Тихие омуты

К слову, Лерка оказалась права, Вадим тоже не рассказал в полиции о «начинке» куклы. Об итогах допроса нам поведал дед, который следил за ходом расследования. Вадим заявил, что всегда интересовался историей и очень захотел иметь у себя такую куклу. О кукле он якобы узнал от сестры, которая проводила Урок Памяти в школе.

В полиции его рассказу не особо поверили и назначили психиатрическую экспертизу. Взрослый человек, вырывший тоннель на чужой участок и проникнувший в чужой дом, чтобы украсть куклу, пусть даже времен войны, вызывал подозрения в плане психического здоровья.

Я вспомнила, что подруга так и ждет моего ответа.

– Ты знаешь, Лер, я сначала дождусь возвращения Лизы. Вдруг там и нет никаких драгоценностей, вдруг все это выдумки.

Лерка недоверчиво посмотрела на меня.

– Ну, ты даешь, Майя, я бы уже на твоем месте запланировала кучу всего, чтобы я могла купить на вырученные за них деньги.

– Хорошо. Например, что бы ты купила? – спросила я.

– Ой, да много всего! – Лерка задумалась.

Я терпеливо ждала. Но подруга еще с минуту подумала и пожала плечами.

– Ты знаешь, а может, я бы тоже не знала, что с ними делать. Может, я бы их так и оставила. Надевала бы иногда, когда никто не видит, любовалась бы в зеркало и прятала обратно.

– Вот оставлять их как раз я не хочу. Они будут напоминать мне обо всей этой истории, о моих страхах. Ты не знаешь, как вообще можно безопасно продать драгоценности, чтобы никто не узнал?

– Ого, – присвистнула подруга, – да ты авантюристка – контрабандистка, – шутливо произнесла подруга.

– Есть немного, – улыбнувшись, я скромно опустила глаза.

– Ну, в принципе, – протянула Лерка, – я могу попросить помочь маму. У нее есть знакомый оценщик и ювелир, она когда-то продавала камею своей бабушки в трудные времена нашей семьи.

– Было бы отлично, – кивнула я. – На самом деле я понимаю, что мне эти драгоценности не принадлежат. Они принадлежали семье того самого Владимира, жениха Зои. Но его фамилию я не знаю, а значит, вернуть его потомкам я их все равно не смогу. А если вспомнить, что несколько раз моя кукла была спасена от рук того Вадима только благодаря тебе и Лехе, то, получается, я должна поделиться с вами.

Лерка выпучила на меня глаза и замахала руками.

– Вот еще, здравствуйте. Ты что, с ума сошла? Не возьму я их никогда! Мне чужого не надо.

Я улыбнулась. Почему-то я знала, что подруга ответит именно так. Поэтому на данный случай у меня были идеи.

– Ну а если ты не возьмешь, – сказала я, – тогда давай дадим Лехе на операцию.

Лера несколько секунд, замерев, смотрела на меня.

– Майка, ты не шутишь? – наконец произнесла она.

Я помотала головой. Лерка вскочила и обняла меня. Потом отстранилась.

– Ты серьезно? – уточнила она.

Я кивнула.

– Только я не знаю, сколько денег можно выручить за эти драгоценности…

– Это неважно, – воскликнула подруга. – Они же и сами что-то накопили!

– Но, конечно, если эти драгоценности действительно есть в кукле, – добавила я задумчиво.

Ближе к вечеру Лерка пошла меня провожать. По пути мы свернули на тропинку, которая вела к берегу озера. Дойдя до любимого места – сваленного старого дерева, мы решили посидеть и полюбоваться на воду. Солнце еще не зашло, но уже было довольно прохладно. Я поплотнее закуталась в кофту.

– Красиво у нас, – задумчиво сказала подруга.

– Да, – отозвалась я. – А знаешь, Лера, иногда я ощущала ненависть к этим местам в последний месяц. Когда меня похитили, ты произнесла про меня фразу «В тихом омуте черти водятся». А я именно так думала про этот поселок. Такая красивая и умиротворяющая природа, обманчиво-спокойные места. В которых происходят то похищения, то запугивания. Сейчас понимаю, что поселок тут не при чем. Эти места всегда будут святы, и мне стыдно, что я так о них думала. А омуты – они в душах, в самих людях. Меня все больше и больше затягивало в мой омут горя, и я покорно в него погружалась. Не хотела ни с кем общаться и мечтала, чтобы со мной что-нибудь случилось, и я вообще перестала чувствовать. Вытянула меня на поверхность эта история с драгоценностями. Точнее, вытянули меня люди, которые оказались со мной рядом с этот период жизни.

