скачать книгу бесплатно
А когда все формальности были закончены, и талоны в магазин для новобрачных лежали в моей сумочке, милая дама сказала на прощанье:
– Торопитесь Вы, молодые люди. У вас есть немного времени до свадьбы. Думайте.
Но мы думали о другом: а именно, как сказать Мишиной маме, короче говоря, отчитаться о содеянном. Миша предупредил, что это будет нелегко:
– Понимаешь, она меня слишком любит.
А я, я не люблю? Впрочем, уважаемая, Дора Соломоновна (так звали Мишину маму!), если у Вас не дрогнула рука выбросить с балкона творение Вашего сына, то могу себе представить, каким суровым критиком Вы станете по отношению к его выбору.
Я была морально готова к тому, что редко встречается приязнь между свекровью и невесткой – чаще наоборот, поэтому шла на встречу с ней с затаенным трепетом, и не могу сказать, что удостоилась теплого приема.
Дора Соломоновна сидела в кресле у телевизора – яркая женщина лет сорока. Этот возраст мне тогда казался чуть ли не мафусаиловым. На лице ее было неприятное выражение какой-то затаенной обиды: уж слишком сведены брови, опущены уголки рта, надуты припухлые губы. На Мишино и мое приветствия она едва кивнула и искоса зыркнула на меня быстрым взглядом. Миша представил нас друг другу.
Мы переглянулись: Дора Соломоновна была явно не в духе, но раз уж мы пришли… Миша кашлянул в кулак, чтобы привлечь ее внимание:
– Мама, ты выслушаешь нас?
Дора Соломоновна молча обернулась к нему. Теперь к затаенной обиде в ее облике добавилась явная досада: погоди, сын, ты мне мешаешь, я смотрю интересный фильм, а ты лезешь со своими глупостями, да еще девицу какую-то привел… Ну говори, да поскорее!
– Мама, мы с Лидой решили пожениться. Уже подали заявление.
Глаза Доры Соломоновны расширились и она пристально вглядывалась то в меня, то в Мишу, и в них явно читалось холодное презрение: у меня даже мурашки побежали по телу – прямо Снежная королева!
– Считаю, что я ничего не слышала, – отозвалась наконец она довольно громким голосом – А ты ничего не говорил. Проводи девочку домой и извинись перед ней за неуместную шутку.
– Мама, ты ничего не поняла, это не шутка. Мы с Лидой любим друг друга и жизни не мыслим друг без друга. Мы женимся. Уже известен день свадьбы.
Миша говорил это твердо, но я не могла не почувствовать его волнение. Неприятно было обнаруживать перед любимой девушкой зависимость от матери, а Дора Соломоновна прямо это давала почувствовать.
– Не слишком ли много сюрпризов мне преподносишь в последнее время, дорогой сын – сказала она Михаилу – Сначала ты бросаешь институт, потом армия и наконец собираешься жениться. А обо мне ты подумал? С моим мнением будешь считаться или нет?
– Мама, но разве я виноват, что в последнее время наши с тобой мнения не совпадают, – воскликнул Михаил со страдальческой ноткой в голосе, – Я взрослый человек и имею право…
– Право?! – взорвалась Дора Соломоновна – Ты пока еще мальчик и сидишь на моей шее. А это кто, твоя так называемая невеста?
И она ткнула пальцем в мою сторону, как шпагой. У меня даже сердце екнуло, я словно почувствовала укол этим безжалостным оружием, а в Михаиле закипала злость, а когда он злился, становился упрямым.
– Да, это моя невеста, и не так называемая. Мама, неужели ты ничего так до сих пор и не поняла? Мне надоело жить по твоей указке: учиться, там где ты хочешь, жениться на той, которую одобришь. Ты же видела: я ненавижу технику и все, что с ней связано. А чертежи эти – да гори они синим пламенем, они у меня до сих пор в печенках сидят. А Лиду ты не трогай. Хочешь ты или нет, а я женюсь на ней, и на шее твоей мы сидеть не будем. Руки есть, голова есть – заработаю на жену и себя.
