Восхождение к власти: Противостояние

Капитан обхватил алебарду, как копьё, которым собирается нанести последний удар. Он его уже вознёс и собирался обозначить свою победу, пафосными словами, выдав их рычащим голосом:

– Я недосягаем для тебя и твоей палочки!

Сразу же после этих слов в корпус «Архистража» угодила липнущая граната. Мужчина поднял голову в недоумении, скрытом под шлемом. Ещё момент и золотого соперника накрыла волна пламени, заставившая его отступиться от почти поверженного Хранителя Стамбула.

Флоренций знал, что приказывать своим воинам атаковать Капитана бесполезно, ибо никакая пуля, кроме танкового залпа, не пробьёт этот доспех, созданный из самых современных сплавов, да и мало кто сможет, ибо все связаны перестрелкой. Тит тогда пошёл на, поистине, безумный шаг.

В его правой руке снова загудел боевой коготь, а лезвия наполнились зарядом. Левая рука легла на пистолет, подложка которого удерживала длинноватую трубку, крепящуюся к небольшому барабановидному устройству у чёрной ручки.

Тит перешёл к бегу. Он направился прямо к Капитану Стражей Шпиля, вскинув левую руку и прицелившись в сторону изумлённого противника, нажимая на курок. Дуло пистолета выдало десять лазерных линий, которые оставляли отметены на доспехе врага и два последних попали прямо в визоры.

Автоматическое затемнение не помогло от яркой вспышки, и могучий воин взвыл, зажмурив глаза. Тем временем Флоренций перешёл в прыжок и буквально накинулся на противника. В один скачок он опрокинул тяжёлого и стойкого, как скалу, Виореля, который от неожиданности потерял равновесие и завалился.

Когти на перчатке вошли под горжет, в место прямо у шеи, перерубая важные кабели системы брони. В некоторых частях доспех стад искриться и дымиться, но Тит, сменив батарею на пистолете, в упор расстрелял ещё заряд, в противника, что пытался прийти в себя. Тонкие лучи лазера прожигали металл, доставая до микросхем управления и ключевых узловых систем, обращая их в пепел. Флоренций не смог вытащить перчатку, а поэтому её пришлось отстегнуть и отпрянуть назад, от разъярённого чудовища в золоте.

В этот миг в «Тронный зал» ворвался Данте, с холодным и невозмутимым видом став всем дробить кости. «Штурмовики», вошедшее за ним, устроили самое настоявшие светопреставление. Блики, сверкание и сияние от их энерго-винтовок наполнили притемнённую залу, отразившись в лужах крови. Магистр «Лампады» приказал всем организовать защитный периметр, закрыть все коридоры и установить контроль над проходами, чтобы никто не смог пройти. Все так и поступили, перейдя уже в наступление.

Виорель де Ла Кастьёре попытался встать, но рок оказался быстрее него. Данте выпрямил руку, вытянув и молот, и спустил курок. Разрывная пуля, взятая перед отплытием, пробила энергогенератор доспеха на спине, и горб брызнул волной пламени и золотых деталей. А сам Страж Шпиля, дико прорычав, встал на четвереньки, не в силах превозмочь вес костюма.

Хранитель Стамбула, припустив клинок к окровавленному полу, подошёл к Капитану «Стражей», Тит подобрал свой термо-пистолет и направляя его к голове противника занял свою позицию, а Данте, спрыгнув со второго яруса, перезарядив «молот гнева», занял свою позицию.

– Убейте меня! – пытаясь встать, держась только за алебарду, прорычал Капитан. – Дайте мне умереть, как воину!

– Мы не хотим тебя убивать, – бесстрастно начал Данте. – Мы могли это сделать раньше. Отступись «Страж», прекрати кровопролитие и отзови подкрепление. Закончим эту бойню. Пощади своих солдат, у каждого из которых свои дети и семьи. Скажи мне, «Золотая длань Императора», сколько ты оставил сегодня детей без отцов и из жён сделал вдов?

Капитан, преодолевая вес доспеха, осмотрелся. Он увидел только ковры из мёртвых тел и как его воины беспомощно гибнут, пытаясь сюда пробиться через шквал огня. Он понимает, что проиграл и с бессильной яростью смотрит вперёд, думая, что делать дальше.

– Если вы не согласитесь, тогда мы уничтожим корабль и пустим вас на дно, – пытается хладно надавить Данте. – Так или иначе, ордена сегодня выиграют.

