скачать книгу бесплатно
– О, да. Мы безмерно ему благодарны. Однако друг и телохранитель – не то же самое, что жена. Я была для него вторым разумом, вторым сердцем и вторыми глазами. Мне приоткрывалось много такого, что оставалось скрытым от Карла.
– В том числе нарастающее неприятие императора его подданными?
– Мы сами не поняли, в какой момент напряжение между ожиданием и реальностью переросло во враждебность и породило жажду расправы.
– Почему Ульвен не пытался уладить конфликт на той стадии, когда это было возможно?
– Я спрашивала. Он отказывался объяснять. Говорил, что он в своем праве и намерен идти до конца. Ты прекрасно знаешь, каким он бывал в таких случаях. Спорить было бессмысленно. И к тому же я – не ты. У меня никогда не хватало духу перечить ему.
– В самом главном я тоже никогда не перечила. Мы цапались по мелочам.
– «Извините, учитель, исправлюсь»…
– О да. Волшебная фраза, прекращавшая все наши стычки.
– У меня была наготове другая фраза: «Ваша воля, супруг мой, – я всегда буду с вами». Я никак не могла допустить, чтобы между мною и ним начались хоть какие-то разногласия. И особенно там, где из близких рядом были только Иссоа, Эллаф и Карл, причем Иссоа и Эллаф не вникали в происходящее: им казалось, всё хорошо, их прекрасно везде принимают, и они наконец-то смогут быть счастливы. На Лиенне их брак не воспринимался как вопиюще неравный. Единственное, чего опасался мой супруг – попыток лиеннских властей предложить Иссоа жениха из местной аристократии. Однако этого общими усилиями удалось избежать. Накануне церемонии коронации Эллафа официально объявили будущим мужем императрицы.
– А потом на них сразу обрушился этот кошмар.
– Я сказала бы – лучше не напоминай, но, Юлия, все мы продолжаем жить внутри того самого дня, миг за мигом, круг за кругом, без выхода, без конца… Невозможно кому-либо объяснить, что тот день сотворил с нами всеми – за исключением, может быть, Карла, поскольку он единственный не был кровно связан ни с кем из нас, и в решающий час сумел сохранить самообладание. Он, конечно, нас спас. Неизвестно, не предполагали ли заговорщики уничтожить еще и Иссоа.
– Но тогда погибла бы вся династия?
– Оставалась я. Вдова законного императора. Уроженка Лиенны. Заведомо не алуэсса. Способная вновь выйти замуж и произвести желаемое потомство. Вероятно, они полагали, будто я ради власти и титула способна на что угодно. В том числе на такое предательство. Как же всё это гнусно и мерзко…
– Дорогая Илассиа, я совсем не хотела тебя так расстраивать. Может быть, вернемся к ученым материям?
– Каким?
– К нарушенному балансу. Как ты думаешь, чья тут вина?
– Я не знаю, а просто рассуждаю с позиции биоэтики. Мой супруг полагал, что на Лиенне все представления о реальности оказались смещены изначально, и существовавшая там конструкция была устроена совершенно превратно. Вместо строительства новой жизни на новой планете они решили восстановить старую, причем по весьма приблизительным схемам. Очевидно, он думал, что сможет это исправить. Как – не знаю. Вероятно, при помощи разума. Он считал, что сначала нужно заставить лиеннцев расстаться с иллюзиями, трезво взглянуть на факты и научиться мыслить критически.
– У него был какой-нибудь план?
– Сомневаюсь. Он ведь действовал как ученый и сильно зависел от материала. Вероятно, он полагал, что сначала необходимо вникнуть во все обстоятельства. Но, чем больше он вникал в них, тем меньше ему они нравились. Кое-что нам просто навязывали, а ты помнишь, как он обычно выходил из себя, когда подобное случалось с ним здесь, в семье или в Колледже. Он терпеть не мог, когда им пытались как-либо управлять.
– Что ему навязали?
– Охрану, помимо Карла. Кучу сопровождающих. Множество сугубо протокольных мероприятий, на которых ему приходилось выслушивать множество льстивых речей без возможности затеять живую дискуссию. Камеры наблюдения в императорской резиденции. Фильтрацию поступающей корреспонденции внешними секретарями. Наконец, трансляцию лекций.
