Восхождение к власти: Падение «ангелов»

– И никто из ваших не проинформировал высшее командование?

– И у нас такое было, – сказал мужчина, в броне, которая стала синтезом «восточного духа» и современных технологий. – Мы писали, только казалось, что офицерам не было до этого дела. Понимаешь, год они бегали по девкам и зависали не понять где, а такое ощущение, что Консулам даже нет дела. Только сейчас понятно, что они поддержали этот мерзкий бунт.

– Хорошо, а что было за месяц?

– Нас стали гонять по экзаменам и тестам. Словно отсеивали… а затем собрали всех из орденов на какие-то «учения». Мы только потом поняли, что нас просто собрали, чтобы убить вместе, а не выискивать по частям и мочить, как крыс, – ответил «Судья».

– Как вы выбрались?

– В тот день нас хотели взять и перебить, но мы устранили охранение и разошлись, растеклись с условием собраться в том месте, где есть лоялисты. Благо мы близко были к Коринфу. Тут мы и решили принести возмездие бунтовщикам… вместе с вами.

– Хорошо, – отстранённо произнёс Андронник и, перекинув винтовку осмотрелся; среди людей он увидел девушку в чёрных одеждах, на которой бронежилет и широкая повязка белого цвета с алым крестом, а под боком у неё кобура с энерго-револьвером, у которого вместо патрон батарейки; она ходила и искала, кому можно оказать помощь, но таких не было, ни единого писка раненного или умирающего. Либо живые и на ногах, либо «почившие в Бозе».

Андронник тяжело зашевелил ногами, переступая через тела, остатки укреплений и куски разбросанного асфальта, подходя к даме, чувствуя, как энергия покидает его тело. Двухметровый воин возвышается над худенькой девушкой, чьи недлинные волосы треплет слабый ветер, а на щеках осела чёрная сажа и пыль.

– Вы же Сериль, – донеслись с металлическим бренчанием слова Андронника. – Вы супруга Данте Валерона?

– Да, – девушка удивлённо, но без страха подняла светло-голубые глаза и заглянула туда, где радужка черна и бездонна, сияет небесным светом неонов.

– Зачем вы вышли в место, где вероятность вашей смерти составл… – Андронник от усталости отбросил сложные фразы. – Вы в опасности, почему вы не с дочерью, когда ей так необходимы? Госпожа Сериль, не подвергайте себя опасности, ваш муж с ума сойдёт, если с вами что-нибудь станет.

Сериль опустила глаза, повинно и понимающе. Да, она знает, что нехорошо сделала, оставив дочь в детском блоке одну, что вышла на поле боя, но ей хочется быть нужной. Мужчины взялись за оружие, встали на защиту родного края от вопящей хулением на здравый мир орды, а она?

– Я просто хотела быть нужной… хотела лечить раненных и спасать жизни на поле боя. Пойми, я просто хочу хоть чем-то помочь вам. Мой муж наверняка где-то сражается с повстанцами, а я отсиживаюсь?

– Да, – отчеканил Андронник и произнёс то, что в его памяти пронеслось фрагментами памяти. – На моих глазах была расстреляна женщина-санитар, такая же как ты, – стальными пальцами киберарий коснулся креста Сериль, – такая же молодая и безобидная. Но мятежники не знают жалости, ибо их ведёт безумие. Сериль, одумайся, у тебя дочь и муж, который сойдёт с ума.

– Да… но так я хоть что-то могу сделать для Рейха, для дома, для дочери, чтобы она была мною горда.

– Понимаю, – Андронник хотел сделать шаг в сторону, но металлическая нога подвела – сил не хватило, и она подломилась, заставив киборга упасть на ладони, прохрипеть. – Зараза, батареи… энергия заканчивается.

– Подожди, – Сериль обратилась к сумке на поясе, и в её руках оказалось прямоугольно начищенное до зеркального блеска устройство, которое она аккуратно вложила в ладонь киборга, чувствуя холод его ладони. – Держи, я это нашла перед уходом в штабе. Думала её использовать для зарядки связного устройства, если сядет, но тебе она нужнее.

– Спасибо, Сериль, ты так добра. Твой муж гордился бы тобой.

