Дорогой скорби: падение, огонь и покаяние

– Но он не знает Азариэля Хартлендского, – тут же сказал парень. – Я так понимаю, что помощи от власти ждать не придётся. Может, хотя бы штрафы за меня уплатите?

– Там на тебя накапало с размером месячного бюджета Виндхельма.

– Печально, тогда придётся мне прятаться. Я не хочу Лиру подставлять под молот правосудия, если меня закажут тем… кто не на службе государства. У Морровинда такие службы уж точно есть…

– Чем теперь займёшься?

– Орден мёртв, – безрадостно заговорил парень. – Я же собираюсь продолжить его дело, пусть о нём никто и не узнает, да и нечем мне больше заниматься. А что?

– Если хочешь заняться чем-то в поддержку интересов Тамриэля, я могу тебе предложить одну работу… как Азариэлю Хартлендскому, во искупление всех его прегрешений и преступлением перед правосудием. Работа предстоит тяжёлая и опасная…

– Где? – настойчиво спросил парень. – Что за работа?

– Отправляйся в Порт Тельванис, там всё и расскажу. Я тебя буду ждать пару недель, а теперь прощай, меня ждут дела, – Гюнтер поднялся с места, высказав имя парня с небольшой усмешкой. – Азариэль Хартлендский.

После этих слов «старик» поспешно удалился из постоялого двора, оставив у трактирщика пару серебряных монет.

За ним поднялся и молодой парень, чуть покачнувшись направился к выходу из таврены, прицепив на бедро меч, на последок услышав ещё одну песнь о легионе, пока пробирался сквозь толпы пьяных людей и эльфов. Нордлинг-бард снова зажал в руках лютню, занёс ладонь и его голос понёсся по всему заведению:

– И ещё одна песнь о нашем доблестном воинстве Империи! О том нелёгком времени, которое он пережил в трудную эпоху.

Имперский легион, доблестные пения,

Восточный Сиродил, Реманская Империя,

От чейдинхольских мятежей скрипят от злобы зубы.

Поют восставших Виктории Гирьен опальных трубы.

Но легиона ровные отважные фаланги,

Умело ударили повстанцам во фланги,

Но предателей в ту эпоху развелось немало,

Гордое знамя верности Нуль-легиона в грязь упало.

Лорду Балу, принцу тьмы легионеры присягу дали,

Но не все тогда праведный свет клятв предали.

Не поддалась зову тьмы горстка храбрецов и капитан Регил,

Присягнувших же лорду порабощения порок сгубил!

Второй легион виртуозен с потомками Предела в битве,

Скинул с трона Леовика, воздав богам хвалу в молитве.

И, всё бы ничего, и Варену править, и сияет слава легиона,

Но хитрость Маннимарко знать пределов не хотела.

Имперский город злу на службу поставлен был,

Второй Легион не спасёт, и каждый про него забыл.

Глава седьмого легиона – ужас предателей из Ковенанта,

Просторы Бангкорая – открыты для легионного таланта.

Король Верховный – Эмерек проклятый, грёзами лелеет,

О власти власть мечтает и думает, что никто и не посмеет.

Опрометчивость его сгубила и похищен легионом был,

В Зале Героев, доблестный Империи командир его убил.

Легион тринадцатый, гордость царства Пеллетин,

Стал он для Сенчала словно грозный воин-палатин.

Генерал Ренм и воители его – герои для катжиского народа,

В эпоху мрака и раздора, для царства – верная опора.

Ничего не страшно им – ни преступник, ни проказа, ни дракон,

Город возрождали «Щиты Сенчала» и строго соблюли закон.

Легионы эпохи междуцарствия – побитые грозные орлы,

Реманской Империи легионеры – былой славы нищие послы.

В мире раздора и войн тьме, Сиродилу продолжили служить,

Если уж и приступали закон, то чтобы Тамриэлю угодить.

Для них – те времена, испытаний трудных и горьких путь,

Окончились они, когда Тайбер к нам пришёл и решил Империю вернуть!

Услышав, Азариэль чуть покривился, хотя народ в таверне наполнился шумным ликованием. В Ордене им преподавали историю, и он знает, что имперский легион в период междуцарствия отчасти стал бандитским формированием, обиравшим население. Но цель имперской пропаганды иная, нежели нести правду – выставить сомнительные факты, а порой и тёмные страницы в свете доблести и героизма. Парень не стал осуждать подобное, ему до этого нет дела.

