скачать книгу бесплатно
– Я подумаю, – всё ещё сомневаясь, произнесла Оля, продолжая пережёвывать бургер. Девушка искоса посматривала на собеседника и решала, насколько тот может быть опасен. Впрочем, интуиция подсказывала, что тут особых проблем нет и не будет, а природная лень призывала побыстрее согласиться со столь удобным предложением и более не искать жильё.
– Ну что, идём? Посмотришь, где я живу, не понравится, поедешь искать гостиницу.
– Ладно, уговорил, сорвались, – самоуверенно ответила та.
Через час Майозубов стоял на кухне и задумчиво смотрел в окно. За окном намечались лёгкие сумерки, а в остальном почти всё соответствовало тому, что происходило день назад: на столе лежала ещё горячая курица гриль, а в морозилке отдыхала литровая бутылка финской водки. Памятуя про тяжёлое утро, Аристарх купил два больших пакета апельсинового сока, лаваш и несколько шоколадных батончиков. Девушка, переодевшись в удобную для дома одежду, лениво суетилась, расставляя на столе посуду. Дом и квартира произвели очень благоприятное впечатление, отчего теперь Аристарх виделся весьма приличным молодым человеком, а не тем помятым лошарой из американского общепита. К её удивлению, жильё нового знакомого оказалось довольно большим для одного человека и состояло из трёх комнат. Гостья заняла ту, в которой располагалась уютная диван-кровать и попросила без стука не входить. В общем, быстро освоилась, обрадованно посчитав, что всё идёт самым лучшим образом.
Оля заполнила своей энергией всю кухню, деловито разламывала курицу-гриль и увлечённо говорила, что хочет стать певицей, Аристарх, почти не слушая жизнерадостный щебет девушки, вспоминал, как встретил свежее тысячелетие. Произошедшее в новогоднюю ночь виделось крайне необычным, так как показалось, что внутри сознания зародились глубокие и весьма противоречивые процессы. С одной стороны, он искренне ненавидел Ельцина и его бессовестную либеральную шайку, с другой, странный ночной разговор оставил свой неизгладимый след и весьма непростые поводы для осмысления.
Сейчас молодой человек понимал, что той беседы просто не могло быть и винил в пережитом выпитый алкоголь, помноженный на собственную неопытность в этой части бытия. Оставался лишь один важный вопрос, куда делись остатки водки? Данное понимание полностью сметало здравую логику и, конечно же, сильно пугало. Майозубов не считал себя поэтом-мистиком, справедливо относя свой гений к бунтарям, драчунам и дамским угодникам, но даже с учётом такой самоидентификации сознание рисовало совершенно удивительную картину, а что хуже всего, он помнил каждое слово, которое произнёс ушедший на покой, и, по-видимому, воображаемый, бывший гарант Конституции. Самым противным являлось воспоминание о том, что, во время незабываемой беседы, он полностью соглашался с тезисами Ельцина и даже плакал от осознания верности произнесённых тем слов. Аристарх абсолютно не понимал произошедшего, всё слишком походило на сумасшествие и спасало лишь одно, что объективной причиной безумства, по вполне здравой логике, назначалась водка.
Оля не осознавала, что её практически не слушают, продолжая увлечённо верещать о лелеемом желании петь со сцены. Она с лёгкостью освоилась, полностью отринула страхи, искренне живя в своей ситуации и своём мире, девушке казалось, что всё начало удачно складываться, а счастливая карьера звезды в цепких ладошках, благоволящей мечтам, судьбы. Немного смущала некоторая надменная холодность задумчивого Аристарха, ведь она привыкла, что за ней все ухаживают, добиваясь внимания и расположения, а тут нечто обратное, что и интриговало, и злило одновременно. Капризный дамский эгоизм отказывался принять, что в мире существует множество иных, не менее важных событий, чем её царственное присутствие. Решив, что хозяин квартиры большой скромник и поэтому, конечно же, слишком напряжён, Оля достала из морозилки водку и разлила в небольшие хрустальные рюмки. Рюмки она заприметила в сделанном из красного дерева серванте, который напоминал о пережитках советской власти и в то же время намекал, что в уютной квартире некогда жили совсем непростые люди, что, собственно, являлось абсолютной истинной, так как давно умершие родители Нины Николаевны относились к обласканной коммунистами успешной профессорской элите.