– Гуд! – рыком, с бессильной яростью ответил поверженный «Страж».

– Что это значит? – С недоумением вопросил Тит.

– Это значит, что мы победили, – всё так же без эмоций ответил Данте Валерон, в душе радуясь окончанию кровопролития.

Глава двадцать четвёртая. Рождённые ураганом

Восемнадцать часов вечера. Остров Анафи.

Грозовые облака отступили с небосвода, дав пробиться через них гаснущему вечернему светилу, что приятным светом залило весь остров. Дождевая мгла наконец-то сменилась лёгким солнцем конца этого дня, воцарившееся на небесной тверди, посреди белых ошмёток грозового фронта, что ещё грозились залить всё водой.

Ветер-менестрель не играл средь крутых скальных выступов. Хорошего ветра не было вообще, дул только лёгкий томный бриз, завывающий слабую и унылую песнь смерти.

Остров Анафи стал похож не на прекрасный островок, посреди морской пучины. Это была выжженная круча скальной породы, ещё не остывшая от разрыва тысяч снарядов. Казалось, гул до сих пор стоял над островом, став зловещим ореолом прошедшей войны.

Вокруг острова держались на плаву подбитые корабли и катера, оставленные экипажем. Эти морские призраки из стали явились тенями ужасных событий. Ну а дно морское усеяли сотни маленьких судов, став грозным символом прошедшего ада и неимоверной жестокости.

Корабль «Меч Серафима» остался едва ли не единственным, кто всё ещё держался на плаву. Неимоверно огромный, похожий на плавучую крепость он во многих местах ещё пылал, отсеки были залеты водой, а само судно критически накренилось к носу, уже готовясь опрокинуться. Множественные подводные инженеры латали его борта и днище, чтобы символ ордена не ушёл ко дну, но именно этот корабль стал сущим олицетворением того, что творилось на острове.

Великая Цитадель. Внутри неё пылали уровни, стонали раненые и завалены десятки проходов. Нижние уровни стали олицетворением кровавых бань. Стены огромной крепости готовы обрушиться под собственным весом. Разбитые, серые укрепления, хрустящие и стонущие, держались только чудом, чтобы не лопнуть и не унести под собой десятки жизней. Что ж, некогда прекрасное строение, олицетворявшие орден и его силу сейчас похоже на полуразбитую бетонную коробку.

Все укрепления острова, окружавшие центр и Замок Сарагона набрали в себя кучи трупов, став могилой для тысяч людей. Разворошённые траншеи, разбитые бункера и дзоты, полыхающие полевые укрепления и залитые кровью окопы: всё это сегодня – могильник для погибших. Не осталось того места, но острове, которое не коснулась бы рука войны.

Замок Сарагона Мальтийского обратился в груду камней. Рухнувшие стены, сломленные ворота, разрушенные постройки, выгоревший сад и дворец, ставший похож на древние руины. Но больше всего было жалко тот самый сад. Наследие поколений, пережившие Великую Европейскую Ночь не смогло прожить несколько часов, сгинув в «праведном» огне нового времени.

Ничто не избежало воздаяния Архиканцлера. Анифи и «Прибой Спокойствия» всё ещё полыхали жарким огнём не погаснувших пожарищ. Чёрный дым так взметался толстыми столбами к небосводу, становясь олицетворением разрушений.

Корабли флота Рейха уходили за горизонт, оставив истерзанную добычу, сломав об неё зубы. Из брошенных десятков тысяч в живых осталось только двадцать сотен человек, что ещё сражались с неистовым желанием сложить головы во имя своих сумасбродных идеалов и сумасшедшего повелителя. Но поступил приказ об отступлении, и противник покинул эти места. Но и орден сегодня практически пал. Из шести тысяч первоклассных бойцов, на ногах стояло два двести воинов. Это и было наследие некогда великого ордена. И сегодня «Лампада» стала близка к тому, чтобы навсегда потухнуть.

На одиноком западном искусственном берегу стоял человек. Его сапоги грубыми подошвами ушли под золотистый песок, который покрывался лёгкой пеленой гари и пепла, подгоняемой ветром. Мужчина просто наблюдал за закатом, уставив свой взгляд далеко к горизонту.

Кожаный, изодранный и порванный во многих местах камзол еле как шевелился под порывами хилого ветра. Рубаха, покрытая сажей и кровью, практически не трепеталась. Невозмутимое лицо так же не выражает никаких эмоций, как и вся мировая действительность. Взор его изумрудных глаз был так же холоден, как северный лёд. Без всяких сомнений в этом образе узнавался Данте, что снова предался созерцанию солнца, ибо находил в этом суть для размышлений.