– А почему он возражал против их трансляции?
– Юлия, ты сама редактировала его книгу про «Алуэссиэй инниа». Там сугубо научная терминология, дотошные текстологические комментарии, сравнительные таблицы, справочный аппарат.
– Да, я некоторые места сократила и сгладила, чтобы вышло удобочитаемо. А слишком трудные для понимания экскурсы отправила в примечания.
– Эти крайне мудреные лекции воспринимались на слух увлекательней, чем твой письменный вариант, потому что они произносились прекрасным оратором и мастером поэтической декламации. Его обаяние завораживало. Однако всё это предназначалось не для профанов. Толпа извлекла из обширных выступлений несколько прямолинейных тезисов, истолкованных, к тому же, не так, как он бы желал.
– Например?
– Вся история уйлоанской империи мрачна и кровава. Императорская семья веками скрывала неприглядные тайны. Алуэссы – существовали, но были очень опасны, и поэтому их истребляли. «Песнопения океанид» – никакие не детские сказки, а повествование о непримиримой войне двух некогда родственных рас, и вдобавок собрание гибельных заклинаний.
– Но ведь это во многом правда, Илассиа.
– Мой супруг хотел донести свои открытия прежде всего до ученых. И может быть, посоветоваться с собратьями на Лиенне примерно так, как нередко советовался здесь с нами. А когда эти тезисы без научной дискуссии сделались достоянием всех и каждого, то возникла та самая турбулентность, с которой никто из нас не мог справиться. Многие ощущали себя оскорбленными: сам император подверг безжалостному отрицанию всё, во что они всю жизнь слепо верили. Каждый резкий маневр моего супруга лишь усугублял ситуацию. Война уже шла в умах, прежде чем составился заговор.
– Получается, мой учитель сам нарушил согласие на Лиенне, и сделал это сознательно?
– Юлия, мне больно слышать, как ты его обвиняешь. Будь добра, перестань.
– Извини, дорогая Илассиа. Я всего лишь пытаюсь понять механизм, приведший к столь ужасной развязке.
– Но Иссоа сама призналась. Это было проклятие.
– То есть, снова – слова.
– Не только. И звуки тоже. Совершенно невероятные. Они до сих пор у меня в ушах.
«Мааам!» – внезапно раздался с порога голос Лаона. Мальчик вбежал в гостиную: «Я сделал! Планетарную станцию!»…
Илассиа не стала его укорять за вмешательство в наш разговор. Она встала: «Ну что ж, покажи нам». Я спросила: «Мне тоже можно?». Ребенок ответил: «Да, Юллиаа-саа!»…
На песке возле пристани, у которой покоилась яхта «Илассиа», Лаон соорудил целый городок из отдельно стоящих полукруглых модулей, соединенных крытыми переходами из кусочков садового шланга.
– Надо же! – восхитилась я. – Откуда бы знаешь, как устроены такие станции?
– Дядя Ассен рассказал! – похвастался Лаон. – И дядя Каарол!
– Один – астроном, другой – космоплаватель, – кивнула Илассиа.
– Я тоже бывала в подобных мирах, – сообщила я. – На Марсе, на Арпадане, на Сироне. Правда, там везде купола. Иначе существа вроде нас не могли бы на этих планетах дышать.
– Если сделаю купол, не будет видна красота, – возразил четырехлетний строитель.
– Красота – это важно, – согласилась Илассиа, отряхнув песок со своего безупречного платья, за которое Лаон хватался испачканными руками.
– Маама, Юллиаа-са, а пошли на маяк?
Мысль прекрасная. Я сразу же поддержала Лаона.
Мы с Илассиа поднимались на лифте, а Лаон взметнулся по внутренней винтовой лестнице. Несмотря на свой покладистый нрав, мальчик вовсе не выглядел медлительным и неуклюжим. Наверху мы оказались практически одновременно. На смотровой площадке под фонарем автоматического маяка действительно дуло заметно сильнее, чем на земле, где от ветра нас загораживали либо дом, либо скалы. Илассиа закуталась в шаль, а я, как приехала, так и не снимала плаща-безрукавки.
