скачать книгу бесплатно
У Кристины расширились глаза, а Эмма внезапно вспомнила лицо Марка час назад на кухне, когда они с Джулианом выдали новость: вся семья возвращается в Лос-Анджелес сегодня же – но без них.
Марк словно одеревенел. Потом покачал головой и сказал:
– Скверные новости. Я не могу… – но замолчал и сел на край стола; руки у него слегка дрожали.
Хелен, которая и так уже там сидела, побледнела, но ничего не сказала, а Алина положила руку жене на плечо.
Дрю, ни слова не говоря, вышла. Марк через мгновение встал и последовал за ней. Тавви некоторое время протестовал, выдвигал сотни аргументов, почему Джулиану непременно нужно отправиться с ними, и почему им не надо оставаться, и что пусть лучше Инквизитор приедет к ним, в Лос-Анджелес, или даже проведет допрос по скайпу – от этого последнего предложения у Эммы точно случилась бы истерика, не будь она в таких расстроенных чувствах.
– Так мы едем домой? – спросила Хелен; Джулиан наклонился и что-то тихо втолковывал Тавви – Эмма их больше не слышала. – Назад, в Лос-Анджелес?
– Я за вас очень рада, и Джиа говорит… она думает, вы сможете остаться, – торопливо проговорила Эмма.
– Она надеется, что мы сможем остаться, – поправила ее Алина.
С виду она была совершенно спокойна, но пальцы на плече Хелен так и побелели.
– Но не без тебя же, – на лице у Хелен появилось загнанное выражение. – Мы должны остаться здесь, пока они держат тебя…
– Нет, – к всеобщему удивлению, это вставил Тай. – Это будет опасно для Марка. И для тебя тоже. В плане Джиа есть свой резон.
Кит бросил на него не поддающийся расшифровке взгляд, в котором сквозила тревога и… что-то еще.
– Домой! – глаза Хелен заблестели от слез.
Она посмотрела на Джулиана, но тот был занят попытками усмирить брыкающегося Тавви. В конце концов мальчика пришлось унести.
– Даже не знаю, от грусти я плачу, или от счастья, – пробормотала Хелен, смахивая слезы.
Алина поцеловала ее в голову.
– И от того, и от другого, я думаю.
Эмма была уже на полпути в комнату Кристины, когда на лестничной площадке наткнулась на Марка. Он стоял, прислонившись к стене, и выглядел мрачным.
– Дрю не пускает меня с ней поговорить, – сообщил он. – Я волнуюсь. Это в духе фэйри – горевать в одиночку, но Сумеречным охотникам такое не свойственно.
Эмма заколебалась. Она чуть было не ляпнула, что это очень свойственно Дрю – запираться одной у себя в комнате. Но Дрю и правда была очень расстроена, когда выбегала из кухни, так что…
– Продолжай пытаться, – посоветовала она. – Иногда приходится стучать минут двадцать. Ну, или сразу предложи посмотреть вместе с ней какой-нибудь триллер.
Марку эта идея не показалась удачной.
– Не уверен, что мне понравится фильм ужасов, – с сомнением протянул он.
– Никогда не знаешь, где тебе повезет, – пожала плечами Эмма.
Марк уже собрался идти обратно, наверх, но задержался на первой ступеньке.
– Я и за вас с Джулианом волнуюсь, – признался он. – Мне не нравится Инквизитор, и то, что он будет вас допрашивать. Он похож на Неблагого Короля.
– Да ну? – удивилась Эмма.
– Да, то же ощущение, – сказал Марк. – Не могу объяснить, но…
Наверху на площадке открылась дверь.
– Эмма? – Кристина заглянула вниз. – Ты не могла бы…
Увидав Марка, она замолчала. Эти двое так смотрели друг на друга, словно Эммы тут вообще не было.
– Простите, не хотела вас прерывать, – сказала Кристина, продолжая смотреть на Марка, а он на нее, словно их взгляды кто-то связал узлом.
Марк встряхнулся, будто смахивая паутину снов.
– Все в порядке. Мне все равно нужно поговорить с Друзиллой.
Он взлетел по ступенькам и исчез за поворотом коридора.
Кристина тоже опомнилась и пригласила Эмму войти. Теперь казалось, что никакого Марка она только что не видела, но Эмму так и подмывало расспросить ее об этом.
– Ты будешь нужна Марку, – начала она, и Кристина тотчас же сцепила руки на коленях.
– Марк… – она замолчала. – Не знаю, о чем он думает. Возможно, злится на меня.
– С какой стати ему на тебя злиться?
– Из-за Кьерана. Они нехорошо расстались, а теперь Кьеран далеко, отсиживается в Схоломанте, и это из-за меня.
– Ты не ссорила их с Кьераном, – запротестовала Эмма. – Если уж на то пошло, мирила ты их гораздо дольше. Не забыла горячий эльфийский тройничок?
