banner banner banner
Алуэсса
Алуэсса
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Алуэсса

скачать книгу бесплатно


– Отлично! Сейчас покажу вам игру «хоровод»!

Я построила их в кружок на лужайке вокруг фонтанчика и объяснила:

– Вы – четыре планеты, Тиатара, Сулета, Кална и Дунна, а это – ваше солнце Айни! Вращайтесь равномерно, но не очень быстро, и лучше под песенку! Папа, можешь им что-нибудь спеть?

Несколько ошарашенный папа начал напевать почему-то про ёлочку в зимнем лесу, но, поскольку Ассеновы дети не понимали по-русски, это отлично сгодилось.

Ассен тихонько спросил:

– Это ты примерно так занимаешься со своими студентами?

– Ну, почти, – засмеялась я. – Разница невелика. Только в Колледже не дерутся на лекциях.

Из гостиной вышла Маилла и, с изумлением понаблюдав за нашими играми, предложила сменить Ассена:

– Иди ко всем, прочти им краткую лекцию про заброшенные планеты… Похоже, там нужен специалист.

Когда мы с Ассеном вернулись в гостиную, разговор действительно шел о предполагаемых условиях на Уйлоа. Ассен объяснил, с чем там можно столкнуться, но сказал, что для точного понимания ситуации хорошо бы разжиться подробными картами. Которыми Севайская обсерватория не располагает – к Уйлоа после случившейся с ней катастрофы никто не летал, и в таких картах не было надобности.

– Придется просить со-ректора Уиссхаиньщща, а он, вероятно, обратится к вышестоящим коллегам, координаторам или хранителям информации Межгалактического альянса, – согласился Ульвен.

– Но речь идет не только о нынешнем состоянии Уйлоа, где больше нет атмосферы, воды и растительного покрова, а о прошлом, – напомнил профессор Лаон Саонс. – Нам нужно точно знать, где искать остатки цивилизации. У меня при себе лишь немногие старые карты, не слишком подробные. Да и те при отлете с Лиенны мне позволили скопировать с невероятным трудом. Я знаю, у них есть карты со всеми координатами – когда-то они считались совершенно секретными, а сейчас хранятся в Императорском музее, в зале картографии. Вы вправе, Ваше величество, потребовать предоставление этих сведений.

– Да, но тогда они узнают, кто я такой, – ответил Ульвен.

– Вы по-прежнему не хотите огласки?

– Мне страшно даже вообразить себе, какие могут быть последствия, – признался он честно. – Такими словами не стоит разбрасываться.

– А если карты с Лиенны запросит Межгалактический альянс или Межгалактический совет по науке? – спросил Лаон Саонс.

– Это другое дело, – согласился Ульвен. – Вряд ли Императорский музей или нынешние власти Лиенны осмелятся отказать столь могущественным инстанциям.

– А профессор Уиссхаиньщщ не заинтересовался прошлым Уйлоа, как историк цивилизаций?

– Разумеется, заинтересовался. Мне пришлось показать ему материалы доктора Сантини-Рунге. Водных цивилизаций и культур во Вселенной не так уж много. Последней из открытых была наммуанская. Но она, в отличие от культуры алуэсс, вполне реальная и живая. Профессор Уиссхаиньщщ не археолог, однако он, как ученый, верно поставил вопрос: мы должны хорошо представлять себе, что именно мы хотим отыскать. Ископаемые останки, из которых можно извлечь генетический код? Какие-то обиталища алуэсс, если таковые существовали – вернее, очертания их руин? Изображения этих существ на памятниках сухопутной культуры? Ни домов, ни дворцов мы уже не найдем, но могут обнаружиться некие артефакты из нержавеющего металла, монеты, украшения, каменные рельефы. Наконец, архивные тексты. На последнее мало надежды, но, если в последние годы существования нашей планеты там действительно сооружались подземные убежища для семьи императора и хранилища ценностей, то попробовать отыскать их, пожалуй, стоило бы.

– Так ведь это уже готовый план экспедиции! – загорелся профессор Лаон Саонс.