На небе сияют мириады прекрасных звёзд, образующих замысловатые созвездия. В воздухе витает свежесть, недоступная для пропахшего перегаром запаха внутри и альтмер почувствовал себя намного лучше, когда покинул место пьянства.

– Куда бы податься? – уронен тихим голосом вопрос и эльф понял, что сейчас ему нужно обрести нечто большее, чем новую цель. – Кто я? – спрашивает Азариэль, вспоминая, что весь его путь вымазан кровью и устлан трупами не только врагов и сторонников зла, но и безвинных; обратившись к памяти, он находит ответ. – Лиходей, убийца, вор, беззаконник. – И что же со всем этим делать? – вопросив, парень взглянул в сторону городских ворот.

Внезапно Азариэль вспомнил про свиток, который дал ему Гюнтер. Вынув его, парень моментально спустил свет с рук своих и окутался в мистические потоки, перенёсшие его далеко от этого места.

Пройдя через яркий ослепительный свет, его нога ступила на твёрдую поверхность, и перенос странной энергией избавил Азариэля от опьянения. Боль, страшная жуткая ломка в плоти, костях и душе объяла болезненными цепями всё тело. Такое ощущение Азариэль чувствует с тех самых пор, когда покинул остров и вырвал из души своей и тела влияние Отца Ужаса и теперь вынужден терпеть хворь и заливать её алкоголем.

Он оказался где-то среди скал и, осмотревшись, он увидел, как на пространство сжимают горы, рисующиеся возле этого места бежевыми исполинами. Под ногами большая каменная плита, выполненная в форме круга, на большой полукруглой платформе, которая поставлена на скалу.

Тут же лихой холодный воздушный порыв подхватил седые локоны Азариэля, по всему телу он ощутил ледяное прикосновение десницы горных ветров. Края его камзола игриво затрепетали, подёргиваемые вихрями

Впереди он увидел маленькую серую стенку, зажатую меж большими прямоугольными постройками, сделанными из такого же бесцветного камня, цвета пасмурного неба. Под самой чуть приплюснутой крышей, которая выложена покровом алой черепицы, на зданиях, стеснивших маленькую стенку, виднеется ряд из шести простых окон, округлых в верхней части и закрытых деревянными створками.

Азариэль неуверенно, и претерпев болезненную ломь, шагнул вперёд, навстречу небольшой выцветшей двери, которая в маленькой стенке и, подойдя он её толкнул. Петли, ржавые и старые тихо скрипнули и кусок дерева дал пройти альтмеру вовнутрь.

– Где я оказался? – вопрос Азариэля услышал только напористый ветер, вечно схоронив в своём стремительном порыве.

Он, шевеля ватными больными ногами, пошёл вперёд, выстукивая каблуком по заросшей дорожке, выложенной камнем, а всё что вне дорожки утонуло в жухнущей зелени. Справа и слева от него два рукава длинных построек всё из такого же серого и невзрачного камня, над которыми выцветшими красками «цветёт» приплюснутая крыша из алой черепицы. Шесть ступеней лежат подле построек, возводя на небольшое крыльцо, находящееся в тени длинного козырька, который держат простые квадратные колонны.

Он идёт по дороге, оказавшись на перепутье в форме креста, и дальше стезя ведёт к полукруглому крыльцу, так же с семью ступенями. Перед Азариэлем высится строгая и в то же время монументальная часовня, в которой прилегают рукава построек, выполняющих роль ограды для внутреннего двора святого места. Рядом с арочным входом имеются два тонких вытянутых витражных окна, на которых картины не знакомые Азариэлю. Парень взглянул наверх и увидел впечатляющее и завораживающее своей красотой круглое окно-розу под колокольней, на которой также вытянутые витражные окна.

Азариэль ощутил неожиданный прилив сил и отсутствие страха, как мучающая его боль отступила назад, и всё тело содрогнулось от освобождения, без сомнений он ступил вперёд и оказался внутри часовни. Два ряда лавок по семь штук тянуться к алтарю. Свет проникает и мягко ложится через витражные окна на серо-зеленоватый камень и омывает лучами солнца это чудесное место. У стен воздвигнуты статуи, среди которых альтмер узнал доблестного воина с опущенным мечом и могучую воительницу с высоко поднятым клинком – предводителей людей в славном восстании против айлейдов. Под сводами мирно покоится люстра, давно не знавшая прикосновение огня.

