Дорогой скорби: крушение Ордена

– Кто эти тени?! Кто их пригласил!? Почему всё это решено без ведома свободных братьев и сестёр!? Я требую ответа, проклятые тираны! – раздались гневные требования главы партии перемен.

– Это свободные наблюдатели, – дал ответ Регент, сохраняя подавленное спокойствие. – Я их сюда пригласил.

– Мы протестуем! – заявил Люций. – Протестуем и против того скомороха, который гнездиться среди иерархов. Пока нет одобрения свободных, они должны покинуть эти залы!

Азариэль с резким поворотом головы в сторону столов смог увидеть, что среди иерархов расположился чернявый тщедушный имперец, в тёмно-красном камзоле, орлиным взглядом изумрудных глаз, взирающих на действо распри, который неожиданно сильным голосом обозначил своё положение:

– Я Императорский Спекулятор, приставлен к вам, чтобы проследить, что решение Великого Капитулярия соответствует законам Империи!

– Совет Владык, – обратился Регент, сидя на троне чуть склонив голову, – вынесете решение по этому поводу.

Среди иерархов поднялись пять рук в защиту присутствия гостей, и один из голосующих объявил сущность решения:

– Совет Владык большинством голосом выносит Организационное Постановление об оставлении приглашённых Регентом.

– А-а-а, – махнул Люций в сторону представителя императора, недовольно приговаривая, – оставайся имперский прихлебатель. Так и пометьте в Протоколе – я не удовлетворён приглашением этих кодл.

Вновь наступила секундная тишина, что перебита Регентом, снова поднимающимся и глаголющим:

– Братья и сёстры, – голос предводителя сотен душ по живому задрожал. – Сегодня мы собрались для решения одного важнейшего вопроса, который решит судьбу Ордена. Для занесения в Протокол определена тема: «Изменение организации, введение новых статусов, отмена привилегий и смена системы управления Орденом».

Азариэль безрадостно усмехнулся про себя, в тот момент, когда Регент смолк. Он искренне надеялся на то, что мятежников остановят, приведут в чувство и попросят прекратить раскачивать маховик размолвки. Но теперь всё поздно и на слащаво-отвратительных лицах люциитов видно, что они рады тому, что сейчас происходит, смакуют каждый момент политической свары, ожидая победы.

– Мы можем внести пометку в Протокол о начале заслушивания мнений? – спросил Регент, рассеяв молчание.

– Нет! – взревел Люций. – Мы желаем, чтобы в Протокол внесли тему рассмотрения Великой Хартии Свобод и Нового Кодекса. Без этого теряется весь смысл свободных слушаний!

– Совет Владык, вынесете решение, – сухо обратился Регент.

Три голоса против одного дан и один из иерархов встаёт и объявляет смысл результата:

– Советом вынесено Протокольное Постановление о внесение в Протокол дополнительной темы о рассмотрении Великой Хартии Свобод и Нового Кодекса.

– Вот это чудесно! – яро смакует Люций. – Мои милые братья и сёстры, свобода восторжествует!

Регент угрюмо пропустил радости Люция и без лишних эмоций, стараясь держать себя в руках и не выказывать волнения, голосом безжизненным говорит:

– А теперь предлагаю к рассмотрению устных заявлений по поводу первой темы. У кого-нибудь есть ходатайства до начала заслушивания речей?

– Да! – снова вопит Люций и с его бледных уст рвётся пламенная речь. – Я ходатайствую о том, чтобы наши ораторы выступали сразу после ваших, поскольку их участие затрагивает наше право на равноценный и справедливый спор!

– Хорошо, – нехотя соглашается Регент, «роняя» голову на правую руку, – я как председатель Совета Владык в единоличном порядке удовлетворяю ходатайство. Претензий нет? Занесите в Протокол.

«Ходатайство Люция Лириона о порядке выступления ораторов удовлетворено». – Появляется короткая запись на пергаменте.

– Кто начнёт?

Из рядов лоялистов подаётся высокий черноволосый нордлинг с правильными чертами лица, облачённый в изумительные доспехи своего положения. Это изящный нагрудник, с рдеющим символом солнца, голова покрыта сапфирово-синим капюшоном, как и руки и ноги, укутанные в магические ткани.

Он проследовал через дорожку у столов, спустился по широкой дворцовой лестнице и подошёл к небольшой трибуне на вещательной площади. Прежде чем заговорить он окинул залу тяжёлым скорбным взглядом.