Уши Валерона уловили шелест сухого песка, как крупицы кремния хрустят и проминаются под тяжёлыми берцами. Магистр позволил себе повернуться.

К нему шёл высокого роста человек, худощавый, с сухим лицом и короткой стрижкой. Мужчина выбрал для себя бежевое пальто, рубашку поверх штанов, уходящих под берцы. По одежде и взгляду, полном печали Данте узнал Сантьяго Морса.

– Здравствуй, – приподняв руку в приветствии, сухо произнёс Валерон. – Как ты себя чувствуешь?

– Как с похмелья, – остановившись, поводив опустошённым взглядом, не менее обречённо ответил Морс. – Сегодня было слишком много крови.

– Да, но мы победили.

Буря негодований вспыхнула в сердце бывшего инспектора, и он вспылил:

– Победили? Оглянись! Наши братья лежат в могилах, вместе с предателями, всё разрушено, мы не сможем это так быстро восстановить. Скажи на милость, Магистр, сколько нас осталось? Что стало с Карамазовым? Где сейчас Флорентин Антинори? Ты всех их завёл практически в могилу.

– Успокойся. Все они не были моими пешками, как ты думаешь, но они стали жертвами врага, а не моих амбиций.

– Твои амбиции и есть наш враг! – в гневе крикнул Морс.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Всё эта время ты нас вёл только во исполнение собственных идеи. Скажи, зачем мы притащили сюда Калью? Зачем тебе понадобилась эта рыжеволосая бестия? Во имя чего ты положил тысячи солдат? Во имя только собственных мечтаний и проклятых грёз! Ты не лучше тех, с кем воюешь, ибо вы сделаны из единой породы, – злобно заключил Морс.

– А теперь послушай меня, Морс, – голос главы Ордена едва-едва задрожал. – Мы не можем оставить этот мир на произвол. Не ты, не я не вправе покинуть миллионы людей и оставить их в забвении тьмы, которая готова накрыть народ Империи. Я сражаюсь не за идеалы, а за тот народ, которому и ты давал клятву в служении. Наш орден всегда оберегал мир, каков бы он не был. Тебе об этом готовы сказать и Флорентин, и Карамазов.

– Они сейчас ничего не скажут, – озлобился Сантьяго. – Наш «отец» сейчас в бессознанке, от болевого шока, который его накрыл. А Андрагаст настолько глубоко погрузился в себя, что не способен отреагировать на боль. И не надо прикрываться идеями народного блага. Ты свои личные амбиции готов покрывать чем угодно.

– Нет, Морс. Сегодня мы бились во имя будущего. Скажи, ты готов оставить народ на волю фанатика? Пойдёшь ли ты на сделку со своей совестью, зная, что от твоих действий зависят судьбы миллионов? Не я разжёг эту войну, но если мне в ней суждено сражаться, то я сделаю это с честью. – С некой, еле ощутимой толикой пламенности и рвения произносил слова ледяной Данте. – Так поступали и те, кто погиб. Так поступили и Карамазов с Флорентином.

– Тогда почему ты не остановил наступление? У тебя куча связей в разных структурах. Ты в единое мгновение мог обрушить все их системы. Почему ты этого не сделал? – С присущей язвой вопросил Морс.

– Потому что нельзя спасти мира, повергнув его в первобытный мрак. Я, мы, наш орден не мог так поступить. Обрушив системы Империи, я бы породил новый Великий Кризис. Ты хотел этого?

– Ну а почему тогда ты не отыскал предателей в наших рядах? Ты ведь знал, что таковые есть. Я не в жизнь не поверю, что бы Магистр ордена Лампады, великий Данте Валерон, непревзойдённый добытчик информации не знал о засланцах и предателях? Так ведь?

– И позволить им втянуть нас в войну раньше времени? – хладно парировал Магистр. – Если бы начали их отлавливать раньше времени, это привело к тому, что бойня началась намного быстрее и что тогда, уважаемый инспектор? Битва была бы долгой, и враг пошёл в поход бы раньше. У нас на тот момент не было ни обороны, ни укреплений. И сколько бы продержались, расправившись с отступниками и шпионами, когда враг стоял бы у нас на пороге?