– А вот Вадим не смог выбраться из своего омута алчности, – заметила Лера, – и одержимости. Пойти на то, чтобы днем забраться в чужой дом, где есть люди, мог только одержимый человек. Видимо, он решил «Или пан, или пропал». Получилось, что пропал.

– Я все же надеюсь, что не совсем пропал, – со вздохом ответила я, – конечно, хорошо к нему относиться я уже не смогу. Но я бы не хотела, чтобы его бабушка Вера больше его не увидела. Надеюсь, что ему дадут небольшой срок и что он не выдаст свою сестру. Должен же хоть кто-то остаться рядом со старушкой.

– Ты молодец, Майя, что не держишь на них зла, – ответила Лерка.

Я пожала плечами и зачерпнула рукой уже остывший песок. В который раз промелькнула мысль, что такого нежного песка, как здесь, на Ладоге, я не встречала больше нигде. Он как жидкий шелк просачивался через пальцы, лаская их и напоминая о скоротечности времени. Необыкновенный контраст. Понимаешь, что время бежит с бешеной скоростью, но сидишь на берегу, где застыла вечность.

Подруга вовсю мечтала, как мы в скором времени приведем сюда Леху без коляски. А я подумала, что хорошо, когда есть человек, всегда готовый поддержать любую твою идею. Кому я должна сказать спасибо за то, что в моей жизни появилась Лерка? Получается, той самой вороватой парочке, которая месяц назад решила меня похитить.

Мы еще немного посидели, встали, отряхнувшись, и пошли домой: завтра предстоял волнительный день.

На следующий день мы с Лерой стояли на вокзале в ожидании пригородного поезда, которым должны были приехать Лерины родители. С утра ее папа поехал в город, чтобы помочь привезти мамины вещи.

Подруга взволнованно смотрела вдаль.

– А вдруг она передумала? Вдруг папа приедет сейчас один? – дрожащим голосом говорила Лерка.

– Тогда мы все вместе поедем и привезем ее силой, – уверенно отвечала я.

Примчался поезд. Мое сердце взволнованно забилось. Поезд остановился, открылись двери. На перрон вышел Лерин папа. Потом повернулся, вытащил два чемодана, поставил на перрон. Протянул руку, и показалась Леркина мама. В ярком сарафане и широкополой шляпе она выглядела необыкновенно летней и красивой. Я выдохнула с облегчением. Подруга счастливо улыбалась.

Мы прошли на парковку, где Лерин папа оставил машину. Пока укладывались чемоданы и рассаживались пассажиры, то есть мы, соседняя машина отъехала, и я увидела свою учительницу истории, Анну Кирилловну.

Она стояла возле билетной кассы и разговаривала по телефону. Вдруг она увидела меня. Ее рука с телефоном опустилась, из другой руки выпала сумочка. Ей тут же кто-то стал помогать поднимать сумочку и выпавшие из нее вещи. Пока она все собрала, наша машина тронулась, а я так и смотрела на нее в окно, и она это видела. Что было в ее взгляде? Злости вроде не было. Наверное, растерянность и стыд. Во всяком случае, мне очень хотелось верить, что она раскаивается. Еще мне хотелось думать, что она хоть немного мне благодарна: все же из сочувствия к их пожилой бабушке я так и не рассказала ни деду, ни полиции об участии Анны Кирилловны во всей этой истории.

Глава 25

Через две недели дед привез мне куклу. Мы с Зевсом играли на веранде: кот увлеченно ловил солнечного зайчика, которого я направляла зеркалом то на диван, то на пол. Вручив мне Лизу, дед потрепал меня по плечу, вздохнул и молча пошел на кухню.

Вечером я позвала Лерку к себе. Мы вооружились маникюрными ножницами и, затаив дыхание, стали распарывать кукле живот. Вскоре рука нащупала небольшой бархатный мешочек. После того, как мы его развязали, ко мне в ладони скользнули украшения. Это были колье, серьги и перстень. Все это искрилось в свете настольной лампы.

– Похоже на золото с изумрудами и бриллиантами, – шепотом сказала Лерка.

Я молча расправила колье, поразившись его красоте.

– Ну что, не жалко продавать такое великолепие? – спросила подруга.

– Жалко, – кивнула я. – Но я уже все решила.