– Ну что, за знакомство, – жизнерадостно произнесла Оля, привлекая внимание витающего в своих мыслях Аристарха.
– Давай, – чуть отстранённо произнёс тот, резко вырванный из липкого процесса осмысления собственной реальности. Он совсем не хотел пить, но и отказываться не стал, так как это бы выглядело немного неприлично. Позже Майозубов напишет удивительно точные строки:
В этой жизни предельно запутанной
Душу рвали мне Кант и Манн
И поэтому водку мёрзлую
Лью нещадно в гранёный стакан.
Непосвященным покажется странным, причём тут унылые немецкие философ и писатель-прозаик. Скажем прямо, почти не причём. Однако, если разобраться в нюансах, историю российской империи старательно прописывали ушлые немцы Миллер и Шлецер, а немецкая философия и поэзия формировали сознание тех элит. Чистая русская душа всегда ненавидела хитрое засилье вездесущих иностранцев, полное исключительной лжи и плохо скрываемой вражды. Великий Ломоносов положил жизнь в борьбе с этим злом, но также, как и небезызвестный дон Кихот, прослыл обычным безумцем, сражающимся против огромных ветряных мельниц, а набившие оскомину Кант и Манн просто попались под творческую руку Аристарха. Их грехов было мало, но поэтическое сознание юного гения объединяло знаменитых людей в одну, только ему ведомую, смысловую цепь.
Рюмка противно охладила руку Майозубова, а вкусовые рецепторы почувствовали резкий вкус водки и почему-то показалось, что где-то промелькнула тень ненавистного Ельцина. Молодой человек резко тряхнул головой, в отчаянной попытке избавится от наваждения, и уставился на болтливую гостью. Что говорила гостья его по-прежнему мало интересовало, но вот то, чем она издавала эти почти бессмысленные звуки, завораживало. Идеальные губы Оли могли завести кого угодно, а великого поэта эпохи, тем более. Именно по этой причине, не желающий употреблять алкоголь Аристарх, ещё раз наполнил рюмки и произнёс:
И глаз пелена, и губ наслажденье,
Так выпьем скорей за чудес проявленье…
– А ты и правда поэт, – самодовольно улыбнувшись, произнесла девушка, ей льстили продекламированные строки, и она справедливо приняла их на свой счёт.
– Я не просто поэт, я гений… Такой же, как, например, Есенин, – уверенно сказал молодой человек.
– А почему не Пушкин? – усмехнулась Оля.
– Сравнила! Пушкин – ремесленник, такое писать можно километрами, а ты вот напиши так, как Есенин, хоть пару строк… Сможешь?
– Не смогу даже, как Пушкин, – ответила смущённая красавица и взяла кусок курицы.
Пространство наполнила та особая тишина, которая предшествует романтичному осмыслению момента, разогревая внутренний кипятильник с чувствами, мыслями и эмоциями. Нельзя сказать, что Оля совершенно не предполагала особенного завершения знакомства, но её практичные мозги давали возбудиться телу лишь тогда, когда отношения приносили выгоду, а тут юный поэт. Поэт – это же почти бомж, несчастный, обречённый на незавидную судьбу и вечное поругание, другое дело – коммерс или даже бандюган. Трезвой ему точно не дам, – обречённо подумала Ольга и подошла к мойке, где стояли два гранёных стакана.
– Давай, за успешную карьеру, – напористо сказала девушка и разлила водку в только что вымытые ею стаканы.