В ответ Данте услышал только молчание. Он понимал состояние Сантьяго. Тот был изумлён до глубины души произошедшей бойней. Морса взяло потрясение от гибели множества ему знакомых людей, от того, что его побратим находиться в ужасном состоянии. Внутренний стержень бывшего инспектора сегодня хрустнул, треснул, но не сломался.

– Зачем тебе всё это? – Из глаз Сантьяго на свет проблеснули слёзы, обжигавшие суть его души и холодившие щёки. – Во имя чего все эти жертвы, для чего мы бились за ту девку по имени Калья? Ты же мудр Данте, так просвети и меня этой мудростью. А то я не могу понять, во имя какой проклятой цели я потерял столько знакомых людей!?

– Игра ещё не окончена, – загадочно ответил Магистр. – Сегодняшняя буря всего лишь была преддверием перед тем, что нас вскоре накроет. Мы выдержали этот день под сводами бури, но нам предстоит прожить ещё целую жизнь. Да, можно сказать, что сегодня мы бились во имя будущей жизни. Во имя жизней миллионов людей Империи. Так оно и было.

– Слишком красивые слова для такого банального варварского побоища, – удручённо проговорил Сантьяго. – Мы не ты, Данте. Мы простые люди, которые доверились тебе. И что с нами стало?

– В чём ты меня винишь, Морс? В том, лишь то, что я пытаюсь сохранить мир? В том, что нам пришлось пожертвовать ради победы? Ты обвиняешь меня, в том, что я положил тысячи жизней во имя собственных амбиций, но ты не понимаешь, что порой добиться мира можно… только пустив немного крови.

Морс и Данте смотрели друг на друга. Сантьяго ничего не мог разглядеть в ледяном взгляде Магистра. Он понимал, что тот бьётся за мир, за его нерушимость и вековечность. Сантьяго и сам, когда работал инспектором, столько переловил отступников, которые заявляли о свободе, что ими можно было укомплектовать целый мануфакторий. Но оказавшись по ту сторону баррикады, освободившись от влияния Империи, Морс осознал, что мира можно и по-другому добиться. Испытав на себе молот войны, он начинал сомневаться в правильности мыслей Магистра «Лампады».

– Сказав это, – тяжело зашевелил губами бывший инспектор, – ты становишься в один ряд с безжалостными сумасшедшими тиранами.

– Ты меня не понял. Я имел в виду, что мы обязаны были принять этот бой и пролить нашу кровь во имя будущего мира. Да, сегодня погибли многие, но мы переродились в новом обличии. Теперь мы готовы к той «игре», которая сейчас разворачивается на арене Империи, – и ненамного замолкнув, собираясь с мыслями, Данте продолжил. – Ты должен понять, что эта битва была кульминацией тысячи событий. Это всего лишь логический исход длинной цепочки череды действий и противодействий. Всё началось в тот момент, когда ещё Лорд-Магистрариус помыслил о революции, когда тот парень Алехандро впервые подумал о смене власти. Или когда ненависть к полк-ордену вспыхнула в Рафаэле. Всё это стало пиком, который явился в этой битве. Именно то, что сегодня произошло на Анафи, стало точкой к следующей кульминации. Прошедшая «буря» и есть наша суть теперь. Пойми, Морс, мы рождены войной и живём только ею. Сантьяго, теперь наша цель нести гнев сегодняшнего дня в сердцах и обратить его против тех, кто повинен в ней.

Слова Данте для Морса показались безумными. В глазах бывшего инспектора тот, кто прошёл сквозь ад «Часа предательства ангелов», не мог быть иным. Кто мог знать, что твориться под ледяной маской Валерона?

Внезапно к ним спустился ещё один человек. Это был офицер ордена Лампады, облачённый в пальто, сапоги, броне-пластину и перчатки. В руках он нёс листок, сложенный вдвое. Офицер быстро преодолел расстояние до двух мужчин и выровнялся перед ними по стойке «смирно».

– Вы что-то хотели? – Вопросил Магистр, не помня имени и звания офицера.

– Господин Великий Магистр, Рафаэль Альтир, Архиканцлер Автократорства, Император Рейха, шлёт вам письмо, – протянув бумагу, ответил чётко солдат.

– Свободен. – Произнёс Магистр, взяв бумажку.

Данте вчитался в содержимое письма, которое показалось ему весьма интересным. Буква за буквой, строчка за строчкой Валерон поглощал важную информацию. И когда смысл последней буквы был уяснён, Магистр опустил руку с письмом.

– Ну, что там? – с нетерпением задал вопрос Морс.