По-видимому, это место было давно заброшено и покинуто и Азариэль зреет это. Но в тоже время он ощутил такой покой и мир на душе, которого давным-давно не знал, ему показалось, что все тревоги этого мира отпустили его и он готов встретиться с вечностью, легко воспарив духом.

У мраморного алтаря Азариэль заприметил сгорбленную фигуру, согнутую в молитвенном коленопреклонении. Парень не хотел нарушать молитвы этого монаха, но любопытство взяло верх.

– Где это я? – спросил Азариэль, сблизившись с незнакомцем.

Молящийся поднялся, и зашуршали его одежды – чёрный подрясник, окутанный такого цвета рясой с большим капюшоном. Азариэль увидел нижнюю часть человеческого лица – чёрно-седая борода на широком подбородке, глаза же теряются во тьме капюшона. Спустя пару секунд томного молчания раздался тихий, но крепкий сухой голос:

– Это очень древнее строение. Раньше тут был монастырь посвящённый Единому. Это юг Коловианских гор.

– Кто вы? – удивлённо спрашивает Азариэль.

– Я – ревнитель исповедания, разделяющий веру предков и верую в Единого. Что тебя привело сюда, странник?

Азариэль полон мыслей, и спустя долгое время он не испытывает тревог и лёгкость, покой поёт на сердце, как будто он стоит в преддверии родного дома. Внутри, душой, он понял, что Некто вёл его всю жизнь, сквозь битвы и горе, сквозь падение и поднимая со дна печалей. Когда у Азариэля не было сил идти, Он нёс его на руках и давал новых, чтобы долгий и трудный путь был завершён. Все отступления от света и присяги тьме нуждаются в отпущении, всякая трудная стезя, дорога смертной тени, где плач и стон, вой и побоище, искушение и грех вступают в противоборство с негаснущим священным светом, чтобы быть правильно завершённой должна быть окончена в покаянии. Таков смысл. Азариэль вспомнил, сколько раз падал за свою жизнь в беззакония, и неожиданно ему захотелось излить душу, показать свои язвы духовные. Азариэль полон сожалений и не только за преступления. С болью он вспомнил, что так и не спросил Ремиила об избраннице, не может быть с Лирой, подверг опасности Аквилу, оставил Ариана и Тилиса от справедливого боя.

Ревнитель Единого смиренно и долготерпимо взирает на Азариэля, пока в нём бушует духовный шторм. Его не волнует сшибающий запах перегара, вместо этого служитель Единого полон мира и любви к тому, кто пришёл в эту часовню. Он знает насколько бывает труден путь, ведущий к отпущению всего того, что тянется по жизни прицепившись к душе ядовитым паразитом.

– Долгий путь… – тяжко выдохнул Азариэль, едва ли не задыхаясь от сдавившего грудь волнения, с содроганием душевным он понимает, что пришло время и с дрожью говорит, несмотря на то, что слова готовы увязнуть в горле. – Я хочу покаяться.

– Пойдём, – сказал мужчина и повернулся к алтарю, и еле шевеля ногами, Азариэль поплёлся за священнослужителем, неуверенно ступая к алтарю.

Без слов Азариэль понял всё и, преклонив колени перед алтарём, склонил главу, ощутив, как всё то, чем он жил раньше, все идеи и догмы стремительно рассеиваются, всем сокрушённым сердцем он ощутил жизненно необходимую нужду в покаянии.

– Расскажи о том, что совершил, – попросил нордлинг и накрыл правое эльфа своей рукой, словно его приобняв. – Расскажи, что гложет твою душу и Единый подскажет, как это можно исправить.

Слова полились вместе с градом слёз, расчертивших влажными дорожками грязное лицо, а сердце неистово затрепетало, когда слова сокрушения покинули уста:

– Я повинен во многих беззакониях. Убивал, грабил, побивал невинных, пьянствовал, – Азариэль задержал дыхание, чтобы собраться с силами. – Служил злу, в лице Ситиса, нарушал клятвы, воровал, язычествовал, говорил слова брани, смел возгордиться, желал зла ближнему…

Верующий в Единого смиренно выслушал всю вереницу прегрешений Азариэля, не осуждая, и когда парень закончил, уверенно вопросил:

– Ты каешься за свои грехи?

