Восхождение к власти: противостояние

– Не думаю, что уничтожение орденов, которые не раз спасли Рим и всю Империю вызовет одобрение среди высших эшелонах власти. Вас раздавит ваша же имперская неоаристакратия, с которой мы отыграли эту партию. Даже, несмотря на то, что все клянутся в беззаветной верности вам, мы не раз спасали их от смерти и тени предательства. Проще говоря, нам все должны. И если вы уничтожите тех, кто своей грудью держал Рейх от распада, то наверняка получите огромный и неконтролируемый мятеж, вроде второго «Часа Предательства Ангелов». – Парировал Данте.

Магистр «Лампады» смотрел на своего соперника и видел, что тот обескуражен произнесённым. Валерон знал, что логически выстроенная цепь представленных и иллюзорных событий, красиво сказанных – апофеоз нынешней риторики, но её слишком мало для убеждения и Данте, подперев подборок, перешёл к более существенным и весомым словам:

– Вы можете рассказать нам что-нибудь о мятеже?

– Какой мятеж? – Оправдательно и скоротечно кинул голосом, до краёв насыщенным растерянности, Архиканцлер. – Я не знаю, о каком мятеже идёт сейчас речь. – И тут же растерянность сменилась на рекламную помпу, отдающей смрадом пропаганды. – В нашей великой и процветающей Империи под именем Автократорство Рейх всё прекрасно и все счастливы.

Данте запустил руку под камзол и вынул оттуда гибкую электронную карту, выложив её прямо на стол.

– Не знаете, говорите? – произнёс вопрос Магистр, напирая на Архиканцлера. – Мне удалось подключиться к вашим внутренним системам и считать информацию о «потере связи с регионами, где повышен уровень мятежности до «чёрного». Тут показано, что все границы вы давно потеряли и края вашей империи «благополучия» полыхают огнём мятежа. Боюсь не всё так прекрасно в вашем королевстве, если народ готов вас опрокинуть. А вчера вас едва не прижали в вашем доме. Страшно от ощущения близости революции?

– Проклятье, это не должно было попасть в ваши руки. – Злобно выругался Архиканцлер, а Данте ледяным звоном голоса и убийственным фактом решил закончить надоевшую ему партию:

– Как мне не знать, если я организатор этого бунта. Революция – дело рук орденов.

Глаза Архиканцлера расширились, увязнув в страхе, самого правителя парализовало, и он буквально вцепился от ужаса в кресло, не способный дать отпор. Правитель Рейха сейчас стал очень похож на загнанного и забитого зверя, ощущающего бешеный ритм сердца под голос Данте:

– И я могу продолжить его, довести революцию до её логического конца. В ваших Департаментах Власти, на всех их уровнях есть мои агенты. Мои тайные рекрутские хранилища опустошены и через месяц в строй ордена войдёт не менее одной тысячи бойцов, способных на всё. Со штаба неофитов снята осада, и они уже сейчас готовятся к десяткам диверсий. У вас потеряна связь с половиной регионов страны, готовится наступление наших сил, в Риме бунтует народ, и не работает власть, а вы всё строите из себя «великого и мудрого правителя». Я могу остановить всё это одним приказом и вернуть Империю в первоначальное состояние. Признайте, вы проиграли эту партию. Как говорят в «Римском Куриате» – «Империал-Рояль». Конец игры.

На Архиканцлера было смотреть страшно. Одно выражение лица отразило ширящееся безумие и ужас. Он смог только выдавить сквозь себя пару слов:

– Ваши требования.

Магистр захотел улыбнуться и края его губ слабо дёрнулись, но всё же его лик остался маской льда, и он продолжил говорить таким же хладным голосом:

– Во-первых, вы амнистируйте всех заключённых из нашего ордена. Во-вторых, вы восстановите в правах, обязанностях и регалиях Полк-орден, только уже под другим именем. В-третьих, вы восстановите честное имя Рафаэля, мужа Кальи и дадите опровержение всего того, что сейчас о нём говорится. В-четвёртых, вы расскажете всем об истории, славе и героической погибели ордена Пурпурного Креста и закрепите историю о нём в учебниках. В-пятых, вы отпишете поместье «Лист Клевера» Андрагасту Карамазову и Флоренсе Эмилии и обеспечите их государственным содержанием. Так же Морс возглавит Инспекторов в стране. Ну и в-шестых, остров Анафи станет базированием «Братской Диады» и выйдет из-под юрисдикции Автократорства.

