скачать книгу бесплатно
Я огляделся. А здесь есть Прекрасная Дама?
– Не понял?
– Мужчины, вы никогда не понимаете намёков. Как насчёт того, чтобы продолжить вечер у тебя дома?
– Тебе не нравится здесь?
– Я не о том. Наедине.
Так вот она куда клонит! Я чуть не поперхнулся. Мы же даже не виделись раньше! Как бы ей достойно ответить?
– Извини, но сегодня я слишком устал. Давай в другой раз…увидимся.
– Вот мой телефон. Позвони, когда не слишком устанешь.
Язвительной улыбкой она отомстила за все мои расспросы о книгах. Чувствую, та ещё штучка. Хотя…Что-то в ней есть. Надо же, как хорошо подготовилась к вечеру. Аккуратная бумажка с каллиграфически написанным номером телефона.
Я лишь улыбнулся ей на прощанье одной из своих самых очаровательных улыбок. Ну вот, мужик, ты начинаешь под неё подстраиваться.
– Я домой.
Директор выглядел довольным.
– Умный ход, Артём. Умный пиар-ход.
– Чего?
– Она – восходящая звезда модельного бизнеса, ты – новое имя в литературе. Замечательный пиар-ход для вас двоих.
Да пошёл ты. Ещё будешь выбирать, с кем мне…Но я опять промолчал. Лишь поинтересовался:
– Кто такая?
– Ну что ты за джентльмен, даже не узнал у девушки, как её зовут.
Кристина, новая супермодель. Запомни это имя.
Значит, Кристина. А я для неё тоже «умный пиар-ход»?!
Хроники города N.
Весь мир продолжал быть серым. А мои сны – они остались цветными. Просыпаться утром было радостно – и мучительно.
Неуютная квартира требовала ремонта; мать могла не разговаривать целыми днями… Дешёвые обои, ободранный пол, нехитрая мебель; мрачное молчание, иногда крики и упрёки – что из этого было хуже, я даже не знаю. Единственный плюс – постоянно был стимул: действуй, строй сама свою жизнь, тебе никто не поможет. Никто не поможет. Я это знала.
Но…осознавать, что ты один, тяжело даже взрослому. Будучи ребёнком, я хотела спрятаться от реальности. И пряталась за страницами книг, за толстыми обложками энциклопедий, просто за школьными учебниками. Только бы не видеть этих серых стен и всегда недовольного лица матери. Она не уставала повторять, что у меня нет никаких способностей к наукам, а следовательно, учёба не должна занимать много места в моей жизни. Лучше бы скорее работать и зарабатывать деньги.
– Не в кого тебе хорошо учиться. Я никогда из троек не вылезала, а…
– А отец?
– Опять начинаешь?
– Я просто хочу знать.
– А я просто не хочу о нём говорить.
Вот и всё. Вопреки её словам, я училась лучше всех в классе, это было нетрудно. Загвоздка в том, что быть номером один означает не только быть первой – это означает быть одной. Я продолжала быть со всеми – и ни с кем. Вместе с одноклассниками мы списывали, сбегали с последних уроков, но кто-то словно провёл невидимую черту, разделившую меня и класс. Я любила слушать рассказы других: как прошли выходные, кто куда ездил летом; но сама постоянно молчала о своей жизни – что я могла рассказать? – хотя все и так о ней знали: город совсем небольшой. Я даже в гости позвать никого не могла. И в школе всегда было такое чувство, что мной одновременно и восхищаются, и жалеют меня: восхищение возвышает, жалость ставит ниже – и то и другое не давало мне права быть равной.
– Мам, а у меня за контрольную 5, у одной из класса!
– Ммм.
Реакции – ноль. А задания были такие сложные. И для меня это было так важно, ты не представляешь, мам…
Столичные записки.
Жизнь – вечный праздник. Пока у тебя есть деньги и пока ты молод. Как я сейчас. Дни проходят так весело, так весело, и пусть я всегда немного пьян, я хотя бы счастлив. Вот он, вкус настоящей жизни! Когда я чувствую, что начинаю трезветь и в голову лезут всякие дурацкие мысли, я еду в бар и заказываю чего покрепче. Я не помню, что было вчера, и не знаю, что будет завтра. Сегодня – так называется мой любимый день недели. Сегодня утром очередная модель (как же её зовут?) сказала мне, что я нереально красив. Банально, избито, но я подарил ей дорогую побрякушку – да, я красив! Излишняя самоуверенность? Но женщинам же нравятся уверенные в себе мужчины. Разве не так? Они сменяются одна за другой, их имена и лица стираются в глубинах моей памяти. Кристина? Не знаю, не встречались, номер её телефона куда-то пропал. Зато позвонил родителям (месяц назад? неделю?), они гордятся мной и ждут в гости. Нет уж, не скоро я поеду в эту глушь, в эту дыру, в то, что называется родной город. Там даже шампанского приличного не купить. Я – в столице и я отсюда никуда не уеду, моя стихия – жить в своё удовольствие. Да, удовольствие!
