Во имя порядка: у истоков Союза

– Спасибо, у сторон будут вопросы? – получив ответ в виде молчания, судья отпустил свидетеля.

Штеппфан задумался на секунду. Обвинитель ему передаёт документы… копии, оригиналы которых у него уже лежат. Всё это прочтено ещё вчера Штеппфаном, изучено и судья понимает, что подсудимому не отвертеться. Штеппфан не понимает, к чему всё это разбирательство, но таковы правила – только после заслушивания о первом эпизоде можно сделать то, что задумал судья… считается, что это заставит взглянуть на дело свежим взглядом, понять силу той или иной стороны.

– Суд, руководствуясь, статьёй пятидесятой Статута процессов судебных, предлагает Тараэлю признать вину в инкриминируемых ему деяниях. Мессир Тараэль, – Штеппфан трясущейся рукой поднял связанную кучу документов такой. – Здесь у меня материалы предварительного следствия. Там описывается в экспертизах и документах, как вы вскрыли старый приют и растерзали поднявших мертвецов… только это повлекло то, что вместе с этим выползла ещё парочка пыльных скелетов и учинила побоище на улицах Подгорода. Экспертиза над трупами, исследование вашего оружия, допросы свидетелей. Там рассказывается… вашими бывшими братьями из Ралаты, что отмечено в протоколах, как вы натаскивали своего помощника, – судья подхватил лист, – «вырвать сердце сестре». В древнем храме, вскрытие которого повлекло то, что сейчас Лига зачищает север от мертвецов, следствие провело огромное количество экспериментов и экспертиз. Доказано, что вы буквально «скормили» живого человека храму. – Штеппфан опустил пачку документов. – Суд предлагает вам сознаться в инкриминируемых деяниях, и мы закончим это. Что скажите, мессир Тараэль?

– Да пошли вы все, – подскочив, гневно твердит Тараэль. – Вы! Все! Я не собираюсь перед вами изливать душу… если вы так хотите меня казнить, то да… я сознаюсь в этом. Я убил Найлака… этого урода, который перебил десяток девушек. Я – разорил тот приют и мне плевать, что нежить вырвавшаяся оттуда устроила побоище. Да, я требовал от своего помощника, чтобы он вырвал сердце той суки. Да, я убил наёмницу и скормил её храму. И всё это я делал ради мести… тому уроду, которого называли Отцом. – Тараэль опустил лоб на прутья клетки. – Меня… я… вы не представляете, через что я прошёл. Меня убивали, разбирали и собирали. Я… я бы ещё раз этот сделал всё. Да, я – Тараэль Нарис, перед судом вашей гнилой Республики признаю это.

Выдохшийся подсудимый сел на скамейку совершенно опустошённый. Штеппфан понимает, что за горе ведёт Тараэля, ибо перед свершением сладкой мести, перед заветной целью любое живое существо становится преградой, куском мяса, который и убить не сложно. Из материалов дела он читал, что Тараэль подвергался зверским экспериментам, его тело сшивали из различных частей, друзей также пускали под нож, а отработанные тела выбрасывали. Но это не повод идти на нарушение закона. Да, боль его сильна, но Тараэль на её фоне обесценил жизни других, кто бы это ни был, ибо весь мир превратился для него ареной свой битвы. Все остальные перестали существовать, были только он и «Отец», которого нужно было убить за боль и неважно сколько мертвецов отправит Нарис в землю. Штеппфан аккуратно молвит:

– Ваше личное горе не повод для массовых убийств. Суд принимает во внимание бездействие стражи Арка при Святом ордене и резюмирует, что в отношении глав стражи ведётся следствие… глав времён Святого ордена.

– Тише Тара, – поднялась Сюзет. – Ещё не всё потеряно, – девушка повернулась к суду и зазвучала её речь, и стало похоже то, что это она обвинитель… только для суда. – Ваша честь, вы забываете о многом. Защита пользуясь своим положением в Святом ордене и у Союза, требует отпустить Тараэля.

– Что!? – разозлился Штеппфан. – Сюзет, я хочу вам напомнить, что сейчас вы не у себя в компании. Вы в суде Республики Арк! И я требую от вас уважать наши законы и не нести ахинею! Если у вас есть какие-то объективные аргументы, документы или факты, то предоставьте их суду.