– Я Айк’Аран, – полился глубокий твёрдый голос. – Глава магического круга, пришедший сюда, чтобы сказать – сторонники изменений не правы в своих суждениях. Наш Орден, наше славное и великое воинство существует таковым уже несколько тысяч лет. И нет смысла что-то менять в нём, поскольку оно без всяких… новаций исправно служит Тамриэлю, а не в этом ли наша миссия, братья и сёстры? Не в служении ли континенту и защите его от богопротивных мерзостей? – чародей остановился, чтобы посмотреть на неодобрительные лица люциитов, а затем рассудительно продолжил. – Подумайте, кем мы станем, если будем преследовать мелкие личные цели? Не более чем тенями своего чудесного и великого прошлого. У меня всё, спасибо за внимание.

Маг-лоялист поспешил занять место среди рядов сторонников Регента, и только стоило ему вступить на первую ступень, как из рядов люциитов поднялся высший эльф, на котором развивается чёрная накидка, смахивающая на балахон. Азариэль с осторожностью наблюдал за тем, как мятежник занимает место на вещательной площади и готовится нести речь. И как только люциит положил руки на трибуну, раздался его надменный звонкий голос:

– Мне, Айкантару Мирилу, выпала великая честь представить интересы всех свободных магов Ордена. Наши братья и сёстры, блуждающие в тени варварского мировоззрения называют нас предателями… но разве они сами не предали ли великие идеи свободы? Что плохого в том, что мы желаем равенства, что мы желаем изменений, что мы желаем справедливости? Глупы те, кто взывают к традициям и долгу, ибо, что есть выше личной свободы? Сегодня, в этот момент, я хочу убедить вас, сторонники диктата, что вам не удастся подавить наше праведное стремление к справедливости, равенству и свободе.

Чародей-люциит спешит уйти с площади и Азариэль печальным взглядом провожает мага. Он не думал, что отторжение к старым идеям Ордена так сильно въестся в разумы многих братьев и сестёр и сейчас с грустью понимает, что так просто это всё не закончится.

И закончив свою речь, маг предоставил слово другому оратору, который тоже стремился переубедить восставших. К трибуне из стана лоялистов спешит выйти крупный коренастый орсимер. Его одеждой выступает толстый кожаный камзол, опускающийся практический до пят, скудной расцветки, плотные штаны из серой ткани и ботинки. Орк размашистой походкой проследовал к трибуне и тут же сходу стал говорить; его тяжёлая грубая речь пронеслась по зале гулким эхом:

– Я Гарзак-гро-Багол, мастер Директората, и мне суждено говорить от лица мастеров. Мы, такие, какими нас создали наши предки, и измениться не можем. Наша структура и правила это и есть основа Ордена, его стрежень… если его вынуть, всё рухнет. Представьте, что будет, если изменить фундамент дома. Если его разворошить, и на его обломках построить новый фундамент, то, сколько этот дом простоит? Он развалится после первой бури. Я говорю о том, что ничего менять не нужно, – пытаясь убедить присутствующих в своей правоте, говорил представитель мастеров. Спасибо, у меня всё.

На место мастера из Ордена спешит занять место крепкий с чёрным длинным волосом нордлинг, на котором сверкают аметисты и топазы, коими обшиты красивые пёстрые одежды светло-фиолетового оттенка. Он размашистой походкой приблизился к трибуне и, окинув взглядом, пылающим ненавистью к лоялистам, низким голосом озвучил доклад:

– Меня зовут Рагнар Тяжёлый Молот, и я говорю от имени свободных мастеров и Директората. Они утверждают, что изменив структуру и сущность Ордена, мы будем сломлены. Это ложь, наглая убогая ложь! – воскликнул Рагнар и его слова задрожали от неприязни, которую он питает к лоялистам. – Вы не давали Ордену развиваться по канонам свободы! Вы не давали ему менять структурную сущность по воле просвещённых братьев и сестёр, заставив структуру нашу заржаветь… покрыться коррозией. А толку-то в клинке, съеденном ржавчиной!?

Азариэлю, кажется, что Люций играет – на каждый аргумент лоялистов он предлагает свой, будто бы отбивая каждый выпад. Молодой последователь старых законов Ордена с горечью вынужден наблюдать за тем, как Орден распался. Но от внутренних размышлений Азариэля оторвал шум лязга брони и нефритовый взгляд приковался к могучему воителю, чьи одеяния представлены панцирным малахитовым доспехом, выполненном в дизайне брони из Хай Рока.