Хроники города N.
Я росла, и проблемы становились более масштабными, чем утопленный набор посудки. Наши с мамой отношения были на пределе. Та самая грань, на которой трудно попросить прощения (а за что?), и становиться врагами совсем не хочется. Что мы сделали и кто во всём виноват? Никого роднее у меня нет, и у неё тоже. «Почему она меня так не любит?» – однажды с этими мыслями я в спешке надела куртку и выбежала из квартиры, ставшей тесной нам двоим.
Сначала я без толку слонялась по городу, мешая ногами осеннюю грязь, изредка поднимая глаза на проходивших мимо людей. Мне было интересно изучать их лица, я пыталась догадаться, о чём они думают, что чувствуют. Это было трудно, потому что лица чаще всего не выражали НИЧЕГО. Или мне одной сегодня так грустно? И…как долго до весны! Скоро выпадет снег, покроет эту увядшую траву, эти утопающие в грязи улицы, этих безразличных прохожих; а потом всё-таки выглянет солнце, растопит снега, и опять будет грязь, грязь, грязь…
Так я добрела до старого моста, остановилась на середине и посмотрела на своё мутное отражение в воде. Кто я? Зачем я? Сколько раз я вот так вот стояла на этом мосту и задавала себе одни и те же вопросы!
Как-то в детстве, под впечатлением от прочитанных сказок о русалках, я смотрела на мутную спокойную воду и мечтала стать русалкой. В то время я верила всему, что читала, и даже самые фантастические вещи казались реальными. Ребёнок, просто ребёнок.
Я смотрела на мутную спокойную воду, а вдруг удастся увидеть настоящую русалку? На берегу толпилось много людей, и маленькая любопытная Машка решила спуститься. Меня не замечали, а я пыталась пробраться туда, куда смотрели все эти люди. Увиденное поразило меня. Из реки только что достали утопленницу. Она совсем не была похожа на русалку…Значит, это всё неправда. Значит, если утонешь, ты всё равно не примешь другой облик, ты просто умрёшь и всё. От обиды я тогда заревела во весь голос, меня наконец-то заметили и отвели домой. Вечером все книжки про русалок были аккуратно собраны, и, пока мамы не было дома, перемещены в мусорные баки под окном. Этот случай, однако, не подорвал во мне веры во все остальные существовавшие сказки…Постепенно эта вера исчезала, книжные полки редели, мусору прибавлялось. Зачем они нужны, если они всё врут, эти книжки? В результате каким-то чудом уцелели только истории про прекрасных принцев. И тогда, стоя на том же мосту уже повзрослев и вспоминая эту историю с русалками, я горько усмехнулась: да уж, доверчивости не занимать. Взять хотя бы этих прекрасных принцев: продолжать верить в то, что однажды всё изменится, он найдёт тебя здесь и увезёт на крутой иномарке в столицу, где вы будете жить долго и счастливо. Глупо, смешно? Для кого-то да, но только не для меня. Ведь я – принцесса, а принцессам полагается выходить замуж только за принцев. И пусть никто не верит. Я часто представляла нашу встречу, но почему-то всё оставалось прежним, и не наблюдалось ни принцев, ни иномарок. А тем более – надежд на достойное будущее. В мутной речной воде отражалась обычная темноволосая девчонка в старой куртке. Разве принцессы такими бывают?… Русалок нет. И принцесс тоже нет. Нет, только не плачь, только не сейчас…
Я старалась прогонять эти мрачные мысли, но рано или поздно они вновь настигали меня здесь. Редкие прохожие…Эта неторопливая река внизу…Этот мост, невольный свидетель многих поколений…Хотелось бежать отсюда и вместе с тем хотелось возвращаться снова и снова. Возвращаться снова и снова, чтобы потом бежать. Бежать от невыносимого одиночества, которое догоняло и накрывало с головой…Нет, только не плачь. Только не сейчас.
Столичные записки.