– Да… я хотела бы представить суду, – девушка опечаленно посмотрела на Нариса и сглотнув, продолжила, – результаты душевно-поведенческой экспертизы, – Сюзет протянула стражнику, который и передал судье копию документа, а сама девушка звонко зачитывает. – Экспертиза проведена мастерами-апотекариями в области душевного восприятия. Экспертиза установила следующее – «в отношении Тараэля Нариса проводился ряд исследований, в ходе которых установлено следующее – душевное состояние Тараэля Нариса оценивается как критическое. В силу полученных детских психотравм у него развилось преобладание эмоционального выгорания, стремление к нанесению повреждений людям, эпизодическое впадение в детство, а так же вспышки агрессии», – Сюзет отложили документ. – Знаете, вот хотя бы на основании этого, защита просит суд не смотреть на Тараэля так жестоко. Он всего лишь покалеченный человек… полуэтерна. Жалость проявите!

Штеппфан внимательно посмотрел на Нариса. Казалось, что тому нет дела до того, что про него говорят. Полная отстранённость для судьи показалась попыткой защититься, выставить барьер… он знает, что он виновен в страшных деяниях и безэмоциональность способ защититься от вины, этакий панцирь, об который ломается всякое осуждение и подавляется внутреннее ощущение самоедства. Проницательный судья от полного желания отправить Тараэля на казнь, решает узнать его… позволить раскрыть мотив:

– Защита может пояснить с какой целью всё это сделал подсудимый?

– У него было тяжёлое детство, которое отложило свой след. Ваша честь, вы должны понять, что он так страдал!

– Мотив, – строго оборвал судья.

– Месть, – прошептал Тараэль. – Меня использовали как кусок ткани, заставили испытать такую боль, что каждый сидящий тут сошёл бы с ума… моих друзей убили. В конце концов, всё сделанное мной… это треклятые приказы из Ралаты.

– У вас есть достаточные доводы насчёт этого?

– Да, – встала Сюзет и протянула стражнику бумаги. – Это обследование из апотекариона. Оно показывает, что, я хочу прочитать «тело Тараэля Нариса неведомым образом состоит из разных частей других тел. Всё вместе держит магический заряд неведомого происхождения, который способен привязать душу к этому телу. Так же, установлено, что в ходе анатомичкой реконструкции, проводимой над Тараэлем примерно в лет четырнадцать-пятнадцать, он мог испытывать боль, сопоставимую с сожжением заживо. Это могло привести к расстройству психики», – Сюзет стала беспорядочно метаться в бумагах и пергаментах, длинными пальцами раскидывая клочки листов и шурша ими, пока не нашла нужные. – Вот! Вот они! Это список приказов прошлого «Отца» Ралаты, который и выполнял Тараэль. Я требую, чтобы Тараэля отпустили на основании того, что он был вынужден выполнять приказы, под принуждением!

– Принуждением, – пробурчал Штеппфан, получив копию бумаги, где печатью Первого провидца заверена истинность слов Сюзет и стал монотонно зачитывать. – Испытание на верность для неофита… получение страниц, добыть проход в храм любой ценой.

– Всё именно так! – Сюзет, размахивая руками, стала едва ли бесноваться в суде. – Вы не понимаете, он просто жертва обстоятельств, которую нужно понять! Он был состоянии аффекта, когда это делал! Вы должны быть снисходительны к нему!

– В отношении Ралаты и её методов приёма неофитов суд направит в Трибунал Союза прошение о проведении расследования. А сейчас о документах. Но в приказах нет ничего об обязательном убийстве Найлака. Нет приказов о вскрытии старого приюта. К тому же, мессир Тараэль, вы подстрекали на убийство с особой жестокостью сестры «Прайд», несмотря на то, что данные указания были даны ранее другими лицами, – не добившись ответа, Штеппфан более спокойно продолжил. – Хорошо, – судья посмотрел на подсудимого. – Скажите, мессир Тараэль, вы осознавали цель, когда наносили Найлаку колющие ранения?

– Да… эта, – полилась река брани. Которую Штеппфан пропустил мимо ушей, – учувствовала в делах Ралаты. Они ловили мелюзгу на улицах Подгорода для опытов. Он зажимал рот Лето, когда нас ловили… он был тогда…

– Лето – это ваш друг?

– Да, – сокрушённо ответил Тараэль. – Был моим другом.

– Хорошо, – кивнул Штеппфан, – суд принимает документы, предоставленные стороной защиты. – спустя пару секунд равнения пергаментов, Штеппфан продолжил. – У сторон есть ещё документы или заявления? – получив отрицательный ответ, он повёл дальше судебное заседание. – Тогда суд переходит к последнему прошению сторон. Обвинение.