– Игра продолжается, – загадочно ответил Данте и столь же странно продолжил линию ответа. – Кажется, у нас выпал шанс всё вернуть.

– Что говорит вам Император?

– Он хочет встретиться, через неделю. Говорит о том, что восхищён нашими подвигами на поле боя. Пишет, что был бы рад вернуть в лоно Империи таких умных и способных людей.

– И вы ему верите? – Прозвучал вопрос с явным скепсисом в голосе.

– Конечно же, нет. Я долго наблюдал за тем шакалом, чтобы поверить ему. Он просто хочет сыграть с нами в игру. На кон он ставит слишком много, но и награду хочет получить немалую.

– О чём вы говорите?

– Лишь о том, что Рафаэль желает отыграться. В этой битве он не смог выиграть честно. Теперь с помощью хитрости он хочет заманить нас в условленное место, создать обстоятельства, которые выгодны только ему, и тогда он сможет диктовать нам свои условия.

– И что мы будем делать теперь?

– Играть. – Пространно ответил Магистр, чем поверг в шок Сантьяго. – Он не знает, что у нас есть его информаторы. Он не понимает, его планы раскрываются ещё раньше, чем он об этом узнает. Мы пойдём на встречу, и сыграем с ним.

– Ты безумен, Магистр, но только безумец может справиться с полным сумасшествием, – напоследок проронил Морс, покинув пляж.

3

Ближе к глубокой ночи. Дворец Сарагона Мальтийского.

На остров ступила ночь и тёмное полотнище, нависшее над островом, покрылось яркими огненными точками, ставшими символом прошедшей битвы. Костры и огни пожаров рассеяли тёмно-синий покров ночного порядка, показывая обнажённые «раны» земли. Всюду ведут работы санитарные команды, собирающие трупы людей и сортирующие их – какие будут захоронены тут, а какие переданы Архиканцлеру на захоронение. Однако не везде царит копошение, ибо есть место, где собралось командование и там властвует политика.

В кабинете Данте стоит полнейший беспорядок, но всё же он стал местом встречи тех сил, которые могли изменить мир. В томной полуночной обстановке, которую рассеивали лишь свечи, собрались люди, которые сегодня сыграли ключевую роль в победе.

– Что вы собираетесь делать дальше, «Ворон»? Вы же понимаете, что у вас недостаточно сил, чтобы продолжать борьбу, – приговорил мужчина, облачённый в традиционный расшитый бежевый турецкий костюм. – Наш султан, да будет имя его благословенно, ждёт от сегодняшнего дня результатов для своей страны.

– Гранд-мастер, Эфенди, я понимаю ваш скептицизм, – ответил человек, облачённый в такие чёрные одеяния, что практически сливался с полутёмной комнатой. – Но мы сможем выполнить возложенную на нас роль, несмотря ни на что.

– Нам нужны гарантии на это.

– Поверьте, мне нет смысла вас обманывать.

– Я не спорю «Вороний Лорд». Не спорю, но хотелось бы что-то весомее слов.

– Так почему вы здесь? – прозвучал вопрос от человека, чьи слова обжигали своим оледенением.

– Султана, будь благословенно его имя, и меня уболтали. Если бы не этот человек, то я бы никогда не бросил Чёрных Серафимов к вам в пекло.

– Так кто это? – поинтересовался «Ворон».

– Я.

Все обернулись туда, где раньше казалось, была пустота. Из неё, выйдя на свет свечей, подался человек. Его одеяниями стали весьма интересные элементы одежды. Торс покрывал чёрный крепкий и толстый кожаный жилет, больше похожий на броню. Ноги укрывались тканевыми штанами и высокими берцами на нитке, подходившие практически под колено. Лицо же человека немного безжизненно, но столь, же сурово и хладнокровно. Черты лика являют собой слегка овальный квадрат и весьма крупны, на губе же есть незначительный шрам. Чёрные волосы, коротко подстриженные, доходили до ушей, а глаза, отражавшие блеск изумрудных полей, смотрели взором полным азарта.

– Брат, что ты меня не встречаешь? – заговорил человек, голосом, наводненным азартной радостью встречи.

– Ах, это ты, – последовал безжизненный ответ.

– Ну, разве так встречают родственников? Или ты всё ещё не можешь избавиться от болезненного пережитого потрясения? Сколько лет прошло, а ты всё ещё вспоминаешь ад тех дней, Данте.