Ответом ему был громкий смех.
– Так у вас любовь? – с издевательской улыбкой спросила Дора Соломоновна.
– Любовь.
– Дур-рак. Ну какая любовь, ведь тебе нет и двадцати! Да и девочка не выглядит как совершеннолетняя.
– Я совершеннолетняя – вступила и я в разговор – могу и паспорт показать.
– Да не нужен мне Ваш паспорт, девочка. У Вас нет никакого жизненного опыта, что Вы знаете о любви? Это может быть влюбленность, симпатия, а Вы готовы испортить жизнь и себе, и ему.
– А что можно знать о любви в твоем возрасте? – вступил в разговор Михаил, перебив свою маму – Что ты помнишь о любви и любила ли когда-нибудь?
Несомненно, эта была жестокая бестактность, и она ошарашила самоуверенную Дору Соломоновну. Она так и застыла, не зная, что ответить.
– Миша, нехорошо ты с мамой, – зашептала я, дергая его за рукав, но Дора Соломоновна пришла в себя и приготовилась дать отпор.
– Этого я не ожидала от тебя, сынок дорогой – сказала она с обидой. – Я на тебя всю жизнь положила, тянулась из последнего. Думаешь, я не могла найти кого-нибудь? Я не хотела, боялась, что новый отец не будет к тебе относиться как к родному сыну. А теперь ты меня упрекаешь.
– Прости меня, мам. Я только хотел сказать, что любовь – это привилегия молодых.
Но Дора Соломоновна уже его не слушала. Она обратилась ко мне с вопросами, кто я, откуда, в каком институте учусь, давно ли мы знакомы. Она хотела знать как можно больше, и я отвечала обстоятельно, подавив неприятный осадок от столь подробных расспросов.
– А что с Леночкой, все? – этот вопрос был адресован сыну.
– Все, – он ответил столь категорично, что я на мгновение усомнилась, действительно ли он хотел только маму убедить в этом.
– И все-таки я категорически против вашего брака. Не думаю, чтобы родители Лидии были в восторге от такой спешки. Вам нужно проверить свои чувства: пусть Миша отслужит в армии, потом восстановится в институте, а там видно будет.
Несмотря на спокойный тон этого заявления, я поняла, что Дора Соломоновна вообще не видит меня в роли своей невестки. Вероятно, Лена ей бы лучше подошла, иначе не стала бы она поощрять их дружбу с Мишей и называть ее Леночкой. Михаил, очевидно, понял точно так же, поэтому он поморщился от досады.
– Мама, ты опять! Я же сказал, что не буду восстанавливаться в институте, а с Лидочкой мы поженимся через месяц.
– А… Вы случайно не беременны? – настороженно спросила у меня будущая свекровь.
Я покраснела и отрицательно покачала головой. Явный вздох облегчения издала Дора Соломоновна. Она поднялась из кресла и подошла к нам.
– Скажите, милая девочка, перед Вами вставали такие вопросы, как где Вы будете жить и на что? Если у нас, то не рассчитывайте. Не буду притворяться, Вы мне не настолько симпатичны, чтобы я жила с Вами под одной крышей, пока мой сын будет в армии.
– Но мама, это же и мой дом тоже, – возразил Миша.
– Тво-ой! – так и взвилась Дора Соломоновна – Я выстрадала этот кооператив, я во всем себе отказывала, работу брала дополнительную, зрение на ней посадила, и без моего согласия ты не пропишешь здесь ни Лидочку, ни Танечку, ни Манечку, ни кого бы то ни было.
Наступила моя очередь вмешаться.
– Вы считаете, что я стремлюсь прописаться у Вас? Зачем же Вы меня унижаете подозрением, Дора Соломоновна, я просто люблю Вашего сына, а он меня.
– Удивительное совпадение! Я тоже люблю своего сына и желаю ему добра, и последнее мое слово «нет», – отчеканила она и добавила, обращаясь к Михаилу, – Ты меня потом еще благодарить будешь.
