Свернувший с Течения

– Конечно, вы можете считать меня сумасшедшим, но я всё-таки задам вам вопрос… Эрнест, замечали ли вы что-то странное в последнее время? Может, люди как-то странно себя вели, или обстоятельства совсем изменили своё русло?

– Знаете, я заметил! Все люди словно перестали меня понимать и узнавать, словно с меня стерли лицо; даже моя, скажем, жена перестала меня понимать, все так же оставаясь моей женой, это какой-то абсурд… Вы бы знали, как я рад встрече с вами – очень крепко пожал и не отпускал мою руку Эрнест. – Но вы все-таки меня узнали! А… верно, вы же у меня спрашивали, что я делаю в такое время на улице… Я всего лишь малость повздорил с женой на фоне всех этих беспокойств, но я дурак – это я понимаю, посему как-то решил выйти на улицу и свой пыл, так скажем, охладить, вот на вас и набрел своей бездумной ходьбой.

– Сколько лет прошло с последней нашей встречи? шесть лет, сталось?

–Да; кажется, именно столько…

– Возвращаясь к той теме и честно о ней говоря, мы не одни такие, которые заметили что-то неладное: в тот же день, то есть в понедельник, я в университете встретил одну девушку – Марию – она утверждает, что ей кажется, будто бы все люди стали делать всё против своего бывшего поведения. Эгоисты и хамы стали вежливее, а о застенчивости других людей вовсе пришлось забыть

– Если это так, как я думаю,, значит, случилось что-то серьезное… – Эрнест что-то вспоминал и считал про себя – Кажется, у меня к вам плохие новости: если всё именно так, то времени у нас может быть мало. Предлагаю вам вот что: вам нужно так же, как я, предложить Марии встретиться где-нибудь, где будет удобно, ведь мне очень нужно собрать некоторую информацию и занести некоторые записи. Есть вероятность, что мы имеем дело со Вселенной, но это маловероятно, хотя информация в любом случае будет полезна для обоих. Конечно, нам стоит поискать еще таких «переместившихся» – пожалуй, назову их так, – Эрнест снова впал в раздумье.

– Дела со Вселенной… это масштабно, но реалистично. Быть может, я вас даже понял.

– Да… Я не могу ничего сейчас вам сказать наверное, такой глубокой ночью и мысль совсем легко из головы моей бежит. Как мне вас найти позже?

– Я живу чуть дальше по улице, Графский переулок 5, это там – я показал Эрнесту направление до своего дома, – а позвонить вы можете сюда, – теперь я дал Эрнесту номер для связи. – Доброй вам ночи!

Пришёл домой я еще более глубокой ночью. Наконец, первые намеки на ответы стали явными, поэтому вчерашнее чувство вины было удовлетворено, а мой план minimum на предыдущий день был выполнен. Затем я, довольный собой, впал в забытьё, напрочь забыв о былой головной боли.

Глава III. Первые ответы

Пробуждение в теплую ноябрьскую среду оказалось легким, вероятно, из-за внезапно объявленных выходных в университете, связанных с неизвестными мне техническими работами. Давно известно, что самое легкое пробуждение именно в незапланированный выходной.

Наспех выпитый кофе вновь ввернул мне рассудок и придал мне сил перед встречей с новообразовавшейся компанией, которую мы уже запланировали на сегодняшнее утро в каком-то местном café4, что был неподалеку от центра города; впрочем, об этом кафе я никогда не слышал ранее.

Сегодня всё казалось не таким, каким оно было раньше: тумба стоит не под тем углом, из-за чего образовалось свободное место между ней и стеной, куда стали падать записки, стул слишком низок, а спинка слишком высока. Пальто моего повcедневного костюма тоже отличалось некрасивым кроем, не таким, как давеча, но заострять на этом внимание не было ни времени, ни желания.

Спустя пять минут я уже был на пыльной от дорог улице. Солнце ярко светило в глаза прохожим, которые забыли надеть хоть малейший головной убор в такой жаркий день. Казалось, словно всё под моими ногами улыбалось. Люди шли мне навстречу с веселыми лицами, шагая веселой пружинистой походкой. Усталости от пешей прогулки совсем не ощущалось, напротив, я лишь наполнялся некой энергией. Чуть опоздавши, я подоспел к кафе. Из улицы через большое окно было видно Марию, которая сидела за столиком и вела, кажется, весьма оживленную беседу с Эрнестом. Я был приятно удивлён, узнав, что они смогли найти здесь друг друга без меня и начать беседу, хоть и не дождавшись моего прихода.

