

– Олеся, – осторожно начала она, – какого цвета у тебя глаза?

– Понятия не имею! – Моя непринуждённая улыбка ввела докторшу в ступор.

– Олеся, сейчас они у тебя пронзительного, насыщенного синего цвета. А на снимке в твоём паспорте всего полугодовалой давности они ярко изумрудные!

– Я не пользуюсь линзами! – Почему-то, меня это не задело.

– Хорошо! – Явно успокаивающе для самой себя продолжила мозгоправка. – У тебя в карте указана, вторая группа крови. А согласно данным из нашей лаборатории у тебя третья отрицательная!

– Может стоит поменять лабораторию? – Нескрывая сарказма выдала я. – Эти меня вон вообще едва в морозилке не заперли!

Докторша посмотрела на своё непосредственное начальство с вопросом.

– Клиническая смерть свыше десяти минут. Ребята боролись до последнего. – Немного виновато развел руками последний.

– Так,,, надо успокоится! – Светлана Генадьевна принялась тереть виски.

– Может вам доктору показаться! – С самым серьезным видом осведомилась я. – Окулисту!А то у вас глаз дёргается!

– Какого цвета глаза были у пациентки когда её доставили? – Медленно выделяя каждое слово, спросила хозяйка кабинета у главврача. Пока он смеялся, пришлось отвечать самой:

– Закрытого!

От немедленной расправы меня спас наконец то собравшийся с силами доктор:

– Пациентку доставили без сознания, но можно попробовать уточнить у фельдшера.

– Вобщем так возьмите у девочки ещё кровь, для повторного анализа, – начала распоряжаться Светлана Геннадьевна, – а её я забираю!

– Что значит забираю? – Аж закашлялся Григорий Константинович.

– Мы едем в её пансионат. Привычная обстановка. Знакомые люди. Стандартная практика. Заодно выясню, та ли это девочка вообще!

– Светлана Генадьевна, – вкрадчиво начал главврач. – Я конечно не возражаю против вашей поездки. Физически девушка совершенно здорова, но по факту она должна оставаться под наблюдением ещё хотя бы неделю. Больница несёт за неё ответственность.

– Я беру девушку на полный контроль, под собственную ответственность!

– Но окончательный билютень о выписке могу подписать только я. После того как буду абсолютно уверен, что с пациенткой больше не случатся непредвиденные обстоятельства. Вобщем если хотите пишите расписку, до завтра. В десять у неё плановый осмотр.

– Уверена с этим проблем не возникнет.

* * * * *

К обеду мы уже подъехали к стенам приюта. Я была в темных солнцезащитных очках, но казалось меня узнают все, даже в них, почему-то стремясь изменить маршрут, свернув с моего пути. У меня же, при виде места, где я предположительно провела семнадцать лет своей жизни, не возникло даже чувства дежавю!

Мы поднялись по ступеням главного административного корпуса на третий этаж. Где находился кабинет директора. Валентины Ивановны Кравчук, судя по табличке.

– Входите! – Услышали мы после короткого стука. Мы вошли и Светлана Геннадьевна выдвинула меня вперёд.

– Олеся, девочка, ты в порядке? Мы все так за тебя волновались!

– "Лукавит, но лишь отчасти!".

Я почему-то явно ощущаю её эмоции. Она несомненно реально волновалась! Одна!Остальные, явно поют благословенные оды в ближайших барах!

– Валентина Ивановна, то есть вы уверены что перед вами именно Олиссия?

Директриса недоуменно посмотрела на Светлану Генадьевну!

– Олеся, сними пожалуйста очки! – Спокойно парировала та.

Я послушалась и посмотрела на директрису!

– Что с твоими глазами? – Изумилась глава данного учреждения.

– Видите ли, уважаемая, – взялась отвечать за меня психотерапевт. – Физиологически Олеся в полном порядке, но к сожалению, полностью лишилась личностной памяти. Мы даже не можем объяснить факт изменения цвета её глаз и группы крови!

– Группы крови? – Директрисса была окончательно сбита с толку.

– Ну, да! Нам необходимо засвидетельствовать, та ли это девушка, вообще!

– Снимите отпечатки пальцев! – Усмехнулась, хозяйка кабинета. – Хотя у меня сомнений нет, её мимика неподражаема!

– У нас не было такой возможности, да и не хотелось бы привлекать лишнее внимание!

Валентина Ивановна, улыбнулась и подошла к громоздкому шкафу у стены.

Внутри оказался широкий стол на котором стоял, большой манитор и необычная система заменяющая клавиатуру.

– Думаю вы и сами понимаете, что в подобном заведении, не вся молодежь,,, гммм,,, благовоспитанная! Случаются проникновения и в личные комнаты преподавателей! Мы конечно наказываем воришек, но сами понимаете, "сор из избы". Стараемся не вмешивать полицию! Посему отпечатки пальцев, абсолютно всех воспитанников внесены в личную картотеку и достаточно приложить хотя бы один палец, что бы выявить личность! Сейчас активирую программу. Олесенька, подойди пожалуйста!

Я безропотно подошла и приложила ладонь в указанное место.

Через пару секунд на экране высветилось моя фотография и личностные данные сбоку.

Светлана Геннадьевна выдохнула;

– Ну слава Господу, одной проблемой меньше. Теперь бы устроить её встречу с преподавателями, особенно с теми у кого с ней были разногласия. Сильные эмоции могут дать толчок.

– Как знаете! – Ответила директриса. – Только боюсь эффект будет обратным! Олиссия явно вызовет у всех, хмм,,, сильные эмоции, ну кроме Ирины Павловны, а вот вызвать эмоции у Лесеньки сможет разве, что её подруга Оксана, ну и её "Живой уголок"!Оксана сейчас поехала в город забивать для них комнаты в общаге, что бы были рядом, летом ведь выпуск!

– А что за "живой уголок?"

– Идемте! – Коротко бросила директриса.

Мы вышли из административного корпуса, прошли до поворота, свернули и пройдя через аккуратную, едва начавшую зеленеть лужайку, вошли в парк. Деревья ещё стояли голые. Пройдя почти насквозь, так что сквозь стволы деревьев была видна ограда мы остановились.

Грудь сжало тисками, волна тоски и нежности. Я бросилась к трем каштанам посреди этого закутка. Обнимала их и плакала, словно не была здесь целую вечность. Когда первый всплеск эмоций спал, я подошла к одному из самых старых деревьев этого парка. Старинной осине о пяти стволах с огромными выпирающими из земли корнями и запустила руку в мой тайник между ними. Извлекла мой старенький, потрёпанный тубус, открыла и достала туго свёрнутые листы. Мои рисунки! Села на едва показавшуюся траву и принялась их рассматривать, каким-то новым зрением. Краем глаз видя, что обе мои сопровождающие так же разглядывают их, из-за моей спины. Большинство рисунков безусловно связанны с этим местом. Окружающий пейзаж был изображён с разных ракурсов, в разное время года. Но несколько рисунков прорисованных до фотографической четкости, изображают довольно простой сюжет, но крайне странный для воспитанници пансионата, никогда не покидающей его стен.