скачать книгу бесплатно
– Так и хочется съесть, – тяжело, будто стальную сваю забила, ухнула бабка.
– Ах, бабулечка-красотулечка, такая шутница! Нет-нет, никого мы сейчас есть не будем! – визгливо засмеялась старушонка. – Мы ж вас так ждали, так ждали! Особенно Ирочку! – Взгляд старушонки стал как прицел снайперской винтовки – оббежал лица сгрудившихся у крыльца девчонок и тут же спрятался под седыми кудряшками, выбивающимися на лоб из-под веселенького цветастого платка. – А уж как хорошо-то, что у Ирочки столько подружек! С такой девочкой, как Ирочка, все-все дружить хотят! – Старушонка энергично закивала, длинные концы туго завязанного платка запрыгали под подбородком. – И умница, и красавица, и мальчики вокруг нее вертятся, и все-то ей удается! Только смотреть, и восторгаться, и понимать, что сама никогда-никогда не будешь такой! – Старушонка хитренько покосилась на девчонок, словно отслеживая их реакцию.
– Можно мы не будем восторгаться? – пробормотала Маринка. Катерина вымученно улыбнулась.
Показалось Таньке или старушонка и впрямь удовлетворенно кивнула?
– И такая несчастная, ай-ай! Отец невесть где, мать бросила… Такая замечательная девочка – и даже собственным родителям не нужна! – Уголки губ старушонки печально обвисли, как развязанные шнурки кроссовок. А прицельные глазки так и постреливали в сторону ребят. Отсутствие реакции, кажется, старушонку смутило – пауза затягивалась.
– Что ж мы на крыльце стоим?! – спохватилась старушонка. – В дом-то проходите! Мальчик! Притулился там, с краешку, я тебя и не заметила! Девочки тебя, наверное, тоже не замечают, да? – сочувственно поглядела на Богдана старушонка. – Глупые, счастья своего не понимают! Иной девчонке, может, и понравился такой обычный, простой паренек – так боится, подружки засмеют: сама убогая, вот на убожество и позарилась!
За спиной у Богдана сдавленно хихикнула Катерина и откровенно, в голос, расхохоталась Марина. Богдан бросил быстрый взгляд на Таньку и торопливо отвернулся. Щеки и лоб его заливал горячий румянец то ли гнева… то ли стыда.
– Ой прыщики-то как видны! Ты не волнуйся, они сойдут скоро, лет через пять-шесть будешь парень хоть куда! – утешила его напоследок старушонка. – Правда, бабулечка?
– Хоть ты его ешь! – густым басом подтвердила бабка.
– Есть не будем! – строго напомнила старушонка.
– Я извиняюсь, а вы, гражданочка, кто такая? – опомнился Ментовский Вовкулака.
– Я-то? – удивилась старушонка. – А я… вроде как кума! Точно, кума и есть!
– А документики ваши посмотреть можно? – вкрадчиво поинтересовался Вовкулака.
– Чтоб такой мужчина, в таких чинах, самолично у какой-то старухи документы проверял! – Старушонка-кума звучно всплеснула руками. – Не ценят вас, не понимают. Сынки всяких начальничков поперед всех в генералы выбиваются, а честный служака по десять лет в каждом звании сидит – ни продвижения, ни зарплаты! Так, глядишь, скоро участковым на рынок отправят, гопоту от прилавков гонять!
Ментовский Вовкулака насупился.
– Что ж вы не проходите? – кума распахнула дверь и пошла к кухне, повиливая костистым задом, туго обтянутым пестрым сарафаном старинного кроя. Танька шагнула следом… Ментовский Вовкулака отпихнул ее от двери и звучно клацнул зубами у самого лица.
– Еще ты будешь вперед меня лезть! – рыкнул он.
– Твоя очередь последняя… убогая! – хихикающие девчонки проскочили мимо, одна за другой скрываясь в коридоре. Пряча пылающее лицо, внутрь скользнул Богдан. Танька задумчиво поглядела ему вслед и тщательно заперла за собой дверь. Пошарила в тумбочке под вешалкой, удовлетворенно кивнула и зажав в ладони что-то маленькое, пошла на кухню.
– Ты где застряла, убогая? – ехидно хмыкнула Марина.
– Тапочки в шкафу искала, – равнодушно обронила Танька.