– Каюсь, – с облегчением, словно сбросив гору с плеч, вымолвил Азариэль, чувствуя, как тернистая боль немного отошла; а мужчина над ним что-то произносит, святые слова, но мысли Азариэля настолько освободились, что он их не может различить.

Завершив таинственное действо, служитель монастыря взял Азариэля под руку и поднял его. Парень ощутил себя облегчённо, намного лучше, не таким сдавленным как раньше, хотя боль всё ещё сохраняется. Теперь он чувствует надежду на то, что сможет стать лучше, возвысится над греховностью мира сего, не переставая считать себя недостойным мытарем.

– Ты же понимаешь, что это только начало нового пути? – медленно вопросил житель пустынного места. – За всеми нами столько грехов, как песок морской, и чтобы их увидеть и искупить мы должны трудиться.

– Понимаю.

Они прошли через весь монастырь, и вышли на ту площадку, на которой оказался Азариэль, когда его сюда перенесло. Впереди альтмер увидел длинную узенькую дорожку, которая прорезалась сквозь высоченные горы и подходящая к ветхому каменному мосту, ведущему через пропасть к забытому алессианскому наследию. Лихой ветер неистово затрепетал седой волос Азариэля, так же, как и трепещет его душа при встрече с новыми Истинами.

– Всё это ради того, чтобы я сюда пришёл? – томно спрашивает Азариэль и его слова подхватили ветра.

Повитель Единого, чьи одежды лихорадочно трепещутся под порывами горного ветра, дал ответ голосом сильным, но низким:

– Его воля нам неисповедима, но без Неё ничего не случится. Да, возможно Он вёл тебя через всё зло и борьбу с ним, что бы ты прошёл сюда.

Азариэль задумался и вспомнил, что действительно, вся его жизнь была устремлена на что-то и возможно встреча с новой Истиной, отступления от прежней лжи и есть цель, финал его пути.

– А зло? Почему же оно так сильно? – вопросил Азариэль, ища ответы. – Почему Он своею силою не отвратит всех от зла?

– Он дал свободу всем Своему творению, – дал ответ мужчина, устремив взгляд далеко в горы. – Никого зло силой не заставляет себе служить, ибо мы по немощам своим, по слабости духа, без опоры духовной данной Единым, открываем сердца свои злу.

Азариэль снова задумался. Разве Люций под силой присягнул даэдра, а все его братья и сёстры-отступники были обращены насильно? А те, кто участвовали в движении культов? Те, кто предался тьме и встретился Азариэлю на долгом пути, были насильно приведены ко тьме? Без Истины, без её благодати в сердце многие обречены пребывать во зле и за Люцием придут следующие марионетки даэдрических лже-богов, которые постараются уничтожить этот мир и предать его тьме. И так продолжиться до скончания времён, пока многие не узрят Истину.

– Смысл? В чём тогда смысл существования?

– Смысл существования в спасении. Им была дана возможность для спасения душ, для того, что все отвратили лица от греха, но мы путями этими пренебрегаем. Без борьбы со злом и личным грехом, без ожидания встречи с Ним нет и смысла в жизни.

«Орден…» вспомнил Азариэль и его цели. Он долгое время жил в борьбе со злом, долгое время его существование было наделено смыслом праведной войны с тьмой, а по слухам и легендам братья и сестры раньше исповедовали веру в Единого. Но что произошло, когда они отступили от этого, когда цели политические стали выше целей духовной? Орден пал, души его братьев и сестёр поддались развращению, и предатели собрали вокруг себя столько тьмы, что смогли разрушить Орден.

«Любое отступление от Него есть падение и смерть, ибо Он – источник жизни», – подумал Азариэль, ещё сильнее укоренившись в новой, спасительной для него вере.

– А что есть свет? Что есть Истина, которая нас обережёт народ Его от зла? Ведь должно быть что-то?

– Он и учение Его есть свет, – верный Единому указал на монастырь. – Там есть много манускриптов и книг, но я тебе скажу попроще. Суть в милосердии, ибо в нём только и можно спастись, в любви к ближнему. Правда в том, что противопоставить добродетели греху. Долготерпие гневу, целомудрие блуду, любовь ненависти, милостыню сребролюбию, радостную молитву унынию, смирение гордости и пост чревоугодию. Только так можно победить великого врага – искоренив зло в душах своих, ибо клинки тут не помогут.