– Яго, – голос Магистра сильно задрожал, в бессилии пытаясь выдавить эмоцию, собиравшуюся на стыке злобы и тотального уныния, – я не хочу тебя видеть. Ты покинул меня в тот… момент. Я… я остался один.

– Я спас тебе сегодня жизнь. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило, чтобы уговорить правительство Турецкого Султаната принять участие в вашей маленькой войне. И я вернулся, чтобы помочь. Пора забыть старые обиды, брат. Я извинился, покаялся за то, что стало с ней. Не нужно жить прошлым, брат.

Магистр молчит. Он уподобился холодной скале, которая вот-вот рухнет. Он не мог ничего выговорить, ибо ему хотелось кричать. Его окружало безумие, и он сам был в шаге от него. Всё вокруг непонятно и только его цель ясна.

Яго зашагал в сторону Магистра, стуча ботинками по полу. Он подошёл к Валерон и положил ему свою руку на плечо, сказав единственную фразу:

– Данте, брат. Мы Валероны, и мы должны быть вместе. Ты же так говорил когда-то? Помнишь Сиракузы-Сан-Флорен? Мы последние из нашей семьи и мне жаль, что тогда случилось в Великом Коринфе, но я не виновен в том, что случилось. Я всего лишь исполнял приказ.

– Чей? – хладно прошептал Магистр «Лампады».

– Лорд-Магистрариуса.

Чувства взорвались внутри груди Данте, накрыв его с головой, но ледяной разум сдержал сей порыв, и Магистр так и остался стоять всё собрание с ледяной маской на лице.

Часть третья. Империал-рояль

4

Где-то на окраинах Автократорства.

В устроенной государством деревенской таверне повисла атмосфера радости. И даже, несмотря на её государственность, тут витает некая отрада и лёгкая, детская несдержанность, недоступная для стопроцентного концентрата государства, праведности и вечного воздаяния – городов Автократорства.

Старые деревянные стены, помнили всё, что тут происходила за последние двадцать лет, со дня её существования. И драки, разгоняемые полицейскими, и молитвенные ярые проповеди Культа Государства, прерываемые едва хмельными возгласами завсегдатаев. Этим она и отличалась от миллионов кофеин, ресторанов и пабов в бесчисленных городах Империи Рейх. Если там всё загонялось в строгие, непреступные моральные рамки и даже количество алкоголя на день могли жёстко контролировать, дабы гражданин «не упился и не стал воплощением всей антиморальности, животным, чью натуру мы обязаны задавить». Тут, в этой старой деревенской таверне можно было и слегка переборщить с содержанием алкоголя в кружке пива… или кружках.

Но ни деревенская таверна, ни городской ресторан, ни кофейня не имели отличия только в одном: всех их связывал «Римский Куриат».

«Римский Куриат» – карточная игра, которую создал сам первый Канцлер. Он запретил играть в старые карты, ибо по наставлению Империал Экклесиас четыре масти были признаны богохульными. Правитель дал народу иную игру, а посему она явилась самой популярной и почитаемой во всей Империи, и тем более на её окраинах, где сейчас и играли.

– Давай! У меня «когорта»! – вскрикнул за столом в таверне один из играющих и положил на стол четыре карты чей номинал измерялся четырьмя рисованными легионерами.

Один из нескольких сидящих за столом человек открылся и выложил на стол свои куски бумаги, чьё карточное лаковое покрытие блеснуло в свете ламп и изобразило четырёх дам.

– Проклятье! – Выругался мужчина, отбросив свои карты. – У тебя «Матронум Двор»

– А что же у тебя? – с лисьей ухмылкой вопросил второй парень и потянулся рассматривать карты противника.

Как только пальцы коснулись карт мужчины и перевернули их, на свет тут же вынырнули картейки с номиналом в две семёрки и две шестёрки, лишённые старых мастей.

– Ха, думал меня завалить собранием «Гранд-Серва»? Не получилось! – Ликующе проговорил парнишка и потянулся за тем, чтобы отхлебнуть немного пива из пинты, но тут же прервался, посмотрев на источник звука.

– Кхм, – приложив кулак ко рту, демонстративно прокашлялась девушка, – мальчики, вы видимо про меня забыли.

– Да ладно, что там у тебя? – потеряв всякую торжественность, обратился с вопросом парень.

На стол тут же пали пять карт и решивших исход игры. Под лампой сверкнули Чёрный король, дама в алых одеяньях, худой валет, и две десятки, возвещая об абсолютной победе девушки.