– Это всё?

– Нет, у меня ещё личные требования, – вымолвил Данте и протянул листок.

– Ты всё слышал? – робко обратился Архиканцлер к слуге из Имперор Магистратос. – Составь нам бланк соглашения, да побыстрей.

Как только соглашение составилось, Данте одной подписью поставил конец в многонедельной партии, тут же почувствовав некое квазиощущение успокоения… и теперь ему можно будет взять небольшой отдых от бесконечной войны.

Глава тридцать четвёртая. Без конца, без начала

На следующий день. Рим.

Вечер продолжал наступать на город. Грузные свинцовые облака свей тяжёлой массой напирали над городом, давая на небосвод. Тёмные, мрачные и лилово-серые облачные массы готовились пролить дождь и затопить весь город «небесными слезами». Вечернего солнца на небосводе не было, ибо весь запад обернулся в чёрный грозовой фронт.

Ветер так и свистел по улицам, дико зазывая и напевая для всех скорбную песнь настоящего бытия и возвещая о грустном, но статичном будущем. Воздушные потоки наполнились холодом, и, гнав за собой облачные массы, они несли и лютый холод с жутким морозом. Но людей на улочках Вечного Города это не пугало. Сегодня министерство Учреждения Праздников, Конгрегация Культа Государства и Империал Экклесиас по приказу Архиканцлера утвердили празднество. Народ сначала опешил, от такого быстрого возвращения старых названий, но тут, же понял, что нужно идти и праздновать, ибо, если на праздник кто-то не радуется, та кара за это наступит в скоротечности.

И множественные граждане в Риме, да и всего Автократорства Рейх вышли на улицы, чтобы отпраздновать величайшее событие, которое назначил Архиканцлер – Победу над сепаратистами и становление на службу двух орденов – «Лампада» и «Вороны Смерти» теперь несут неусыпную охрану безопасности граждан Империи. И от старого Лиссабона до Константинополя разверзлись празднества.

Всё празднование проходило как под копирку: сначала молебны в церквях и Культополисариях, затем шествие к главной площади, а затем время «вольного развлечения». И никто, не один мэр или губернатор не смел отступить от такого порядка, ибо это повлекло бы «нарушение государственно-народного единства».

И теперь все граждане всего Автократорства обязаны ходить по улицам и радоваться жизни, потому что так говорит закон.

Так везде и в Риме тоже, но не всякий готов радоваться этому событию, пускаясь в безумный фанатичный пляс.

Со своего балкона взор в город уставил высокий мужчина. Здание, с которого исходил выступ, напоминало больше замок, высокую цитадель, построенную по последнему слову техники в неоготическом стиле.

Чёрное пальто из кожи на мужчине слегка подёргивалось на слабом ветру, треплемое настойчивыми ветряными потоками. Ладони, утянутые в перчатки, заведены за спину и сцеплены у поясницы. Пола коснулись плотные подошвы остроконечных туфель, покрываемые лишь слегка чёрными тканевыми брюками. Ну а чёрный длинноватый волос мужчины слегка трепетался на холодном, промёрзлом ветру, напевающий в уши душу свои скорбные песни.

Взор мужчины устремился далеко в город. Он касался всего: чуть заснеженных улиц, домов из древних ушедших эпох, высотные и безликие здания новостроек, огромного района «Всех Министерств», с высоченным и светящимся шпилем и «Канцлер Цидалис» в самом центре Рима. Но взгляд, его суть оставалась такой, же холодной, как и ветер, что бегает сквозь улочки древнего города.

Человек направил свой взгляд на горизонт, что с трудом проглядывался сквозь бетонные джунгли. Глаза усмотрели суть концовки этого дня – луч солнца медленно гаснет и улетает вдаль за дальний горизонт. Картина столь многозначная и печальная, что самой своей сутью заставляла задуматься о самом главном, оставалось только поднять голову. В Империи на это мало кто, способен.

Внезапно на балконе появился ещё один человек. Его бежевое тканевое пальто касалось бетонного пола, покрытого ковром, исполненных в стиле тканевых изделий из древней Персии. Туфли, с несколько округлым носком касались пола, не оставляя отпечатков. Лицо слегка крылось под бежевой шляпой и едва подёргивающимся зеленоватым шарфом, обвившим шею. Руки укрыли перчатки из бежевой ткани.