– Теперь я скажу, – раздавался на всю залу могучий голос воина. – Я Йорик Элдерсон, служу главой в рядах паладинов больше десяти лет. За всё время службы я видел, как братья и сёстры проливали кровь… вместе. Я видел, как мы вместе выступали против самых мерзких тварей тьмы, без страха и упрёков. И что же происходит сейчас? Вместо великой цели искоренения нечисти по всему Тамриэля мы впали в мелкую грызню идей… достойно ли это воина? Достойно ли это нашего Ордена? Достойно ли это памяти наших предков и предшественников? Нет, не достойно.

Никто больше не идёт из рядов люциитов. Все сидят и смотрят за тем, как глава паладинов медленно взбирается по лестнице под абсолютное молчание.

– Мы пропустим ваших, – сказал Люций, не поднимаясь с места.

– Хорошо, – зазвучала речь Регента. – Занесите этот момент в Протокол. Кто там ещё?

На этот раз рядом с Азариэлем и Регентом промелькнула высокая фигура, на которой колышется белоснежный стихарь с откинутым капюшоном. Вместе с ней слегка развиваются и длинные волосы, обрамляющие вытянутое треугольное красивое лицо. Её зелёные глаза устремились в полуамфитеатр в поисках разумения, но нашли только отторжение и злобу. Через мгновение полился её негромкий, но уверенный и крепкий голос:

– Я архимаг Ордена, Алитиа На’афар и долгие лета мне приходилось наблюдать за тем, как мы меняемся, как приходят новые братья и сёстры… и как они умирают. Все мы рождены и подготовлены для великой цели, для служения Тамриэлю. – Девушка умолкла, собираясь с мыслями, и через пару секунд снова изливает мягкие спокойные речи. – Давайте представим, что будет, если Орден изменится, как того хотят сторонник Люция? Орден, превращённый в какую-то торговую организацию, повязанный не братством, а свободными соглашениями… сможет ли он служить Тамриэлю? Сможет ли Орден нести праведный свет по всему континенту, если в нём всё будет строиться не на иерархии и чести, а на бунтарстве и себялюбии. Мои дорогие братья и сёстры, одумайтесь, пока не поздно, прошу вас. В какой-то момент мы сошли не на ту дорогу и главное нам не утонуть в заблуждениях. Я закончила.

После этих слов, в душе Азариэля, появилась лёгкая, эфемерная надежда на то, что люцииты могут отказаться от идей, ибо сейчас своё мудрое слово сказали самые авторитетные члены Ордена, которые словом не раз убеждали остальных в своей правоте. Практически у всех лоялистов появилась надежда на то, что оппозиционеры образумятся, на то, что всё будет как раньше и всё закончится.

И углядев смятение в своих рядах, губы мятежного рыцаря растянулись в неестественно-зловещей ухмылке. Его ужасающая, но в тоже время слащавая улыбка подобна ухмылке злого духа растления и обмана. Люций встаёт, его доспех гремит столкновением кирасы и множества цепочек, ознаменовывав начало второй части того спектакля, который он планировал месяцами, если не годами. Его руки поднимаются и простираются в сторону лоялистов, а речь раздалась громоподобным и торжественным кличем:

– Преданные Орденом… ваш черёд! Свобода восторжествует!

Магические плащи ниспали, и свободные места ложе полуамфитеатра оказались занятыми. Азариэль раньше думал, что пара свободных мест действительно пусты, что их никто не занимал, но это оказалось всего лишь иллюзией. Две фигуры, объятые вуалью незнакомства и плащом недоверия, встали. Азариэль внимательно вгляделся в каждого из тех, кого призвал Люций. Первый – высокий эльф, но только кожа… она будто бы отлита из бледного золота. Да, у Азариэля тоже кожа золотистого оттенка, но у этого существа она ещё ярче и благороднее, только вот цвет её нездоровый, словно отравленный странной тусклостью. На теле развивается чёрного цвета кожаное пальто, скрывшее штаны из ткани цвета ночи и сапоги, укрывающие голень толстым покровом. Его лицо… Азариэль впервые видит, чтобы в глазах горел такой невыразимый голод, очи охвачены пламенем смертельной меланхолии. Лик же стал сухим и подтянутым, словно кожей       обтянули кости, исторгнув всю жизнь из плоти.

– Кто это? Кто они такие? – подобным перешёпотом отозвались ряды лоялистов, когда две фигуры неспешной походкой шли к вещательной площади.