Как только я вошёл в заведение, Эрнест встал со стола и подошёл ко мне.

– Вы припозднились, – Эрнест товарищески пожал мою руку, – потому без вас начали. Пройдёмте к столу, Мария уже заждалась.

– Здравствуйте, Мария! Я рад вас снова видеть. Прошу прощения, что заставил вас всех ждать, – подойдя к столу, сказал я.

Эрнест решил начать дискуссию по сущности вопроса: “Что случилось пару дней назад, и что нам с этим следует делать?”

– Два дня назад, в понедельник, всех людей словно заменили – они стали вести себя совсем иначе, но главное – я заметил, что они забыли о нас как о личностях: они не знали отныне о нас ничего, как будто только что познакомились с нами. Я вёл записи своих домыслов и рассуждений по этому вопросу, но к однозначному выводу так и не пришел… – начинал Эрнест, которого решил перебить я, сказав, что у меня тоже есть масса своих догадок, на чем слово решили передать мне.

– Встретив на улице Эрнеста и пообщавшись с ним, я понял, что таких людей, как мы, очень мало и вполне было бы резонным решение предположить, что каждый из них может знать то, чего не знаем мы; поэтому я предлагаю начать именно с поиска таких же людей, чтобы наши знания в совокупности были хоть немного весомее…

– Очень даже верно, – сказали в унисон Мария и Эрнест.

– Вполне логичным было бы предположить еще и о том, что наше попадание в этот “мир” было чем-то вызвано, следовательно, обратный процесс возбуждения сей аномалии приведет нас к нашему возвращению в мир, откуда мы прибыли – это моё предположение, хоть и ничем не подкреплённое. Но тогда возникает другой, не менее резонный вопрос: что же это за аномалия и какое явление за ним стоит? – спросил у меня Эрнест.

– Ответа на этот вопрос у меня, к сожалению, нет.

– А вот я думаю, что более важным вопросом будет: “каким образом нам нужно искать себе подобных, если их ограниченное количество?”, – возразила Мария.

– Я уверен, что “переместившиеся” сейчас находятся в явном недоумении, как и мы, и в панике ищут таких же себе подобных, поэтому наиболее целесообразным было бы начать поиск в крупных сообществах. Им ведь тоже нужна информация? Вот они и будут искать эту самую информацию в местах их скоплений, таких как библиотеки и архивы. Поэтому я предлагаю начать наш поиск с архивов, ведь нам будет намного проще осмотреть местные библиотеки, чем расспрашивать об этом каждого встречного, – ввёл своё предложение Эрнест

Замысловатая дискуссия подошла к своему логическому завершению. Оплатив наш счёт в кафе, мы вышли на улицу.

– Сейчас только к полудню, у нас очень много времени сегодня, но очень мало времени в общем, – вынес задуманное я. – Может, нам стоить начать поиск уже сейчас?

– Исходя из моих решений, то да, времени мало; нужно идти сейчас, – ответил Эрнест.

– Я знаю библиотеку поблизости, там много научной литературы, посему там постоянно находятся читающие люди. Есть вероятность того, что там можем встретить «переместившихся», – Мария поддержала идею. – Но в том случае, если мы там никого не сможем найти, то мы увеличим радиус наших поисков.

– Решено: идём!

Поначалу поиски не несли успеха, чего, собственно, и следовало ожидать. В библиотеках было практически пусто, за исключением двух-трех человек, поговорив с которыми ничего не выяснялось. Я спрашивал у сотрудников библиотеки о всяких людях, которые вели себя странно, на что они лишь отрицательно мотали головой, давая мне понять, что от них также ничего нельзя взять.

Обойдя все библиотеки, кроме одной, что была по большей части публичным архивом документов, которая находилась на окраине города, мы порядком расстроились неудачей, но руки мы так не опустили – решительности в нас все же хватило на продолжение поисков. Каждый из нашей группы потерял всякое настроение, но не утерял надежду.

Очень утомившись из-за непрерывной ходьбы, мы добрались до обители знаний поколений – Архива. Здание Архива было достаточно обветшавшим само по себе, но его продолжали реставрировать как объект культурного наследия; оно словно показывало своим видом, что лишь тут вы можете найти ответ на любой интересующий вас вопрос.