Слова Андронника в конце заглушились нарастающей музыкой, ударившей из громмофонов и на некоторых уличных экранах, где раньше царствовала реклама, ныне правит агитация:

– Молвит Алэксандэр «Слово Правды»! – эти речи окутаны помпезной пафосной музыкой, которая лишь размывает ясность, вместо неё привнося идею. – Пять лет под игом Рейха не прошли просто так. Великая греческая нация потеряла в численности на десять процентов, школ, где учат греческому языку, стало в два раза меньше. А так же, направленная на уничтожение этнических греков политика Империи привела к тому, что греки потеряли ключевые посты в органах власти, на территории, где мы живём. Нами правят оккупанты! Молодые, боевые, горячие! Вы знаете, что делать! Своими руками и оружием в них верните себе свою родину! – после этих слов, двое солдат расстреляли громкоговорители, чтобы прекратить поток информационного шлака.

– Как же надоела эта пропаганда! – вспылила Сериль. – Из-за неё столько молодых людей похватали оружие и записались в ополчение. Молодые и все идут на смерть…, – сказала девушка и вернулась к полю боя, ища кому бы помочь, напоследок тихо шепча. – Эх, хотела бы я знать, что сейчас с Данте.

Горячая пыль

Этим временем. Центр Новой Приштины

«Что? Как говорил мой знакомый: «через десять минут все мы будем мертвы». Нет, так пойдет». – Этими словами одного польского капитана началось сражение, смертельная битва за жизнь и будущее.

Наступление на передовые позиции мятежников в южной части Великой пустоши остановилось, и теперь сепаратисты могут с лихвой воздать за смерть своего командира. С юга наступают три сотни выживших «Серебряных гоплитов», а с севера, запада и востока кольцо пытаются сомкнуть македоняне и ополченцы. Над головами завязалась поднебесная симфония войны, которая походит на живое воплощение легенд и сказок – стальной «дракон» Рейха сцепился насмерть с «птицами» мятежников.

В самом центре Новой Приштины на пятнадцать этажей некогда росло здание Муниципального совета, правящего слой и правдой до того момента, пока Рейх не скинул на него неядерные массивные бомбы. Теперь в самом центре осколок на три этажа, перед которым раньше была чреда статуи, мелких построек и зелёные искусственные луга с ручьями и прудами… ныне это выжженное поле с неровным ландшафтом, где всё поросло жёлтой травой и от этого вида хочется рыдать, если бы только не армия врагов.

Данте перекатился, когда его укрытие превратилось в кучу летящих щепок и пыли – снаряд гранатомёта угодил прямо в беседку, расположенную на холмике. Валерон и пять его «Палачей» держат позиции к востоку от центрального городского здания, на трёх холмах, между которыми ранее протекала искусственная река и впадала в импровизированный пруд на северо-востоке от Муниципального совета.

Сотня македонян, поддерживаемых полусотней легионеров, подошли к холмам и яме, в которой раньше плескались рыбы. Они, вытекая из-за прилежащих зданий, ступая по небольшому травяному полю, подходят к позициям Данте, но встречаются с ураганным огнём сил Рейха. «Палачи» с гулким «громом» отправляют разрывные пули в бунтовщиков, окропляя сухую траву алой кровью, а их капитан, взирая через оптику, отстреливает металлические части легионеров – головы, пробивает платы в груди.

Данте поднялся в половину роста, отряхнувшись от щеп, и снова открыл огонь. Стрекочущая очередь пронзила ЦП в голове робота, и тот прекратил наступление, но его место заняло ещё пять механических тварей. Македоняне слишком быстро подошли к холмам, но мгновенно были отброшены плотным огнём «палачей» – трое погибли сразу, ещё двое с оторванными конечностями скатились к подножью возвышения. Получив лёгкую передышку, Данте кинулся к рации у воротника:

– Яго, брат, как там у тебя дела?

– Не хорошо, что б его дери за ногу!

Брат Данте, удерживающий противника к западу от центрального строения, отпрыгнул, когда возле окна пронесся рой пуль, и выбивший из стены бетонную крошку. Тут, чуть дальше на западе ещё два холма, через которые протекал крюк искусственной реки, но они держат оборону с четырьмя «Палачами» и пятью русскими в двух двухэтажках, судьба которых печальна раньше были почивальней для двух заместителей мэров, а стали временным укрытием.

Яго подался чуть в окно и, приметив, как противник наступает по вершине холма, открыл сумасшедший огонь по нему. Шестеро ополченцев брызнули кровью, содрогнулись и упали. Валерон поднял автомат и выдернул магазин, тут же вставив новый. За стенами снова раздался рокот пальбы, и укрытие затряслось от множества попаданий – бунтовщиков слишком много.