– Давай, – без особого энтузиазма произнёс Майозубов, которому совсем не хотелось алкоголя. Он и умом понимал, что лучше не стоит, но эрекция пересилила все другие аргументы.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, что вселенная настолько огромна, что, передвигаясь в ней, нет никакого смысла выбирать пункт назначения, ведь в каком бы направлении ты бы не пошёл, до заветной цели дойти невозможно. Но при всей печали этого непреложного факта, есть и оптимистичные нотки, так как в образовавшейся, конкретной ситуации, совсем неважно в какую сторону идти. Учитывая недостижимость цели, все направления можно считать в принципе верными, отчего особую важность представляет сам пройденный путь, и ты на этом пути. Данная мысль ворвалась в голову Аристарха, когда он залпом выпил стакан водки. Алкоголь теплой вспышкой отразился внутри, а вслед за этим нарисовалось чрезвычайно довольное лицо Ельцина, тот нагло подмигнул, но потом моментально исчез, то ли из вежливости, то ли по другим, известным только ему, причинам.
– Оля, как себя чувствуешь? – желая уйти от наваждения, спросил Аристарх, заметив, что та так же быстро опустошила стакан.
– Совсем не плохо, – оптимистично ответила сильно захмелевшая девушка.
– Тогда пошли.
– Куда?
– Знакомиться пошли, зря что ли пили?
Аристарх не любил долгих церемоний, поэтому спокойно подошёл к Оле, по-хозяйски взял на руки и отнёс в спальню. Через четыре часа всепоглощающей страсти, девушка крепко спала, а чуть подуставший гений вновь вернулся на кухню отдышаться и немного поесть. Он невольно сравнивал Нину Николаевну с Олей и те безусловно отличались. Нина Николаевна противопоставляла богатый опыт свежести молодого тела и, как ни странно, выигрывала, её искушённая ненасытность настолько впечатляла поэта, что он даже не помышлял искать приключения на стороне. Впрочем, это уже почившее в бозе прошлое, которого, к сожалению, никак не вернуть. Объединяло женщин, пожалуй, одно – азартность в сексе, что в понимании Аристарха являлось огромным плюсом.
Майозубов устало оглядел кухню и, к своему величайшему изумлению, отметил, что на столе стоят два наполненных водкой стакана, а на одном лежит шоколадный батончик. Эта маленькая ритуальная деталь невольно намекала, что тут чьё. «Опять долбанный призрак Е.Б.Н.», – зло вздохнул Аристарх и решил, что в этот раз обязательно разберётся в том, что происходит. Поэт отчётливо понимал, наполнить стаканы было просто некому, ни он ни Оля не выходили из спальни, входную дверь Аристарх лично запер, а Ельцин по-прежнему представлялся лишь больной проекцией отравленного алкоголем мозга.
Казалось, понять происходящее можно только одним способом – выпить стоящий на столе стакан, что в тот момент представлялось вполне логичным. Майозубов вполне лояльно принял своё лёгкое сумасшествие, считая подобное вполне достойным свойством присущим гениальным поэтам, поэтому встреча с нахальной галлюцинацией совершенно не пугала. Так же хотелось узнать о ситуации побольше и опять же, все эти странности, которые невозможно объяснить даже помутнённым рассудком. Ведь правда, кто наполнил стаканы водкой? Ну, действительно, кто?
Аристарх с опаской подошёл к столу, сел на стул и сосредоточенно выпил. Затем, медленно прикрыв веки, терпеливо подождал, когда упругая волна опьянения даст о себе знать, а потом, распахнув глаза, увидел кривляющегося Ельцина. Бывший гарант Конституции мерзко улыбался и медленно вливал в себя алкоголь. Выпив, Борис Николаевич упёрся взглядом в стол и стал упоённо рассказывать о гомосексуализме, то и дело употребляя слова норма и парад. Сильно опьяневшего поэта, по совершенно непонятным причинам, вдохновила эта пошлая и слишком уж срамная речь, а затем, к вящему удивлению, искренне показалось, что парады гомосексуалистов – отличная идея. Однако, несмотря на весь этот, казавшийся положительным, бред, где-то в глубине души, другая часть натуры, временно ушедшая на второй план, настойчиво привносила диссонанс в благостное понимание такого рода свобод. Нечто знакомое, но почему-то плохо осознаваемое, истерично кричало: «Не верь ему – это зло»!