– Которая затянулась бы на несколько лет, потребовала бы участия десятков, если не сотен, специалистов, привлечения множества кораблей, как дальних, так и легких, не говоря о роботах, дронах и прочей технике – и стоила бы совершенно немыслимых средств, даже по астрономическим меркам. Межгалактический совет по науке не может ради этого остановить все другие проекты.

– Так пусть наша первая экспедиция станет чем-то вроде разведки, – предложил барон Максимилиан Александр. – Если она принесет результаты, можно будет продолжить исследования.

– Примерно это я и предложил профессору Уиссхаиньщщу, – согласился Ульвен.

Детские голоса и папино пение за окнами стихли. Поскольку наше дружеское совещание тоже само собой завершилось, мы вышли во двор. Все четверо детишек только что пообедали на лужайке и разлеглись вперемежку на коврике, готовые мирно заснуть.

– Отнесите их в комнаты, – сказал Ульвен. – А то перегреются.

Карл легко подхватил на руки Лауру и Валерию, Ассен – своих сыновей, и детей унесли наверх, в прохладные, затененные занавесками, спальни.

Я невольно кинула взгляд на Ульвена. Он оставался спокойным и доброжелательным. Но больно было представить себе, какие чувства испытывал он, глядя на этих детишек и зная, что своих у него никогда не будет. Когда я вспоминала об этом, я всегда ощущала себя виноватой, хотя он заверял меня, что, доведись ему еще раз пережить тот день, когда мы с ним отправились на Сирону, он не мог бы принять никакого другого решения: «Это был мой собственный выбор», – как сказал он Уиссхаиньщщу.

Может быть, госпожа Ильоа права, считая меня причиной бед в семье Киофар. Выбор, сделанный Ульвеном в мою пользу, когда он согласился принять опеку над забавной девочкой с Арпадана, сыграл злую шутку со всеми. Появившись на Тиатаре и войдя в его дом, я, сама того не желая, разрушила судьбы Ульвена и всех его близких. Менее всего я была искусительницей и губительницей. Я любила его с подростковой восторженностью, я любила Иссоа, я дружила с Маиллой и Ассеном, я всегда глубоко уважала госпожу Файоллу, я поддерживала Илассиа, я не нарушала законов этого дома, но всё это ничего не значило и ничего не меняло. Воссиявшее надо мной и Ульвеном «сюон-вэй-сюон» – двойное кольцо избранничества – обернулось теперь против нас. Ни один из нас не хотел от него избавиться – и не мог бы, даже если бы захотел. Уничтожить это кольцо могло бы предательство или смерть. Но никто из нас не был способен предать другого, и никто не желал бы другому смерти.

Мои горестные размышления прервало появление еще двух гостей. Это были жена и сын доктора Келлена Саонса, госпожа Оллайя и доктор Эллаф. Их пригласили к обеду, и Ульвен встретил их чрезвычайно любезно, как если бы только их мы и ждали. Я так и не поняла, знает ли Эллаф, что его обожаемая Иссоа – алуэсса. Возможно, ему еще ничего не сказали, а он не решался расспрашивать, о чем мы тут уже не в первый раз совещались своей довольно узкой компанией. Мне кажется, он любил бы ее, даже если бы выяснилось, что она генетический драконоид. Но благоговение перед Иссоа вынуждало его не заикаться о своей безысходной любви. Возможно, отец, доктор Келлен Саонс, уже намекнул ему, что Иссоа предстоит стать наследницей, и близок тот день, когда об этом объявят всей уйлоанской общине Тиатары.

На самом деле ничего еще не было ясно.

А пока дети спали, мы под дружеские разговоры обедали, и всё выглядело почти как прежде. Экскурсы в космолингвистику и астрономию, рассказы папы про Арпадан, воспоминания двух баронов об их экспедициях, наши с Ульвеном состязания в острословии, к которым третьей часто присоединялась Маилла, изысканно чинные речи Илассиа, ученые реплики профессора Лаона Саонса и доктора Келлена Саонса… Эллаф молчал и смотрел на Иссоа. Иссоа не пела, но согласилась сыграть нам на скрипке.

