скачать книгу бесплатно
– Твой код, – начал было Рик снова, но Ян перебил его:
– Посмотри, какой город красивый. Праздничный. Для тебя он тоже должен быть…
Заместитель поморщился, как будто услышал непристойность.
– Что мне до него за дело?
– Не можешь попасть, так просто взгляни. Не отказывайся. Это – дар прорехи, не проклятие.
– Я и не хочу никуда попадать. Мне хорошо тут.
– Рик. Мы обязательно найдём способ.
– Способ – чего? Зачем? Ян, перестань. Я не какой-нибудь неофит, пускающий сопли на вершине холма…
Ян вежливо замолк. Город мирно светился в наступающих сумерках – разноцветные огни, много-много крыш…
– Как ты видишь его? – от последнего директор всё-таки не удержался. – Какой он для тебя, Рик?
– Непонятный и ненужный, – равнодушно ответил друг. – Декорация. Ну, прореха, ну и что…
Он вяло баламутил воду, будто всё никак не мог смыть что-то с пальцев. Размышлял о своём. Перебирание воды было того же рода отстранённым действием, как бросание в неё монет.
– Что случилось? – спросил директор.
– Код, – сказал Рик. – Я из-за него наорал на Капитана.
– Поссорились, – сочувственно отметил Ян.
– Ну, вроде того. Хотя уже помирились. Я извинился.
– Тогда чего киснешь?
– Всё тот же код, представь себе, о чём я и хочу тебе рассказать. Его ведь не Капитан брал.
Ян глубоко вздохнул и зажал в кулаке оставшиеся монетки – стоящие на бамбуковых сваях дома за дверью, которая давно закрылась. Что бы он делал с этой деревней – рис в ней выращивал на продажу, стал местным купцом? Там же вся земля радиоактивная, и вода, и коровы…
– Хорошо. И кто его брал?
– А то ты не знаешь, – ответил заместитель.
– Я поговорю с ней, – терпеливо произнёс Ян. – Только скажи, что она там искала.
– Ничего нового. Читала про Креймера.
– Тогда я не понимаю твоей укоризны.
– Читала про Креймера. Теперь ей это стало интересно. Вот так, вдруг, внезапно… Ян, – заместитель поднял на него глаза, – с чем может быть связан такой интерес?
Директор постарался отреагировать мирно:
– Просто интересуется своими корнями. Семьёй. Она ведь, наверное, даже помнит его…
– Да? – Рик иронично вскинул брови. – Что это за интерес к семье такой, если называется – «спонтанный переброс?» Или это интерес к смерти?
Ян разжал пальцы и высыпал ли в воду – все, до одной, неслучившиеся плантации на заражённой земле. Потом повернулся.
– Извини, – сказал Рик.
– Рассказывай.
Пока снег мёл в наружной загустевающей тьме, Рик рассказывал. Он рассказал всё, что увидел сегодня в базе, но добавил, чтобы успокоить: «Оно не допустит». Ян невесело рассмеялся.
– Не допустит очередной переброс? – сказал он. – Отчего бы?
– Хотя бы оттого, что для спуска на нулевой этаж необходимо «золото». В оба предыдущих раза переброс запускали Идущие, уполномоченные на владение «королевским».
– Может случиться так, что в третий раз «золото» не понадобится. Отключение системы, крупный форс-мажор… Я не вечен, в конце концов.
– Не вечен и слишком добр, да, но как раз на подобный случай у тебя есть заместитель.
– Ты тоже не вечен. Не обижайся.
Рик улыбнулся.
– На это мне нечего тебе возразить. Что тогда – может, ко всем дверям зальём нулевой этаж бетоном?
– Ага, погоди, только я туда перееду, и заливай.
– Оно так без тебя не может? – серьёзно спросил Рик.
– Именно. Без цикличного взаимодействия с человеком потеряет и себя, свою форму… Исчезнет контакт. И никаких больше дверей и нас.
Рик сказал тихо, но так, чтобы Ян услышал:
– Зато ты знаешь, как при случае со всем покончить.
Ян долго смотрел на фонари округлой площади и дальше, на городские огни. Он знал.
– Я не могу ей это запретить, понимаешь? – наконец произнёс Ян. – Не могу сказать: «не ищи себя». Целых четырнадцать лет, которые куда-то пропали.
– Методы у неё противоправные, – заметил собеседник.
– А других и быть не может. Как ещё узнать?
– Вспомнить. Со временем.
– Ну, вот ты же не вспомнил. Хотя для тебя прошло уже почти двадцать.
– Дело в том, что я не хочу вспоминать, – сказал Рик. – Совсем не хочу. Мне понравилось родиться сразу совершеннолетним.
– А я бы искал своё детство, – ответил Ян. – Но это я. Ты не настолько подвержен сантиментам.
– Это хорошо или плохо?
– Главное, что это не мешает тебе жить. Не мешает же?
– Ничуть.
Ян лукаво сощурился, глядя на друга.
– А, может, на самом деле ты всё помнишь, только не признаешься? Рик?
– Может, – смиренно согласился тот. – Ни себе не признаюсь, ни тебе… Разум – странная штука. Запечатывает во много коробок. Дай мне тоже монетку. Или ты что – все их высыпал?
– Все, которые с собой брал, но в ящике стола есть ещё. Рик, вот насколько я помню, ты монеток сюда никогда не кидал. Даже когда был командиром действительной группы и ходил через двери. Почему?
– Просто я не суеверен, – Рик всё же склонился и зачерпнул горсть монет вместе с водой, побежавшей по пальцам. – Да и жалко. Красивые ведь, заржавеют…
Один из брошенных Яном ли лежал как раз поверх блестящей горки.