– Подожди, Майка, – вскочила Лера. – Давай, ты их наденешь, я тебя сфотографирую, а потом снимешь, и мы больше не будем их вытаскивать. А то не захочется продавать.

Я согласилась.

– Можешь и ты померить, – засмеялась я.

Мы по очереди надели гарнитур на себя. Лерка заставила меня раздеться и повязать на груди черный широкий шарф, как будто на мне черное платье с открытыми плечами. Мы зажгли найденные мною в кладовке свечи, и подруга сделала несколько моих снимков до пояса. На фото я себя не узнала: с экрана телефона загадочно смотрела вдаль какая-то неземная девушка из прошлого.

Затем я сфотографировала таким же образом подругу, мы убрали драгоценности в мешочек и, как договорились, больше их не вынимали.

– Все, Лерка, я на тебя надеюсь. Вернее, на твою маму. Она не проговорится? – заволновалась я.

– Если я попрошу, не проговорится. Она тебе очень благодарна за то, что ты повлияла на ее решение воссоединиться с семьей. И на меня можешь рассчитывать до конца моих дней.

– Это звучит зловеще при свечах, – засмеялась я.

*

Леркина мама не подвела: через пять дней подруга вручила мне конверт с банковской картой. В тот день бабушка с дедом уехали в город за продуктами, и мы с подругой могли, не прячась, обсудить наши дальнейшие действия.

Я поблагодарила подругу, пригласила разделить со мной процесс поедания клубники, и мы стали думать о том, как теперь вручить деньги Лешкиной маме или брату.

– Лешка денег не возьмет, – уверенно заявила подруга.

– У меня не возьмет или вообще не возьмет? – решила уточнить я.

Эту тему я с Леркой никогда не обсуждала. Знала ли подруга, что именно привело к травме Лехи, я так и не поняла. Рассказывать самой мне не хотелось: я слишком дорожила дружбой с Леркой, хоть и понимала, что ни я, ни мой дед ни в чем не виноваты. «Знает Лерка, или нет?» – крутилось в моей голове, пока я внимательно наблюдала за лицом подруги.

– Да ни у кого не возьмет, – отрезала подруга, а я так и не поняла: то ли не знает, то ли знает, но тоже осторожно обходит эту тему.

– Тогда давай подсунем деньги за их калитку, – предложила я.

– Ой, Майя, да они могут эти деньги отнести в полицию, чтобы полиция разобралась, кто их потерял. Ты не знаешь их семью: чересчур они, по-моему, честные. И потом ищи – свищи, где там эти деньги. Или вообще расследование начнется, еще свяжут это с недавними событиями на вашем участке…

Я вздохнула.

– А давай я приду к Лехиной маме и скажу, что деньги передал какой-нибудь меценат? – продолжала я искать варианты.

– Так она тебе и поверит… – проворчала Лерка, – хотя… хочешь, попрошу свою маму сыграть представителя благотворительной организации? Загримируем ее, чтобы ее никто не узнал. Приедет, спросит, какая нужна сумма на операцию и потом привезет им деньги.

– Было бы здорово! – обрадовалась я идее подруги. Все оказалось просто.

Инна не стала противиться нашей идее. Играть кого-то было для нее привычным делом.

В назначенный день мы поехали на станцию, где работала Лешкина мама. Машину Инна припарковала за углом, на солнечной стороне. Мы с подругой тяжко вздохнули, предвкушая ожидание на солнцепеке, но ныть не стали: ради конспирации можно было потерпеть.

Вернулась Лерина мама примерно через час. Мы с подругой к тому времени уже вышли из машины и расположились прямо на траве в тени небольших кустов.

– Ну что? Как прошло? – вскочила Лерка, увидев маму.

Инна головой указала на машину, мы залезли на заднее сиденье раскаленного салона. Лерина мама откинула свою пустую кожаную папку, взятую для образа «помощника бизнесмена», включила кондиционер и обернулась к нам.

– Хорошо прошло, – кивнула она, снимая с покрасневшей переносицы очки. – Майя, стоимость Лешиной операции – это десятая часть стоимости украшений. Его мама согласилась взять ровно эту сумму, и ни рублем больше. Сказала, что они тоже кое-то накопили, и на реабилитацию после операции тоже хватит.

Мы с Леркой благодарно закивали.

– Сейчас съездим с тобой в банк и переведем на ее счет деньги. А потом, – мечтательно протянула Инна, – я снова надену сарафан и сниму эти ужасные туфли.