Неожиданно это оказалась «Песня Сольвейг», которой обучил ее Карл. Теперь-то я не была так дико невежественна и знала, что Сольвейг – не очередная бывшая пассия моего дорогого мужа, как Фатима Сантини-Рунге, а художественный персонаж, воспетый старинным композитором Григом. Сольвейг, якобы, ждала своего любимого всю жизнь, пока не состарилась. И всё-таки дождалась.

Музыка даже без слов выражала любовь и страдание. Я не знаю, понял ли что-нибудь в ней Эллаф Саонс. Но Ульвен точно понял. Однако, поскольку слова не звучали, объяснять ничего не стал.

Старт

Пока готовилась экспедиция, текла обычная наша жизнь. Я работала, а в свободное время возилась с Лаурой и Валерией и проверяла школьные задания у Виктора. Папа к вечеру уставал от галдящих, носящихся по дому и иногда дерущихся деток, и шел к себе наверх смотреть старинные земные фильмы. Он однажды признался мне, что за много лет работы в иных мирах две реальности словно бы поменялись местами: обыденной стала инопланетная, а земная сделалась чуть ли не экзотической. В тех фильмах герои курили, стреляли друг в друга, носили какие-то странные вещи (шуба, фрак, мундир), ездили на лошадях или на нелепых тарахтящих автомобилях с бензиновым мотором… Да, папа знает, что на Земле давно всё не так. Но взглянуть развлечения ради забавно. Смешнее всего, когда герои тех фильмов отправляются в космос. Их летательные аппараты совершенно неправдоподобны. И внутри своих кораблей они ведут себя, словно в гостиной. Все с прическами и нарядные, пьют, едят, развлекаются… В другие миры летят без транскамер и биокамер. И спокойненько долетают, нисколько не изменившись.

Карл и барон Максимилиан Александр, посмотрев один фильм двадцать первого века про межпланетные путешествия, хохотали так, что разбудили наших девчушек. А ведь детки спят – хоть из пушек пали (впрочем, фразеологизм тоже не из здешней реальности). Муж и свёкр теперь практически поселились на космодроме и не всегда возвращаются в Витанову на ночь.

Бароны почти круглосуточно занимались подготовкой «Гране» к полету. Модернизация двигателя, усиление всей системы внешней защиты, установка дополнительных шлюзов и аппаратуры, приспособление рабочих мест, ложементов и спальных отсеков под нужды новых членов команды – гуманоидов и негуманоидов.

Ульвен, памятуя о давней моей отчаянной просьбе, высказанной после смерти мамы, – «не бросайте меня», – ежедневно звонил или слал сообщения, но обычно предельно краткие: «Юлия, как дела?». Я отвечала, что всё в порядке, дети и все остальные здоровы, и спрашивала, как дела у него самого и Илассиа (с Иссоа я перезванивалась регулярно). «Всё по-прежнему, дорогая, то есть вполне хорошо», – отвечал он. Иногда на этом всё и заканчивалось, а иногда мы еще говорили про Колледж. Я делилась с ним свежими новостями и сплетнями, он интересовался делами коллег и успехами самых одаренных студентов. Порой у меня возникали вопросы по курсу теории и практики перевода, он охотно на них отвечал – но чаще просил меня прислать их в письменном виде, а спустя день-другой я получала сжатые, однако весьма полезные и деловые инструкции. Никаких задушевных бесед, никаких пикировок, вообще ничего выходящего за пределы обычной любезности. Но почему-то без этих ежевечерних обменов парой малозначительных фраз моя жизнь стала бы, вероятно, гораздо более скучной и пресной.

О ходе подготовки к экспедиции я узнавала от Карла и от барона Максимилиана Александра, когда они, наконец, появлялись дома – нередко поздно ночью. Я заваривала здешний чай (назовем это так), угощала их самодельными оладьями из фарфаровских концентратов (спасибо фирме от имени всех неумелых хозяек), и мы засиживались в столовой втроем, поскольку мой папа и дети давно уже видели сны.