Новый контракт. Новые презентации. Новые полезные знакомства. Не могу поверить, как раньше мне всё это было противно. Милейшие люди: улыбки, восторг, веселье. Реки шампанского и музыка на всю катушку. Самые красивые девушки исполняют все мои желания. Я понимаю, что всё это купил, но, если побольше выпить и погромче включить музыку…
Я уже привык так жить, поэтому поездка домой отложена в долгий ящик. И уже в который раз. Ну не могу я свои лучшие годы киснуть в захолустье. Устроюсь – тогда пожалуйста…Может быть.
Кстати, снова встретил эту Кристину. Подозреваю, к встрече причастен директор моего любимого издательства, он неустанно говорит про свой план нашего бракосочетания, которое добавит популярности и мне, и ей. Хорошее дело браком не назовут, но всё же…я ничего не теряю. Кроме свободы. Плевать.
Хроники города N.
Что дальше? Чужая дома, чужая в школе, я нашла друзей во дворе. Хотя, нет, дружбой это можно было назвать с натяжкой, так, дворовая компания, в которой все свои. Рано повзрослевшие дети, которым казалось, что их никто не понимает. Мы пили всё, что пьётся, курили всё, что курится; нас прогоняли из подъездов, веранд детских садиков и скамеек во дворе, а мы всё равно возвращались и в полупьяном бреде проводили последние вечера уходящего детства. Что с тобой случилось, принцесса?
Дома «ждали» неблагополучные семьи: мама закрывала дверь в десять вечера, так что стучаться ночью было бесполезно. Но куда мне идти? Я колотила в дверь, как ненормальная; тогда она неожиданно открыла и чуть не побила меня, почуяв запах алкоголя. Я спряталась в ванной и просидела там до утра, потом наспех собралась в школу и выбежала за дверь, навстречу новому дню… Странно, но мой ночной образ жизни никак не повлиял на успеваемость. Интересно, в кого у меня такая память: в мать или в отца? Я всё прекрасно запоминала и оставалась лучшей, что нередко вызывало справедливое возмущение тех, кто учил день и ночь. Мои же день и ночь смешались в одно непонятное время суток…Я не ищу себе оправданий. Но в тесном холодном подъезде я чувствовала себя согретой и защищённой от внешнего мира, который каждый день проверял меня на прочность; дома я замерзала, мне было одиноко и страшно. Пока мама была на работе, я любила рисовать на окне: просто водить пальцем по запотевшему стеклу, рисуя портреты и сложные узоры. Хлопает дверь, быстро провожу рукой, стирая все рисунки и открывая для себя, что за окном всё ещё идёт грязный снег: большие, тяжёлые хлопья. Смотреть абсолютно не на что. Панораму дополняют два мусорных контейнера, давно переполненных, но до которых никому нет дела. Никому. Ни до кого. Нет. Дела.
– Никуда сегодня не пойдёшь, понятно?
– Мама, не начинай, я не маленькая…
– Если уйдёшь, можешь вообще не приходить. Спивайся хотя бы не на моих глазах.
– Я…
– Да мне плевать, что ты! Твоё мнение меня не интересует!
Она ушла в кухню. Я следом за ней.
– А что на ужин?
Молчание. Повторяю вопрос.
– Суп.
– Который с четверга?
– Да.
– Из картошки, морковки и макарон?
– Нет, бл…, из красной икры!
Я заглянула в кастрюлю. Скис. Жуткое зрелище. Понятно. Нормальной еды в этом доме не водится. Обычным жестом я сняла с вешалки куртку и тихо прикрыла за собой дверь…
Столичные записки.
Целый день пишу новую книгу. Закончить надо уже через две недели, а ещё эта свадьба… Сто раз взвесил все за и против, сейчас мне важнее больше заработать, чем быть одиноким и свободным. Только непривычно, что в моей новой московской квартире будет постоянно жить кто-то ещё. Без разницы, Кристина или не Кристина, просто чужой человек. И главное – постоянно. Я не отрицаю, здесь успело побывать много представительниц прекрасного пола, но чтобы поселиться насовсем…
А если ещё и дети появятся… В моём сознании возникла поистине жуткая картина, как лет через пять мелковозрастная орава влетает ко мне в кабинет и кричит, виснет на шее, мешает работать… Нет, я ещё не готов. И книга моя ещё не готова. А от того, когда она будет готова, зависит та денежная сумма, которую я вскоре получу. Придётся запереться дня на два в поисках новой концовки и отключить телефон. Прости, любимая, твоё свадебное платье по-дож-дёт.
Хроники города N.