Один из «Палачей» сунулся в окно, но мгновенно был сражён чётким выстрелом энергетического оружия – его грудь пронзил луч, расплавивший броню и прожёгший грудь. Воин опустил голову к груди, выронил автомат и рухнул на землю.

Едва-едва высунувшись, Яго увидел, что один из солдат врага, чья душа – бездушная программа несёт тяжёлое оружие – длинную и широкую трубку, которая подсоединяется к энергоблоку, утонувшего в руках твари.

– Тут тяжёлый легионер, – сообщил Яго, и прицелился в него, с максимальной аккуратностью. Ревущая очередь устремилась к его ногам и корпусу – сначала пули разбили коленные сочленения и механизмы, а затем измяли и пробили слегка грудь, но и этого хватило, чтобы доставить критические повреждения твари.

Яго быстро перевёл взгляд на приливной наплыв ополченцев, вышедших на убой. Автоматы русских заголосили из соседнего здания, и попытка мгновенного штурма оборвалась – десять человек, как только вырвались из канала реки, тут же туда вновь скатили мертвецами с изрешеченными грудями.

«Они, что, совсем обалдели со своими идеями и независимостью, что прут как обдолбанные?» – пронеслась мысль в уме Яго, и он переключился на битву.

Отступник наступает неумолимой стеной, и авиационная поддержка не подойдёт, ибо была брошена на другой участок фронта, где враг попытался прорваться с помощью Второго фессалонийкийского полка. Штаб предложил им спасение в виде десантного вертолёта через десять минут, только намного южнее, на заброшенном стадионе. Но только по заверению одного поляка не продержались бы там и десяти минут, так как там не укрытий, ни возможностей, поэтому был выбран другой план – задержаться на более выгодной позиции к северу и там дождаться подкреплений.

Откинув воспоминания Яго, вновь вернулся к бою и посмотрел в окно, в поисках целей, но его рука ощутила «ласковое прикосновение» копья света. От боли он разжал руку, и автомат с бряцаньем грохнулся на бетонный пол.

– Капитан, вы в порядке? – спросил один из бойцов, подавляя огневые позиции врагов.

– Да, всё чудно, что б его… вот сейчас подохнем, вообще прекрасно будет, – Яго коснулся устройства у ворота. – Деций Аристофан, птичка ты наша, нам нужна поддержка с воздуха! Бесов слишком много, где твоя небесная кара!?

– У нас не всё хорошо тут. Подними голову к небу и посмотри, что там происходит.

Ответ капитана воздушного корабля был дан голосом холодным и твёрдым, а сам командир аэросудна, облачённый в тёмно-синий длинный френч, расшитый золотом, стоит посреди командного мостика и раздаёт приказы. Огромная посудина, походящая размером на авианосец, с длинным вытянутым корпусом, с несколькими постройками на палубе и усеянная орудиями, ведёт тяжёлый бой. Его зенитки посылают целые непрерывные ленты в воздух, преследуя юркие истребители, автопушки выискивают тяжёлые «летающие крепости», отправленные бунтовщиками чтобы смести оборону огневой мощью. Энергетические щиты на двигателях и бортах сверкают, когда в них попадают вражеские снаряды, сам корабль скрепит и стонет от напора огня, но не сдаётся. Яркие огненные лучи вырываются из длинных орудий судна, разрезая самолёты сепаратистов, чьи незадачливые пилоты повели их прямо на смерть. В поднебесье, над головами сражающихся на зеле гремит неприродный гром и раздаётся яркое сверкание не молний, кипит жуткий и одновременно завораживающий бой.

– Усильте щиты на батареи на пятнадцать процентов! – кричит капитан, со светлым волосом, выстриженным в каре.

В командном помещении, довольно уютном, где полукругом, за приборами и панелями развернулись люди, раздаётся громкий звон приборов и сирен, на экранах всё мелькает фрагментами изображений и отрывками картинок вражеской авиации.

– Господин капитан, у нас слишком мало энергии! – раздаётся лихорадочный доклад. – Если мы это сделаем, то наши энерго-пушки ослабнут!

– Если мы этого не сделаем, то наши щиты на двигателях ослабнут, и мы грохнемся! Давай!

– Есть, капитан!