К слову, туфли были прекрасные, но на высокой шпильке, не самый удачный вариант для жары. Вообще образ Лериной мамы получился убедительным: зачесанные назад и скрученный в тугой узел волосы, пиджак, узкая юбка до колен, очки в модной толстой оправе, красная помада. Мы были уверены, что, встретив как-нибудь случайно Инну в поселке, Лешина мама ее точно не узнает.

После поездки в банк и завершения нашего важного дела Инна по Леркиной просьбе высадила нас недалеко от берега озера. Мы с подругой расположились на песке, опустили ноги в прохладную воду и, мыча от удовольствия, стали поедать мороженое.

Я жмурилась от солнца, на душе было необыкновенно легко. Лерка откинулась на руки и, улыбаясь, сказала:

– Мне кажется, теперь все будет хорошо. Я в этом даже уверена.

Я покивала. Мне тоже так казалось.

Глава 26

Конец июня выдался жарким и сухим. Мы с Леркой проводили дни в огромном бассейне, который купил ее папа. Инна иногда выглядывала из дома и напоминала нам о необходимости регулярно выходить и греться на солнце. Мы неохотно вылезали, ворча, что земля – не наша стихия, и что мы моментально зажаримся. Тогда Лерина мама предлагала посидеть на прохладной веранде. Если сказать честно, это предложение мне очень даже нравилось: веранда Леркиного дома стала намного уютнее с появлением здесь хозяйки. Строгий скандинавский стиль разбавился яркими пушистыми пледами, фотографиями на стенах, большим круглым абажуром и разными милыми мелочами.

Лерке же не сиделось на месте.

Причина была мне понятна: подруга рвалась в больницу навестить Лешку, которого положили на обследование перед операцией. Узнав у Сергея Олеговича дату госпитализации, Лерка явилась накануне с тортом и пирожными «провожать друга», не забыв прихватить меня. Лешка же вежливо выпроводил нас за пределы участка, ласково попросив «не нагнетать». Заставший нас у калитки Сергей догнал нас, обиженных и бредущих к моему дому.

– Девчонки, вы не обижайтесь, он очень переживает. Давайте после выписки устроим пир горой.

Лерка вздохнула, я кивнула, и мы направились ко мне поедать угощения.

И все же через два дня, накануне операции подруга уговорила Лешкину маму вместе поехать в больницу, уверяя, что «папе как раз нужно в эту сторону по делам».

В этот день пришло неожиданное похолодание. Пока мы ехали вчетвером в больницу: я, Лера, Лерин папа и Лешина мама, в окна машины стучал мелкий дождь.

– Я просто помашу ему в окошко, тетя Катя, и все. Вы только ему скажите, где я стою, – попросила Лера.

Лешкина мама кивала, улыбалась, и гладила Леркину руку: было видно, как она растрогана вниманием к своему сыну.

Минут двадцать мы стояли под окнами Лешкиной палаты под зонтами. Когда Лешка выглянул в окно и укоризненно покачал головой, глядя на Лерку, дождь неожиданно закончился. Лерка сложила зонтик и замахала руками. Лешка перестал хмуриться, улыбнулся и помахал в ответ. Потом оглянулся назад, махнул последний раз и отъехал от окна.

– Ну вот, теперь точно все будет хорошо, – удовлетворенно и уверенно сказала подруга, – пойдем, Майка, Лешкина мама сказала, что останется здесь до завтра: у нее недалеко живет подруга.

Мы развернулись и медленно побрели к выходу, задевая мокрые тяжелые ветки кустов.

Зеленый больничный садик как будто весь опустился к земле под тяжестью воды, воздух был влажный и уже совсем холодный. Мы почувствовали, что успели замерзнуть и поежились.

– До свидания, Валентина Павловна! – услышали мы вдруг тоненький голосок сбоку.

Я обернулась и увидела худенькую девочку лет пяти с косынкой на голове. Было видно, что волос под косынкой нет. Я тут же вспомнила, при каких диагнозах больные теряют волосы, и мне стало не по себе.

– До свидания, Зоя, не болей, – ответила полная женщина в белом халате, должно быть, санитарка больницы.

Я замешкалась, Лера поняла, что я отстала и, оглянувшись, потянула меня за руку.

Санитарка немного постояла, глядя вслед уходящей девочке и ее маме, перекрестила в воздухе их удаляющиеся силуэты. Я замерла рядом.

– Майя, пошли, папа ждет, да и холодно! – услышала я голос Леры.