– Мы просим принять во внимание тот факт, что мы осуждаем Тараэля по нашему праву, – холодно продвигает свою линию аэтерна. – Какие были приказы от Ралаты – нас не волнует. Это существо в состоянии припадка может перерезать множество народу. Это мясник у которого руки по локоть в крови, и чтобы избавить общество от опасности, а самого Тараэля «исцелить» от душевных мук раз и навсегда, Комиссия просит суд, руководствуясь статьями шестьдесят первой, сто второй Уголовного Статута Аристократической республики Арк, приговорить Тараэля к смертной казни через сожжение.

– Хорошо. Каковы требования защиты?

– Мы просим суд, что к Тараэлю Нарису отнеслись с пониманием! Мы хотим, чтобы вы поняли, что пришлось пережить этому полуэтерна! Он вам не просто кусок мяса, он живое существо, способное думать и чувствовать, и мы просим суд, чтобы к нему проявили снисхождение, он ведь так настрадался!

– Это не помешало ему без зазрения совести перебить кучу народа, – колко отметил «Сигилит».

– Каково последнее слово подсудимого? – уточняет судья.

– Нет его… только желание покоя, – Тараэль сложил голову на руки закрыл лицо ладонями.

– Хорошо. Суд удаляется для вынесения решения.

Судья поднялся и вышел в коридор, ведущий в большую залу, где пару дней назад он выносил куда более серьёзный вердикт, повлиявший на весь Эндерал. Тут рядом, есть небольшая комнатка, где он напишет приговор. Взявшись за ручку, Штеппфан потянул её на себя и через секунду уже вошёл в неё и исполнился удивления. На алом ковре, у небольшого аккуратного столика высится мужчина. Лысый череп отразил пару огоньков свеч, его одежда – чёрного цвета роскошный кафтан, поверх рубахи, высокие сапоги и широкие штаны.

– Кто вы? – настороженно спросил Штеппфан, опуская ладонь на рукоять кинжала. – Что вам нужно?

Вместо прямого ответа, мужчина ответил строкой из Предания:

– Тогда Ты услышь с неба и произведи суд над рабами Твоими, обвини виновного, возложив поступок его на голову его, и оправдай правого, воздав ему по правде его.

– Боюсь, я вас не понял, – осторожно держит судья себя у двери. – Представьтесь.

– Сигизмунд Гросс, инквизитор Церкви Единого, – наконец-то представился человек.

– Что вам нужно? Как вы сюда попали?

– Когда нужно инквизитору попасть в помещение, он найдёт выход, – сверкнул ключ в пальцах инквизитора. – Мне нужно с вами поговорить о важном деле. Думаю, вы подозреваете, что скоро пол Эндерала может загореться? Знаете, насколько шатко положение веры в стране?

– Ах, – слегка улыбнулся Штеппфан, – вы один из тех деятелей, что собираются сделать мир лучше?

– Да. Моим повелителям нужен отчёт разведки Республики о состоянии религии в Эндерале. Я думаю, вы понимаете, что Церковь Творца

– А если Республика его отдаст другим организациям? Почему бы нам не выменять его у Святого ордена на его сокровища? – судья мотнул головой. – Я не могу понять, зачем он вам так нужен?

– Потому что нам нужно знать, куда нести свет веры, – твёрдо произнёс мужчина. – В условиях, когда из центральных провинций расползается тьма, когда над Эндералом вновь сгущаются тучи, нам нужно, жизненно необходимо знать, где слабость может вызвать катастрофические последствия.

– Интересно, но я свами не согласен.

– Проявите мудрость и милосердие, как это сделал последний пророк-судья Шам’Илиль в земле треомарской, когда она была известна как Этер-Матар, – Сигизмунд показал на толстую книгу, покоящуюся в шкафу. – Вижу, вы читаете Предание и должны знать, что когда народ благословенный потребовал от него испросить у Творца царя, как у народов иных, то он прислушался к ним. И вопросил к Единому о просьбе народа и Он ему ответил, и благословил Шам’Илиля избрать царя благочестивого, дав ему в знак венец «Карсиль» и меч «Азира», которыми будущий монарх будет владеть в знак власти и в борьбе со злом. Так и вы внемлите моим словам.

– Ох, а официальный запрос оформить трудно? Нужно было всего лишь пару бумаг написать и всё.