К моему облегчению, Карла в экспедицию так и не взяли. Меня он не стал бы слушать, и даже Ульвена попытался бы уломать, но с начальством из Межгалактического научного совета не поспоришь. Всё решала целесообразность. В команде «Гране» всегда было шестеро, и Межгалактический совет расценил это количество участников экспедиции достаточным и разумным. А поскольку полет финансируется Советом, в составе исследователей обязательно должны присутствовать не одни только люди и уйлоанцы.

Присутствие обоих баронов сочли излишним, и выбор пал на старшего, Максимилиана Александра. Он – официальный владелец «Гране», он знает свой корабль как никто, он более опытный космоплаватель. Карл назначен дублером на случай внезапной болезни отца, но, скорее всего, ему лететь не придется. Максимилиан Александр, невзирая на возраст, в отличной физической и умственной форме. У барона к тому же имеется сертификат бакалавра космической медицины, и, хотя он не настоящий врач, он сумеет при надобности оказать первичную помощь при травмах и заболеваниях.

Второй пилот и по совместительству бортинженер-электронщик – аисянин Хашшошш (Хашшошшуайсс), он уже прибыл на Тиатару для знакомства с «Гране». Предполагается, что на Уйлоа барон Максимилиан Александр вообще не будет покидать космолета, дабы поменьше подвергаться воздействию радиации. А Хашшошш, напротив, сможет пилотировать флаер-челнок и руководить работами на поверхности – для него радиация не представляет опасности.

Третий участник полета – Саттун, моя бывшая приятельница по Колледжу, которая из космолингвистов ушла в космоплаватели. В команду ее взяли как бортинженера и техника, однако Саттун способна и выполнять работу пилота, особенно на спускаемом флаере-челноке. Поскольку Саттун не человек, а тактаи, она намного выносливее барона, да и вдвое моложе. На «Гране» она уже летала и показала высокий профессионализм и надежность. Двойная специализация тоже сыграла ей на руку: космолингвист в экспедиции будет не лишним, как для общения экипажа между собой, так и для расшифровки возможных текстовых находок.

Экспедиция на Уйлоа без настоящего уйлоанца воспринималась бы как курьез. Мечта профессора Лаона Саонса наконец-то исполнилась. После множества пройденных медицинских тестов он был сочтен годным к полету, несмотря на солидный возраст (они с бароном-отцом примерно ровесники). Ему, правда, не рекомендовали высаживаться на Уйлоа, но он с негодованием отверг эту мысль, и теперь для него готовили специальное снаряжение, чтобы максимально уменьшить приносимый радиацией вред. Лаон Саонс считался душой и мозгом всей экспедиции, он всю жизнь занимался историей и культурой Уйлоа, выучил наизусть топографию, освоил методы археологии – и вдобавок он был тестем Ульвена, так что остановить его не сумел бы даже Межгалактический научный совет.

Кроме всех перечисленных, в команду включили двух археологов из Виссеванского университета, которые помогали когда-то Лаону Саонсу оформлять заявку на первую, так и не состоявшуюся, экспедицию. Их зовут Мендарруихх и Адванаирра Нашшударран, они супруги зрелого возраста – по человеческим меркам, лет сорока пяти. Именно им предстоит работать, как говорят археологи, «в поле». Хотя виссеванцы не так уязвимы для радиации, как люди, защита им тоже требуется. И сейчас изготавливается уникальное оборудование: малый купол с противорадиационной защитой, под которым будут проводиться раскопки. При необходимости купол можно легко разобрать и передвинуть на другой участок. Всё, что происходит под куполом, будет транслироваться на борт «Гране», где Лаон Саонс будет руководить раскопками, комментировать смысл находок и систематизировать информацию.