– Что со мной происходит? – собрав волю в кулак, твёрдо спросил Аристарх.
– Блямб-дерлямб, – хихикая ответил Ельцин.
– А точнее? – не унимался молодой человек.
– Понимаешь, ты поэт, а поэт вмещает в себя весь мир, поэтому, когда ты трезвый, ты классический патриот и традиционалист, а когда пьяный, на редкость фанатичный либерал и глобалист.
– И что делать?
– В твоём случае, ничего, блямб-дерлямб.
– А если совсем не пить?
– Тогда, блямб-дерлямб, ты не сможешь быть поэтом.
– Но я не могу не быть поэтом, – почти прокричал отчаявшийся Аристарх.
– Тогда, блямб-дерлямб, это твой путь.
– Какой путь? – будто не расслышав, нервно переспросил Аристарх.
– Твой, блямб-дерлямб, – коротко ответил Ельцин и бесцеремонно растворился в пространстве.
Майозубову показалось, что важный разговор между ним и призраком получился слишком уж коротким, ведь осталась куча незаданных вопросов. С другой стороны, часы прямо указывали на то, что стрелки пробежали минимум два оборота. «Странно, но такого просто не может быть», – осознав нелогичное течение времени, удивился Аристарх. Потом нахлынули совсем неприятные ощущения, ведь, чем больше трезвел великий поэт эпохи, тем сильнее проявлялось отрицание гомосексуализма и прочей около демократической шелухи. Так же быстро улетучивалось восхищение либеральной свободой, как будто розовые очки псевдолюбви к человечеству рассыпались прямо на переносице. «Что, сука, за путь»? – возмущённо промычал Аристарх, с трудом вспоминая несвязную присказку Ельцина. Но как бы он не старался, от присказки вспомнилось только одно слово – «дерлямб». Затем сильно уставшее сознание соединило повисший на губах «дерлямб» и понятие «путь» в одно предложение, превратив нечаянное озарение в звонкое словосочетание «Дерлямбовый путь», а жизнь величайшего поэта современности в следование по этому тернистому пути.
Глава третья. Утро новой жизни.
На столике пронзительно зазвонил культовый «Нокиа» 3210, Оля, скинув одеяло, протянула руку, чтобы ответить. Аристарх с трудом открыл глаза и первую минуту не понимал, где находится. «Я уже приехала в Москву», – говорила кому-то Оля, а Майозубов почему-то вспомнил неуклюжего Ельцина. Когда девушка закончила разговор и упала головой на подушку, молодой человек, не теряя времени, бесцеремонно улёгся сверху, реализуя неписанное право на бестолковый утренний секс. «Аристарх, прекрати, у тебя, ну слишком уж большой, я устала», – попыталась сопротивляться девушка, понимая, что ей светит ещё одна бессонная ночь, правда по другому адресу, и хотела дать телу хоть немного отдохнуть. Впрочем, игривая природа быстро одержала верх над девичьей расчётливостью и Ольга, провалившись в омут похоти, безвольно стонала, испытывая невероятное чувственное наслаждение.
Аристарх с утра предпочитал недолгий секс, поэтому уже через полтора часа стоял под душем и чистил зубы, думая над тем, что его жизнь изменилась раз и навсегда. Пришло полное принятие произошедшего и уже совсем не хотелось разбираться во вчерашних видениях, отделяя настоящее от проекции пьяного сознания. Гений ещё толком не понимал себя и свою новую особенность, а расслабленное тело приятно вибрировало и требовало еды. К его удивлению, самочувствие оставалось вполне приличным, голова почти не болела и поэтому, несмотря на лёгкую слабость в ногах, он отправился на кухню варить кофе. Ночь подарила некоторое вдохновение, отчего родились слегка ироничные строки:
Пространство дарит поэтам принцесс,
Как лучики солнца цветку,
Пусть будут женщины,
Поутру…
Подобные кофе глотку…
Стихи показались Аристарху совсем не блестящими, но крайне подходили к только что приготовленному напитку. Поэт улыбнулся и записал их в тетрадке, которая не случайно валялась на столе, ибо была предназначена абсорбировать капризное вдохновение гения.