– Как вы сказали, зовут девочку? – обратилась я тихо к санитарке, которая, звеня ведрами, уже направлялась обратно в больницу.

– Что? – обернулась та. – А, это Зоя, хорошая такая девочка. Имя редкое сейчас. Да и сама она такая забавная.

Санитарка улыбнулась, но глаза ее наполнились слезами.

– Говорит, вырасту и стану актрисой, – женщина глубоко вздохнула, махнула рукой куда-то в сторону, вытерла глаза тыльной стороной ладони и снова направилась к больнице.

– Подождите, – я уже шла вслед за ней, не слушая недовольные окрики Лерки, – подождите, пожалуйста.

– Ну что? – недовольно обернулась санитарка. – Идите, девочки, радуйтесь жизни, пока молодые и здоровые, что вам смотреть на болезни да на смерти здесь.

– А что с этой девочкой Зоей? Она умирает? Можно что-нибудь сделать?

– Сделать? Ну а что сделает ее мама, кассир супермаркета? Нужно лекарство дорогое, да только где деньги такие взять. Иди, милая, холодно, – уже подобрела санитарка, похлопала меня по плечу и быстро пошла к больнице.

– Майя, ну что ты? Пойдем! – подошла ко мне подруга.

– Лер, можно я попрошу твою маму еще раз побыть представителем бизнесмена – благотворителя?..

Глава 27

Следующая неделя выдалась непростой. Меня с головой затянуло туда, куда я раньше даже не думала заглядывать. Скажу честно, что это было очень тяжело. Мы с Лерой смотрели публикации в Интернете о разных диагнозах и болезнях детей, и у нас попеременно начинали ныть руки и ноги: казалось, что мы начинаем находить у себя признаки всех возможных недугов.

– Майя, я больше не могу, – тоненько простонала подруга, когда мы скопировали и внесли контакты третьей из выбранных нами публикаций – призывов о помощи больному ребенку.

– Все, Лер, все. Баланс сведен, – откуда-то вспомнилась мне фраза из бухгалтерского лексикона.

Сумма, вырученная за украшения, была полностью распределена. Дело оставалось за Леркиной мамой, которая уже который раз выступала моим, то есть нашим представителем. Как раз накануне она вручила внушительную сумму маме маленькой Зои, которую я встретила у больницы, и взяла у растерянной женщины номер телефона, чтобы узнавать о ходе лечения.

Сегодня мы распечатали три листа в кабинете Леркиного папы и отнесли их Инне, которая тут же стала их изучать.

– Ох, девчонки, во что вы меня опять впутываете, – вздыхала она.

– Мам, ты же обещала! – воскликнула Лерка.

– Ладно-ладно. Дело-то хорошее, что уж говорить… я так поняла, Майя хорошо подумала и уже все решила. Где там мой скучный костюм и представительские очки?..

Возвращалась домой я около девяти вечера. После жаркого дня наступила нежная прохлада, и даже ощущался легкий ветерок. Я шла и чувствовала необычайную свободу и спокойную радость от принятых мною решений.

Остановившись на берегу, я всмотрелась вдаль.

«Я знаю, что ты бы одобрила, Зоя», – сказала я про себя.

Мне показалось, что там, куда я смотрела, пробежала легкая рябь, тут же над водой вспорхнула птица и полетела далеко за горизонт. Я обхватила себя руками и пошла к дому.

Вернувшись, я стала помогать бабушке по хозяйству, чтобы побыстрее закончить дела и уютно посидеть всем вместе на веранде. «Как же это здорово, когда никто из родных не болеет», – думала я, домывая посуду. Вытерев руки, я вышла на веранду и плюхнулась на диван рядом с дедом и Зевсом в ожидании нашего любимого сериала.

Тут телефон в моем кармане коротко провибрировал. Я достала его, посмотрела на экран и заметила на иконке почтового приложения красный кружок.

Войдя в почту, я увидела незнакомый адрес отправителя, присмотрелась и поняла, что до значка «собака» латинскими буквами написана фамилия моей учительницы истории, Анны Кирилловны. По спине прошел холодок.

Я покосилась на деда, и, пробормотав, что забыла взять плед, пошла в кухню, на ходу открывая сообщение. Сев на кухне на табуретку, я стала читать про себя:

«Здравствуй, Майя!

Я не сразу решилась написать тебе.