Второй же Азариэлю кажется больно знакомым. Это босмер, тело которого утянуто светло-красным парчовым жакетом, а ноги покрывают штаны из сиродильского шёлка, чуть прикрывшие туфли. Юноша вгляделся в чёрные волосы, тёмные впавшие глаза, из которых разит невыразимая тоска, но больше всего взгляд приковывает шрам… страшная рана, пересёкшая всё лицо.

– Как вы сюда попали! – вскричав, поднялся Регент.

– Я их призвал, проклятый тиран и тебе не помешать нам вершить свободу! –спесиво отвечает Люций. – В нашем Оплоте можно всё!

– Люций Лирион, – поднимается кто-то из Совета Владык. – Какое основание привлечение этих граждан к нашему делу? Да, и вы можете назвать, кто они?

– Они помогут нам более полно выразить наши претензии. Назвааать? – таинственно затянул рыцарь. – Конечно. Дунхарт Ла’Фир и Фиотрэль эль Анарх.

Как только имена были названы, зала буквально взорвалась со стороны лоялистов. «Долой предателей!» «Прочь скверных!» «Гоните их прочь» – следовали один из другим ревностные призывы с уст руководителей Ордена и только архимаг с Регентом остаются полностью спокойными, следя за тем, как на вещательную площадь ступают личности, запятнанные предательством и многовековым посрамлением.

– Как же вы низко пали, люцииты, если стали якшаться с таким отребьем, как эти мерзкие еретики! – выкрикнул кто-то из рыцарей.

Странное чувство поселилось в думах Азариэля. Ему кажется, будто бы здесь разыграно театральное представление, где всем дирижирует Люций. Он мог бы давно перейти к заслушиванию статей своей Хартии, но почему-то до сих пор пытается перетянуть на себя одеяло мнений, хотя призыв таких предателей как Дунхарт и Фиотрэль только отвлечёт от него сторонников.

– Хорошо, – нехотя соглашается иерарх. – Вынесите Организационное Определение по поводу внесения в Протокол дополнительных ораторов. Дайте им по одной реплике.

– Спасибо, милостивые подхалимы жалких аэдра и убогих законов, – к трибуне подходит Дунхарт, ряды его зубов сверкнули парой острых клыков в свете ярких светильников, а голос полон рычащего голода. – Я – Дунхарт Ла’Фир, первый последователь свободы в этом Ордене. Ох, я помню те времена, когда эта зала была попроще, и братья тут собирались как равные. Сегодня я обращаюсь ко всем тем, кто жаждет спасения Ордена! – взгляд пылающих зениц пробежались по рядам лоялистов, откуда ответом становятся глаза, исполненные взором отвращения. – Оставьте своих жалких богов, оставьте своё жалкое служение бесполезной миссии! Тамриэлю плевать на вас, Империи плевать на вас и расам то же плевать!

Слова Дунхарта терялись в голове Азариэля, становясь рычащим отголоском ненависти. Его сердце сокрушено от тяжкого предательства, а рассудок истязается голосом первого мятежника, который искажён то ли в голоде, то ли в страшных духовно-физических мутациях, которые позволили пережить долгие столетия мятежнику. О да, Азариэль с ужасом взирает на его тусклую кожу, на клыки и глаза, отмеченные знаком смерти. Юноша понимает, какую страшную заразу вампиризма подхватил Дунхарт, продолжающий нести в массы свои идеи:

– Я живу множество лет и видел, как становился этот Орден. Я стоял у истоков Ордена, ибо титул мой – Верховный Магистр. – Приостановившись на секунду, что посмаковать смущение в глазах сторонников устоев Ордена, Дунхарт продолжил. – Да, я тот, кому Орден обязан существованию, титул Верховного Магистра – мой по праву. И я вам говорю – отрекитесь от затхлых клятв и придите к истинному освобождению, чтобы мы вместе смогли изменить Орден к лучшему!

Дунхарт отошёл в сторону, давая другому оратору возможность сказать:

– Я служил тут, некогда, – медленной речью начал Фиотрэль. – Меня предали, выкинули лишь за то, что я желал изменений и реформации Ордена, и мне пришлось скитаться. Я буду короток – следуйте зову ваших сердец, творите то, что пожелает ваша душа.

– Ложь! Убогая ложь! – не выдержал Регент, резко поднявшись с трона. – Дунхарт, мы знаем, что ты предал Орден во имя губительных сил и смотрю, тёмный лорд Бал наградил тебя бессмертием в обмен на душу. Не мерзко ли тебе ходить нежитью?