Судно чуть покачнулось и наклонилось вправо, совершая маневр уклонения и одновременно пытаясь развернуться к новому звену вражеских истребителей. Огонь ПВО с палубы корабля, и бесперебойная работа зениток расчертила небеса яркими линиями, и авиация врага охватилась огнём и самолёты стали падать один за другим, устроив пламенно-металлический дождь.

Внезапно, с южной стороны по днищу небесного исполина застрекотали попадания, множество попаданий и металл стал изрываться, а системы контроля отдали в командный мостик сигнал, ставший нестерпимым воем и отразившийся на экранах.

– Проклятье! – выругался капитан и вспомнил за кем юг, дёрнул рацию и с недовольством прокричал. – Комаров, что у вас там творится? Почему по нам стали работать зенитки!?

Капитан русского добровольческого формирования рад был бы ответить, если не близкий контакт. Его сдвоенный автомат едва ли не в упор расстреливает упоротых боевиков-ополченцев, которые норовят подойти как можно ближе. Два ствола работают без продыху, увенчанные ярким пламенем, они посылают рой пуль в противника, который «в наглую» подошёл к пяти зданиями разных этажей на юге от Муниципального совета. Раньше тут был бар, гостиница, библиотека, кинотеатр и кафе – место для отдыха, став ареной для битвы.

Комаров сменил магазин, и снова глянул в окно с первого этажа бара. Благо они снесли к рамам барные столы и стулья, создали хорошие укрепления, и шквал вражеского огня мелкокалиберных пуль вязнет в баррикадах. Посмотрев, он снова целится через стандартный прицел и когда на мушке снова оказывается чреда врагов, облачённых в рваньё с бронежилетами, он открывает огонь. К нему присоединились его воины, и противник телами встретил шквал очередей, расписав кровью траву и землю, усыпав её телами.

Сменив обзор он увидел, на просторную лужайку, где раньше забавлялись игрой в гольф, выехала военная машина, с коробчатым корпусом и трёхствольной установкой на самом верху, которая не переставая работает, посылая сверкающие ленту за лентой снарядов. Рядом с ней появилась ещё одна и так же открыла огонь.

– Капитан Дейций Аристофан, – тут же связался Комаров, – на лужайке для гольфа к юго-западу от нашей позиции враг вывел две самоходно-зенитных установки

– Так уничтожьте их, если не хотите, чтобы мы рухнули вам прямо на голову.

Комаров рад был бы подойти ближе, но врагов слишком много – и снова они наступают, только на этот раз в бой брошены силы тех, кто служит бунтовщикам платой и процессором.

– Что б тебя, – выругался Комаров, увидев, как на их позиции наступает линия железа, только вместо автоматов у пяти десятков тварей, верхние конечности сотворены клинками и топорами. – Легионеры ближнего боя. – Он тут же разворачивается к своим воинам. – Развернуть тяжёлый пулемёт и огонь по ним!

Отстегнув магазин и что есть скорости присобачив новый, с красной изолентой, он открыл огонь – его пули попадали в корпус, плавили, и уничтожали внутренности роботов, но слишком медленно. Боец, сняв орудие со спины и поставив на треногу, со звоном передёрнул затвор и тяжёлый пулемётов взревел, сея тяжёлые пули в сердца легионеров. Они прорываются под защиту, разбивают платы, рвут провода. Комаров даже позволил себе лёгкую улыбку, когда первый ряд был полностью уничтожен, а вместе с ним и командный легионер, что обрекло всю волну на остановку и полное истребление выверенным огнём.

– Можем, сегодня мы всё ещё выживем, – усмехнулся Комаров. – Мне нужен наша «Звёздочка». Накройте его из ракетомёта.

– Да, господин капитан, – один из воинов снял тёмно-зелёную трубу, которая в метр длиной и с системой наведения.

– Прикройте меня.

– Есть, товарищ капитан.

Комаров, перекинув автомат за спину, молнией выбежал из бара и устремился на запад, к лужайке. Ополченцы, рассеянные по территории попытались открыть огонь, но были подавлены огнём тяжёлого пулемёта и дружественного огня, попрятавшись по укрытиям. А капитан бежит, что есть сил и когда он практически добрался, рухнул коленом на землю от усталости от торможения. Встрепенувшись, он положил трубу на плечо и настроился, взирая на зенитки через прицел. Три снаряда, выплясывая мудрёные витиеватые движения в полёте вонзились в бок машины и тут же прогремел взрыв – «коробку» разорвало изнутри, а орудие отбросило в сторону. Такая же участь постигла через секунду и вторую зенитку – после грохота взрыва её охватило пламя, рвущееся сквозь пробитые отверстия и дыру, на месте которой раньше было оружие с тремя стволами. Останки военных машин разметало по всей округе, что значило конец угрозы для поднебесного прикрытия.

