скачать книгу бесплатно
– Горе просто так не излечишь, – возразил Саймон. – Один раввин сказал мне это, когда отец умер. Единственное, что способно излечить горе – это время. И любовь тех, кому ты небезразличен. А у Тавви все это есть, – он положил руку на плечо Марку и крепко сжал. – Береги себя. Shelo ted’u od tza’ar, Марк Блэкторн.
– Что это значит?
– Это благословение, тоже от рабби. «Пусть ты не узнаешь больше никаких скорбей».
Марк склонил голову в знак благодарности: фэйри знают цену благословениям, данным от чистого сердца, но на сердце у него все равно было тяжело. Вряд ли скорби его семейства скоро закончатся.
2
Гладь угрюмых вод
Кристина в отчаянии стояла посреди идеально чистой кухни в доме на Принсуотер-стрит и жалела, что убирать больше нечего.
Она перемыла посуду, которая в этом не нуждалась; вытерла пол, собрала и разобрала стол; расставила цветы в вазе, выкинула их, подумала, вытащила из мусорного ведра и снова поставила в вазу. Пусть в кухне будет мило, а в доме – уютно… Да только есть ли хоть кому-то дело, что в кухне мило, а в доме уютно?
Никому нет дела… но надо же чем-то заниматься. Она хотела быть с Эммой, утешать ее, но Эмма была с Друзиллой, которая так горько и долго плакала, держа Эмму за руки, что наконец в изнеможении уснула. Кристина и с Марком не отказалась бы побыть, но он ушел вместе с Хелен, и тут остается лишь радоваться, что он наконец-то проводит время с сестрой, по которой так долго скучал.
Стукнула входная дверь. Кристина подскочила и смахнула со стола тарелку, та упала и разбилась. Кристина хотела собрать осколки, но услышала, как вошел Джулиан, закрыл за собой дверь… – запирающие руны в Идрисе были гораздо популярнее ключей, но он даже не потянулся за стилом, только бросил невидящий взгляд в сторону лестницы.
Кристина застыла как соляной столб: Джулиан выглядел как призрак из шекспировской пьесы. Он даже не переоделся после того, что произошло в Зале Соглашений: рубашка и куртка стояли колом от засохшей крови.
Она никогда не понимала, как разговаривать с Джулианом – знала о нем слишком много, чтобы чувствовать себя естественно, спасибо Эмме. Знала, что он отчаянно влюблен в ее подругу: это было понятно по тому, как он смотрел на Эмму, как с ней говорил, как протягивал ей блюдо через стол. И как только другие этого не видят! Ей уже приходилось видеть парабатаев, и никто из них друг на друга так не смотрел.
Знать такое о другом человеке было, как минимум, неловко. Не лучшие сейчас времена. Впрочем, лицо Джулиана было совершенно пустым: он шел к ней, и засохшая кровь его сестры осыпалась с одежды.
Если бы она стояла неподвижно, он мог бы вовсе ее не заметить – подняться к себе, избавив обоих от неловкой встречи. Но увидев его искаженное горем лицо, она, не успев ни о чем подумать, уже оказалась на пороге кухни.
– Джулиан, – тихо произнесла она.
Он не удивился и повернулся к ней медленно, словно автоматон, у которого кончается завод.
– Как они?
И что она должна на это ответить?
– О них позаботились, – сказала она, помолчав. – Здесь была Хелен. И Диана, и Марк.
– А Тай…
– Все еще спит.
Она нервно одернула юбку. Вернувшись из Зала Соглашений, она сменила всю одежду, какая на ней была, просто чтобы чувствовать себя чистой.
Он наконец встретился с ней взглядом. Его глаза были красными, хотя при ней он, кажется, не плакал. Или плакал – когда держал в объятиях Ливви… но об этом она вспоминать не хотела.
– Эмма… Она в порядке? Она бы… сказала тебе, если что.
– С ней сейчас Друзилла. Но она хотела бы видеть тебя, я уверена.
– Но с ней все хорошо?
– Нет, – честно сказала Кристина. – Разве это возможно?