Кристина закрыла лицо руками.
– Ффрымффтычн.
– Прости, что?
– Я сказала, – она подняла голову, – что Кьеран прислал мне весточку.
– Правда? Как? Когда?
– Сегодня, в желуде. Очень информативную.
Кристина протянула ей крошечный клочок бумаги.
Леди роз
Хотя в Схоломанте холодно, а с Диего можно помереть со скуки, я все же благодарен за то, что моя жизнь оказалась для тебя достаточно ценной, чтобы ее спасти. Ты так же добра, как и прекрасна. Мои мысли неизменно с тобой.
Кьеран
– Почему он тебе это прислал? – Эмма покачала головой и протянула записку обратно. – Странная она какая-то. Да и сам он странный.
– Видимо, хотел поблагодарить за побег, вот и все, – возразила Кристина.
– Фэйри никого не благодарят, – сказала Эмма. – Это романтическое послание.
Кристина покраснела.
– Нет, это просто обычная для фэйри манера изъясняться. Ничего не значит.
– Когда речь идет о фэйри, – мрачно констатировала Эмма. – Все что-нибудь значит.
* * *
Тем временем Дрю решительно игнорировала стук в дверь. Это было совсем не трудно: с тех пор, как умерла Ливви, она чувствовала себя словно под водой. Все было таким далеким, будто происходило где-то высоко над ее головой. Слова превратились в эхо, а люди – в размытые пятна, в игру светотени.
Иногда она сама говорила себе: Ливви, моя сестра Ливви, мертва.
Но и слова были какие-то ненастоящие. Даже горящий погребальный костер случился с кем-то другим.
Она выглянула в окно: демонские башни сверкали, как осколки стекла. Дрю ненавидела их лютой ненавистью: всякий раз, как она бывала в Аликанте, происходило что-нибудь ужасное. То кто-то умирал, то Хелен отправляли в ссылку…
Дрю села на подоконник, все еще держа в руках скатанную в рулон футболку. Хелен… Они все так долго хотели, чтобы она вернулась. Это была настоящая цель их семьи – они так хотели, чтобы Марк вернулся, и чтобы кончился Холодный мир, и чтобы Джулс был счастлив, и пропала эта напряженная складка у него между бровей. А теперь Хелен и правда вернулась и даже, кажется, собиралась сменить Джулса.
Хелен позаботится о вас, сказал он. Как будто можно вот так, взять и уйти с этого поста, а Хелен – встать на замену… как будто они не семья вовсе, а так, горсть мимоходом брошенных монеток. Или малолетних идиотов. Ты со мной обращаешься как с дурочкой, подумала она… интересно, что бы вышло, если бы она так и сказала Джулиану. Но нет, она бы все равно не сказала. С тех пор как Ливви умерла, складка у него между бровей и правда пропала, но вместо нее появился пустой взгляд, который был в сто раз хуже.
Хотя получить назад Марка – уже что-то. Марк ведь был с ними счастлив, даже когда вел себя странно и нес всякую эльфийскую чушь. Он еще сказал ей, что она красивая, и пытался готовить, хотя и не умел. Но Хелен была такая тонкая, прекрасная и далекая. Дрю еще помнила, как Хелен отправилась в Европу на учебный год, помахав на прощание, будто отмахнувшись от них, и настолько довольная отъездом, что это казалось пощечиной лично ей. Она тогда вернулась с Алиной, лучезарно счастливая, но Дрю навсегда запомнила, как счастлива Хелен была их бросить.
Она не станет смотреть со мной ужастики и есть сладкий попкорн, думала Дрю. Она, наверное, вообще ничего не ест, кроме цветочных лепестков. Она вообще ничего про меня не понимает и даже пытаться не будет.
Развернув футболку, она достала изнутри нож и записку, которую Хайме Росио Розалес сунул ей в Лондоне. Она читала ее столько раз, что бумага истончилась и обтрепалась по краям. Держа записку в руках, она свернулась на подоконнике, пока Марк тщетно барабанил в дверь и звал ее по имени.
* * *
В доме была только гулкая пустота.
Путешествие туда и обратно в Гард превратилось в полный хаос. Тавви ныл, Хелен лихорадочно выспрашивала у Джулиана что-то про будни управления Институтом, между Кристиной и Марком словно летали электрические заряды, а Тай с загадочным лицом что-то искал в своем телефоне. По дороге обратно Диана милосердно нарушила царящее между Джулианом и Эммой тяжелое молчание и начала болтать о том, стоит или нет ей продавать оружейную лавочку на Флинтлок-стрит. Она предпринимала усилия, чтобы избежать неловких пауз в разговоре – это было ясно как день, но Эмма все равно была ей признательна.