Я тихо радуюсь, что Карл пока остается со мной. За барона Максимилиана Александра мне, конечно, тоже очень тревожно, но лучше уж я буду его ободрять, чем пророчить дурное. Как всякая женщина, я хотела бы сохранить своих близких рядом, а как разумное существо понимаю, что нельзя удержать навсегда даже собственного ребенка. Отпустили же меня в свое время мама и папа сюда совершенно одну, пятнадцатилетнюю, не питая больших надежд когда-нибудь встретиться. И барон разрешил восемнадцатилетнему сыну летать на чужих кораблях, – правда, это едва не закончилось инвалидностью после аварийной посадки тактайского космолета. Но космос есть космос. Я знаю, как он к себе манит. И я уже обещала, что после возвращения «Гране» с Уйлоа мой Карл полетит, куда ему будет угодно.

Наконец, день настал. Мы простились с экипажем «Гране».

Перед этим состоялось несколько торжественных проводов. В доме семьи Киофар принц Ульвен провел церемонию у очага – благословление космоплавателей, барона Максимилиана Александра и Лаона Саонса. Их инопланетные коллеги присутствовать там не могли, но мы с Карлом, естественно, были приглашены. На прощальном приеме в Тиамуне, напротив, собрались все желающие, и их оказалось так много, что я сама удивилась. Оба со-ректора и весь административный штат ректората, помогавший оформлять документацию; сотрудники космодрома; преподаватели и студенты почти со всех факультетов. Наконец, в космопорте, куда допустили лишь представителей власти и родственников, были профессор Уиссхаиньщщ (как со-ректор и как куратор Тиатары), Ульвен с сестрой и женой, доктор Келлен Саонс, Ассен Ниссэй – и, естественно, мы с Карлом и мой папа (дети остались на попечении няни Наджинды).

Предполетная подготовка уложилась в какую-то пару часов: все участники экспедиции заранее сдали нужные тесты, и требовалась лишь небольшая дополнительная проверка. Вскоре их доставили на борт «Гране», где каждый занял свое место – действия и движения были отрепетированы до полного автоматизма.

Мы, провожающие, наблюдали за стартом «Гране» со смотровой площадки на верхнем этаже отеля при космопорте. Хотя сам космодром находится на значительном отдалении от площадки, обзор оттуда великолепный, особенно при ясной погоде. С погодой нам повезло: никаких облаков, ветер ровный и очень умеренный. Всё видно отлично. К тому же происходящее на космодроме транслируется на огромные мониторы, установленные по периметру застекленного зала. Мы с восхищением наблюдали, как «Гране» взвился в лилово-синее небо и через считанные минуты исчез. Поступавшие с космолета данные говорили о безупречной работе всех систем знаменитого корабля. Отметив удачный старт экспедиции в ресторане отеля, мы разлетели и разъехались по домам и рабочим местам.

Связь с «Гране» поддерживается через специальное оборудование, имеющееся в космопорте. Оттуда сведения транслируются в Тиамун, в узел межгалактической связи при ректорате. И лишь потом кое-что сообщает нам Ульвен, периодически собирающий нас у себя в Тиастелле при закрытых дверях. Уиссхаиньщщ, несомненно, знает об этих собраниях, но не выказывает недовольства, поскольку новости о полете «Гране» не распространяются дальше стен этого дома.

Встречаться часто не позволяют чрезвычайно плотный график Ульвена и не совпадающие с ним расписания все остальных. Не работает только Иссоа, но на ней весь дом, и она прекрасно с ним управляется при помощи госпожи Оллайи и Танджи. Кстати, Танджи вышла замуж и уже успела стать мамой; пока она не могла выполнять свои обязанности в доме семьи Киофар, это охотно делала ее мать Ваканда. Теперь мать и дочь иногда подменяют друг друга, а иногда приходят вместе. Однако во время наших разговоров об экспедиции они никогда не присутствуют. Самое важное происходит без посторонних.

Карты судьбы

Первое же наше собрание после отправления экспедиции принесло сенсационные новости. Нет, цивилизацию алуэсс пока не открыли, прошло слишком мало времени. Новости вообще оказались связаны не столько с Уйлоа, сколько с Лиенной.

