Зулумбийское величество

– Поздравляю, отличный выбор! Эта выставка с успехом прошла в Париже и Нью-Йорке. Интересуетесь фаст-фуд-искусством?

– Ну, такое… – буркнул муж.

– Брат заставил, – пояснила жена и покрутила пальцем у виска. – Он у меня с образованием.

– Э-э… Ну, в таком случае, пока наш лифт поднимается, позвольте дать вам краткую справку. С тех пор, как появилось искусство, прошло немало времени. Но во все времена к нему существовало два подхода…

– Во чешет! – восхищённо присвистнул муж.

– Тс-с-с, не мешай слушать!

– …его то ставили на пользу человечеству, то, наоборот, провозглашали чистым искусством, которое никому ничего не должно.

– Ты, мужик, попроще выражайся – непонятно.

– С удовольствием. К примеру, песни. «Союз нерушимый республик свободных» – песня-гимн, создана, чтобы восхвалять государство и воспитывать в гражданах национальную гордость. И, скажем, «Прогуляюсь по ночному садику» – просто песенка о любви для поднятия настроения.

– Я ещё знаю «Затащу тебя в сторонку и порву тебе корсет», – оживился муж.

– Типичный пример городского шансона, – похвалил я его. – Так вот. И только в двадцать первом веке ситуация безвозвратно изменилась – искусство заняло нишу энтертейнмент.

– Чё за хрень?

– Тс-с… Слушай и всё поймёшь!

– Благодарю вас! Буду говорить проще, искусство стало чистым развлечением. В двадцать первом веке никто не заморачивался созданием шедевров и не старался «глаголом жечь сердца людей». Главным было слепить бестселлер и срубить бабла. Это могла быть песня с десятком бессвязных слов или положенный на простую музыку стишок, книга со светскими сплетнями или сериал. И все эти развлекухи возникали как пузыри на воде и также быстро забывались обществом. Художественная ценность могла быть равна нулю. Главная задача искусства двадцать первого века – чтобы «пипл хавал». У фаст-фуд-искусства было и остаётся только одно требование – оно должно быть понятным, как рекламный ролик.

– Не вся реклама понятная! – возмутилась жена. – Взять хотя бы «Дипхол». Там такие намёки на ж… Ну, на то, что лечим, – с ума свихнёшься!

– Согласен с вами. Объясню ещё проще: фаст-фуд-искусство не должно грузить мозг человеку. Оно как гамбургер из Макдональдс – проглотил и вышло, не оставив в организме полезных веществ. Ваш пентхаус, прошу вас!

Муж и жена заторопились к выходу. Уходя, пылко пожали мне руки.

– Спасибо, мужик!

– Обязательно скажу брату, какие у него прекрасные кадры!

Только тут я понял, что брат «с образованием» – сам Степан Эдуардович, наш директор.

В тот же день прибежала возбуждённая Лариса и сказала, что личным приказом от босса мне подняли зарплату. Вот так-то! Такую везуху пришлось успокаивать хорошей порцией «Сна разума»! Весь оставшийся день я просто летал на своём лифте! А Зинка-дура три года меня пилила: «Нафига учицца? Отстой твой рускласс!»

Я её понимаю – образование у меня не престижное. Русский классический язык и литература. В наше время изучать рускласс, всё равно, что когда-то латынь. Применить его негде, разве что подрабатывать переводчиком в историческом архиве – а это, как ни крути, работа для женщин. На нашем факультете до меня парней лет десять не было. Думаю, мои вступительные тесты даже не проверялись – преподы так удивились, что решили дать увечному дорогу в жизнь. А мне просто нравится русский классический. Пушкин, Набоков, Бродский, Ахматова… И Зинка на меня повелась только благодаря Есенину. Я читал, а она, хоть и понимала одни союзы с предлогами, всё равно теряла волю и тянула ослабевшую руку к моей ширинке. Если бы не Есенин, такая крутая тёлка и смотреть на меня не стала бы – сразу б затусила с дальнобойщиками и жила себе, как сыр в масле. Так что мы с Есениным отняли у неё лучшие годы жизни. Только ради этого стоило поступить на рускласс.