Мужчина в кожаном пальто вцепился в края балкона, представленного в виде замысловатых плетений из толстых металлических прутьев, в своём переплетающемся стиле отдалённо чем-то напоминающие балкон из эпохи барокко, сотканного из железа и стали.

– Посмотри, – вознёс мужчина в чёрном кожаном пальто, руку в сторону города, – огни, тысячи огней в городе пылают, и Рим становится светлей, чем, когда мы были раньше.

Такое сравнение, проведённое таким хладным голосом, смутило бы любого человека, но не вошедшего на этот балкон. Он лишь бесстрастно продолжил стоять рядом с мужчиной, продолжившим говорить:

– А эти порывы ветра? Они так прекрасны и берут для нас последний свой аккорд.

– Откуда эти строчки? – разродился на вопрос мужчина в бежевом пальтеце.

Человек в чёрном пальто повернулся, оторвав взор от последних лучей солнца, и направил его на хозяина вопроса. Оглядев того ледяным взглядом, наполненным болью и железной невозмутимости.

– Ох, Морс, я не помню. Скорее всего, из древней книги об эпохе всеобщего благоденствия.

– Попрошу, уважаемый Магистр, – наигранно возмущённо встрепенулся Сантьяго, – Генеральный Инспектор Морс.

Данте захотел улыбнуться, но не смог. Глубинная суть души не позволила этого сделать… но всё же губы слегка шевельнулись, и сухая кожица лопнула на них. Кровь мелкой струйкой устремилась к подбородку, но Данте аккуратно приложил палец и остановил её течение.

– Так зачем же вы пожаловали, Генеральный Инспектор в дворец «Терновой Розы»? Не ради обычного разговора со мной?

– Конечно, нет, – застегнув пуговицу на сером жилете, вымолвил Сантьяго, – меня интересует вопрос: а зачем мы оставили править Рафаэля? И почему всё так быстро? Три-четыре дня, и мы из преступников стали героями.

Данте опёрся локтями на балкон и загадочно задумался, обратившись к глубинам своего разума. Магистр думал, как бы точно ответить, направить мысль в точности сути ответа, чтобы его исчерпать. Однако лицо не выразило глубокой мыслительной работы и тяжёлых раздумий.

– Ты спрашиваешь, к чему всё это, хотя прекрасно понимаешь, зачем вы сначала ввергли Рейх в бутафорный хаос, а потом так же и вытащили его, не сменив власти. Ты, наверное, помнишь, что случилось, когда соглашение между нами вступило в силу?

– Мятежники, которых не было, отступили, связь вернулась, и регионы вновь воссоединились, а корабли Турецкого Султаната отправились прочь в свою страну. В принципе, это всё.

– Да, ты прав, но ты и сам знаешь, а были ли у нас «мятежники»? Сколько населённых пунктов мы захватили и ещё во скольких просто саботировали деятельность Все-Министерства? – Данте выдержал театральную паузу, смотря в лицо своему собеседнику, который медленно стал на лице морщиниться и мимически негодовать и только через пару продолжил. – Вот видишь. Для того чтобы сменить власть, нужно её чем-то заменить. Ты и сам понимаешь, что бутафорными мятежниками её не заменишь, а значит и Архиканцлера нельзя трогать.

– Удивителен ты, Данте. – С улыбкой заявил Генеральный Инспектор. – С одной стороны ты ставишь страну на грань революции разорения, а с другой не готов убрать одну деталь из её управления. Незначительную детальку…. Удивительно…

– Но никого мятежа по факту и не было. – Разведя руками, холодно изрёк Валерон. – Мы не бунтовали, не лезли на баррикады и тем более не брали штурмом Имперский Город. Это не то, что революцией, мятежом не пахнет. Пойми, нельзя бутафорией заменить реальность, и в тоже время невозможно убрав существенный элемент системы, надеятся, что на наших желаниях, она не развалится.

– Ох, Данте, – чуть покачивая головой, произнёс Сантьяго, – твои слова сухи и даже холодны. Они понятны и в тоже время слишком далеки от нас. Я не могу различить, что ты вкладываешь в свои слова. Какой фокус бытия? В чём суть? Смысл?

– Морс, я всего лишь стараюсь сказать, что, – и, окинув правой рукой городские просторы, Магистр вымолвил, – народ, люди Империи не готовы к смене главы нашей страны. Убей его вчера, мы бы сегодня ввергли всё в хаос и мрак.