Парень осознал, что если бы его братья и сестры, если бы он, будучи в Ордене, исповедовали эти добродетели то предательства и раскола не случилось. Отступившись от Истин, дарованных верой в Единого, Орден сам себя обрёк на гибель. Азариэль ничего этого не знал долгое время и нашёл корень всех бед на него свалившихся в отсутствии названного. Он не смирился перед уходом Аквилы, решил идти за ней несмотря ни на что и навязать свою правду, и к чему это привело? Азариэль навсегда запомнил, как его спесивое желание найти Аквилу и объяснить, что она не права привело к преступлениям в музее, к отчаянию и обману, в конце концов, низведя к пьянству. Он искал мести Люцию, как личному врагу и пал в руки злу, имя которому Ситис и безумное желание отомстить оставило такую душевную рану, такой шрам от соприкосновения с тьмой, что он ещё долго не исцелится, хотя надежда на это есть. Он пьянствовал, дав себе пасть настолько глубоко, что только вмешательство имперской разведки его заставило вернуться на путь. Уныние и отчаяние, обуревавшие душу Азариэля в тяжёлые моменты его жизни становились камнями, чугунными якорями, которые не давали ему подняться после поражений. И в последний смертный момент страшной битвы на острове он отбросил мотивы жестокой мести за личное несчастье и вверил судьбу в руки Его, дабы Азариэль очистился от ненависти и с более чистым сердцем исполнил святой долг и отсрочил судный час над Тамриэлем. Азариэль вспомнил, что залог того, что он всё ещё жив, дошёл до сюда – та небольшая любовь к ближнему, которую он проявлял и тут же припомнил, как отпустив нордку в айлейдских руинах из милосердия перед сражением с Баркуном, обеспечил себе спасение.

Всё ещё страшная пустота и обречённость подтачивает изнутри Азариэля, его раздирает слабость и боли, пронзившие тело. Он понимает, что наказание, которое он несёт за служение Ситису, будет трудно искупить, но яркий и тёплый свет любви Единого и Истин Его даёт надежду, понимание того, что всё будет хорошо.

Азариэль понял, что все они будут судимы за свои дела, и все мысли и поступки будут судить либо «против» него или «за» на том суде, когда ему предстоит идти домой в последний раз. В глубине души он знает, что ничего не останется просто так и каждый его помысел будет оценён, и чтобы победить мириад грехов, чтобы избавиться от страстей придётся долго, смиренно трудиться. Трудиться, отгоняя ненависть и заменяя любовью к ближнему, изгоняя сребролюбие и сменяя на безсеребреничество, отбросить гнев и взять терпение, откинуть блудные помыслы и вместо них обрести невинность, рассеивать уныние радостью спасения души, больше держать пост и быть смиренным.

Неожиданно Азариэль вновь вспомнил былое, вспомнил культ удовольствий под Бравилом. Только сила духа, рука Единого, которая по-отцовски поддержала его дух, помогла ему пройти те испытания. Если бы он припал, если бы он пошёл зову страстей, то давным-давно был бы мёртв. Вне испытаний, подобные грехи так же убивают, только медленнее, хитрее, объединяя вокруг себя целые культы. Азариэль вспомнил о зле и понял, что оно себе создаёт целые храмы и обелиски поклонения. Альтмер помнил, как шёл в песчаных барханах против приверженцев оккультных пророчеств и гордыни, как противостоял сторонникам гнева, ненависти, презрения у реки Бьюлси, как сражался со слугами блуда, пьянства и чревоугодия под Бравилом.

«Что же тогда добро в моей жизни?» – спросил себя Азариэль. Орден не мог быть добром, ибо погрузился в исповедь многобожия, отрекся от Единого, продолжая сражаться с великим врагом. Весь жизненный путь Азариэля – дорога сквозь зло к… этому моменту? Внутри альтмер ощутил, что самый большой свет в его жизни – этот монастырь, возможность покаяния и прийти к Истинам. Но сколько его друзей, павших в битве лишились благостям прикоснуться к Истинам, столько его братьев и сестёр лишились возможности спастись, пренебрегая добродетелями, оставшись во зле? Сейчас и здесь Азариэль понял, что его борьба с великим врагом, его путь и жизнь – маленький лучик света, ставший маяком и приведший сюда, рука Отца, вытянувшая Азариэля к спасению, дав бесценный шанс отречься от греха.