– Тебе с молоком кофе или без, – обратился Аристарх к вошедшей на кухню Оле.
– С молоком, – коротко ответила та и кокетливо поправила полотенце на мокрых волосах.
– У меня есть фен, – участливо предложил молодой человек.
– Хорошо, но сначала кофе.
– Ладно, как скажешь.
– Кстати, хотела с тобой поговорить, – немного изменив тон голоса, продолжила беседу девушка.
– Вот это да, – усмехнулся Майозубов.
– Прекрати, я серьёзно. Просто хочу тебе сказать, что произошедшее ночью – это не повод для отношений.
– Ну само собой разумеется, могла бы этого даже не говорить.
– То есть, наша ночь для тебя совсем ничего не значит? – немного обиделась Оля.
– Ну почему совсем ничего, я поэт, для меня секс с поклонницами – часть образа и лучший способ обрести вдохновение…
– Не слишком ли ты самоуверен?
– Ну не знаю…
– Мне вот кажется, что так может рассуждать только самовлюблённый козёл…
– А ты обычная шлюха, – зевая парировал Аристарх.
– А ты, идиот! Когда у тебя ещё будет такая красивая девушка, как я? – искренне возмутилась Оля.
– Да прямо сейчас, – уверенно произнёс Аристарх и отнёс сопротивляющуюся девушку в спальню.
За окном плыл чудесный солнечный день, поэтому расслабленный народ, лихо отгулявший новогоднюю ночь и напрочь проспавший первый день года, понемногу выползал на улицу, горожане радовались холодному зимнему солнцу, миллениуму и вовсю строили планы. Молодые люди, реализовав очередную волну страсти, пили кофе прямо в кровати и пускай напиток давно остыл, его вкус приятно раздражал язык и бодрил, они удовлетворённо молчали, и каждый что-то решал внутри себя. Ольга думала, что ей пора собираться и уходить, но не предпринимала никаких действий, а Аристарх неторопливо размышлял о фразе записанной ночью в тетрадке, странное сочетание «Дерлямбовый путь» наполняло сознание новыми смыслами, хотя внутри растревоженной души понемногу выстраивался «железный занавес».
В эту секунду Майозубов ощущал двойственность и тоску, понимая, что одна часть его натуры, направлена на служение Отчизне, а другая, навечно прикипела к низменной либеральной волне, со всеми её соблазнами, удовольствиями и огромным разрушительным потенциалом. От ясного понимания внутренних противоречий немного трясло, страх сменялся ужасом, а в голове привычно рождалась поэзия:
Я не знаю куда идти,
В душе страх, раздрай и сомнения,
А коль стану кем-то одним,
То покинет меня вдохновение…
Поэтический дар уйдёт,
Птицей мёртвой окажутся строки,
Буду биться, как рыба об лёд,
Уходя в нигилизм и пороки…
Осознав то, что для борьбы добра со злом полем битвы выбрали его бессмертную душу, Аристарх мгновенно собрался и мужественно принял вызов Создателя, согласившись на тернистый «Дерлямбовый путь», понимая, что именно в нём заключена величайшая божественная милость, реализуемая через льющиеся вдохновенные строки. Майозубов ещё бы долго размышлял об израненной, разорванной в клочья душе, но Оля потрепала его за плечо и попросила проводить до такси. Он очень удивился, что девушка сумела так быстро собраться и привести себя в порядок. Казалось, не было ни бурной ночи, ни водки, ни долгого переезда из столицы Украины, Оля выглядела свежо и соблазнительно, излучая юную нежность, здоровье и невероятную красоту.