– Да-да,– небрежно кинул Морс и продолжил со щепоткой пародии, – а для тебя это сугубо недопустимо, ибо это приведёт к возвращению всех ужасов, связанных с Великой Европейской Ночью и Континентальным Кризисом.

– И не только. Создавая эфемерную революцию, я знал, что это не более чем игра и ничего за собой не влечёт для добрых граждан Автократорства. Но вот настоящая смена главы, неожиданная и необычная, способна в них разжечь самые омерзительные и противные чувства. Губернаторы начнут драться за власть в регионах, а Департаменты Власти утопят друг друга в крови, деля то, чем владел верховный правитель. Увы, но мы обязаны на время оставить у власти Рафаэля. Он как арбитр, держащий всех по своим углам.

– Хах, – губы Сантьяго разошлись в широкой улыбке, а звук в горле говорил, что мужчина готов громко рассмеяться, – у меня снова такое ощущение, что я снова попал в прошлое. Данте снова охраняет мир любой ценой, а тот готов бросить его в адскую бездну. У этой пьесы не будет конца, а начало потеряно в истории. Боже, почему всё так случилось? Я уж думал, что отдохну от всего этого.

Лицо Валерона оставалось неизменным, а зелёные глаза продолжали сверлить северным льдом Морса. За всей маской безразличия крылся ещё более бесчувственный механизм мыслей, и лишь слабый, мало ощутимый огонёк чувств из былых прошедших времён.

– До отдыха нам ещё далеко, – бросил в воздух странную речь Магистр и оторвался от балкона, пройдя мимо Морса и скрывшись в кабинете.

За ним тут же последовал Сантьяго, с желанием настойчиво потребовать разъяснение слов. Морс переступил порог, закрыл за собой дверь и оказался в небольшом помещении, отданном под нужды уже не Магистра ордена Лампады, хотя привычка его так называть осталась.

Стены явились в исполнении деревянных досок, отлично отшлифованных и залитых блестящим лаком. На деревянно-янтарных стенах повисло несколько картин с изображением зелёных лугов. Пол под ногами совершенно не стучал, от соприкосновения с ними каблуков, ибо они становились на мягкий и дорогой ковёр, с самыми замысловатыми рисунками и непонятными узорами.

Комнатка оказалась столь маленькой, что тут и мебели толком и не помещалось, не то что в других кабинетах, заваленных стульями и диванами. Лишь самое необходимое. У одной стены Данте определил стоять небольшой рабочий стол, на котором по его указу поставили компьютер и стопки документов, а место сидения представилось роскошным тронным креслом. А противоположная стена привлекательна тем, что там стоит только один-единственный диван, обитый кожей, зеленовато-салатового цвета.

И последним украшением комнаты стали несколько книжных полок, полностью забитых толстыми книгами.

Свет попадал только через дверь и единственное окно, но и этого хватало в дневное время, чтобы осветить комнатушку.

Морс прошёл и, обратив взгляд на звук стукающихся клавиш заметил, как Данте уже уселся и уставился лицом и умом в компьютер. Но инспектор так просто отступаться не собирался.

– Простите, но я не понял ваших слов. Что значит «До отдыха нам ещё далеко»? Вы опять задумали нечто…

– Да, – хладно оборвал Валерон Морса, – нечто значимое и фееричное. – И промолчав секунд десять, решил поделиться чуть большим количеством информации. – Когда мы смогли опрокинуть Архиканцлера и вернуться в Рейх не как преступники, а как его слуги, можно сказать мы вступили в незримую войну.

– Между кем и кем? – Дрожа голосом, лихорадочно вопросил Сантьяго, потирая от волнения руки.

– Между Архиканцлером Рафаэлем, его паранойдальной шизофренией, манией величия с одной стороны и с другой меж нами – теми, кто смог вымолить у него условия мирного соглашения. То есть – нами.

Морс слегка побледнел, на его руках стали проглядывать синие вены, а края глаз капельку покраснели от напряжения.

– Почему мы так быстро к этому пришли? Я всё ещё помню, как нас давили снарядами его псы, а через десять дней мы заключаем мирное соглашение. Откуда такая скоротечность действий?

Данте поднялся с собственного места и устремился к окну, став вглядываться в последние лучи уходящего дня и став спиной к Морсу, стал говорить:

– Ты прав, Морс. Всё слишком скоротечно, но ты должен понять, что эту партию мы обязаны тогда были закончить как можно быстрей, ибо только на секунду у нас появилась в руках выигрышная комбинация.