– Какая хорошая девочка! – всплеснула руками старушонка-кума. – Не пачкает, чужой труд бережет! А хозяйка не против, что ты в ее шкафу без спроса роешься? – невинно поинтересовалась она и посмотрела не на бабку, истуканом застывшую посреди кухни, а на четверку робленных. И снова отсутствие реакции заставило ее на миг замешкаться.
– С хозяйкой мы как-нибудь договоримся, – все так же равнодушно ответила Танька. – А вы зачем приехали?
– Ты, наверное, лучшая Ирочкина подружка, раз такие вопросы задаешь! – снова восторженно всплеснула руками кума. – Другие девочки сами по себе живут, только о себе да о своих делах думают, а ты вся в подруге, просто растворяешься в ней без остатка и нет у тебя ничего своего, и не будет никогда! Какая чудная девочка, правда же, бабулечка?
– У-у, так бы вот взять и съесть! – немедленно согласилась бабка.
– С едой погодим пока, – остановила ее кума.
– Совсем погодим? – невозмутимо уточнила Танька. Обычно через пару минут разговора бабка сажала гостей за стол. Если, конечно, не выгоняла вон поганой метлой. Для Таньки и Богдана, как пользующихся особой благосклонностью, промежуток между шагом через порог и полной тарелкой под носом составлял восемьдесят девять секунд. Танька сама проверяла.
Старушонка-кума и бабка переглянулись. Голова у бабки двигалась медленно и неловко, как на шарнирах, взгляд не выражал ничего, и только веки поднимались и опускались: луп-луп, как у мультяшной совы.
– Так вы не ответили – зачем приехали? – настойчиво повторила Танька.
– Все секреты тебе расскажи! – смеясь, погрозила ей пальчиком старушонка. – Тебе ведь все-все рассказывать можно! Правда, девочки? – Она повернулась к устроившимся за кухонным столом робленным. – Вот кто ни за что не проболтается! – Она указала на Таньку. – Ни один ваш секретик наружу не вышел, верно?
– У меня вышел! – гневно завопила Лика. – Что я клиентке вместо зелья от морщин, чтоб муж-олигарх не сбежал, дала приворот на тренера по фитнесу. Тренер за ней бегать начал, а муж сразу развелся! И про молодого колдуна, который меня в ресторан позвал, а сам не пришел, я там сидела как дура весь вечер, а туфли и блузку из шкафа Оксаны Тарасовны взяла! Только я думала, Маринка на меня настучала, а теперь понимаю, что вовсе не она! – и Лика мрачно уставилась на Таньку.
– Как бы она узнала? – слабым, прерывистым голосом, будто через силу, выдавила Катерина.
– Ой, она же умничка! – восторженно возопила старушонка-кума. – Гораздо умнее других девочек! Бабулечка, подтверди! – Но прежде чем бабка успела открыть рот, вскинула розовую, слишком гладкую для ее возраста ладонь. – Нет! Ничего не говори! Если бы она не была самой умелой и умной… разве Ирочка стала бы с ней дружить? – и одарила робленных многозначительным взглядом, явно намекая, что уж на них-то Ирка и внимания не обратила.
– Не очень-то и хотелось! – пробурчала Марина. Катерина просто сникла, Вика и Лика уставились в разные стороны. Богдан затравленным мышонком сидел в углу и только прикрывал ладонью единственный прыщик на щеке. Ментовский Вовкулака отсутствующим взглядом уставился в пространство – не иначе пересчитывал нанесенные начальством обиды. Зато Танька почувствовала прилив веселой, бодрящей злости.
– Так, а секрет? Ваш? – насмешливо напомнила она. – Зачем вам Ирка?
– Ни зачем, я к бабушке ее приехала – разве кума к куме просто так приехать не может! – всполошилась старушонка, все время недоумевающе косясь на робленных.
– Конечно к бабушке, – немедленно согласилась Танька. – Зачем бы вам понадобилась самая обыкновенная, ничем не примечательная школьница?
– А-а… Ирочку, что же, даже лучшая подруга не ценит? – старательно выдала возмущение старушонка. – Так может, Ирочка со мной поедет? Вроде как на дачу… Свежий воздух! Птички-цветочки-бабочки… – на каждом слове старушонка раздвигала руки, словно хотела показать размеры этих самых птичек-цветочков. Бабочки, судя по всему, были со слона!