В такую погоду хочется просто спать. Закрыть глаза, забыть обо всех проблемах и ни о чём не думать. Но вместо этого я иду по улице, думаю о том, где достать денег, и глотаю грязный снег. Огромные мокрые хлопья сероватого оттенка. «И в течение всего дня сохранится морозная и солнечная погода…». Прогноз опять ошибся. Я так хочу солнца! Я так хочу тепла!
Нет, это не снег, это какое-то подобие снега. Настоящий снег – белый. Красивые и правильные снежинки. А это просто подобие. И город наш подобие города. Это не город, а завод: комплекс промышленных предприятий; ручной труд постепенно заменяют машины, и количество рабочих постоянно сокращается. Как результат – процветающая безработица и повышенная смертность от пьянства и плохой экологии. Мать тоже недавно попала под сокращение и теперь работает, где придётся. Впрочем, таких городов, я думаю, тысячи. Посмотришь в окно – а там чёрные трубы и ещё раз чёрные трубы. И небо, грязно-голубое для всех и грязно-серое для меня. Одинокие завядшие деревца и одинокий шарик солнца. Картина Репина: «Хроники города N.» Город N. живёт своей жизнью и вряд ли что-то его изменит. Маленький, невзрачный на вид, но для меня всё равно самый любимый. Хотя… Я же даже не была нигде. Люблю то, что есть.
Кого я люблю? Маму – несмотря на ежедневное невзаимопонимание. Неизвестного папу – несмотря на то, что его просто нет рядом. Своих друзей и одноклассников – несмотря на то, что все они разные и по-своему сложные: каждый уникален, в каждом скрыта какая-то тайна. Скажу пафосную вещь, но я верю людям и верю в людей. Надо доверять, чтоб любить, правда? Надежда, вера и любовь неразлучны. А ещё я очень-очень хочу, чтобы любили меня: только искренне, фальши и подделок в этом мире и так хватает. Так легко сказать: «Я тебя люблю» – и вместе с тем так трудно.
Я шла по главной улице города, думала о том, как это замечательно – любить и быть любимым, и на душе внезапно стало так уютно, будто и не было совсем этого мокрого снега и ссоры с мамой. Я подумала, что скоро прилетят снегири, я так люблю снегирей! А ещё асфальт после дождя и незабудки. Незначительные, но такие радостные моменты повседневной жизни!
В этом приподнятом настроении я гуляла ещё часа два, потом начало темнеть, и мне опять стало грустно: ночевать придётся неизвестно где. Когда я подошла к дому, все мои уже были на месте и открывали портвейн. В нашей компании появилась новенькая. Даша – типичная хорошая девочка, которую задолбали правильным воспитанием и нравоучениями. Единственная дочка. Младше на год, очень обеспеченная, обожаемая родителями – в общем, со мной сходства никакого – но мы сразу почувствовали друг в друге что-то близкое. От Дашки я узнала, что родительская любовь – это не миф, она действительно существует и даже бывает переходящей границы. Ей запрещали гулять по вечерам, ходить в гости; во всём видели опасность и старались её избежать. Они хотели, чтобы вечером вся семья сидела дома перед телевизором или в театре, например. Ездили отдыхать за границу и покупали всё, что ребёнок пожелает. А ребёнок чувствовал себя птицей в золотой клетке. И периодически сбегал из дома. Дашка даже уехала как-то из города, но её быстро нашли и вернули родителям…
В тот вечер Тимоха (наш неформальный вождь) проставлялся – обмывали его новое приобретение в лице старого мотоцикла. Так что мы ещё и покатались. Все девчонки просто визжали, Даша сидела на мотоцикле в первый раз и от восторга сказать толком ничего не смогла, так забавно смотрелось. Ночевать все разошлись как обычно: мальчики в Тимохин гараж, девочки – по домам. Дашка не хотела идти домой; для меня это вообще было опасно. Мой дом – мамина крепость.
Местные бомжи уже заняли ближайшие подъезды, и, так как мы были одеты более-менее прилично, было решено идти на вокзал и спать по очереди.
Она уснула сразу: с виду – домашняя девочка, не привыкшая к подобным пьянкам и ночным катаниям на старом «Минске». Но не прошло и часа, как она открыла глаза, удивлённо оглядела вокзал и, находя новую обстановку крайне интересной, предложила пойти встретить ночной поезд. Или проводить.
– А спать? – за себя я не беспокоилась, а она в школе точно заснёт.
– Машка, на пенсии отоспимся! – ну-ну, подумала я, отоспимся.