Меня обескуражило такое непримиримо отрицательное отношение к себе: вроде бы я не хуже других, и зла никому не желала, и в искренности моих чувств к Михаилу сомневаться не приходилось, но я почувствовала себя униженной не только от того, что я «не подошла» будущей свекрови, но и подозрениями в нечистоплотных усилиях по завладению ленинградской пропиской и жилплощадью любой ценой.
Не скрою, сначала у меня были подобные планы, но не в отношении Михаила. Встречаясь с ним, я была свободна от расчетов, и даже иногда думала, что будь Миша из какой угодно плохой семьи, из какой угодно дальней провинции, я и то никогда не отказалась бы от него.
Мы вышли на улицу, после этого тяжелого разговора, направляясь ночевать ко мне – сегодня тетушка была в поездке. Разговор не клеился, но от крепких Мишиных объятий наступало примирение с существующим миром, далеко не совершенным во многих отношениях. В автобусе толпа нас тесно прижала друг к другу, Миша едва прикасался губами к моему уху, шепча:
– Успокойся. Не надо. Все хорошо. Я же с тобой.
Обдумав все, я решила, что не буду извещать родителей о замужестве – боялась реакции подобной той, что продемонстрировала Дора Соломоновна. Уж лучше поставить их потом перед фактом. Я заранее знала, что скажут отец и мать, они будут категорически против «нерусского» зятя – как же! Что станут говорить в деревне – Лидка-то еврея себе нашла!
Я щадила Мишу от возможной неприязни моих домашних. Тетя Дуся – другое дело, она уже смирилась с моим выбором, даже привыкла к Мише, брат Саша тоже, но за остальных я ручаться не могла. И поэтому я заявила Мише, что согласна зарегистрироваться, не устраивая пышной свадьбы, как говорится, в чем есть – без белого платья и свадебного костюма, не рассчитывая на родительские деньги. Поцелуй мне был ответом.
Глава 9
День свадьбы приближался. Я ни словом не обмолвилась тете о предстоящих событиях и не написала в письме домой. Миша заработал деньги нам на кольца, мы купили их в магазине «Аметист», а потом дома долго рассматривали и примеряли. Мише пришла повестка из военкомата, он прошел медкомиссию, ия ужаснулась, узнав, что служить он должен не 2, а 3 года – его забирали во флот. Дату отправки назначили через два дня после свадьбы. Теперь все, оставалось только ждать.
За неделю до свадьбы Михаил влетел ко мне радостный, с сияющими глазами.
– Лида, мой друг приехал!
– Что за друг? – поинтересовалась я.
– О, такой друг, какого у меня еще не было, Дима Белогорцев. Мы раньше жили в одном дворе, потом он ушел в армию, а после армии вместе с родителями уехал в Норильск по договору.
– После армии? Он старше тебя?
– Да, на 5 лет.
Я выразила сомнение: пять лет – это большая разница в возрасте, как они могли дружить? Какие тут могут быть общие интересы, ведь Диме сейчас, наверное, 24, он человек, по моему понятию, другого поколения – о чем с ним разговаривать?
Но Миша возразил и почти убедил меня в моей неправоте, рассказывая о необыкновенном Диме – его уме, решительности, храбрости, деликатности, и это заставило усомниться во второй раз – таких просто не бывает в жизни.
– Поедем, я вас познакомлю, – продолжил Миша, находясь по – прежнему в восторженном состоянии. И снова я почувствовала укол ревности, хотя при чем тут ревность, может быть зависть к этому неведомому Диме, которым восхищался Миша.
– А это необходимо? – спросила я, слегка поморщившись. Меня не привлекала перспектива провести вечер в компании двух друзей, предающихся воспоминаниям. Тоже мне —
«Бойцы вспоминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они…«
Миша убедил меня, что это совершенно необходимо, что Дима симпатичный и веселый, он мне понравится, и мы проведем вместе чудесный вечер. А еще ему просто необходимо познакомить нас – лучшего друга и невесту.