Дверь на входе в старый Архив была огромной деревянной, такой же ветхой, как и само здание. Трудно описать величественность этого здания и атмосферу вокруг него. Дверь пред нами отворилась без всяких колебаний, даже не доказывая нам свое величие.

Зайдя в помещение архива, я мысленно посчитал количество посетителей и проанализировал каждого из них. После до чрезвычайности трудных вычислений количества посетителей я получил итог в три человека.

Общая деградация людей в моём поколении достигла такого порога, что люди практически перестали читать книги, живя на всём готовом уже читающими людьми, а Архив был настолько просторен лишь по этой причине. Можно было бы смело предположить, что сидящие здесь три человека считаются частыми гостями, но и отнести их к моему поколению было бы грубой и бестактной ошибкой. Отдельные личности часто пытаются опровергнуть пользу книжной информации, лишь находя оправдание своей глупой мысли о собственной оригинальности, что, по моему мнению, окончательно рушит феномен грамотного человека.

Опрос каждого посетителя совсем не принёс плодов, каждый человек отвечал практически так же, как и отвечали остальные, не давай нам не единого понятия о нашей ситуации:

– Прошу прощения, что отвлекаю вас от чтения, но нельзя ли с вами поговорить? – обращался я к каждому посетителю.

– Я вас слушаю.

– Не заметили ли вы некие странности в понедельник? люди к вам относятся по-прежнему?

– Я ничего не знаю, прошу, не отвлекайте меня такими глупыми вещами.

– Ещё раз простите за беспокойство.

Отойдя от последнего посетителя, которого я заметил первым взглядом по входу в Архив, я решил самостоятельно обойти все ряды архивы, чтобы еще раз убедиться в том, что в архиве никого более нет.

Полки с книгами хоть иногда и вытирались, но пыль от древнейших книг и документов все равно падала на полки, от чего они были вечно запылённые. Чего здесь только не было: от классических физический учений до самых древних эзотерических понятий, которые давно запылились вместе с этими книгами. Казалось, некоторые документы, которые хранились здесь, настолько старые, что они начинают растворяться лишь от моего взгляда на них, не говоря уже о том, чтобы их взять, развернуть и прочитать.

У ряда, который был подписан как “Непризнанные/незакрепленные теории”, я заметил человека, сидящего на полу, усыпанном раскрытыми книгами. «Этот человек явно что-то ищет, иначе не стал бы в такой позе сидеть и, уж тем более, не стал бы разбрасываться книгами», – прошла мысль в моей голове. Трудно сперва определить пол этого человека со спины, потому что у него были довольно длинные, светлые волосы, но, подойдя к нему, я понял, что это все-таки был мужчина, но даже мужчина довольно молодой. Молодой парень слишком был занят чтением, что даже не заметил меня.

– Здравствуйте, вы ищете что-то?

– Ой, извините, я не заметил вас, – вздрогнул молодой парень.

Молодой человек развернулся, и мы оба замерли, ожидая действий друг друга. В долю секунды после того, как парень повернулся, я узнал в нём знакомое лицо. Это Леон – мой бывший лучший друг. Я даже не знал, что он теперь носит длинные волосы, потому и не сразу сумел узнать его. Вид его, конечно, был весьма прискорбный – в свою молодость он мог сойти за сорокалетнего: мешки под глазами говорили о его недостатке сна, а сухая кожа могла сказать о недостатке солнечного света. Судя по всему, Леон совсем не беспокоится о своём здоровье.

Наше расставание вышло довольно трагичным, поэтому воспоминания о нём были весьма душераздирающими, но, в глубине души своей, я все равно был рад встрече с ним. Он, как мне показалось, забыл о наших разногласиях и о том, что я излишне злопамятный человек. Очень холодно я ответил на его удивление, которое он так и не скрыл. В глазах его можно было прочитать толику растерянности, что казалось достаточно необычным, потому что именно Леон считал, что сохранение спокойствия – залог верно принятого решения (с чем трудно не согласиться). Леон никогда не давал волю эмоциям, поэтому всегда могло казаться, что Леон очень черствый и бесчувственный человек, хотя это было не так. Таким образом, Леон привык к подавлению эмоций не только со своими противниками, но и с товарищами в том числе.

Было заметно, что Леон хочет что-то мне сказать, но словно взвешивает “за” и “против”, попутно оценивая меня соответствующим взглядом

– Знаешь, тебя-то мы и искали; неспроста всё это, вы так не думаете? – с явным холодом и недовольством сказал я.