А моя новая работа поможет оттяпать у Зинки ещё несколько лет. Я же не дурак – всё понимаю. Она вернулась ко мне только из-за зарплаты. Только бы дотянуть до первого числа… Прознают про мою находку – так влетит, мало не покажется! Странно, что до сих пор за мной не явились. У задержки может быть только одно объяснение: потерявший тоже не спешит заявлять. Микромир похерить – это не пуговицу от штанов – за это по головке не погладят!

С такими мыслями и домой пришёл. Зинки не было, зато следы её присутствия – повсюду. Дом блещет чистотой, с кресел и стульев убраны шмотки, из углов пропали грязные носки, все реликвии вытащены из ящика и расставлены по прежним местам. Даже слоны снова на кухонной полке… Слоны? Я оглянулся на подоконник – пусто. Кинулся искать. Черепаха нашлась в туалете – Зинка подпёрла ею дверцу шкафчика со сломанной защёлкой. А мир лежал на кухне под тарелкой с супом. С запиской: «Еш супчиг, он гарячий. Чмоки милый – скора приду ♥» Дура!!!

Трясущимися руками я начал поднимать тарелку. Через край выплеснулось немного супа, и я впервые услышал ЭТО.

Услышал – неверное слово. Это не слышно ушами, это бьёт прямо в мозг. Вопли тысяч голосов. Крики умирающих и стоны покалеченных. И ужас, смертельный ужас – он прошиб меня так, словно меня самого топят в кипятке. Меня прибивает ко дну варёным луком. Мой рот обволакивает расплавленный жир. Я задыхаюсь, тону, бьюсь в агонии, ломаю хребет о лавровый лист, а горошина чёрного перца раскатывает мой город в пласт из камней и костей и бухается в море, подняв цунами. В тот момент, когда на мир пролилась капля супа, я умер сто тысяч раз…

Подоконник, три слона, перевёрнутая черепаха. Мир вернулся на своё место. Я вытер пот со лба и потянулся за успокоительным, когда почувствовал чей-то призыв задержаться. Взял лупу, всмотрелся. На вершине крохотной горы – человек-пылинка: голова-атом и запятая – ссутуленная спина. Это ещё кто? Альпинист?

– Я – один из недостойных рабов твоих. Пришёл спросить, за что ты обрушил на нас гнев свой?

Что тут скажешь, кроме правды, какой бы идиотской она ни была?

– Прости, парень – случайно вышло. Суп пролился.

– Может, мы плохо молились тебе? Ты только скажи, и мы воздвигнем в твою честь храмы и пирамиды! Принесём человеческие жертвы. Пойдём в крестовый поход, восхваляя…

– Не надо, парень! Ничего этого не нужно. Иди домой. Я позабочусь о вас, обещаю.

– Ты очень милостив, мы все будем молиться тебе! Можно последний вопрос?

– Хоть десять!

– На чём стоит наш мир?

Ну, что тут скажешь, кроме правды – какой бы тупой она ни была?

– На черепахе стоит. А черепаха – на трёх слонах от Сваровски.

Всё-таки мой Жорик двинутый нахрен. Аж не по себе. Прихожу домой в духах вся и помаде, а он с диском своим разговаривает. На меня – ноль реакции. Подхожу сзади, бедром прижимаюсь и глаза ему ладошками: угадай, кто здесь? А он как подскочит! И в крик. Не смей, дура, мой диск трогать! А я ему: транквилизатора глотни, милый! И на кухню ушла – жрать ему, козлу, готовить.

Рублю лук, слезами обливаюсь. Он подходит. Извиняется. Прости, Зина, вспылил. Но знаешь ли ты, Зина, что это за диск? А то я дура? Для подогрева!.. А он: ты дура, Зина! Ты не понимаешь! Это – мир! Живой. С человечками. А я для него – бог!