На улице Аристарх почувствовал вкус свободы и манящие перспективы энергичной молодости, ему немного льстило, что рядом идёт столь привлекательная девушка, он видел, как дорого одетые мужчины кидают на неё заинтересованные взгляды и ощущал себя беспородным Шариком, стащившим кусок первоклассного мяса с хозяйского стола, понимание этого смешило и наполняло эго изощрённой гордостью и самолюбованием. «Да вы, друзья, со своими миллионами в пролёте», – усмехнувшись, подумал он.
Впрочем, самолюбование продлилось недолго, так как показалось, что в пяти метрах от него прошёл обласканный Сатаной Чубайс. В России увидеть Чубайса –плохая примета, что-то типа чёрного кота или бабы с пустыми вёдрами, многие считают, что подобное приводит к исчезновению денег или пустой бесполезной работе. Такое напряжёт кого угодно, поэтому Аристарх, на всякий случай, проверил на месте ли кошелёк. Кошелёк оказался на месте, и поэт понял, что прошедший мимо него Чубайс – скорее всего призрак, нежданный флешбэк от вчерашней пьянки.
«Если тебе будет нужна шлюха, точнее Муза, раз уж ты такой замечательный поэт, можешь мне позвонить», – полушутя произнесла, потрясённая проведённой ночью, Оля, протянув Аристарху бумажку с написанным на ней номером мобильного телефона. Её задевало и одновременно возбуждало странное безразличие удивительного молодого человека, а его невероятное физическое достоинство наполняло тело сладострастным трепетом. Оля уже не слишком хотела ехать к продюсеру, но жгучее желание стать популярной певицей превозмогло всё. Девушка нежно поцеловала Майозубова в щёку, вздохнула, села в остановившееся авто и умчала встречаться с Константином на Чистые пруды, а задумчивый гений прошептал только что родившиеся стихи:
Ты украсила этот день,
Что вмещал радость юных тел,
Но растаяла словно тень,
Растворившись в потоке дел.
Страсть, столкнувшая нас с тобой,
Так прекрасна, но так зыбка
Даст ещё ли нам ночь одну,
Полноводная жизни река…
Стихи наполнили сердце романтикой и ожиданием будущих подарков судьбы, Аристарх, немного подумав, чуть было не выбросил бумажку с номером телефона, однако, быстро осёкся, вспомнив, что шлюха и Муза – вполне так себе приемлемое сочетание. Да и само определение «Муза» показалось таким точным в его видении женщин, что он даже иначе посмотрел на ночевавшую у него гостью и по этой веской причине, новая встреча показалась хотя и не обязательной, но вполне реальной.
Собственно говоря, волновало не само прощание с необычайно красивой девушкой, а то, что случилось на кухне, когда происходило «общение» с бывшим главой государства. Юный гений понимал, что присутствует некая галлюцинация, вызванная вредным воздействием водки, однако, ясно осознавал и то, что после употребления спиртного его природа менялась настолько кардинально, что казалось, внутри сидит совершенно другой человек, и в то же время не возникало сомнений, что это тоже он.
Бесспорно душевные метания – двигатель развития творческих душ: они мучают, наполняют бессилием и безжалостно кидают на редуты событий. Вот только, как с этим мириться и как с этим жить? Это же значит быть вечным врагом самому себе, когда одна половина тебя ненавидит другую половину тебя.
Майозубов хорошо помнил, что переживал и в чём был абсолютно уверен, находясь в дебрях серьёзного алкогольного опьянения. В пьяном угаре ему искренне нравился Ельцин, жёсткий, если не жестокий капитализм и он пошёл бы на смерть за приятные эго либеральные ценности. Но, как только приходила трезвость, либеральная пелена тут же сходила с глаз, а взгляды менялись на противоположные. Удручало другое, он отлично помнил каждую деталь, каждую мысль и каждую эмоцию того сложного состояния, а главное то, что абсолютно и безоговорочно верил в это.