Леон наконец решился сказать то, что хотел сказать.

– Для начала я хотел бы перед тобой извиниться, но суть явно не в этом, верно? Я прекрасно понимаю, что встреча наша не такая уж и незамысловатая, а всего лишь вызвана этими пресловутыми “непредвиденными обстоятельствами” и так далее, иначе бы ты не стал меня здесь искать, правда моя. Я уверен, что мы оба знаем о происшедшем в понедельник более друг друга в разных областях, так почему бы и не поговорить, не так ли? Ты застал меня не в лучшем виде, прошу за это прощения. В Архиве этом я только не сплю, а все остальное время я тут растрачиваю в этих чёртовых документах, в которых совсем, чёрт побери, ничего нет! – бросил на пол книгу раздраженный Леон, – но тебе все равно желаю того же; ты ведь не хочешь остаться здесь, в этом-то забвении, навсегда, хе-хе?

– Ха-ха; значит, вы все-таки принесете всем нам пользу. Обид на вас я не таю – не моя прерогатива, да и принцип мой этого не позволяет, – ответил я, но чуть позже дополнил, – кстати, вам стоит познакомиться с такими же “жертвами пресловутых стечений обстоятельств”, как вы и я, но вы, главное, не бойтесь их – они добрые и не кусаются.

Взяв своего “товарища”, я направил его к своей недавно образовавшейся компании. Мои коллеги наспех оглядели Леона ровно тем же взглядом, каким взглядом оценивал он меня совсем недавно. Инициативу в их знакомстве пришлось проявлять именно мне, подтолкнув словно заснувшего, но стоящего “старого друга” и предложив ему хоть как-то представиться. Леон опешил, но все же изволил представиться.

– Рад вас всех приветствовать, меня зовут Леон,. Большей своей частью я увлекаюсь физикой и философией. Также хочу отметить, что я достаточно долгое время не общался с людьми, поэтому s’il vous plait5, прошу любую грубость с моей стороны расценивать как случайность и рассматривать её тем же. Когда случился этот “перекат”, я стал заниматься исключительно изучением этого явления. Я был бы рад присоединиться к вам, чтобы помочь себе и вам в изучении этого явления и по итогу в возврате в ваши миры, если это, конечно, возможно, кхе-кхе.

Разумеется, все были рады тому, что нашёлся еще один человек, который хоть как-то застал эти изменения и понимает их сущность, поэтому его тут же приняли в нашу исследовательскую компанию.

Время подошло к вечернему, а холод на улице уже крепчал. Было принято решение разойтись по домам, но с условием, что на следующий день мы вновь встретимся и снова станем обсуждать главные вопросы в нашей ситуации.

Я направился к своей остановке, где недолго ожидал автобус, вновь наполненный людьми, которые, вероятно, возвращались домой со своих предприятий, отработав свой рабочий день. Я вышел на своей остановке на вечернюю улицу, на которой, признаться, бывал редко, но еще реже бывал на ней вечером, хотя именно вечером она приобретала свой необычный шарм. Затем я вошёл в квартиру и от неожиданно напавшей неимоверной усталости я повалился на кровать, даже не сняв своей одежды, в которой пребывал на улице. Сон меня настиг сразу же.

Глава IV. Невесомость

Утро четверга, подходящего к концу ноября выдавалось уже достаточно прохладным, а пробуждение, в свою очередь, выдалось неладным. Неладным оно получалось из-за чёртовой повсеместной боли в теле, подавление которой как-то явно откладывалось, а способов её уменьшить в моей голове не находилось, за исключением, конечно, обычного игнорирования боли, которое могло помочь, хоть и в самой меньшей мере.

Совсем скоро я вспомнил о встрече, назначенной еще вчера нашей компанией. Дома меня ничего не держало, поэтому практически сразу я решил одеться и пойти на встречу. Надев свой привычный наряд, состоящий из белой старой рубашки, зимнего свитера какого-то блекло-белого цвета, чёрных брюк классического образца и из моего любимого пальто, которое я был бы готов носить всегда, вне зависимости от времени года и погоды за окном; обувши свою привычную обувь не то спортивного, не то более классического образца, я вышел в подъезд, где меня настигла другая оказия.