– А вы ее спросите, – невинно предложила Танька.
Старушонка снова шастнула взглядом по робленным, особенно задержалась на Викиных длинных темных волосах.
– И спрошу! – воинственно объявила она. – Что ей здесь делать? Подруги ее не уважают… Вы ж ее останавливать не станете, верно, девочки?
– Сдалась она кому, зараза заносчивая! – выпалила Марина.
Кума радостно закивала, тряся хвостиками платка:
– Родителям она не нужна, бабушка от нее только и хочет, что избавиться, – верно я говорю, бабулечка?
– Ну а что мне с ней делать – не есть же! – пробурчала бабка, а в глазах у нее мелькнула отчетливая тень сожаления. Похоже, как раз о том, что Ирку не получится съесть.
– Со мной Ирочке хорошо будет, там ее ценить, любить будут. Я ведь Ирочке не чужая, верно, бабулечка? Ой, молчи, все и так знают, что верно…
– А ведь он тебя не уважает, – лениво растягивая слова, выдала Танька.
Старушонка замерла, глупо приоткрыв рот:
– Кто?
– А вот он! – Танька кивнула в сторону бабки. – Ты ему говоришь – молчи, а он все норовит рот открыть! Ты здесь главная, ему велели тебя слушаться – а он что? Ты из сил выбиваешься, язык пересох, а он только портит – и не уважает, совсем не уважает! Разве так с начальством себя ведут? – со значением проговорила Танька. – Эй ты, ты бы что с начальством сделал? – рявкнула она на бабку.
Знакомые губы растянулись в совсем незнакомой дебильной усмешке и…
– Съел! – гаркнула бабка.
– Ах ты ж гадюка, хуже змея крылатого! – от пронзительного визга старушонки задрожали чашки в буфете. – Кто ты такой, чтоб тут об себе понимать! Тварь безмозглая да безмордая!
– Съем! – утробно взвыла бабка и, раззявив рот, с рыком кинулась на старушонку-куму.
Маленький, но жилистый кулачок кумы врезался бабке в зубы – и короткий беззвучный гром сотряс кухню. Бабка замерла, напоровшись на кулак как на штык. Ее лицо пошло извилистыми трещинами… и знакомые черты осыпались, будто разбитый пазл, открывая гладкую, как яйцо, физиономию, лишенную глаз и носа, и даже рта, которым поддельная бабка пыталась цапнуть свою подельницу.
– На-кася выкуси! – торжествующе заорала та. – Без зубов-то! – И с размаху влепила безмордому по уху. По тому месту, где у нормальных людей должно быть левое ухо.
Из брюха одетого в бабкино платье существа раздался утробный рык. Старушонка с визгом вцепилась загнутыми, как рыболовные крючки, коготками в его пустое гладкое лицо. Сплетясь в клубок, они покатились по полу.
– Ох как вы не любите, когда с вами ваши же фокусы откалывают! – фыркнула Танька и зачастила: – Як иде Логин-сотник до Устиновой палаты, а та Устинова палата потрясается. И як не можуть на Логина-сотника злые люди-твари злого слова сказати: глаголющие уста им оловом заливаются, язык лживый древенеет. Так и на нас, рабов Божьих, не могли худого слова молвить. Как замок заперт, так и рот твой для лжи, хулы да наговоров заперт, быть по Слову моему, аминь! – И звонко защелкнула дужку зажатого в ладони маленького стального замочка.
Из раззявленного рта старушонки-кумы вырвался не визг, а невнятный хрип. Существо в бабкином платье подняло волосатый кулак у нее над головой. Танька схватилась за свою сумку.
– Чего сидишь? Прыщи пересчитываешь? Вяжи их! – Богдану полетела веревка странного зеленоватого цвета. – И вы! Шевелитесь, генерал недоделанный!
Глава 4. Допрос кумушницы
Парень и оборотень сорвались с места. Богдан захлестнул веревку на глотке безмордого. Жуткая тварь извернулась, как выкручивают белье, Богдан увидел перед собой гладкую, словно полированную, белесую поверхность – на миг его собственная физиономия отразилось там, как в стеклянном шаре. Бессмысленное, лишенное черт лицо поплыло, как горячий воск, из бесформенной лужи проглянул глаз, хитро уставился на Богдана, потом второй, с негромким «чмок» проклюнулось ухо, прорезался жесткий, насмешливый рот, мальчишеские щеки… Еще не определившееся до конца, перекошенное, кривое, на Богдана смотрело его собственное лицо!