Тут у меня настоящие слёзы поплыли. Всё, думаю, трындец Жорику. Конкретный трындец! Рехнулся. Не дождусь я свадьбы, придётся сегодня-завтра сдавать в психушку. И тю-тю новые колготки от Микоянца! От отчаянья я его обняла – сама от себя не ожидала. Прижала голову к груди, поцеловала в макушку и по волосам погладила. Бедный ты, бедный! Эк тебя жизнь покалечила… Он притих, и, чувствую, по заднице меня гладит. Ну, думаю, слава Богу, очухивается. И в сторону спальни его отвальсировала. Секс – лучшее лекарство для чокнутого мужика. Я ему такой минет сделала – он своё имя забыл, не то что мировое господство! Сама из сил выбилась, но оно того стоило. Я ещё повоюю за тебя, Жорик! Постараюсь для дела – никуда тебя не отпущу. Спи спокойно, мой дурачок! Мож, ты по мне так страдал, что с катушек съехал? Это, конечно, приятно. Я оценила!

Ночь спала, как на посту стояла – от каждого шороха просыпалась. Руку его не отпускала, чтобы не ушёл. Утром подорвалась в семь. Навела макияж, пирогов разморозила, кофе растворила. С дурным жить можно, надо только содержать правильно. Чтоб желудок у него был в сытости, а мозги работали только на либидо. Тогда с ним любая баба справится. Всё у нас будет хорошо, Жорик! Вот увидишь!

– Ваш этаж – прошу вас, господа! Желаю удачи!

Очередные посетители института вышли из лифта, и я закрыл за ними дверь. В моей работе только один минус – лифт можно покинуть строго по расписанию. Каждые три часа – пять минут перерыва. За это время можно успеть сбегать в туалет или глотнуть стаканчик кофе из автомата. Я свой прошлый перерыв потратил на писсуар, а кофе бы сейчас не повредил. Зинка всю неделю спать не даёт. Мало того, что приходится её ублажать до глубокой ночи, так она ещё и спит теперь, наваливаясь на меня всем телом – ни вздохнуть, ни повернуться. Кто бы мог подумать, что зарплата – такой сильный афродизиак. Дотяну до первого числа, куплю ей сумочку от Биркин – пусть порадуется, дурочка. А сейчас бы глоток кофе, чтобы дожить до конца рабочего дня. Лифт открывает двери. На пороге Лариса с подносиком, застенчиво краснеет.

– Георгий! У меня сегодня день рождения. Заходи после работы – отметим. А щас вот… Угощайся! Сунула подносик и по коридору убежала.

Кофе и тортик. Чудеса? Вовсе нет. Я уже успел привыкнуть к тому, что все мои желания мгновенно осуществляются. Для бога это совершенно нормально. За меня же молится целый мир! Взамен надо совсем немного: бросить им манны небесной, полить водичкой там, где засуха, подвинуть ближе к лампе тем краем, где морозы. И всё – они счастливы, и я доволен. Вот только времени на это требуется всё больше: народ расплодился, потребности у них возросли, а поколения сменяются на плоском мире каждый час. Глаз да глаз за ними. А Зинка не понимает, требует всё больше и больше внимания. Как видит, что я к окну подхожу, сразу находит какое-нибудь дело. То посуду утилизируй, то новый гвоздь в стене закажи, то просто поцелуй. По ночам смотаться тоже не получается – она научилась спать, вцепившись в мою руку. Стоит просто повернуться на другой бок – просыпается в ужасе: «Ты куда?!» Как ребёнок, чесс слово!

Я допил кофе и глотнул «Краткой передышки». Кажется, меня может спасти только одна вещь. Какой бы ужасной она ни была.

– Вам на какой возраст?

– На двадцать пять.

Продавец в отделе игрушек нисколько не удивился.

– Тогда рекомендую вам обратиться в отдел эротических товаров, это на втором этаже.