– «Империал-Рояль», как говорят в «Римском Куриате».

– Да, только вместо карт у нас ложные факты и нами же создание события. И сложив их в удачную комбинацию, мы победили, но эта игра закончилась и новая на подходе. Ты прав, Сантьяго. Всё это не имеет ни конца, не тем более начала. Снова придётся делать всё, чтобы Рейх ни пал во мрак.

Инспектор завёл руки за спину, задумавшись о словах, сказанным Данте, но снова не нашёл в них частицы здравого смысла, словно этот разговор одновременно лишён смысла и им переполнен. Мор не мог пронять и выстроить в цепь логику и изречения Данте, хотя они последовательны и не противоречивы…

– И что же вы сейчас будите делать? Данте? Снова игра за выживание Империи? Снова подлоги и тайные ордена? И еще раз закрутите этот вечное танго тайн и скрытости, доброту помыслов и жестокие методы?

– И, да и нет. – Загадочно ответил Данте. – У меня теперь другие планы на всё.

– Может, тогда посвятите в свои планы скромного слугу Автократорства. А то я боюсь, ещё одной вашей аферы с половиной мира я просто не перенесу.

– Всё очень просто. – Приподняв края губ в попытке улыбнуться, изрёк Данте Валерон и ледяной речью продолжил. – Я собираюсь возглавить эту колоду. Хватит с Империи правителей, которые не способны удержать правление в руках или больных головой. Эта борба идёт без начала, и будет без конца. Я всего лишь попытаюсь внести в её… частицу стабильности.

– Метите на трон, о котором многие только мечтают? – осторожно вымолвил вопрос Морс, сложив руки на груди.

– Только планы, Генеральный Инспектор. А теперь, давайте забудем об этом разговоре, иначе нам снова придётся воевать и бегать по распаханной земле… в лучшем случае.

– Так против кого играем, и кто с нами? – Разойдясь губами в ехидной улыбке, въедливо спросил Морс, потерев руки.

– Хороший вопрос. Против нас играет вся расфуфыренная имперская неоаристократия, нацепившая на себя маски верности Архитканцлеру. Улыбаясь нам в лицо, под своими масками они таят злобу и оскал. Неоаристократия только и мечтает скинуть нас подальше от Рима. А кто же с нами? – Риторический вопрос прозвучал так же холодно и без эмоционально. – Я думаю тот расклад, который нам и позволил выиграть эту партию.

– Империал-Рояль? – усмехнулся Сантьяго Морс

– Да.

Эпилог

Спустя месяц. Марсель.

Стоит прекрасный полдень и город, славный и великолепный полон неугасаемой жизни. Миллионы людей в нём работают на благо всей страны, и полны истового рвения трудиться. Высокие здания в центре града образуют целый лес, края города похожи на нескончаемые приниженные пространства, а берег, старый добрый лазурный берег, визитная карточка Марселя, наполнен множеством отдыхающих людей.

Только центр внимания сейчас не главная достопримечательность города, а скромная церковь, выкрашенная в белый цвет, являя собой образ чистоты и полной молитвенной тишины посреди городского шума. Три золотых купола возвышаются к небесам и сияют подобно маяку. Площадка возле храма расчищена, и справа виднеется квадратное здание епархии, слева же пара архитектурных ансамблей, посвящённых значимым событиям в городе.

Возле храма множество людей в простой одежде, пара десятков храмовников с автоматами бродят возле забора, неся неусыпный дозор. Внутри же церкви ещё больше людей, которые хотят зреть великое таинство.

– Помнишь, как мы тут были в прошлый раз? – прозвучал вопрос от мужчины в сером пиджаке, такого же цвета брюках и чёрных остроносых туфлях; его лицо с грубыми чертами взирает на ступени церкви. – А? Помнишь, как тут гремели битвы, как мы сражались за жизнь?

Второй человек, к которому был обращён вопрос – высокий стройный мужчина, с чёрным длинным волосом, на котором вороной камзол из кожи, рубашка цвета угля, высокие сапоги и штаны, не отличающиеся по тону от остальной одежды. Его бледное зрелое лицо уставлено на церковь, глаза насыщенного зелёного цвета взирают на купала храма.

– Брат, – доносится воззвание, – ты меня слышал?