Вовкулака налетел сбоку, отбросил Богдана прочь. Неведомое существо взвыло… и физиономия его вскипела, точно воск швырнули в огонь: между вполне человеческими щеками вырастала и тут же опадала клыкастая волчья пасть, уши перли со всех сторон: человеческие по бокам и острые волчьи на макушке, глаза то вытягивались и опушались ресницами, то становились по-звериному круглыми и желтыми. Существо отчаянно рванулось, пытаясь высвободиться из хватки Вовкулаки.
– Врешь, не уйдешь! – прохрипел тот, заламывая ему руки и швыряя на пол. – Что, раньше на перевертышей не нарывался, тварюка?
Богдан принялся наскоро обматывать запястья существа веревкой. Существо запрокинуло голову – и из человеческого рта вырвался вой совершенно волчьей тоски… а рот становился все меньше, всасываясь в белесую гладь лица. Пляска черт стихала, растворяясь в абсолютной безличности, и существо без лица неподвижно вытянулось на полу.
Поигрывающая шариком разрыв-травы Танька отступила от зажатой в угол старушонки. Ухватив за шиворот, Вовкулака приподнял молотящую ногами куму в воздух и встряхнул, как щенка. Мгновение – и уже оба нежданных «гостя», скрученные, как колбаски, оказались на полу.
– Веревка из крапивы. – становясь над старушонкой, бросила Танька. – Таким, как ты, из нее не вырваться!
– Это она вам назло так со мной обращается! – завопила старушонка, выворачивая голову под неимоверным углом, чтобы посмотреть на робленных.
– Почему – нам? – хлопая ресницами, будто только проснулась, зевнула Катерина. – Какое нам дело?
– Девчонка тобой командует! – Старушонка вовсе уж неимоверно, как червяк, выкрутилась в сторону Вовкулаки. – Недоделанным генералом обзывает!
– Если она лучше знает, что тут происходит… – рассудительно покачал головой Вовкулака. – А генералом я еще стану… раз я уже сейчас вполне так себе доделанный полковник.
– Что, больше не выходит, кума? – присаживаясь на корточки, с ласковостью кобры поинтересовалась Танька. – Или все-таки… Кумушница? Кумушница-сплетница, друзей ссорить мастерица, любимых разлучать, семьи рушить, соседей войной друг на друга толкать!
– После твоего заговора да в крапивной-то веревке – у кого выйдет? – поерзала на полу Кумушница. – Разве только у этих ваших… средств массовой информации, во! А я слабенькая да хиленькая, вона, даже тебя против подружки настроить не смогла! – и Кумушница в который уже раз покосилась на робленных.
– Так это она нас настраивала? А на тебя почему не подействовало? – обиделась Катерина.
– Потому что родители меня учили не прятаться от собственных проблем! – отрезала Танька – И все, что она тут болтала – что я не сама по себе, а всего лишь при Ирке, – я когда-то обдумывала. Меня, знаете ли, никогда не прельщала роль подруги главной героини. Даже хотела с Иркой вообще… разойтись потихоньку, чтоб быть собой, а не ее тенью.
– И… чего? – Богдан изумленно уставился на Таньку. Надо же, он всегда считал, что Танька всем довольна, а она, оказывается, решала сложные внутренние проблемы.
– А ничего, – хладнокровно ответила Танька. – Папа снимал рекламу для своей фирмы и взял меня на телевидение. Ты знаешь, что ведущий кулинарного шоу на самом деле иногда даже готовить не умеет? – правильно поняв Богданов взгляд, пояснила Танька. – Шоу не держится на одном ведущем. Да, Ирка у нас… вроде как звезда. – Танька снисходительно усмехнулась. – Только кроме звезды еще должен быть продюсер. Который достанет деньги, все спланирует, обо всем договорится и прикроет, даже если звезда, допустим, уйдет в запой. Или… – она покосилась на Вовкулаку, – еще куда-нибудь. Мне больше нравится быть продюсером! И я собираюсь сейчас выполнять свою работу. Говори быстро, куда вы с подельником… – Танька поглядела на гладкое, лишенное черт лицо второго существа. – След-Безымень, верно? Что своего лица не имеет, чужие носит? Куда Иркину бабку дели?