Здесь Илассиа уже не отпускала Лаона от себя и всё время крепко держала то за плечи, то за руку. Вряд ли он бы задумал перегнуться через ограждение или высунуться наружу, на которой мы стояли, но опасения матери были понятны.
Закат над озером Ойо – зрелище необычайное, особенно, если созерцать его с возвышения, и кажется, будто находишься где-то между водой и облаками. Солнце Айни садится медленно, постепенно тая в тумане за дальними плавнями. Краски меняются плавно, перетекая от студенистого розового с переливами перламутровой лиловости и бирюзы до огненного, воспалённо-алого, дымчато-пурпурного, густо-багрового – как застывшая кровь… А потом в Тиастелле начинают зажигаться огни, и маяк на мысу перемигивается со своим собратом на набережной.
– Маам, а можно, я вниз? – спросил Лаон, которому надоело стоять неподвижно.
– Беги, – разрешила Илассиа. – Подожди нас там, мы тоже скоро спустимся.
Детские ножки бойко застучали по лестнице.
Илассиа, видимо, хотела мне ещё что-то сказать. Я уже боялась задавать ей вопросы, лишь бы снова не бередить ее раны. Но ей явно хотелось выговориться, а кроме меня, рядом не оказалось никого, кто мог бы понять, какие муки она продолжала носить в себе все эти годы.
Неожиданно она очень тихо, но очень внятно прочитала стихи.
Земля марсианских закатов, земля воспаленных снегов,
будь всем, чем хочешь, богата – отдай мне его одного.
На этой страшной планете лишь я встречаю рассвет
помня то, чего не было, любя того, кого нет…
– Орелия Гор? – удивленно спросила я. – Откуда ты ее знаешь?
– Когда мне стало совсем тяжело, я наведалась к доктору Абелю Финну. Мы о многом поговорили. Он подарил мне книжечку. Иногда перечитываю. А потом по строкам и строфам – всплывает.
– Так бывает со всеми стихами.
Орелия Гор – марсианская поэтесса. Она никогда не была на Земле, но полюбила землянина, с которым виделась только раз, когда он прилетал на Марс. Потом он погиб при посадке – спускаемый аппарат упал где-то в Арктике.
– Ты не знаешь… И никто из вас больше не знает… – словно бы нехотя проговорила Илассиа. – Я пыталась покончить с собой. Наглоталась снотворного. Здесь, на маяке. Потом подумала, что меня еще очень долго никто не найдет, и это будет выглядеть совершенно ужасно. Спустилась вниз. Поняла, что уже засыпаю. И что, если я начну умирать на песке, то меня заживо растерзают аваххи. А закончат трапезу крабы и ящерицы. Наверное, так и случилось бы. Я пыталась добраться до дома ползком, чувствуя, как туманится разум и коченеют конечности. Где-то на полдороге потеряла сознание. Келлен каким-то образом почувствовал, что мне плохо – он звонил много раз, а я не отзывалась. Он решил немедленно ехать сюда, захватив на всякий случай свой медицинский кейс. И успел.
– Иссоа и Эллаф… знают?
– Нет. Мы никому не рассказывали. Зачем нарушать их покой. Они счастливы – после стольких страданий и испытаний.
– Как и вы с Келленом. Я рада за вас, Илассиа!
– И ты не считаешь это… предательством?
– Что ты! Нисколько! Жизнь должна продолжаться!
В тишине, наступившей после небесной мистерии, послышался дальний звук электрокара.
– Почти как тогда… Келлен возвращается, – сказала спокойно Илассиа. – Нам пора.
Мы забрали Лаона и вместе встретили доктора Келлена Саонса, вернувшегося из медицинского центра, где он присутствовал на очередной операции.
– Папа! – бросился к нему мальчик.
Келлен взял его на руки и дружески поздоровался со мной. Они втроем смотрелись как слаженная семья, в которой между супругами нет обжигающей страсти, но есть почтительная привязанность. Лаон радовал их обоих, и в присутствии сына можно было не вспоминать о лиеннской трагедии и лиеннском проклятии.
Илассиа приглашала меня остаться поужинать с ними. Но я отказалась.
– Не боишься лететь в темноте? – спросила она.
– Нет, не в первый же раз! Чего бояться? Трасса подсвечена огнями, флаер новый, электроника очень надежная, трафик сейчас небольшой.