Дунхарт злобно фыркнул, свершив реверанс в сторону Регента, исторгнув надменную презренную речь:

– Ох уж простите, господин Тилис, я вас забыл спросить о том, как мне распоряжаться своей душой. В отличие от вас меня не пленят предрассудки, и я волен продаться любому великому существу!

– Да как смеешь тут вообще стоять, архимятежник!? Твоя цель не спасти Орден, а его извратить, уничтожить! Ты не имеешь права тут стоять!

– Я – Верховный Магистр Ордена!

– Ты был им до тех пор, пока не предал своих же братьев и сестёр! – Регент стал успокаиваться и сел на место, обратив своё внимание на старого знакомого. – Фиотрэль, а ты? Скажи, мой давний друг, как ты мог предать Орден?

– Ты же помнишь, Тилис, – в зале пронеслись нервные слова Фиотрэля. – Ты помнишь, что её выкинули, и я не мог поступить иначе. Тилис, я не мог бросить её на произвол судьбы и желал, чтобы она смогла вернуться.

– И ради этого ты решил бросить вызов… Ордену? Скажи, какая тёмная сила тебя принудила к таким свершениям? Во имя, какого губительного принца ты свершил отступничество? – прозвучал вопрос Регента, объятый таким сильным волнением и унынием, что даже Азариэлю стало тяжело на душе.

– Поверь, мой старый друг, лорд Дагон милостив к тем, кто его чтит, льёт кровь во имя него и творит революции во славу имени его! Я был готов преклонить колени перед ним, чтобы спасти её, чтобы вернуть в Орден, и я преклонился ему!

– И что же он потребовал от тебя?

– Всего лишь собрать детей Валенвуда и показать, чего стоит их мятеж. Это была малая цена для спасения её.

– Ты действительно стоишь у истоков Сынов…

– Какие ваши доказательства!? – разведя руками, воспаляет Фиотрэль.

– Если это так, – поднявшись с места, понёс звонкий надменный голос Императорский Спекулятор, – то Фиотрэль эль Анарх должен будет предстать перед судом Империи за организацию вооружённого мятежа и предательство.

– Фиотрэль, – тепло и одновременно сокрушённо обратился Регент. – Если ты раскаешься, то я тебя приму в Ордене. Только попроси этого и думаю, мы сможешь для тебя что-нибудь придумать, чтобы вернуть.

– Нет уж, – с надменной усмешкой стал мотать головой, отнекиваясь, босмер. – Я не отдам свободу в обмен на тиранию. Если возвращаться в Орден, то тогда, когда в нём будет торжествовать свобода.

– Так, – вмешался представитель Совета Владык. – Мы здесь собрались не для разрешения дружеских дилемм, а Председателя Совета я прошу не раздавать обещания, исполнение которых не в его компетенции.

Азариэль тяжело выдохнул. Он не ожидал и никак не представлял, что Великий Капитулярий может в какой-то момент превратиться в выяснение отношений между знакомыми. Высший эльф читал такое же недоумение, что и его в глазах и своих друзей и знакомых, будь то со стороны лоялистов или же люциитов. Азариэль смотрит, как две фигуры покидают вещательную площадь, парень видит, что они прошли мимо водоёмов, отразившись в их тёмном покрове. Он так же смог углядеть и что Регент так же не сводя очей следит за ими, провожая их взглядом, в котором ощущается страшное падение и пожар меланхолии.

– Прежде чем мы перейдём к рассмотрению Великой Орденской Хартии и нового кодекса, у кого-нибудь заявления или ходатайства?

– Есть! – снова дал о себя знать мятежный рыцарь, облачённый в доспехи и цвета безумия. – Перед тем, как наши милые братья и сёстры перейдут к главному, я скажу вам о так называемых преступниках, чтобы вы поняли, зачем нам нужны Кодекс и Хартия. Я был там, когда Сафракс довёл Хротгара до стадии злобы, – и, исказив голос в обвинении, но жутко наигранным, мятежник продолжил. – Сафракс его оскорблял, унижал и угрожал бедному парню, который всего лишь усомнился в одной из статей Кодекса и заставил его выучить до завтра всю книгу, а Деметр всего лишь поддержал своего брата. И их заперли в карцере по итогу, а справедливо ли это? Справедливо ли, что без суда заперли тех, кто, по сути, и не виноват? Они не преступники, а всего лишь жертвы тирании! – Приостановившись, Люций своим лихорадочным взглядом осмотрел зал, и только потом продолжил. – Они не виноваты вообще, несмотря на то, что Хротгар пихнул рыцаря–садиста, который оскорблял честь бедного паренька. Каждый должен иметь право на защиту своего достоинства! Мои неофиты, – приторно начал Люций, – из тех, кто выбрал не ту сторону, вы действительно желаете, чтобы так поступили и с вами?