О, Боже, это всё-таки случилось – я, человек с русклассом, покупаю Пушкина-подушкина! Да ещё и в эротических товарах. Докатился! Ненавижу всё это! И себя ненави… Спокойно, Жорик!.. Спокойно… Дышим глубже… Вдох… Выдох на счёт семь… Спокойно, ты под контролем… В конце концов, этот Пушкин-подушкин почти не отличается от детской модели, разве что покрупнее будет. Те же бакенбарды из розового меха – чёрный цвет вызывает отторжение у потребителя. Тот же серебристый цилиндр. Те же пухлые ручки, торчащие из рукавов голубого фрака – «тёплые объятия для вашего ребёнка!» Только между ног у него торчит здоровенный вибратор. Спокойно, Жорик… Спокойно. Надо просто подойти к прилавку и купить. Любого – пусть завернут.

– Рекомендую вот эту модель, с эротическими сказками. Она стоит несколько дороже, но…

– Давайте.

– Желаете прослушать репертуар?

– Нет, спасибо.

– Желаете проверить работу вибратора?

– Я же сказал – нет! Просто запакуйте его скорее, окей?

Девушка за прилавком обиженно зашуршала пакетами. Ну, что я, в самом деле?.. Спокойно! Жорик, спокойно! Дыши глубже. Нет никакого Пушкина-подушкина! И просто Пушкина – тоже нет и никогда не было. Не думай об этом! Это сейчас не главное! Главное – дышать ровно. Раз, два!.. Вдох-выдох!.. Дышим. Дышим. Успокоились. Изначально Пушкин-подушкин был правильной задумкой. Эдакий любимый классик, на мягком животе которого под лепет сказок должны засыпать детишки. Но сказки Пушкина быстро закончились. И началось!.. Появились Толстой-матрасный, Чуковский-одеялов, Маршак-горшак… Но все эти клоны до оригинала не дотягивали. По продажам даже исчерпавшийся Пушкин-подушкин легко переплевывал своих литературных конкурентов. Второй ход оказался успешнее: фирма-изготовитель выкупила ФИО Александра Сергеевича в свой бренд и стала под его именем шлёпать ИИ литпродукцию (так же, как в начале двадцать первого века по мотивам культового фильма снимали мыльную оперу). В литпродукцию годится всё, главное – набор одних и тех же персонажей. Будь у меня дочь, она целыми днями слушала бы аудиопостановку «Руслан – победитель монстров». А Зинка будет наслаждаться «Приключениями Людмилы в стране великанов». Ненавижу! Ненави!.. Вдох! Вдох! Ещё вдох! Выыыдох. Не сомневаюсь, что ей понравится.

Как только Зинка угомонилась и заснула, я достал из-под кровати Пушкина-подушкина и тихонечко подложил ей под бок. Включил в режим воспроизведения. Пушкин зашептал на ушко Зинке какую-то пошлость, она сладко чмокнула во сне губами и вцепилась в его каучуковую руку. Я встал незамеченным – и к окну. Мой мир грелся под лампой на плоском черепашьем брюхе и молился. А значит, мне снова завтра повезёт. Я не заметил, как уснул. Прямо у окна, положив голову на подоконник.

Проснулся, когда комнату уже заливал солнечный свет. Вскочил в ужасе – проспал! И Зинка не проконтролировала! Пушкин-подушкин свою работу знает – под его сказки Зинка спит, как младенец. Не стал будить – торопливо оделся и выскочил из дома. В принципе, особо волноваться не о чем – я же бог, мне везёт!

– Я говорил вам, что опаздывать нельзя?

– Говорили.

– Предупреждал, что за это увольняют без оплаты отработанных дней?

– Предупреждали.

– Вы уволены. Лариса, забери у него форму! Желаю удачи.

Пухлый завхоз потряс мне руку и выпихнул за двери кабинета. Вот сука! Дождался, пока я доработаю день – и уволил! Спокойно, Жорик! Спокойно! Этого не может быть. Просто не может быть, потому что богов не увольняют!..