Квартира Белогорцевых находилась в Мишином дворе, но в другом доме. Мы поднялись на лифте на 7-ой этаж, и мелодичный звонок возвестил о нашем приходе.
Дверь открыл высокий симпатичный парень в грубом черном свитере и сказал, обращаясь к моему спутнику:
– Куда же ты пропал, Майк? Заходи, я заждался – а потом глядя на меня большими серыми глазами поинтересовался – И кто это с тобой?
– А со мной Лида, моя невеста, – ответил Миша, обнимая мои плечи.
– Какой сюрприз! – воскликнул парень – Ну ты даешь, старик… Да вы заходите, заходите.
Мы зашли в стандартно тесную прихожую, где гостеприимный хозяин помог мне снять пальто, улыбаясь при этом широкой белозубой улыбкой, а потом повел в комнату, где был накрыт стол, хотя стол – это громко сказано, скорее журнальный столик, и накрыт он был по-холостяцки: консервы в банках, колбаса на блюдечке, правда, порезанная на тонкие кусочки, а вот красная рыба прямо на бумаге. Среди столь «изысканной» сервировки – бутылка с прозрачной жидкостью с кухни доносился изумительный запах чего-то вкусного, вероятно тушеного мяса с какими-то ароматными добавками.
И вообще эта огромная трехкомнатная квартира показалась пустоватой: ни стенки, ни кресел, только диван, черно-белый телевизор и столик, за которым хозяин предполагал кормить гостей. Угадав мое недоумение, с которым я разглядывала пустые углы, он объяснил мне:
– Предки увезли всю мебель в Норильск. Да и приезжаем мы сюда редко – обходимся тем, что есть. Кстати, – он взял мою руку в свои – Михаил забыл нас познакомить, Дима Белогорцев, друг Вашего друга.
– Почему друга? – улыбнулась я – моего жениха. У нас свадьба 24-ого.
Дима нежно поцеловал мне руку, глядя в мои глаза долгим взглядом.
– Поздравляю, Лидочка! Рад, очень рад. Жаль, что меня не будет в этот день в Питере. Хотя…
Он вышел в соседнюю комнату и вернулся через минуту с белой песцовой шкуркой в руках, и этим песцом нежно укутал мои плечи.
– Это мой подарок к вашей свадьбе.
– Какой красивый! – я была ошарашена: я никогда в жизни не носила меха и сейчас наслаждалась его легчайшим прикосновением.
Мишино лицо стало при этом сурово-непроницаемым, словно ему не понравился королевский жест друг, но я поблагодарила Диму, а он рассмеялся и слегка обнял меня:
– «Спасибо» мало, Лидочка. Целуйте.
И он подставил мне щеку для поцелуя, я быстро чмокнула и смущенно отвернулась, а Дима снова рассмеялся и жестом пригласил нас сесть за стол. Прозрачная жидкость в бутылке оказалась не водкой, а разведенным спиртом, что повергло меня в ужас, но Дима не заметил этого, разлил спирт в рюмки, и провозгласил тост за счастливых жениха и невесту. Миша и Дима пили, ели, разговаривали, а я слегка пригубив, грызла яблоко, слушала их беседу ич асто замечала на себе взгляды обоих парней, причем в Мишиных глазах мелькало какое-то беспокойство, в то время как от Диминых мне хотелось куда-то спрятаться – он смотрел так пристально, как будто раздевал глазами, и тонкая ткань блузки не была помехой, и он все видел сквозь нее. Русоволосого Диму нельзя было назвать красавцем, но крепкая ладная фигура производила впечатление, да еще его рассказ о себе – он охотился в тайге, попадался в пургу в тундре, дрался один против пятерых, ночевал в зимовье у оленеводов. Я заслушалась, е сводя с него глаз: теперь Мишин друг мне представлялся сродни тем мужественным героям Джека Лондона, которые бросают вызов судьбе и ловят удачу. Может быть, чаще, чем следовало бы, мы встречались глазами, и я чувствовала поднимающуюся в сердце теплую волну симпатии к Диме, потому что он, столько повидавший на белом свете, вдруг обратил на меня внимание.