– Господин Штеппфан, вы сам является верным сыном Церкви, – инквизитор указал на символ чаши, отлитый из серебра и изображённый на перстне. – Так послужите ей. Разве вы позволите стране погрязнуть во мраке неверия?

– Я подумаю, что можно сделать. Да, я могу достать отчёт разведки, но прошу… впредь давайте делать всё более официально.

– Ещё, – вспомнил о просьбе Нафаиила инквизитор. – Тараэль Нарис… какой приговор его ждёт?

– Смертная казнь, – без сомнений ответил Штеппфан.

– Он должен выжить, – без тени сомнений произнёс инквизитор. – Он владеет информацией о состоянии северных территорий. Это очень важно, – парень вынул бумагу с приказами и повелениями, заверенную подписями Консула и членов Сената. – Это «Лист приказа», в котором нам дали полномочия по расследованию одного дела. И одно из них… приостанавливать разбирательства.

– Я не могу просто так оправдать его, не могу просто так отпустить, – помотал головой Штеппфан. – То, что он сотворил, не поддаётся простому прощению. Закон…

– Постарайтесь, ибо к милосердию призывает Церковь, – Гросс грозно воззрел на инквизитора. – Мне нужно его допросить. Нужно знать, что он скажет правду, а не пошлёт куда подальше перед смертью. Вы должны понимать, что его слова могут сыграть не самую последнюю роль в битве за Шепчущий лес.

– Хорошо, если он вам так нужен, то можно дать ему жизнь, с учётом, что его наказание итак станет смертным приговором, только растянутым во времени, – Штеппфан стал копаться в памяти, ища лазейку в законе и тем временем решая выиграть нечто для себя. – Мне нужно кое-что от Святого ордена… точнее от его главной хранительницы, ставшей едва ли не «алимма маттер’а».

– Матерь кормилица, – перевёл с древнеинальского диалекта средненеримского Сигизмунд. – И что же вам понадобилось от Калии Закареш?

– Святой орден оспаривает наше право на древние артефакты, найденные при раскопках в Арке Свои притязания они основывают на том, что это древние доспехи и оружие братьев и сестёр Ордена, мы же тем, что это найдено на нашей земле. В итоге, пока идёт разбирательство, раскопки остановлены, – судья мягко продолжил. – Нужно, чтобы Святой орден либо отказался от прав на них, либо признал своими только тридцать процентов от найденного.

– И каковы находки?

– Три полных комплекта сильно зачарованных доспехов, свитки могущественной магии и тридцать клинков с сундуками золота.

– Хорошо, я добуду у неё это, – Сигизмунд поклонился и поспешил выйти из комнаты… судья хоть и называл себя слугой Единого, но сердцем далеко отстоял от него.

Уйдя в отдельную маленькую комнату Штеппфан глубоко задумался и размышлять было над чем. С одной стороны, он может завалить Тараэля статьями и отправить его на верную смерть… дел-то. Но с другой стороны, именно Ралата и деяния её прошлого лидера привели к тому, что Тараэль превратился в палача, не знающего жалости. Нарис – плод её больной жизни, апофеоз и проклятье, рождённые от спесивого желания «Отца» что-то найти, от цели, поставленной в абсолют. Тараэль превратился в того, кого сам и ненавидел… в живущего ради безумной цели. Только сейчас, только когда в Подгород потекли деньги, Ралата стала изменять своим принципам, она постепенно оставляет жестокость и дикарство. К тому же непринятие во внимание требований двух субъектов Союза может стать ударом в шаткое равновесие и мир. Да ещё и к этому требования инквизитора, которому Тараэль может помочь спасти… половину Эндерала. Помиловать нельзя, это простой вывод, но и осудить его как обычного маньяка не позволяет что-то в сердце. И всё же, собравшись с силами, он взял перо, положил пергамент и стал писать.

Выйдя через час, он прошёл в зал и стал возвещать приговор. В конце речи, когда были зачитаны массивные вводная часть, Штеппфан перешёл к самому главному:

– На основании установленного, изложенного, руководствуясь статьями двести одиннадцатой, двести двенадцатой Статута процессов судебных, суд приговорил Тараэля Нариса признать виновным в свершении преступлений, предусмотренных – частью первой статьи шести десять первой, частью второй статьи шестьдесят первой, подстрекательству к свершению преступления, предусмотренного статьёй шестьдесят первой, статьёй сто второй Уголовного Статута Аристократической Республики Арк, а так же стихом сотым Новой Раласы и наставлением сто пятнадцатой Книги Ковенов и назначить ему наказание в виде смертной казни.