Джулиан нерешительно посмотрел в сторону лестницы, словно не понимал, как по ней подниматься.
– Роберт хотел нам помочь, – сказал он. – Эмме и мне. Ты же знаешь о нас… Знаешь о наших чувствах.
Кристина потеряла дар речи: вот уж не думала, что он заговорит об этом с ней.
– Может быть, следующий Инквизитор…
– Возвращаясь, я видел: собрание уже началось. Большая часть Когорты и половина Совета. Обсуждают, кто станет следующим Инквизитором. Сомневаюсь, что это будет кто-то, способный нам помочь. Только не после того, что случилось сегодня. Я должен волноваться об этом, – добавил он, – но я уже не могу.
Наверху открылась дверь, на лестничную площадку упал прямоугольник света.
– Джулиан? – раздался голос Эммы. – Джулиан, это ты?
Он выпрямился.
– Иду.
И, не взглянув на Кристину, устремился вверх по лестнице – правда, на ходу он кивнул ей. Краткий жест признательности.
Шаги затихли, голос Джулиана смешался с голосом Эммы. Позади, в углу кухни валялись осколки тарелки… наконец-то, можно хоть что-то убрать. Это будет самое разумное из возможных сейчас действий, а Кристина всегда считала себя в первую очередь разумным человеком.
Мгновение спустя она уже набрасывала форменную куртку поверх того, в чем была, и убирала в боевой пояс ангельские клинки, а еще через секунду выскользнула за дверь и растворилась на улицах Аликанте.
* * *
Эмма слушала давно знакомые звуки: шаги Джулиана, поднимающегося по лестнице. Кажется, она всегда знала мелодию его легкой поступи… Так давно, что она уже перестала быть музыкой.
Она хотела позвать его еще раз, но не стала – она была в комнате Дрю, а Дрю только что уснула, измученная, не раздеваясь, в той одежде, в которой была на заседании Совета. Шаги Джулиана послышались в холле, потом открылась дверь. И закрылась.
Осторожно, стараясь не разбудить Дрю, Эмма выскользнула из комнаты. Где сейчас Джулиан, она и так знала – искать его не придется. Через несколько дверей, дальше по коридору, находилась комната Тая.
Там горел неяркий свет. У изголовья кровати в кресле сидела Диана, застывшая от горя и усталости. Кит спал, привалившись к стене, сложив руки на коленях. Джулиан смотрел на лежащего Тая: тот, одурманенный зельем, мирно спал, его черные волосы разметались по белым подушкам. И все-таки, даже во сне, даже один на кровати, он лежал слева, оставив место для Ливви.
– Щеки у него красные, – сказал Джулиан. – Может, у него жар?
– Нет у него никакого жара, – возразила Диана. – Все нормально, Джулс. Сон лечит.
Судя по выражению лица Джулиана, тот в этом не был так уверен. Эмма почти слышала его мысли: сон не вылечил меня, когда умерла мать… когда умер отец… Не излечит и его. Рана останется навсегда.
Диана посмотрела на Эмму.
– Как Дрю? – спросила она.
Джулиан поднял голову, встретился глазами с Эммой. Боль в них ударила ее в грудь, словно тараном. Дышать стало тяжело.
– Спит, – чуть слышно прошептала она. – Не сразу, но все-таки она заснула.
– Я был в Безмолвном городе, – сказал Джулиан. – Мы отнесли Ливви туда. Я помогал готовить тело к погребению.
Диана коснулась его руки.
– Тебе самому хорошо бы вымыться и отдохнуть.
– Я должен быть здесь, – тихо, но твердо сказал Джулиан. – Если Тай проснется, а меня не будет рядом…
– Не проснется, – сказала Диана. – Безмолвные Братья никогда не ошибаются с дозировкой.
– Если он проснется и увидит тебя таким, с головы до ног в крови Ливви, никому от этого лучше не будет, – подала голос Эмма.
Диана удивленно посмотрела на нее, поражаясь грубости сказанного, но Джулиан как будто очнулся.
Эмма протянула ему руку.