– Ась? – На остроносой физиономии Кумушницы отразилась растерянность, бесцветные бровки недоуменно приподнялись.
Богдан вдруг ринулся прочь из кухни – топот ног, хлопок входной двери, снова хлопок, обратный топот…
– Козы тоже нет! – тяжело выдохнул он. – Ну и кот как в Запорожье пропал, так и не вернулся.
– Кот наверняка Ирку ищет. – Когда Ирка только становилась ведьмой, кот ее тоже искал. И ведь нашел! Танька снова повернулась к пленнице: – Бабка где, спрашиваю?
Выкатив блекло-голубые глазенки, Кумушница таращилась на нее в недоумении… потом губы ее растянулись в ехидной усмешке:
– Хитра-а-ая! – протянула старушонка. – Сперва неважные вопросы задаешь, потом к важным перейдешь. Я тоже так делаю. Издалека пущенная сплетня надежнее.
– Бабка, – в третий раз напомнила Танька. Может, кому этот вопрос и неважен, а для нее важнее всего! Что она Ирке скажет, когда та вернется? Да и сама она к этой старой скандалистке, Иркиной бабке, вроде как привыкла.
– А и скажу, чего не сказать-то! – заверила Кумушница. – Ты ж про старую человечку, что утречком по двору болталась, козу доила? Обещала я Безыменю: как лицо разглядит, пущай забирает – ему ж, поди, тоже свое удовольствие надо поиметь, кровушки живой попить человечьей! Только она в дом – мы за ней, чтоб, значит, соседи не видели…
* * *
… Старая рассохшаяся дверь отворилась бесшумно. Волна холодного, как зимний сквозняк, воздуха, пронеслась по комнатам, вымораживая цветы на подоконниках. Порой людишки чуяли этот холод, да только сделать уж ничего не могли, разве в чулан забиться, лишь оттягивая неизбежное.
– Бабулечка! – тихонько прошептала Кумушница. – Где ты, красотулечка, выходи, милая!
Безымень шествовал коридором, и с каждым шагом, прикасаясь к этому дому и к этим вещам, он менялся. Вот оформилось лицо – противное, с ехидными глазками и крупным ртом, на плечах повисла темная блузка, заколыхалась юбка. Безымень пополнел и округлился, как здешняя бабулька, зато плечи раздвинулись не по-старушечьи прямо и решительно.
– Ну, бабулечка, пожила – и хватит с тебя! – ласково протянула Кумушница. – Не зли Безыменя – хуже будет! Вот никогда не верят, глупые, – пожаловалась она, бросаясь на звук человеческих голосов…
На стене висела здоровенная «плазма» – включенная. Безымень люто взревел и ринулся в комнату, звучно клацнув клыками по экрану. «Плазма» зашаталась, затарахтела, повисла на одном крюке и погасла, заливаясь сплошной чернотой.
– Куда лезешь, безмордый, то ж телевизор! – завопила Кумушница. Безымень ощерился на нее и заметался по комнатам, круша все на своем пути. Но бабку они так и не нашли.
– Куда ж она делась-то? – стоя посреди коридора, растерянно крикнула Кумушница. За спиной у нее раздался отчетливый смешок. Во дворе издевательским меканьем откликнулась коза… и все стихло.
* * *
– Небось в окно удрала старуха, и дела ей нет, что у меня Безымень некормленый.
Танька задумалась. Если Кумушница не врет, бабку они с Безыменем не тронули, та успела куда-то деться раньше. В магазин за пельменями ушла? И козу с собой прихватила.
– Ну теперь давай спрашивай по-настоящему. – Кумушница ужом извертелась в стягивающих ее веревках. – Зачем мы сюда явились да для чего…
– Зачем – я и так знаю, – с задумчивой рассеянностью обронила Танька. – Ты мне уже сказала.
– Я? – вопль старушонки был страшен, ее выгнуло дугой в путах, а на губах вскипела пена, как при припадке. – Я ни в жисть, ни полсловечка…
– Ты столько словечек наговорила, что такую ерунду сообразить вообще не проблема! – Танька вдруг нависла над старушонкой, голубые глаза налились грозовой синевой и стали как водовороты в океане, засасывающие целые корабли. – Где колдун? – свистящим шепотом спросила она.
Глава 5. Расхищение ведьмочек