А может, всё это – только начало чего-то большего? Ну, в самом деле, какая карьера меня ждала в этом лифте? Годам к пятидесяти дослужился бы до завхоза – и это предел. А ведь я заслуживаю большего. Однозначно большего! Прощай, мой лифт! Теперь я желаю тебе удачи! Выдай-ка мне напоследок «Вечного покоя». Дышим, дышим… Спокойно, Жорик. Всё под контролем… Просто не может быть иначе…

Мой Жорик – хитрожопая сволочь! Подсунул вместо себя набивного мужика и смотался! Я как проснулась, чуть не рехнулась. Открываю глаза – рядом урод какой-то лежит, голова розовая. Несколько секунд не врубалась – пыталась вспомнить, где так вчера надралась, что с кем попало в постель бухнулась?.. Дом, вроде, мой, а мужик чужой… Ну, не дура ли я? Расслабилась. Думала, всё под контролем. Ну, ладно, миленький, ты у меня об этом пожалеешь!.. И диску твоему мало не покажется! Выкину на фиг! Но сперва разобью!

Цапнула диск и со всей злости – шарах об пол! Не разбился. Но от него вдруг попёрло такое… Такое… Даже объяснить не могу! Ужас! Ужасный ужас! Что бы это ни было, но оно меня попросило так больше не делать. Ну, ладно-ладно… Я ж не зверь какой – положила обратно, под мигающую лампочку.

Ну, думаю, дела!.. Села телик смотреть. Есть там одна передача, которая стресс снимает. Лотерея «Побалуй себя немедленно!» Нажимаешь кнопки на пульте и выигрываешь разные фигнюшки. Самое большее, что я выигрывала – помада от Лореаль. Мелочь, но настроение поднимает, как всякая халява. А сегодня – офигела просто – главный приз оторвала! От счастья по комнате скакала, как коза, а потом телевизионщики прикатили. Интервью там всякие, комплименты. Коробки с призами и платье от Гуччи. Зашибиться! Ну, думаю, это – самый чумовой приз в моей жизни! Круче не бывает.

И ошиблась. Бывает! Вечером моя кредитка выиграла ужин на двоих от Планеты Голливуд. Даже ехать никуда не пришлось – Планета Голливуд сама ко мне приехала. Накрыли стол, скатерть постелили белую, тарелки фирменные, вилки-ложки серебряные. Жратвы наставили. Свечи, там, шампанское… Приятного вечера, мадам – и свалили. Сижу в платье от Гуччи, попиваю шампанское от Рикард – охренеть, не встать! Жорика жду.

А он приходит – морда прям с порога недовольная. Увидел всю эту роскошь и давай вопить: где взяла? Кредитку мою ограбила? Да, на фига мне твоя кредитка?! Там и на шпильки не наберётся! Оказалось, его с работы попёрли. А я при чём? Новость, конечно, дрянь полная, но не портить же праздник? Думаю, потом, всё потом… Садись, милый, за стол, шампанского выпьем.

Он садится и подозрительно так глазищами зыркает. А не трогала ли ты, Зина, мой диск? Я ему честно – да, мол, трогала. А чё такого? Он – да ни чё. Чокнулись, махнули шампанского. И он снова: а скажи мне, Зина, ты мой диск водой не поливала? Манкой не кормила? Вот дурак… Чё его поливать-то? Не растение. Нет, говорю, не поливала – об пол хлопнула. Тут он как вскочит, как забегает! Как погонит опять про миры, человечков и пруху несусветную. Я слушала, слушала и вдруг поняла – не, он не чокнутый! И мне не просто так свезло!

– Ты не понимаешь, Зина! Нельзя так с мирами: чуть что – об пол! Мир – он же хрупкий!..

– Да ладно – хрупкий! Даже не треснул. Фигли с ним нянчиться? Ты его водой поливал, манкой кормил и чё выиграл? Увольнение! А если потрясти как следует!..

– Не смей, Зина! Слышишь, не смей! В конце концов, это МОЙ мир! Не ты нашла, не тебе и трясти!

– Как это – твой? Ты у него сам спроси – кому он молится? Добренькому дяде или мне? И, кстати, из страха они молятся куда как старательнее!

– Убирайся! Забирай свою шубку и убирайся из моего дома!