«Тамриэль… мир без истинного смысла и бессмысленный без Истин… какая-то карикатура», – подумал Азариэль, увидев перед собой бытие, погрязшее в битве с великим злом, но не знающее методов и средств к победе над тьмой. Нет Того, Чей труд и самоотверженный подвиг, неизмеримой воли и славы, смог бы спасти мириад душ от зла и в этом главная беда – Тамриэлю суждено носить над собой отпечаток зла, и снова и снова он будет испытывать горе, нести печать смертельного проклятья, и рано или поздно этому миру суждено будет погибнуть во зле, в котором он и лежит, без спасительного искупления.

Тот, кто встретил эльфа мягко взял Азариэля за плечо и повёл его обратно в монастырь, тихо произнеся:

– Пойдём, у нас теперь много труда.

Азариэль повернулся и пошёл за тем, кто исповедует Единого. Теперь жизнь наполнилась истинным смыслом, и старые очертания пути, не омрачённые греховным помыслом, обрели свет смысла. Он понимает, что надолго сутью его бытия станет встреча с Единым Богом, исцеление искажённой природы, из которой рождается зло и обретение душевного мира в сердце, которого он не знал с далёкого детства.

Глава 33. Воля сильнейших

Двумя неделями ранее.

Большие колонны окружили четырёхступенчатое ложе, где в самом центре стоит огромный стол, выточенный из белого камня, окружённый тридцатью деревянными тронами с ало-бархатной отделкой.

В зале Совета Старейшин стоит полнейшая тишина, и даже небольшое трепетание крыльев кого-нибудь из насекомых могло раздаться по всей башне Белого золота тихим шорохом, устремляясь собственным эхом высоко вверх. Тишина накрыло это место призрачный саваном, укутав его в вуаль безмолвия.

Практически все места пустуют, кроме двух. Зал Совета Старейшин оказался полностью безлюден и наполнен необычной и несуразной бессодержательностью.

У первого трона расположилась фигура в красно-роскошных одеждах – отменная лоснящаяся атласом туника, на груди богатые ткани примял золотистый амулет, на котором виднеется восемь стрел и светло-фиолетовая «жемчужина» посредине. Черты лица утопили в тени, так удобно ложащейся на лик.

За вторым местом, облачённый в сиродильский комплект доспеха легиона сидел высокий нордлинг, с прорывающейся через капюшон длинными седыми волосами и такой же серой бородой.

Знатный служитель Империи внимательно, и не проронив не единого слова, рассматривал первоначальные карты неизвестных лежащих на далёком и неизведанном востоке побережий, покрытых сумраком неизвестности земель.

– Будет кровавая война, – мрачно говорит человек в капюшоне. – Слишком много погибнет.

– Его Величество терзают мысли о новых землях, славных завоеваниях и построения целой планетарной океанической империи, – говорит надменно служитель страны. – Его ничего не остановит. Континентальный триумф Империи Септимов станет апофеозом достижений императорского дома, и наше святейшество не остановится.

Представитель монарха великой страны въедливо вгрызается взглядом в карты, уже рисуя на них планы завоеваний, расположения войск и как возводятся новые города. Но вот мысли его служащего были обременены совсем иным смыслом, который он хотел изложить, но вопрос императора, разорвавший вуаль тишины и безмолвия, оборвал эту возможность:

– Послушай, а карты точные?

Старик кивнул головой и голосом, преисполненным покорности ответил:

– Да, мой Рыцарь дракона.

– Если что-то пойдёт не так, то мне придётся распустить вашу Службу Имперской Разведки, а ваши полномочия император передаст Клинкам. Это понятно? – грозным вопросом заключил владыка Империи.

– Да, мой господин.

– Ты вроде что-то хотел спросить, – чутко заметив, что своим вопросом он оборвал вопрос собеседника, сказал представитель монарха.

– Да, мой господин, а как же тот акавирский артефакт? Разве вы не отправите за ним воинов?

– Да ладно, – усмехнулось доверенное лицо монарха. – Ты думаешь, он будет посылать своих легионеров за мифами? Чтобы они гонялись за неведомым, что сокрыто во мраке времён артефактом? Даже мне, видно, что то, что ты ищешь, окутано не просто мраком, оно словно вырезано из этого мира. Может того артефакта за которым ты гоняешься и вовсе не существует.

– Но, – запротестовал рядом с ним сидящий сотрудник разведки.