Мы расположились в парадном зале: Иссоа, Илассиа, Маилла с Ассеном, мы с Карлом, два доктора Саонса – Келлен и Эллаф, и, конечно, Ульвен. Экран для просмотра материалов был расположен над очагом, что придавало всему совершенно особую атмосферу – речь ведь шла о прародине всех уйлоанцев, об их навеки угаснувшем очаге во Вселенной. Экспедиция считалась сугубо научной, однако информация оставалась пока еще строго конфиденциальной. Ваканда и Танджи, накормив нас обедом, ушли, а сервировку десерта взяла на себя госпожа Оллайя, заверив, что это ей в удовольствие, а не в тягость. В доме издавна имелось два робота-официанта. Иссоа их не любила и пользовалась ими крайне редко, но мне они казались забавными. Госпожа Оллайя нагружала подносы бокалами и вазочками, роботы же развозили их, останавливаясь возле каждого гостя.

«Почти как транспортные космолеты», – заметил Карл.

Мы посмеялись, однако все жаждали не лакомств, а новостей от участников экспедиции.

«Гране» благополучно вышел на орбиту Уйлоа и планомерно осуществлял оттуда съемки поверхности. Да, планета выглядела из космоса совершенно мертвой, без воды и без атмосферы, примерно как Марс до начала колонизации. Но, в отличие от нашего Марса, возвращать Уйлоа к жизни никто не планировал: звезда Ассоан неуклонно двигалась в сторону взрыва. И совершенно не важно, что до этого момента прошли бы еще миллионы лет. Уцелеть тут ничто не могло. С астрономической или планетологической точки зрения Уйлоа не представляла для Межгалактического научного совета никакого особенного интереса: таких пустынных миров во Вселенной – неисчислимое множество, и немалое количество из них хорошо изучено. Строить здесь транспортный узел, как на Арпадане, тоже нецелесообразно: Уйлоа находится в стороне от давно проложенных трасс.

Единственное, ради чего Совет согласился финансировать экспедицию – это культурное и историческое наследие Уйлоанской империи, которое лишь частично, буквально по крохам, оказалось перенесенным на Тиатару и на Лиенну. В условиях экстренного спасения избранных жителей (а отбор оказался строгим) посланцам Межгалактического альянса было не до архитектурных шедевров и археологических изысканий.

Когда накопилось достаточно материалов съемок Уйлоа с орбиты, профессор Лаон Саонс с помощью двух археологов-виссеванцев проделал невероятно захватывающую работу. Каждый фрагмент поверхности был совмещен со старинными картами, полученными с Лиенны. Кое-где изменения рельефа оказались настолько значительными, что обе карты не совпадали. В других случаях можно было установить, какие объекты исчезли, а какие возникли. Исчезли, в первую очередь, океаны, моря, озера и реки. Прежние острова оказались горами, впадины – каньонами и пропастями, отмели – хребтами и перешейками. Что касается континентов, то все внимание было пока что обращено на Фарсан, на котором располагалось сердце погибшей империи – ее столица Уллинофароа, с императорской резиденцией и главными учреждениями.

Не могу найти подходящих слов для описания виденного. Зрелище было настолько невероятным и потрясающим, что у меня проступили слезы. Я помнила, как Ульвен однажды сказал, что не хотел бы увидеть свою потерянную прародину, превратившуюся в мертвый мир. Теперь ему пришлось это лицезреть, пусть не наяву, а на экране. На наших глазах сегодняшний мрачный облик Уйлоа, пустой и безжизненной, превращался в зримый образ цветущей, хотя заведомо обреченной на гибель цивилизации, в которой были прекрасные города, морские порты, дороги, сады, угодья, а где-то подальше – пространства, отданные под казармы, военные полигоны и единственный космодром. Космопорта, как здесь, на Уйлоа не строили, пассажирского сообщения с дальним космосом не предполагалось – космос считался источником враждебных сил.