– Идем.
* * *
Мрак и синева смешались в небесной палитре, вдали над горами собрались грозовые тучи. К счастью, дорогу к Гарду освещали магические фонари. Кристина шла, стараясь держаться в тени. В воздухе резко пахло озоном, надвигалась буря. Так же покалывала кровь на языке, оставляя вкус меди и горечь.
Как только Кристина подошла к дверям Гарда, как они распахнулись, и наружу вышли несколько Безмолвных Братьев. Их одежды цвета слоновой кости мерцали, будто от дождевых капель.
Кристина вжалась в стену. Она не совершила ничего недозволенного, любой Охотник имеет право прийти в Гард, когда пожелает, но ей почему-то хотелось остаться незамеченной. Братья прошли совсем рядом – их одежда блестела не от дождя, а от тончайшей стеклянной пыли.
Наверняка они были в Зале Соглашений. Кристина помнила, как окно вышибло внутрь, когда исчезла Аннабель. Вспышка, грохот – все смешалось, превратилось в размытое пятно у нее в памяти. В тот момент все внимание Кристины было отдано Блэкторнам. Эмма с искаженным лицом… Марк, согнувшийся пополам, словно от удара…
Внутри Гарда было тихо. Не поднимая головы, она быстро прошла по коридорам, на звук голосов. Она взбежала по лестнице на второй ярус, нависавший над Залом, как галерка в театре. На помосте внизу собралась целая толпа нефилимов. Кто-то (возможно, это были Безмолвные Братья) уже убрал битое стекло, вытер лужи крови. Разбитое окно выглядело как прежде.
«Вовремя убрать улики, вот все, чего вы хотите», – подумала Кристина, прячась за перилами балкона. Все как всегда.
Гораций Диарборн сидел на троне. Высокий, костлявый мужчина, не слишком мускулистый, но жилы туго оплетали его шею и руки. Его дочь, Зара Диарборн, с волосами заплетенными в идеальную косу, венцом уложенную вокруг головы, в безупречных доспехах, стояла рядом. На отца она была не очень похожа – может быть, только напряженным и свирепым выражением лица и страстью к Когорте, фракции Конклава, верившей в превосходство Сумеречных охотников над жителями Нижнего Мира, даже если это вело к нарушению закона.
Вокруг толпились другие Охотники – и старые, и молодые. Кристина узнала нескольких центурионов: Мануэля Казалеса Виллалобоса, Джессику Босежур, Саманту Ларкспир – и многих других нефилимов, явившихся на собрание со знаками Когорты. Было там и несколько тех, кто, насколько Кристина знала, в Когорту не входил: Ласло Балош, например, глава Будапештского Института, – один из основателей Холодного мира, известный тем, что именно он предложил самые жестокие меры против Нижнемирских. Жозиану Понсерси Кристина помнила по Марсельскому Институту. Делейни Скарсбери преподавал в Академии. Еще несколько человек были друзьями матери: Трини Кастель – из Барселонского Конклава; Луана Карвальо возглавляла Институт Сан-Паулу. Обе они помнили ее еще маленькой девочкой.
Все они были членами Совета. Кристина молча возблагодарила небеса, что там нет ее матери – она была слишком занята прорывом халфасов в Аламеде и поручила Диего представлять ее интересы.
– У нас мало времени, – заявил Гораций. Весь его облик был полон серьезности и напряжения, исключавших наличие чувства юмора, как и у его дочери. – В это тяжелое время у нас нет Инквизитора, а между тем угроза существует и внутри Конклава, и вне его.
Он обвел взглядом собравшихся.
– Мы надеемся, что после сегодняшних событий те из вас, кто еще сомневался, наконец, поверят в это.
Кристина похолодела. Это было не просто собрание Когорты… Когорта вербовала новых членов – прямо здесь, в пустом Зале Соглашений, где совсем недавно умерла Ливви. Ей стало нехорошо.
– И что же, по-твоему, ты сегодня узнал, Гораций? – сказала женщина, говорившая с австралийским акцентом. – Не таи, мы все хотим знать, что происходит.