Хочу попросить у тебя прощения. Ты знаешь, за что. И прошу меня понять. Все, что я делала, я делала из любви к моему младшему брату. Наши с ним родители были геологами, и мы их почти никогда не видели. Растила нас бабушка. У меня нет никого ближе, чем эти два человека.

Теперь из них со мною рядом только бабушка. Спасибо, что ты не стала выдавать меня, это бы ее убило. Когда на наш участок пришли полицейские осматривать вырытый братом подземный ход с нашей стороны, я увела бабушку в дом. Я сказала ей, что Вадим в конце участка рыл яму для установки сарая, повредил трубу, и вода залила соседний участок. А сосед оказался слишком принципиальным и заявил в полицию. Надеюсь, бабушка поверила. Пожилые люди очень доверчивы, особенно когда убеждены в непогрешимости своих детей и внуков. Вадим позвонил ей из полицейского участка и сказал, что его завербовали в ФСБ, и он на два года уезжает в командировку. Так себе объяснение, но другого он не придумал.

Пишу я тебе из Финляндии. Еще осенью я в Интернете познакомилась со своим будущим мужем, и недавно он сделал мне предложение. У нас большой светлый дом. Бабушку я тоже забрала с собой, муж не против. Надеюсь, она еще дождется правнуков.

И самое главное. Когда вы приходили к бабушке, она, как я подозреваю, могла рассказать вам не все. В кукле спрятана лишь часть фамильных драгоценностей жениха твоей двоюродной бабушки. Основную их часть дед Владимира закопал под дубом где-то на берегу Черного моря, откуда он собирался эмигрировать из России в начале двадцатого века. Закапывал он их, уже понимая, что уехать из страны он уже не успеет: в город вошли красноармейцы. Название улицы, где он зарыл драгоценности, были записаны на листе, который лежал в мешочке с принесенным Владимиром гарнитуром. Так как чернила могли стереться от времени и от сырости, Зоя вышила название улицы на юбке куклы. Так что, как ты понимаешь, Вадим не только хотел получить спрятанные в кукле драгоценности, но и узнать название той самой улицы.

Моя бабушка когда-то помнила об этой вышивке, но со временем забыла, как это часто происходит с пожилыми людьми. Мы же помнили об этом из рассказов в нашем детстве.

Мы с Вадимом часто обсуждали, где могли быть зарыты сокровища: представляли тот дуб, берег моря. Эта картина нам часто снилась. Мы мечтали поехать туда и найти драгоценности. Из истории страны ты, наверное, должна знать, что эмиграция белой армии в двадцатых годах прошлого века активно проводилась в Севастополе. Скорее всего, там и растет этот дуб у моря, где дед Владимира зарыл драгоценности. Да только улиц в Севастополе очень уж много, и почти все ведут к морю, и дубов там немало.

Мне сокровища не нужны, у меня состоятельный муж. А может, их уже нашли. Но я посчитала своим долгом написать тебе об этом. Возможно, это хоть немного скрасит наши некрасивые поступки. Прощай, Майя».

Я еще несколько секунд смотрела на экран. Потом отвела взгляд в сторону и попыталась вспомнить наряд моей куклы Лизы. Действительно, на ее юбке с изнаночной стороны было вышито слово. Я почему-то думала, что это просто фамилия мастерицы, сделавшей куклу.

«Федоровская», – промелькнули у меня перед глазами синие буквы, вышитые на посеревшей от времени ткани.

Улица Федоровская. Город Севастополь. Я открыла в своем телефоне приложение «карты», набрала город и название. Телефон подумал несколько секунд, и на экране отобразилась длинная змейка улицы, ведущая от моря вглубь полуострова. Мое сердце забилось быстрее, я открыла вид со спутника. Перед глазами показалось множество зеленых квадратиков, серых полосок дорог, а с правой стороны – гладь моря. Я попыталась приблизить изображение еще и еще, но на экран вернулся прежний масштаб.

«Что я хочу рассмотреть, дуб возле моря? Златую цепь на дубе том?» – усмехнулась я про себя.

Тут я услышала музыкальную заставку начинающегося сериала: дед увеличил звук. Я нажала кнопку сброса, встала, подошла к комоду, положила телефон. С комода на меня смотрела фотография улыбающихся родителей. В окне я увидела, как бабушка укрывает одеялом уснувшего в гамаке Димку. Я вернулась на диван, села рядом с дедом и Зевсом, закутавшись в плед и положив голову деду на плечо.

«Да какие драгоценности мне еще нужны? – улыбаясь, подумала я. – Вот же они, мои сокровища, все рядом…»