Это вызывало приступ смятения и злобы у Сюзет. Она взмахнула рукой и все её бумаги на столе отправились в полёт, раздался пронзительный крик, который окончательно убедил судью, что девушку ведёт не чувство справедливости, а эмоция, которая с правосудием трудно сочетается:

– Не-е-ет! – закричала Сюзет, в её пронзительных больших глазах Штеппфан заметил каскад ярости и резкого горя, но его это не впечатлило и он дальше продолжил чтение:

– Суд, руководствуясь статьёй тридцатой и тридцать девятой Уголовного Статута Аристократической Республики Арк, принимая во внимание душевное состояние подсудимого и элемент принуждения, меняет смертную казнь на искупительную службу в армии Арка… в «отряде обречённых»19, – судья дрожащей рукой взял молоток и ударил им, доведя до всех. – Судебное заседание окончено.

Глава 9. Сердце Закареш

Спустя три дня. Храм Солнца.

Приятная и прохладная ночь опустилась на Арк. На небе нет ни облачка и каждый, кто поднимет голову, может увидеть россыпь серебра и золота на тёмном полотне, а манящая бездна космоса так и просится на холст. Городская стража бродит по улицам, следя за порядком и теперь это не просто собрание слабо обученных мальчишек и девушек или зажравшихся мужиков и женщин, а натренированная в боях и подготовленная Республикой армия. Одно их присутствие на улицах может охладить буйные головы и весь Арк пред ними трепещет, и это ещё не считая пяти когорт гаститусов, четырёх принципусов и трёх триарианцев. Но не везде они властны, ибо на самом верху града, там, где скала нависает над Арком тяжёлой дланью, красуется бывший оплот старой власти. Теперь это памятник, ода былого могущества Святого ордена. Там же устроились и остатки Хранителей, больше не имеющие власти над Эндералом, но не потерявшие одного из своих призваний – они всё так же обучают магов справляться с чародейской лихорадкой. И сейчас, там должен решиться один из самых важнейших вопросов для Святого ордена.

Девушка в синей кофте вступила за порог величественного Храма Солнца, и узрела все изменения, тронувшие его за последние дни. Разделённый и сломленный, он вынужден довольствоваться тем малым, что ему оставил Эндеральский Союз. Бросив печальный взгляд направо, она видит области, отданные мастерам пути огня. Теперь среди построек гуляют люди в багряно-алых одеждах, доспехи хранителей украшены орнаментами и изображениями пламени. Слева она печально видит «детей» воды, послушниц и послушников в сапфирово-насыщенных мантиях, поверх коих белые пояса. Немногие неприсоединившиеся горстью устроились по отдельным комнаткам, где работают несмотря ни на что во благо страны.

– Госпожа, – обратился человек в доспехах хранителя, только вместо обычных одежд синий тканевый поддоспешник, поверх него атлетический панцирь с водянистыми орнаментами.

– Сеньора, – поправила его девушка. – Оставьте это обращение сторонникам новой культуры.

– Сеньора, – поклонился парень и вынул лист, – это приглашение на заседание «Совета». Они желают вас видеть там, где до конца рассмотрят споры о разделении Храма солнца между группировками, прав собственности на Светоч, кузни, апотекарион и прочие ценные объекты.

– О, проклятые пески, – печально выругалась девушка. – Почему они не могут объединиться перед разделением? Почему их прельщают споры, когда нужно объединиться, – тонкие пальцы сжались на свитке. – Хорошо, я подумаю над этим, – произнесла она и устремилась дальше, в глубь Храма.

Тем временем по дорожке, уложенной плитами белого камня идёт парень, отметивший свой статус жёлтой мантией, которую утянуло несколько серых плотен ткани. Ноги защищают высокие сапоги, а руки покрыты перчатками. Лица не видно из-за плотного капюшона и маски. На груди же трясётся отличительный знак – золотой ромб с восемью стрелами и пурпурным камнем в центре. Его губы слабо шевелятся, напевая одну из песен, услышанных им в таверне:

Когда Златобород пред бандитами предстал,

Король Конан у ворот их встречал:

«Господа, проклял вас мой дворец;

Вашим преступленьям настал сей конец!»

Конан-Король указал на врага топором,

И разбойная шваль в тюрьмы побежала ручьём.

И также поступили Речного князь и Дюнного принц,

Нет больше разбоя, в трепет брошен всяк анархист.