Но теперь Диана ушла к себе, и Эмма с Джулианом в полном одиночестве подошли к дверям дома на канале. По всему дому стояла охрана, но он все равно был вопиюще пуст. Еще утром здесь было полно народу, но теперь остались только она и Джулиан. Он задвинул засов на входной двери и все так же молча собрался подниматься наверх.
– Джулиан, – не выдержала она. – Нам нужно… мне нужно с тобой поговорить.
Он остановился, положив руку на перила. На нее он даже не смотрел.
– Ну, разве это не банальность? – холодно сказал он. – «Нам нужно поговорить».
– Вот именно. Именно поэтому я сказала по-другому: мне нужно с тобой проговорить. Так или иначе, это факт, ты сам знаешь. Особенно если мы собираемся провести тут несколько дней наедине. И вместе предстать перед Инквизитором.
– Но речь ведь не об Инквизиторе, не так ли? – он наконец повернулся к ней. Его глаза горели ядовитым сине-зеленым цветом.
– Нет.
На мгновение Эмме показалось, что он откажется разговаривать, но Джулиан пожал плечами и пошел наверх, словно приглашая ее следовать за ним.
Войдя в комнату, она закрыла дверь. Он расхохотался, хотя голос его звучал устало и глухо.
– Это совсем не обязательно. В доме больше никого нет.
Были времена, когда они ни о чем так не мечтали, как получить целый пустой дом в свое распоряжение. У них была общая мечта – целый дом, только для них двоих… Целая жизнь – только для них, навек. Но сейчас, когда Ливви умерла, думать об этом было почти кощунством.
Она сегодня уже смеялась – раньше, с Кристиной. Искорка веселья в кромешной тьме. Джулиан повернулся к ней с совершенно пустым лицом, и она едва не поежилась, увидев его.
Эмма шагнула вперед, вглядываясь в его черты, – ничего не смогла с собой поделать. Он когда-то сказал ей, что в живописи и рисунке самое интересное – тот момент, когда картинка обретает жизнь. Взмах кистью, штрих пером, и изображение из плоской иллюстрации превращается в живой, дышащий портрет – в улыбку Моны Лизы, в искру интереса в глазах «Девушки с жемчужной сережкой».
Вот что пропало из Джулиана, поняла она, снова вздрагивая: тысяча эмоций, бурлившая в его глазах, и среди них любовь – к ней, к братьям и сестрам. Даже беспокойство покинуло его, и это было самое странное.
Он сел на край кровати. На ней лежал альбом – он небрежно отшвырнул его в сторону, под подушку. А ведь он всегда был очень аккуратен с принадлежностями для рисования… Эмма сдержала порыв спасти ни в чем не повинный альбом. Ей казалось, будто она потерялась посреди бескрайнего океана.
Слишком многое успело измениться.
– Что с тобой происходит? – спросила она.
– Понятия не имею, о чем ты. Я оплакиваю свою сестру. Как я, по-твоему, должен себя вести?
– Только не так, – отрезала она. – Я твой парабатай. Я всегда чувствую, если что-то не в порядке. А горе – это не «не в порядке». Горе – это то, что чувствую сейчас я, и что ты сам чувствовал еще вчера ночью… Но Джулиан, сейчас от тебя не этим пахнет. И это пугает меня.
Джулиан некоторое время молчал.
– Прозвучит странно, – сказал он наконец, – но можно я до тебя дотронусь?
Эмма шагнула вперед и встала между его коленей – протяни руку и коснешься.
– Да.
Он положил ладони ей на бедра, сразу над ремнем джинсов. Привлек ее к себе. Она мягко обхватила руками его щеки, коснулась острых скул. Он закрыл глаза, ресницы порхнули по пальцам. Что такое, Джулиан, подумала она, в чем дело? Он и раньше иногда что-то скрывал от нее… Но теперь ощущение было такое, словно он прятал от нее целую жизнь, годами. Иногда он казался ей книгой на незнакомом языке… а теперь превратился в книгу, не только закрытую, но и запертую на десяток тяжелых замков.
Джулиан ткнулся головой в Эмму – она почувствовала волны его мягких волос, – потом поднял голову. Горячее дыхание проникло сквозь ткань, добралось до кожи. Он слегка поцеловал ее в живот – Эмма почувствовала дрожь. Когда их глаза снова встретились, его взгляд был лихорадочен и светел.
– Думаю, я решил нашу проблему, – негромко сказал он.
Она одним махом отмела желание, смятение, гнев – весь комок перепутанных чувств.
– О чем ты?
– Когда умер Роберт Лайтвуд, мы потеряли единственный шанс отправиться в изгнание. Я надеялся, что горе и боль заставят меня разлюбить тебя…
Его руки все еще лежали у нее на бедрах, но утешения это не приносило – слишком безжизненный был у него голос.