Современная техника позволяла создать почти незаметные переходы от нынешних компьютерных трехмерных съемок с топографической разметкой к старинным плоскостным картам – и к последним видеосъемкам и фотографиям погибавшей, но еще не разрушенной столицы, Уллинофароа. Лаон Саонс, комментируя ролики, объяснил, что работа по совмещению карт и визуализации разных объектов нужна вовсе не для ностальгического любования: теперь экспедиции будет понятнее, где разумнее начинать раскопки. Детализация позволяла действовать не наобум, а в конкретном, довольно компактном, квадрате.

– Почему же этого не догадались сделать раньше? – несколько недоуменно спросила Илассиа, когда мы дважды просмотрели все ролики.

– Дорогая моя, я потом вам скажу, во что обошлась экспедиция, – ответил Ульвен. – Лучше не произносить таких чисел вслух, они звучат неприлично.

Я представила, как они в супружеской спальне страстным шепотом обсуждают смету полета «Гране», и невольно хихикнула. Карл сам не сдержал улыбки, потому что мы тоже с ним занимались в постели не только всякими нежностями, но и разговорами на самые отвлеченные темы, вплоть до устройства современных космических двигателей.

– Думаю, оставаясь в ранге всего лишь профессора, господин Киофар не смог бы организовать всё это, как ранее не смог и ваш почтенный отец, госпожа Илассиа, – сказал доктор Келлен Саонс.

– Полномочия со-ректора Тиатарского университета оказались весьма кстати, – согласился Ульвен. – Но они же и создали мне немалые осложнения.

– Какие? – спросила Маилла. – Ты поссорился с кем-то из бюрократов? Они придрались к тому, что космолингвист снаряжает археологическую экспедицию?

– Да хоть бы астрономическую! Дело вовсе не в этом.

– А в чем?

– В старых картах и исторических съемках, пришедших с Лиенны.

– Извините, учитель, а разве на Тиатаре таких материалов не было? – задала я наивный вопрос. – Помнится, в «Кратком очерке истории Уйлоа» какие-то карты присутствовали.

Он взглянул на меня как на глупую первокурсницу и с усмешкой ответил:

– Милая Юлия, там совершенно не тот масштаб. На «Солле» не оказалось подробных карт Уйлоа, поскольку старт космолета, как вы помните, предполагался пробным, без полной загрузки. Все карты остались в императорском дворце Уллинофароа. Потом их, очевидно, захватили восставшие. И у тех нашлись предводители, понимавшие ценность этих сокровищ. Для толпы карта – просто бумага с непонятными знаками. На такое никто не польстится. Зато знающий постарается сохранить и даже взять с собой на другую планету. Карты весят немного, их можно оцифровать. И на их основании возвести те же самые города в новом мире, отдаленном от погибшей прародины на миллиарды парсек.

Поскольку никто из нас не понимал, к чему он ведет, Ульвен, окинув наш притихший кружок невеселым взглядом, продолжил:

– Чтобы получить без проволочек все эти материалы, карты, фото и прочие изображения, мы были вынуждены официально обратиться к властям Лиенны, объяснив, зачем нам это нужно, и в каких целях будет использовано. Некоторые документы, особенно карты, почему-то до сих пор считаются там секретными, хотя я не вижу в том ни малейшего смысла. Другие, как ветхие и уникальные, не подлежат копированию. Для нас было сделано исключение, причем все материалы оказались доставлены очень быстро, а учитывая расстояние до Лиенны – почти мгновенно. И причиной оказалась не просьба Межгалактического совета, не научная важность экспедиции «Гране», а подпись одного из со-ректоров Тиатарского университета.

– Ульвен Киофар Джеджидд?.. – сказала Илассиа.

– Да, моя дорогая. Теперь они знают, кто я и где я.

– И… какие будут последствия?

– Вероятно, очень существенные.

– Рано или поздно это должно было произойти, – сказала Маилла.

– Я предпочел бы не раскрывать свое имя до того момента, как это станет совершенно необходимо. Но утаить его не получилось. Свои научные тексты я мог спокойно распространять по всем инфоцентрам как «профессор Джеджидд». А как со-ректор университета, вдобавок один из гарантов соблюдения всех соглашений по экспедиции, включая финансовые и юридические, я уже не имею права подписываться псевдонимом. Мой коллега профессор Уиссхаиньщщ отказался ставить лишь одну свою подпись, если там не будет моей.