– Хоть бы спасибо сказал, – сипло произнёс Комаров, готовясь отходить.

Один из легионеров приблизился близко к капитану, и его солдаты не смогли его засечь. Комаров только в последний миг краем глаза заметил, как над ним закончится клинок и приготовился защититься гранатомётом, как голова робота засияла дырой, а сам механизм дёрнулся и упал вперёд.

– Надеюсь, за это ты захватишь мне из бара чего-нибудь? – раздался вопрос из рации. – За твоё спасение.

– О’Прайс, как же я рад тебя слышать.

– Я думаю, дай посмотрю, как у тебя дела, а тут к тебе подбираются.

На юго-востоке расположилось высокое четырёхэтажное здание некогда охранно-полицейского участка, с вершины которого ведётся снайперский огонь. Серое выцветшее здание стало прекрасной позицией для удержания наступления с юга и юго-восточного направления.

О’Прайс отстранился от окна, откуда открывается вид на позиции солдат Комарова, его миссия закончена. Услышав по смежным каналам, как его знакомый решил рвануть и подорвать две зенитки, капитан не смог удержаться и не прикрыть его. Теперь О’Прайс, перебежав большое помещение, ведёт прицельную пальбу по ополченцам и македонянам, которые валятся на землю один за другим, только стоит им попасть в перекрестие прицела. Винтовки, лишённые глушителей, «хлестают» по мятежникам, и капитаны видят, как во врагах образовываются дыры, как те не добежав до мелких насыпей, багрят траву и песок, устилая телами подступы к их рубежам.

– МакКаллин, что у тебя по боеприпасам? А то у меня две последние остались, – прозвучало от О’Прайса, когда он расстрелял ещё троих македонцев, прошив им горло.

– У меня так же, – капитан перевёл прицел чуть дальше и заметил, как к ним ползут грозные машины войны. – Вот зараза, у них танки!

– Данте, Яго, Комаров, что у вас по бронетехнике врага? Есть что-нибудь? – спросил тут же О’Прайс, не отрываясь от стрельбы.

– Я отвечу за всех, – вмешался Деций Аристофан. – Судя по нашим данным, вас берёт в кольцо вражеская техника в виде танков и лёгких штурмовых машин Первого македонского отдельного бронетанкового батальона. Они через полминуты выйдут на минный рубеж.

– Вот это хорошо, – чуть обрадовался поляк английского происхождения. – Так народ, через тридцать секунд отступаем. Активируете детонаторы и валим на вторые позиции.

По плану О’Прайса вся команда рассталась со всеми минами и взрывными боеприпасами, которые у них были. По большей части это противопехотные и противотанковые мины с дистанционной детонацией, но есть ещё и куча взрывчатки. Они раскидали её в самых удобных для наступления местах – на дорожках, между холмов в углублениях, где можно спрятаться, и ждали момента, когда её можно было бы применить. Все знали, что на исходных позициях они долго не продержаться, а поэтому, отступая, они отправят на тот свет как можно больше врагов.

Отойдя на приличное расстояние, все в один момент сжали кнопки детонаторов, и всё в округе загремело и загрохотало, как будто небесный гром разверзся на земле. В небо поднялись столбы огня, травы, земли, металла и тел мятежников, ибо взрывной вал пробежался смертоносным вихрем, уничтожая днища танков, разбивая гусеницы, разрывая врагов.

– Вот это дало! – обратился ко всем Деций, смотря на то, как на земле поднялся круг огня и дыма, как в полку мертвецов прибыло ещё не менее сотни. Он видел, как вражеские подразделения сгинули в яркой вспышке и покрылись пеленой дыма и грязи, взметнувшейся на несколько метров ввысь.

Но радость длилась недолго, из поднебесья появились странные объекты – два реактивных самолёта, с красными отметинами, буквами из древнегреческого алфавита.

– Господин, мы перевели символы, – обратилась какая-то девушка. – «Смертник», там написано.