Надо сказать, что я как-то незаметно расцвела к своим 18-ти годам: теперь уже никто не называл меня семиклассницей. Я часто гляделась в зеркало, все больше удивляясь, те же серые глаза, те же непослушные прямые волосы, та же форма губ или носа, но все вместе представляло собой не тот портрет, что год или два назад.
Исчезли мучившие меня подростковые угри, цвет лица стал нежно-розовый, как цвет яблонь весной, а губы заалели, наверное, от частых поцелуев. Даже выражение глаз изменилось: теперь из зеркала на меня смотрела не комплексующая девочка-подросток, а симпатичная девушка, уверенная в своей привлекательности. Миша говорил, что я похожа на «Девушку с жемчужной серьгой» на Вермеера. Мне было и приятно, и радостно от того, что моя внешность чем-то напоминает творение старого мастера, хотя, возможно Миша мне льстил в ослеплении любви. Не смотря на честь, оказанную подобным сравнением я все же считала, что нельзя сравнивать девушку из плоти и крови и волшебное создание трепетной кисти.
А теперь я была в центре внимания обоих парней и наслаждалась этим. Меня уже не волновала не плохо скрываемая ревность моего жениха, ни скромные взгляды его друга – я упивалась сознанием своей привлекательности и манящим вкусом власти над мужчинами. Я поняла, что они оба находятся под моим влиянием, но в то же время чувствовала, насколько мне необходимы их слова и взгляды – это было сродни магнитному полю между разными полюсами, взаимное притяжение с обеих сторон.
Наконец, вечеринка подошла к концу, и мы с Мишей собрались домой, а Дима порывался нас проводить, хотя еле стоял на ногах, да и я зык у него заплетался. Он даже натянул волчью шубу, хотя это было нелепо в апреле, а потом достал из кармана пачку сотенных и, роняя купюры на пол, стал пересчитывать их, предлагая взять такси и продолжить веселье в ресторане. Я в жизни не видела столько денег и еще с большим интересом взглянула на Диму – этакий сибирский купчик, Прохор Громов или Привалов, личность колоритная, хотя и под винными парами. Представляю, как он вваливается в ресторан в своей шубе и начинает швырять деньги налево и направо, пить коньяк и шампанское, слушать цыган – дальше моя фантазия не работала.
Мише была не по душе перспектива продолжения разгула, и он постарался успокоить Диму.
– Уже поздно, ложись. Мы доберемся до такси, не волнуйся.
– М-м-миша, др-руг, возьми деньги.
– Да у меня есть.
– Н-ну какие у т-тебя деньги? У т-тебя свадьба с-скоро, а у м-меня – во, целая пачка.
Дима снова достал пачку сотенных и помахал перед Мишиным носом, но тот отвел его руку.
– Диман, ну зачем ты так? У меня есть деньги на такси. Кстати, – Миша повернулся ко мне, снял песца с плеч и протянул Диме – извини, но мы не можем принять этот подарок.
Неизвестно, чей королевский жест поразил меня больше: Димы, сделавшего дорогой подарок, или Миши, этот подарок отвергшего, но поступок Миши был непонятен. Интересно, почему мне нельзя принять свадебный подарок от его лучшего друга? Да, Дима сейчас не в лучшей форме, но сделал он его от чистого сердца! Жаль, что мне не придется носить такой красивый мех, но я не буду ссориться с женихом накануне свадьбы, даже ради горностаевой мантии.
Дима равнодушно посмотрел на песца и состроил недоуменную гримасу:
– К-какой подарок? Ах это! Брось, Миша, я еще достану. Лидочке он так к лицу.
– Нет, спасибо, конечно – наотрез отказался Миша – но это слишком дорого для нас.
Он пожал Диме руку и открыл дверь. Испытывая непонятную неловкость, я подошла к хозяину квартиры, стоявшему в растерянности в расстегнутой шубе и распихивающему по карманам сотенные, и сказала успокаивающе:
– Спасибо Дима. Все было очень хорошо. Рада была познакомиться с тобой.