– Ох, и вредный же, – вздохнула я.

– Юлия, он нисколько не вредный, и всё справедливо. Экспедиция была нашей с вами общей идеей, коллега Уиссхаиньщщ много сделал для ее скорейшего осуществления, и с его стороны я встречал лишь заинтересованную поддержку. Но с какой же стати он должен в одиночку подписывать документы, которые составлялись, по сути, не им?.. Это было бы просто нечестно ни с какой стороны. Наши с ним коллегиальные взаимоотношения не предполагают интриг и неискренности.

– Да уж, вообразить себе интриганом можно скорее Уиссхианьщща, но никак не Ульвена, – согласилась Маилла. – Но всё-таки, дядя, мне кажется, ты иногда слишком скрытен.

– Для этого есть причины, дорогая племянница. Мы, космолингвисты, знаем цену словам. Какими-то словами можно поиграть на досуге, какими-то лучше не надо – здесь нужно уметь останавливаться. А есть слова, которые произносить без особой причины вообще нельзя. И это вовсе не бранная лексика.

– Церемония у очага, – понимающе кивнула я.

– Императорский титул, – добавила Илассиа.

– Вам предоставили эти карты, потому что признали в вас законного императора? – спросил доктор Саонс.

– Именно так, – подтвердил Ульвен. – Запрос от Межгалактического совета мог бы долго лежать без движения или даже наткнуться на учтивый отказ. Хранители документации просто великие мастера в этом деле. С годами они превращаются в касту, и у них возникает уверенность, что никому ничего никогда выдавать не следует. Но, по местным законам, музей и архив – Императорские. Мне они не могли не прислать документов, потому что я – в своем праве. Впрочем, о формальном признании сана речь пока не идет. Оно неосуществимо без моего недвусмысленного согласия. Поэтому, помимо исторических материалов и надлежащего сопроводительного письма на адрес Тиатарского университета, я получил и особое именное послание.

Он щелкнул пультом и вывел его на экран.

Появилось факсимиле, стилизованное под старинную грамоту на изысканной зеленоватой бумаге, написанное вычурным каллиграфическим почерком по-уйлоански. Всё письмо, от внешнего вида до витиеватого слога, выглядело как артефакт из далекого прошлого. Сам язык мне тотчас напомнил церемонию у очага, где меня тоже именовали «благороднорожденная, славночистая и высокомудрая дева» – но в устах моего дорогого учителя это звучало скорее возвышенно и поэтически, чем старомодно и официозно. Здесь же господствовала такая архаика, что слова «университет» и «профессор» смотрелись как чужеродные общему стилю, но без них нельзя было обойтись.

«Аммоэ уликаноэссиэ уликао»…

«Его императорскому высочеству, принцу-иерофанту Уйлоа, Тиатары и Лиенны, высокороднейшему господину Ульвену Киофару Уликенссу, известному от края до края Вселенной как первый из двух управителей Тиатарского Межгалактического университета и как прославленный велемудрый знаток всех сущих наречий, профессор Джеджидд»…

Далее от имени правительства и народа Лиенны обладателю всех этих пышных титулов предлагалось посетить планету в любой назначенный по его августейшему усмотрению срок, дабы осчастливить своих верных подданных благосклонным принятием императорского сана, который неоспоримо принадлежит ему по праву рождения, и удостоить Лиенну изъявлением своей воли относительно новых прекрасных и справедливых законов, а также вкусить отвечающие всем его величайшим достоинствам почести и удовольствия.

– Ты полетишь туда? – спросила Иссоа.

Мне показалось, он ответит сейчас своей давней фразой – «Я же не сумасшедший»…

– Возможно, – сказал он почти обреченно. – Но попозже. И только ради тебя.

– Браат, не наадо! – взмолилась Иссоа. – Пусть останется так, как есть!

– Так, как есть, уже ничто никогда не останется, – возразил он. – Мы отмечены на картах судьбы, и до нас докопаются непременно.