Гораций сдержанно улыбнулся.
– Андреа Седжвик. Если не ошибаюсь, вы поддерживали Холодный мир.
Кажется, женщине не понравилось это замечание.
– Я не слишком высоко ценю Нижнемирских. Но то, что произошло здесь сегодня…
– На нас напали, – отрезал Диарборн. – Предали и напали. Одновременно изнутри и снаружи. Уверен, вы все видели то же, что и я – знак Неблагого Двора.
Кристина вспомнила: когда Аннабель исчезла, словно незримые руки вытащили ее из окна Зала Соглашений, в воздухе вспыхнул некий образ: разбитая корона.
В толпе раздался одобрительный ропот. Страх сгущался под сводами, словно дурной запах. Диарборн явно наслаждался им, и едва не облизывался, оглядывая собравшихся.
– Неблагой Король нанес удар в самом сердце нашей родины. Ему плевать на Холодный мир – он знает, что мы слабы. Он смеется над нашей неспособностью принять более суровые законы, сделать хоть что-нибудь, способное по-настоящему контролировать фэйри…
– Никто не может контролировать фэйри, – перебил его Скарсбери.
– Подобное отношение и ослабляло Конклав все эти годы! – рявкнула Зара.
Отец с нежностью посмотрел на нее.
– Моя дочь совершенно права, – заметил он. – У фэйри тоже есть слабости, как у любых Нижнемирских. Они не были созданы Богом или нашим Ангелом. У них есть изъяны, но мы никогда не использовали это против них. А вот они всегда пользовались нашим милосердием и смеялись за нашей спиной.
– И что вы предлагаете? – вмешалась Трини. – Обнести страну фэйри стеной?
Послышались презрительные смешки. Фэйри были везде и нигде: они обитали на ином плане бытия. Его стеной не окружишь.
Гораций прищурился.
– Вам смешно, – сказал он, – но железные двери у всех входов и выходов из страны фэйри предотвратили бы их вылазки в наш мир.
– Так вот какова наша цель? – Мануэль говорил лениво, словно ответ его не слишком интересовал. – Запереть фэйри у них дома?
– Цель у нас не одна, и тебе это хорошо известно, мальчик, – сказал Диарборн и вдруг улыбнулся, словно ему только что пришла в голову какая-то идея. – Ты слышал про гниль, Мануэль. Возможно, стоит поделиться этим знанием с нами, ведь Консул до сих пор пребывает в неведении. Наверняка этим добрым людям следует знать, что бывает, когда двери между нашими мирами стоят нараспашку.
Вцепившись в ожерелье, Кристина молча слушала, как Мануэль описывает пятна больной, мертвой земли, появившиеся в Броселиандском лесу: их не брала магия Охотников. Судя по всему, та же гниль свирепствовала в Неблагих землях. Откуда он только об этом узнал? Кристина кипела от ярости. Об этом Совету должен был рассказать Кьеран, но ему не дали возможности это сделать. Как Мануэль узнал?..
Хорошо, что Диего сделал то, о чем его просили, и увез Кьерана в Схоломант. Чистокровному фэйри здесь теперь было не безопасно.
– Неблагой Король готовит яд и уже начал изливать его в мир. Этот яд лишит Сумеречных охотников сил сопротивляться. Мы должны немедленно выступить и показать ему нашу силу, – заявила Зара, не дав Мануэлю закончить.
– Так же, как вы выступили против Малкольма? – поинтересовался Ласло.
В зале зашушукались; Зара покраснела. Она хвасталась, что сама убила могущественного колдуна Малкольма Фейда, но потом выяснилось, что она лгала. Кристина – и не только она – надеялась, что это дискредитирует Зару, но теперь, после того, что случилось с Аннабель, эта ложь выглядела просто шуткой.
Диарборн встал.
– Сейчас речь не об этом, Балош. В жилах Блэкторнов течет кровь фэйри. Они притащили в Аликанте эту тварь – некромантское, полумертвое отродье, которое убило нашего Инквизитора и затопило этот зал кровью и ужасом.