Оказалось, что мы обе никогда не ездили на поезде: я – потому что вообще из этого города не выезжала, она – как я и догадывалась, их семье был ближе самолёт. Поэтому мы с одинаковым трепетом слушали гудение поезда и втайне завидовали отъезжающим.
– Ты была в Москве?– заранее зная ответ, зачем-то спросила я.
– Да, была проездом. Там шумно, люди ходят взад-вперёд, толкаются… Знаешь, они так гордятся, что они москвичи!
– Я бы тоже гордилась.
– Да ну, это ты сейчас так говоришь, вот съездишь, посмотришь, как там живут, и сразу почувствуешь, что чего-то не хватает! А не хватает времени, свободы и той душевности, что есть только в провинции…
– Ты, наверное, много уже где была?
– Вообще да. И страны разные посмотрела, но знаешь, где мне понравилось больше всего?
– Где?
– В Питере. Там так здорово, Машка: фонтаны, каналы… И люди какие-то другие, не как в Москве. Хотя везде хватает и хороших людей, и всяких козлов. Там я уломала родителей отпустить меня на экскурсию по ночному городу, на автобусе, а со мной рядом сидел такой мужчина…(Дашка мечтательно закатила глаза). Как раз стояла пора белых ночей – светло, как днём, просто бесподобно – и нам показывали разведение мостов… Так вот, я взяла его за руку, и это было так романтично, до сих пор мурашки по коже…
– Здорово, а сейчас у тебя кто-нибудь есть?
Она только печально вздохнула:
– Меня ведь чуть не на поводке держат: там опасно, туда нельзя. Сижу взаперти и читаю любовные романы: их все кругом осуждают, мол, тупое времяпровождение, деградация личности, а так реально отвлекает… И жить хочется, и мечтать. Про всяких принцев…
Я улыбнулась: знакомая тема. Так мы и проговорили всю ночь, под грохот приходящих и уходящих поездов.
Столичные записки.
– Кристинка?
– Чего тебе?
– Да так, проверка связи.
…Никогда бы не подумал, что сделать предложение так сложно. Хотя по любви ещё сложнее, ты любишь – а тебе могут отказать. Сейчас я уверен, что моя Кристин только и мечтает, что об этой свадьбе, но всё равно какая-то сила мешает и что-то внутри противится этому тщательно спланированному – даже не нами! – проекту. Холодный расчёт, практичный, циничный. А любовь? Да что это такое, любовь? Знает кто-нибудь? Вот и я не знаю. А вкус больших денег я запомнил навсегда. Вот они, эти бумажки, целая пачка передо мной, я могу их пересчитывать, могу подбросить в воздух и потом ловить, как делают в фильмах (кстати, идея), да хоть комнату ими обклеить вместо обоев! А любовь – это только придуманные кем-то слова и глюк, воспетый поэтами, который навещает людей с больным воображением… Человек любит только себя. Все мы эгоисты. Только одни умело (или не очень умело) скрывают это за маской альтруизма, а другие – по-моему, так честнее – играют в открытую. Всего-то. А вы говорите, любовь…
Так как же ей сказать эти дурацкие слова? «Готова ли ты стать моей женой?» – фу, как глупо; конечно, готова, что там готовиться. «Ты выйдешь за меня?» – опять глупо, как-то фамильярно. «Дорогая, предлагаю тебе мою руку и сердце» – это вообще какая-то пересадка органов получается, она сразу и не догонит, что к чему. Думай, голова, думай…
Целое утро мы не вылезаем из постели, курим прямо здесь и стряхиваем пепел на пол. Бардак – чёрт ногу сломит. Мы едва одеты, но говорить по-прежнему не о чем, какие-то дежурные фразы и ничего больше. Ни грамма нежности, заботы друг о друге.
Я предложил: один из нас пойдёт и приготовит завтрак, другой – сделает уборку. Она скривила гримаску и заявила, что прибирать – не занятие для модели её уровня, а готовить она вообще не умеет…И с этой женщиной я собираюсь связать свою жизнь. Я скинул одеяло, оделся и ушёл на кухню. Да здравствует «Роллтон», он спасёт немало голодающих и посадит немало желудков. Нет, готовить я, в отличие от этой мадам, умею, но после таких заяв совершенно не хочется. Хорошо, дорогая, мы это припомним. Надо вплотную заняться твоим перевоспитанием. И тут она заглядывает в кухню и невинно так спрашивает:
– Тёмочка, ты вроде хотел мне что-то сказать?
Я собрался с духом. Всё, хватит тянуть.