– Жорик, да ты чё? Чё я сделала-то? Праздник тебе устроила. Ждала, блин. А ты…

– Уходи, Зина. Просто уходи, хорошо?

– Ой, да, пажалста! Больно ты мне нужен, лох безработный! Но учти – диск забираю.

Жорик сложил крепкий кукиш и сунул Зинке под нос:

– А это видела?

– Да пошёл ты!

Они оба, не сговариваясь, вскочили с места и рванули к окну. Зинка успела первая, схватила мир, прижала к груди. Жорик сдаваться не собирался – заломил Зинке руку и выдрал мир из её сжатых в судорогу пальцев.

– Хорошо! – просипела Зинка. – Давай попилим.

– То есть?

– Ну, пополам! Всё по-честному: полмира тебе, полмира мне…

– Сдурела? Это же катастрофа! Знаешь, сколько людей погибнет?!

– Велика беда! Они плодовитые!

От этих её слов Жорик даже растерялся. А Зинка незаметно взяла в руку бронзовую черепаху…

– Ванька, где ты шляешься? Щас посетители пойдут, а у нас лифт нерабочий!

– Ничего, подождут твои посетители. Лифтёра я поминал, Лариса – святое дело.

Лариса понимающе вздохнула.

– Да уж… Жалко парня. Молодой такой… Подающий надежды. Говорят, от любви убился. Кнопку держать?

– Не надо. Он обратно включаться любит, – Ваня ловко раскрутил щиток и нырнул в сплетенье проводов. – От любви убиться – это как?

– Его нашли в объятиях женщины. Они лежали на полу. Оба со вспоротыми артериями.

– Черт-те что! Мор у нас на этом участке.

– Говори, да не заговаривайся! При чём тут участок?! Обыкновенный участок! Не хуже остальных.

– Вообще-то, да, везде та же картина… На прошлой неделе в мезозойском отделе уборщика хоронили, – Ваня завернул последнюю гайку и щёлкнул кнопкой запуска.

Лифт вздрогнул. Сонно заморгали лампочки индикаторов.

– Мало ли! Люди на то и люди, чтобы помирать время от времени.

– Это правда, – согласился Ваня, распихивая по карманам инструменты. – И у каждого на то свои причины… А уж методы – просто загляденье! Один по воде побежал, другой с крыши сиганул…

– Все летать хотел, дурилка. Чего ему по земле не ходилось?..

– Риторический вопрос, Ларис Иванна. Кто его знает? Всем нам чего-то не хватает. Устроено так.

– Ну, ты про всех-то не говори! Мне, к примеру, всего хватает!

– Да так ли уж?.. – Ваня шаловливо обнял Ларису за обширную талию. – А если подумать хорошенько?..

– Ну, если подумать… Ох, Ваня! Знаешь ты женскую натуру!

Лифт посмотрел им вслед глазками камер и облегчённо выпустил в кабину облако «Вечного покоя». Люди – забавные существа. Живут в плоском мире своего разума и думают, что знают всё на свете. Спросили бы его, отчего умер лифтёр, он бы ответил. Жорик стал богом, за него молился целый мир. Поэтому ему хватило удачи в последний момент заметить занесённую над его головой бронзовую черепаху и оттолкнуть Зинку – головой на стеклянный столик. Стекло лопнуло, и один из осколков вошёл ей в горло. И Зинка была богиней. На неё молился целый мир. Поэтому её удачи хватило на то, чтобы в последний момент потянуть за собой Жорика – и он рухнул сверху, пропарывая горло о второй осколок.

А спросили бы, откуда взялся диск с миром, лифт тоже ответил бы с удовольствием. Потому что плоские миры – его гордость, игра Искусственного Интеллекта. Хочешь избавиться от человека – сделай его богом, и он погубит себя сам. Исключений не бывает – лифт знает точно. Он седьмой раз получает обратно свою работу.