– Огонь-огонь-огонь! – заорал Деций. – Весь огонь на них!

Корабль ответил сумасшедшим огнём, который сконцентрировался на двух объектах. Казалось, они должны были утонуть в зенитном и ракетном огне, но юркие самолёты всё уходят раз за разом от снарядов корабля. Открыли огонь лазерные пушки, и их совокупного огня оказалось достаточно, чтобы выстроить целую сетку и разрезать в ней самолёт. Но вот второй преодолел все огневые заграждения и со всего маху врезался в борт судна, а затем взорвался. Часть корабля пропала в огне и разлетелась на куски, затем раздался второй взрыв, посудина вздыбилась и посыпалась металлическими кусками на землю, объятая чёрным клубящимся дымом и ослепительным пожаром.

Данте охватил ужас, когда он увидел, что их щит поднебесья превратился в полыхающую комету, опустившуюся на остатки здания Муниципального совета. Руины разлетелись салютом огня и серого камня в стороны, грохот превозмог рокот грома, и всех накрыла взрывная волна, и кучи мусора с обломками. Вся передняя часть постройки стала пылью, руинами руин, и только южная часть ещё как-то устояла.

– У нас проблема! – завопил О’Прайс, смотря на своего скрюченного товарища, которому не повезло получить ногой один из увесистых камешков, раздробивший кость голени. – МакКаллин ранен!

– Тащи его сюда. Занимаем оборону в южной части здания! Вперёд! – командует Данте.

– Тебе придётся дотащить меня, старина. Ты уж прости. – После этих слов О’Прайс взял под плечо товарища и через полянку травы и сухого песка помог ему доплестись до последнего рубежа и вместе с Яго они его подкинули на остатки второго этажа по практически разбитой лестнице.

– Враг наступает! – кричит кто-то из «Палачей».

Остатки группы собрались за стеной «Совета», позади искорёженный и уничтоженный, ставший помятым металлическим мусором корабль, справа и слева кучи камней и остова здания. Всё вокруг в огне, под саваном песка и пыли, затмивших свет, а к этому добавляет стремительное приближение врага.

– У меня последний магазин, – печально сказал Данте, вгоняя боеприпасы. – Вот нам и конец.

– Ничего брат, – положил Яго ладонь на плечо. – И не из таких передряг выбирались.

– Это всё очень чудно, – вмешался Комаров. – Но давайте, нас ждёт враг.

Трое подступили к разбитым дырам в стене, ранее бывшими окнами и открыли огонь. Македоняне и «Гоплиты» с кучкой легионеров идут через перепаханную лужайку, здания досуга и политический участок, наступают веером. Данте, на грани полной усталости, автоматически сжимает крючок, когда очередной противник оказывается на прицеле. Серебряные доспехи лопаются и на их начищенной поверхности брызгает кровь, чёрная форма македонцев рвётся и становится окровавленным тряпьём. «Гоплиты», приспособленные для быстрых налётов и ближнего боя пытаются сблизиться с позициями имперцев, но попадают под ураганный заградительный огонь тяжёлого пулемёта и им остаётся лишь отстреливаться из коротких автоматов.

– За нашего Консула! Отомстим за Каратоса! – вопят в едином порыве «Гоплиты» и снова пытаются подойти в близь, чтобы использовать копья, но пулемёт последними патронами удерживает врага, превращая наплыв в кровавый прилив и заставляя серебряными телами воссиять в траве, между уничтоженными роботами и усопшими ополченцами.

– Патроны кончились! – раздались болью и досадой слова пулемётчика.

Ещё больше вверг защитников в бездну отчаяния рой чёрных точек, стремительно приближающихся в небе машин, идущих с юга.

– Вражеская авиация! – зачем-то кричит Данте, не знамо кого оповещая, но смысл? Они все тут мертвецы без гранатомётов и ПЗРК.

Авиация сепаратистов роем из десяти вертолётов стремительно сближается с имперцами. Нет больше щита, который бы запер небо для авиации бунтовщиков, а значит, отступники смогут покончить с занозой в виде спецотряда.

– Прости, Яго, если что было! – перекинув за спину пустое оружие и зацепился Данте за брата и цепляя его вниз, чтобы шальная очередь, залетевшая в окно не убила его; на маске Данте нет эмоций, но брат так и видит за визорами изумрудно-зелёные глаза, полные печали.