Я взлетела над виллой, развернулась над озером Ойо и направилась в Витанову, домой.
Всё и сразу
Наше очередное собрание в доме семьи Киофар оказалось немногочисленным. Только Иссоа, Эллаф, их дети и мы втроем – я, Карл и барон Максимилиан Александр.
Иссоа и Эллаф, как всегда, встретили нас радушно и ласково, но больше всего гостям обрадовался Ульвен. Он запрыгал от счастья, увидев Карла и барона Максимилиана Александра, был горд донельзя, когда ему разрешили сесть вместе с нами за утренний стол, а потом притащил «виолино» и вцепился в Карла как клещ: «Bitte, zeig mir, wie spielt man die Geige!»…
Юному принцу и двум баронам отвели для урока музыки маленькую гостиную, где когда-то Карл обучал Иссоа.
Мы немного понаблюдали за ними. Ульвен был жаден до знаний, но ребячески нетерпелив. Он хотел получить сразу всё и злился сам на себя, когда понял, что мгновенно заиграть у него не получится – нужно методично осваивать азы ремесла. Как настраивать струны, как держать инструмент, как отыскивать и относительно чисто извлекать из скрипки звуки – пока без смычка, щипком, pizzicato. Барон Максимилиан Александр помогал им советами и несколько сдерживал прыть неуёмного ученика, который при неудачах сам себя беспощадно ругал – «Тупой баадар!»… Слушать это было необычайно забавно, но я старалась не рассмеяться. Зато Карл не сдержался и захохотал, и Ульвен тотчас задал вопрос – как нужно выругаться по-немецки? «Dummkopf», – опрометчиво сообщил ему Карл, после чего Ульвен изобрел гибрид «Dummkopf Baadar!» – и снова набросился на непокорную Geige.
Чтобы немного отвлечь обоих и дать Ульвену передохнуть, барон Максимилиан Александр запустил для него очень старую запись, которую Карл когда-то прислал мне еще с Арпадана: там они вдвоем исполняли под синтезатор романс Бетховена. Эта пьеса навсегда осталась одной из самых моих любимых, и когда я ее включаю, я неизменно лью слёзы – не от горя, а от прихлынувших воспоминаний. Карл в том ролике выглядел совсем юным и красивым как ангел, скрипка пела в его руках, обещая нам близкое счастье. Он и сейчас очень даже хорош собой – по-прежнему стройный, высокий, голубоглазый, но волосы у него больше не золотые, а более тусклые, коротко стриженные, и на лбу появилась морщинка, и щеки уже не мальчишески гладкие, а жестковатые, особенно, если он плохо побрит.
– Was ist das? – зазвенел голосок Ульвена.
– Синтезатор, – ответил Карл. – Смотри, у него не струны, а клавиши. И играют двумя руками. Тембры можно переключать. В этом ролике имитировался оркестр.
– Wie?..
– Совместная игра большого числа инструментов.
– Я хочу! Мне нравится! Где такое берется?
– У нас дома.
– Привезите сюда!
Тут Иссоа вмешалась: «Ульвен, откуда такие манеры? Тебе уже объясняли, что нельзя повелительно говорить с друзьями, особенно когда они намного старше тебя»…
– Пожалуйста, милостивый господин барон, – немедленно сбавил гонор наш маленький принц. – Ich bitte Sie sehr, mein gn?diger Herr Baron…
Карл и его отец принялись объяснять, что наш синтезатор – предмет довольно громоздкий, летать с ним из Витановы в Тиастеллу практически невозможно, к тому же электроника может сломаться, а починить будет трудно.
– Тогда я хочу к вам в гости! – заявил Ульвен.
– Для этого нужно разрешение папы и мамы, – напомнил барон Максимилиан Александр.
Мальчик тут же подбежал к Эллафу и Иссоа:
– Папа, мама, господа бароны зовут меня в гости, учиться играть на клавишах – можно?
– А виолино? – спросила Иссоа.
– Виолино тоже возьмем! Хочу и то, и другое!
«И побольше, побольше, побольше», – вспомнила я свой любимый стариннейший анекдот, который нередко цитирую в Колледже, когда некий студент берет на себя слишком много. Впрочем, мне самой всегда не хватало предписанных курсов и языков.