Зал, со стороны лоялистов взорвался от негодования, ибо никто не понимал, как можно начать оправдывать преступников, который поставили жизнь рыцаря под угрозу. И многие понимали, что Люций сейчас просто нагло врёт, популизмом и театральной наигранностью склоняя на свою сторону неопытных неофитов из чесла тех, кто стоит подле Регента.

– Не будем впадать в недоумение, ярость и давать себя так легко обмануть, – заговорила архимаг, быстро ступая через толпу к столам иерархов. – Я хочу обратиться к Совету Владык о приложении объяснения от рыцаря Сафракса к Протоколу в том месте, где Люций сделал данные заявления.

– Объяснение принимается, – соглашается иерарх.

– Протестую! Отклонить эту бумажонку!

– Я вам хочу напомнить рыцарь Люций, что это не в ваших полномочиях и не вам указывать Совету Владык!

Пока подле Регента растёт негодование, в полуамфитеатре всё больше поднимались сепаратные настроения, выраженные готовностью ворваться в ряды лоялистов и покрошить их. Восклики одобрения и ярые требования перемен слились в единую и мелодичную песнь раскола. И под это мятежное нарастающее крещендо Люций продолжил с центрального положения ложи:

– Хорошо, давайте тогда рассмотрим наши акты.

За согласием мятежника последовала монотонная речь иерарха:

– Великий Капитулярий переходит к изучению предлагаемых документов, о чём выносится Процессуальное Постановление с занесением в Протокол.

– А теперь, я попрошу представить нашу великую Хартию и Кодекс, что принесёт нам свободу и прогресс! – помпезно воспалил Люций и тут же махнул рукой, на которой сверкнули золотые браслеты.

Тут встала девушка. Азариэль мгновенно приметил колыхание стриженных под каре волос, невысокий рост, худощавое телосложение и немного вытянутое лицо. Азариэль взглянул в её голубые глаза, подобные двум драгоценным камням, и понял, что его знакомая до конца предалась идеям Ложи. Его сердце бешено заколотилось, показалось, будто душа провалилась в Обливион, а ноги одновременно подкосились. Юноше пришлось опереться на трон Регента, чтобы не рухнуть от нахлынувшего каскада чувств.

Девушка мягкой, но быстрой походкой подошла к трибуне. Она облачена в чёрную куртку, покрывшее на ней чёрное шёлковое платье, ловившее на себе блики светил, магических и реальных. Её худые бледноватые пальцы сжимают несколько листов, образовавших маленькую стопку. Она положила листы на трибуну и её тонкие длинные уста отверзлись неся потухшую грубоватую речь, отразившуюся уколом боли в душе Азариэлем:

– Сегодня мы, свободомыслящее общество Ордена, Ложа, представим не просто Хартию со сводами новых правил и декретов. Сегодня мы покажем будущее нашего Ордена, которое изложено в ней, ибо это не просто бумага, а залог нашей справедливости и свободы!

– Уважаемая Аквила, – удивительно преспокойно, исполнив сидя на троне псевдореверанс, обратился Регент. – Не можете ли вы перейти сразу к сути?

– Не давите, уважаемый господин тиран, на девушку, – ёрничает Люций.

– Как Председатель Совета Владык я требую перейти к сути дела, – отчеканил Тилис.

– Теперь к слову о содержании, – мрачно заговорила Аквила и на мгновение Азариэлю показалось, что она не хочет произносить слов гнусного предательства. – Орден должен стать гильдией с коллегиальной формой правления, которую будет осуществлять Совет Достойных, состоящий из ста выбранных братьев и сестёр, независимо от их положения. И главнейшими принципами, которые будут жить в Ордене, и определять его судьбу станут: равенство, свобода, справедливость, честный суд, личная неприкосновенность, права на удовольствия, в том числе и на употребление скумы и свободу дибеллианских отношений. Мы хотим упразднить уже отжившие и ненужные для нашей будущей гильдии структуры: регентство, Двуглавый Совети агентурную сеть. Мы преобразуем стражу, введя туда больше чинов и равности. Так же измениться и Академион, что станет более независимый, и поменяем рыцарское крыло, упразднив их почитание и неприкосновенность, как принципы, не нужные цивилизованному обществу.