Мужчина часто вспоминал саги о том, как Конан покончил с новыми разбойниками и песни, посвящённые Золотому берегу и его правителю, которыми запеваются барды и говорят, что даже его знакомые Фриджидиэн и Лишари будут играть великое празднество именно там, в королевстве. Княжество Речного тоже приготовилось к празднику, ибо через него пройдут достопочтенные гости от Державы Дюнного, Каганата до Республики и Баронства.

– Апотекарий, – прозвучало обращение голосом тихим и шершавым, как пески Киры, смешавшиеся с шумом ближнего фонтана. – Ты опаздываешь.

– Проклятье, – выругался паренёк. – Ты меня напугала.

– Прости я не хотела, – из темноты вышла девушка; его худое тело укрыто синей женской рубахой, на которую плотно утягивает корсет, кожаные штаны чуть покрывают чёрные туфли. – О’Брайенн, ты ведь хотел встретиться со мной?

– Да, Калия, но не здесь. Мы же договорились в моей лаборатории в Хроникуме.

– В твоей? – тонкие губы девушки чуть исказились в неприязни, она сделала шаг назад и попала под свет от факела, явившего взору её немного загорелую кожу, округлённые черты лица, чёрный короткий волос цвета вороньего крыла и глаза с духом печали, цвета яркого топаза. – Хроникум ещё за Мерраджилем.

– Вы неправильно поняли, – голос О’Брайенн зябнул. – Мерраджиль мне там выделил место, чтобы иметь ближе к нужным вещам и наработкам.

– Хорошо. Зачем вы мне помогаете? – Калия опечалилась. – Разве мне можно как-то помочь? С моей… проблемой только смерть поможет мне. Да и я смирилась с этим.

– Я – учёный и хочу изучить вашу проблему. В конце концов, если мой способ исцелит вас от… ваших приступов ярости, как вы это называете, то вы сможете возглавить Святой орден.

– Никогда. Святой орден я не могу взять под свою власть. Я не создана для этого… я не Великий магистр, и даже не хранитель высокого сигила, – Калия тяжело выдохнула. – Мне кажется, что Совет хранителей лучше им управляет.

– И всё же, – О’Брайенн решил настоять. – Я же не зря корпел над всеми наработками? Да и в конце концов, вы же Калия Закареш – прославленная воительница, отыскавшая чёрный камень, путешествовавшая вместе с Пророком и летавшая на корабле в небесный город.

– Это не делает меня достойной. Святому ордену медленно приходит конец, – Калия отвернулась, посмотрев в сторону перегородки, за которой пустота и полёт над градом. – Эпоха его прошла.

– Вы ведь посмотрите, – О’Брайенн показал на пару хранителей у ворот, облачённых в традиционный стальной доспех Ордена. – Их теперь больше сотни. И их успехи в битвах с арпами доказывают, что Святой орден – жив.

– Они – всё ещё молоды, вчерашняя зелень. Все их успехи от зачарований на броне и клинках.

– Но тем не менее им нужен лидер, и вы подходите на эту роль, – О’Брайенн протянул Калии дощечку, на которой зажато несколько пергаментов. – Прошу вас, давайте приступим и посмотрим, что из этого выйдет.

– Что ж, если ты мне поможешь, – Закареш посмотрела на О’Брайенна и апотекария огненной стрелой пронзил её взгляд. – Тогда я подумаю над этим предложением Велисария возглавить Орден… будь он не ладен, – тяжело выдохнула девушка.

Парень и девушка миновали двор, обходя фонтан и ступая прямо по зелени. О’Брайенн часто смотрел на новые врата сего места – теперь они отлиты из металла и приводятся в движение механизмами, а в центре красуется вытравленный символ Святого ордена. Тут и там можно заметить, что здесь было лютое побоище – новая краска на стенах и перестроенные части зданий, только что посаженная трава и сети трещин на домах и десяток погребальных венков у врат, оставленных на память о том, как гибли защитники Арка, отражая неримскую угрозу.

В самом конце Храма, на крайнем выступе всё ещё громоздится монструозная фигура светоча, обволочённая тьмой и кажется, что она сама источает зловещий мрак. О’Брайенн, часто проходящий мимо светоча, находит его орудием смерти, заключённым в груду металлолома из балок в форме пирамиды. Конечно, он сейчас выключен – чёрные камни вынуты, закованы в самые крепкие сейфы с антимагическим эффектом и охраняются «Палатина Гвард» – элитным отрядом Эндеральского Союза. Но даже неработающий, он вселяет ужас в людей.