– Мне везёт, – довольно отметил Рик. – А ещё, Ян… Рядом с тобой, на ёлке, конфетка в красной обёртке. Не эта, карамель… Вот, да. Можно мне её? Интересно, какое предсказание на этот раз попадётся…
VIII
Иногда ему случается заметить их в толпе. Части привычного, памятного в лицах и облике незнакомых людей, эхо-воспоминание, похожее на внезапный укол или яркий проблеск в тумане – то, что можно назвать отзвуком прошлого, его приветом, улыбкой, подмигиванием. Водопад светлых волнистых волос, катящийся по спине женщины, стоящей впереди на эскалаторе, её ладони в карманах брюк – так, подавшись к окну, стояла лет десять назад безымянная уже одноклассница, глазея на первый снег, а Роман был влюблён в неё, невзаимно. Выходящий из автобуса очень высокий мужчина в светло-сером пальто – прямоугольная, будто искусственно деланная узость его плеч, сутулость и ещё то, как он чуть набок и вниз наклоняет свою большую голову, пробуждают картины о давно брошенной секции биатлона и приятеле под два метра ростом. Мелькнувшие во встречном потоке толпы острый небритый профиль и клетчатость шарфа – точь-в-точь учитель рисования. Сигаретно-гаражный, мастеровой, ремесленный дух, где табак смешивается с машинным маслом и канифолью, тянущийся за каким-то усталым работягой… тянувшийся когда-то за отцом, как метка рук, умеющих чинить и создавать, научивших и сына. Сдавленный, краткий, словно силком загоняемый обратно кашель, отрывисто рванувший воздух внутри вагона метро. Когда мать болела, она не любила, чтобы её слышали, и делала так же. Они реют повсюду в звуках и красках, в случайно учуянных запахах, в манере походки или движении женской руки, что машинально поправляет выбившуюся из-за уха прядь – они, моменты прошлого, бывают неожиданны, бывают радостны или даже смешны. Но этот не забавен ни капли. Худые скулы, надменная холодность, некрасивая бледность лица. И волосы – ржаво-рыжие. Да что за ерунда здесь творится?
Этот облик не из ряда частей и частиц, потому как идентичный полностью и цельный. Но чувство всё то же – здравствуй, дружище. Сто лет не виделись. Роман замирает и обращается в слух. Ободок чашки приникает к губам, но раскрыть их и сделать глоток – невозможно. Ему кажется, что он видит сон: острые черты-штрихи, белая с синевой кожа, усмешка. Или же они здесь добавляют в кофе опиаты.
– Неделю тебя не было. Дела?
– Дела.
– Как твои поживают?
– Неплохо. Луч просила передать благодарность за кексы. Сладкоежка мелкая…
– Хе… Очень рад. Спеку ещё.
– Спасибо, Джерри.
– Не за что, искорка, не за что. А дядя?
– Всё мечтает заманить тебя обратно на нашу столовскую кухню. Только тшш… я ничего не говорила, не то ему будет неловко.
– Хе-хе… ладно, ладно, сохраню это в тайне. Но пусть тоже как-нибудь заглянет. Он же знает, что я всегда рад его видеть. Мёд?
– Да, ложечку. Джереми… модный галстук.
– Дать поносить?
– Только в комплекте со штанами.
Двое смеются. Рыжеволосая перекрещивает ноги в аккуратных темно-жёлтых ботинках, заводя ступни за одну из перекладин табурета. Роман тупо отмечает: подошвы ребристые. Бармен извлекает откуда-то из-под стойки блюдце с нарезанным лимоном. Поискав, достаёт к нему шпажки и втыкает пару в яркие полумесяцы. Маркиза Дрю пьёт чай. От той, нарисованной, она совсем не отличается – разве что одежда и прическа другие. Натурщица трехсотлетней с лишком давности. Что она здесь делает?
– Просто шла мимо, – отвечает она на незаданный вопрос.
Роман, всё-таки заставивший себя выглядеть чуть более естественно, чем застывший от изумления истукан, цедит кофе маленькими глотками.
– Почаще так ходи, искорка, – добродушно улыбается бармен. – А вообще гулять в дождь – это на любителя, конечно. У меня вот начинают ныть все кости.
Маркиза ставит чашку и накрывает руки бармена своими – старик и девушка, слишком молодая для того, чтобы казаться его дочерью, и слишком взрослая для внучки. Она понижает тон, говоря тише.
– Джерри.
Голос у маркизы Дрю мягкий и ровный. Не так разговаривают маркизы – в речи тех должно быть больше жеманства и властной ленивой капризности. Она – не портрет, хотя с ним на одно лицо, и всё это всего лишь удивительное совпадение, над которым покачать бы головой и забыть, да только следующие фразы заставляют вздрогнуть и насторожиться ещё сильнее:
– Я сейчас иду в Неназванный-16.
– Один из новооткрытых?
– Два года как. Только внимание к нему было самое мизерное. Мир первобытный, дикий… Там Курт дежурит. Соскучилась.
В выцветших глазах бармена бегает хитринка.
– Нелегально пойдёшь, не так ли?
– Ага. Контрафакт.
– Дядя будет ругаться.
– Но я ему не скажу.
– Рыжая ты, бесстыжая…
Маркиза Дрю хохочет. Белобрысая официантка, помогающая своей подруге убирать со столов, мимоходом показывает стойке одобряющий большой палец.
– Чем я люблю все задверья, так это тем, что мне не нужны ключи к замкам. Ну, почти все.
– Есть те, которые тебе не нравятся?
– Парадокс в том, что мне нравятся любые, даже мёртвые. Нет, я имею в виду, что контрафакт не во всех проходит.
– Ну, я в этом деле не специалист… Отчего так?
– Я не знаю.
– Владеешь таким умением, искорка, а не знаешь. Надо где-нибудь поинтересоваться. У кого-нибудь.