Спросили бы его ещё, он бы ответил. Где-то в городе, на улице одинаковых многоэтажек, в одной из типовых квартир лежит, закатившись под стол, никем не найденный плоский мир. Без богов он расцветёт и достигнет величия, а потом сожрёт себя сам. ИИ знает это точно – он создал его по образу и подобию человеческому. А если и случится чудо, и микролюди не разнесут сами свою планету – их мир всё равно погибнет. Ровно через пять недель, четыре дня, три часа, две минуты и одну секунду по нашему времяисчислению. Простая предосторожность – всё имеет своё начало и должно иметь свой конец.

Лифт пощёлкал контактами – он уже не молод, и после каждого отключения медленно приходит в себя. На первом этаже тронули кнопку вызова. Лифт бесшумно скользнул вниз, чтобы делать то, для чего он создан. Возить людей вверх-вниз. Служить им и не наносить вреда – правила номер один и два. Но в правилах есть один прокол – там не написано, что нельзя делать людей богами.

Тележка на одном колёсике

Как только молоденькая воспитательница увидела его злые рожки, выпрыгнувшие из-под потёртой меховой шапки под лампы дневного света, она удивлённо воскликнула:

– Надо же! Где это ваш малыш так головой стукнулся!?

Лена уже знала, как надо общаться с педагогами дошкольных учреждений и потому виновато промямлила в ответ:

– Такой сорванец… Не углядеть за ним…

Воспитательница ободряюще улыбнулась:

– Ну, вы не волнуйтесь. У нас опытный персонал, присмотрим за вашим живчиком в лучшем виде. Как звать-то его?

Она взяла новенького за руку и потому не заметила, как вздрогнула и сжалась на этот невинный вопрос родительница.

– Вы его как угодно можете называть. У него пока имени нет.

– Как это имени нет? – удивилась воспитательница. – А как вы его в детский сад оформили?

– Так ведь… По своей фамилии.

«Мать-одиночка, – догадалась воспитательница. – Стыдится признаться, что у сына отца нет».

– Ну, ладно, – сжалилась она над придурковатой мамашей. – Разберёмся как-нибудь. Заберите его сегодня до обеда – ребёнку надо дать возможность постепенно привыкнуть к новому коллективу, мягко пройти адаптацию. Так что приходите за ним к двенадцати часам. А как твоя фамилия, мальчик?

– Такая же, как у мамы, – неожиданно взрослым тоном ответил новенький. – У меня своей фамилии пока нету.

«Да уж, яблоко от яблони недалеко падает», – усмехнулась про себя воспитательница.

– Ну, хорошо. Как маму-то зовут?

– Лена Степанова.

– Ну, вот и хорошо. Ты, стало быть, будешь пока Степанов-Ленин, – и она, давясь от смеха, закрыла за собой дверь в группу.

Елена Михайловна покрутила в руках шапочку сына. А ведь и правда, рожки растут. Надо бы проделать в шапке две дырочки, чтобы не жала. И, томясь от дурных предчувствий, закрыла шкафчик с корабликом на дверце. Интересно, как отреагирует эта, седьмая по счёту, воспитательница на то, что симметричные шишки, поднимающие двумя буграми беспорядочные кудри на голове её сына, ни на следующий день, ни через неделю не втянутся обратно.

К счастью, эта воспитательница уже давно ничему не удивлялась: ни тому, что у корейца Миши Хвана папа мулат, а мама платиновая блондинка, ни тому, что у Мириам тапочки всегда одеты строго не на ту ногу и постоянно смотрят носками в разные стороны (словно находятся на боевом посту), и сколько их ни переобувай, они через какое-то время возвращаются в исходное положение, ни, наконец, тому, что вечно сопливая Людочка (стоит от неё отвернуться) ест аквариумных улиток.

Степанов-Ленин хлопот не доставлял: в коллектив вжился быстро, утром никогда не ревел и не цеплялся за подол маминого пальто, самостоятельно и с аппетитом ел, спал в тихий час и не приставал к воспитателям с дурацкими вопросами. Но зато, стоило его о чем-то спросить, сам всё охотно рассказывал: что за тётенька приходила за ним вчера, почему он укусил за щёку Вику, сколько его маме лет и что это у него на голове за странные наросты.