– Да, Яго, – ответом стала холодная меланхоличная речь. – Я тебя слышал. Конечно помню… помню Марсель в огне… помню Прованскую Республику и то, как нас потом закинули на Пиренейский полуостров.

– Эх, какие были времена. Слава, доблесть и честь Империи.

– Не тебе о них вспоминать Яго, не тебе… или ты забыл про то, как поступил с нами в Великом Коринфе?

– Проклятье, брат, я говорил тебе, что я исполнял приказ, – разозлился мужчина и приблизился вплотную к Данте, но под тяжёлым взором храмовников ступил назад. – Я, признаю, виноват в том, что случилось, но я не мог поступить иначе.

– Почему же ты тогда бежал? Яго, почему ты оставил меня одного? – голос Данте неестественно дрогнул, и магистр полез в карман Камзола, через секунду ладонь снова появилась, только меж пальцев была зажата таблетка, которую он мгновенно проглотил.

– Что-то ты совсем расклеился, братец.

– Слишком трудно в последнее время. Чувства… эмоции… они…

– Не говори, что б тебя, – оборвал его Яго и тяжело выдохнул. – Если найдёшь в себе силы, прости меня, я тебя очень прошу.

Пару секунд помедлив, снова звучит вопрос – Яго желает сменить тему для разговора:

– Кто там проводит венчание? Флорентин?

– Да, он самый. Как же Эмилии и Андрагасту повезло, что их обвенчает сам Верховный Отец, – ответил Данте и на мгновение ушёл в воспоминания, вспомнив Официальное объявление Круга Кардиналов Империал Экклесиас, напечатанного в Римском Вестнике – «На должность Верховного Отца учреждён приказом Архиканцлера и Императора, почётного тирана Иллирии и понтификария Рима, Флорентин Антинори. Круг Кардиналов полностью поддерживает это решение и приветствует возвращение прошлого Верховного Отца вновь на священный пост. Круг Кардиналов выражает свою уверенность, что мудрость и опыт Флорентина Антинори направит нашу праведную Церковь в правильное русло».

– Ты прав, Данте. А чего ты сам не захотел поучаствовать в таинстве? Там и родители, и Морс и даже Калья пришла, несмотря на её новые парламентские обязанности.

– Мне слишком тяжело смотреть на это… думаю, ты сам понимаешь, почему и я напомнить не хочу. Так же был в церкви и так же…

– Ох, брат, столько времени прошло, да сколько можно? – чуть вспылил Яго. – Пора уже забыть всё, что произошло тогда, ты же только кромсаешь себя воспоминаниями.

– Великий Коринф… Балканы… я их никогда не забуду, и ты это знаешь.

– Данте, ты сам понимаешь, что былого не вернёшь, нужно смотреть вперёд. Поверь, я думаю… знаю, что они смотрят на тебя оттуда, где сияет неугасимый свет Его любви.

– Какие ты слова выучил…

– Вот не нужно так. Ты думаешь, мне не больно вспоминать о них. Я не оправдываюсь, прости меня за всё, что произошло, но…

– Что «но»?

– Данте, просто смирись с тем, что их больше нет.

Наступила минута молчания, пока Данте собирался с мыслями и отгонял накинувшуюся на него дикую тревогу. Он предпринял усилие воли и исторгнул слабость из мышц и тела, снова придя в порядок.

– Скажи лучше, Яго, ты достал справку?

– Да, пришлось попотеть, но всё-таки, – мужчина достал бумагу, украшенную гербовой печатью. – Проклятые бюрократы не хотели выписывать.

Данте взял документ и вчитался в него, найдя две нужные строчки:

«Передача права пользования и владения поместьем «Лист Клевера» переходит к Андрагасту Карамазову и Флоренсе Эмилии, как суверенной семейной единице».

– Хорошо, хоть есть какая-то польза от Имперор Магистратос.

Произнеся это, на ум Данте пришли строки из приказов Архиканцлера, которыми он повернул вспять устройство государственной машины:

«Вместо одного Все-Министерства и его отделений, приказываю вернуть старые должностные управленческие институты – Министерства, Министерского Консула и Совет Министров. Христианскую Конгрегацию Праведной Веры приказываю переименовать в Империал Экклесиас. Так же приказываю вернуть в действие четырёх палатный парламент старого устройства

Так же отдаю приказ об дачи опровержения всей информации, изложенной о Втором Канцлере. Сказать, что это был саботаж мятежников и все виновные в политической дезинформации найдены и преданы самому жестокому суду.