Сегодня лифт не выполнял своих функций, из-за чего мне пришлось преодолевать 11 витков пешком, что для современного человека было равно тягостной муке или варке в кипящей воде в котле преисподней, не менее. Пройдя эти “невыносимые” 11 кругов ада, я, наконец, смог покинуть здание. Своему маршруту я никогда не изменял, поэтому решил вновь пройти по нему, чтобы ему не было обидно (хотя у маршрута, кажется, нет чувств?). На моей остановке, что удивительно, практически никого не было, за исключением какого-то пожилого мужчины в длинном чёрном плаще с тростью.

Вскоре подошёл первый автобус, но он был забит до такой степени, что я решил подождать следующий; к счастью, времени у меня было полно. Сам по себе я всегда был довольно пунктуален, всегда считал, что лучше приду слишком рано, чем хоть опоздаю на самую малость, но моя пунктуальность проявлялась очень редко, потому что с социумом лицом к лицу мне удавалось встретиться только тогда, когда кто-то хотел купить что-то из моего барахла, коего весьма много скопилось в моей квартире: что-то досталось от родителей, что-то уже само по себе устарело, что-то мне сильно надоело, поэтому у меня было довольно много вещей на продажу, но эти вещи все равно привлекали крайне мало людей, а если привлекали, то только каких-нибудь глупцов-коллекционеров и просто глупцов.

Подошёл второй автобус, а следом и третий. Из общего у этой троицы было то, что все были забиты до отказа. Демонстративно выругавшись себе под нос, я решил пойти пешком, а мужчина, продолжавший ожидать автобус, даже как-то усмехнулся с моей реакции на это. Путь пешком до города и обратно всегда мне по-особенному импонировал и наводил меня на умные и на, главное, верные мысли.

Сегодня улицы явно не испытывали дефицита пешеходов, напротив, улицы испытывали явный избыток всяких сущностей на себе. Обычно я не всматривался в проходящих мимо меня людей, но именно сегодня мне захотелось их созерцать, хотелось найти в них что-то необычное, и я, кажется, нашёл: все люди в моём мире, один за одним, шли, уткнувшись в чёртовы смартфоны, которые становились все популярнее в последнее время. Худшим было то, что это была самая обычная картина в моём мире, но суть тут вовсе не в “обычная картина”, а в “моём мире”: в этом мире все было иначе – теперь казалось, что смартфонов нет вовсе: все люди идут прямо, устремив свой взгляд на дорогу и отдавая внимание другим людям, а не куску металла, имеющему свой кремниевый интеллект. Сделав такие выводы, я решил поторопиться, потому что на небе можно было заметить знаки, свидетельствующие о том, что вскоре дождь может пролиться на крыши домов и на вмиг открывшиеся зонты людей, готовых к сегодняшнему дождю, к которым я не относился.

Я добрался до оговорённого места встречи. Этим местом было другое тихое кафе неподалёку от центра города, но сегодня тут было крайне много людей: они чуть ли не сбивали друг друга своим потоком, словно прохожие не видят других людей, идущих им навстречу. Этот поток сильно мешал моему движению, но я, приложив некоторые усилия, всё же смог попасть в кафе, где тут же заметил свою команду.

Я поздоровался с Леоном, которого заметил в первую очередь, но этот человек оказался не тем, о ком я подумал… Я извинился перед смущённым мужчиной с длинными волосами, а затем отвернулся от него и его друзей, чтобы продолжить поиски своих товарищей. Своих коллег я так и не мог найти, поэтому мне вновь обернулся к “Леону”, но тут же заметил, что тех уже и след простыл. Но их помощь все равно бы оказалась бесполезной, потому что я заметил тёмный силуэт Марии у переулка до того, как её затмила толпа проходящих мимо людей. Я всеми силами пытался пробиться к переулку, но я не мог сдвинуться с места, потому что люди словно держали меня.

Я потерял всякое терпение и абсолютно невольно издал из себя довольно пронзительный и заметный среди градского шума крик. Кажется, его заметила вся толпа этих людей, потому что каждый в этой толпе хоть и мимолетно, но бросил на меня свой злобный взгляд, отчего мне стало крайне не по себе. Но именно этот крик смог привлечь и внимание Марии. Поглядев с пару секунд на меня, она развернулась и убежала вглубь переулка. Я окликал её, но Мария уже не обращала на это внимание, а люди продолжили свой ход, но шли они на этот раз намного быстрее и агрессивнее. Они словно нарочито сбивали меня с ног, когда я старался идти. А всё-таки сбив, говорили мне, что я – хам, что я – невежа и другие, не менее обидные вещи.

Преодолев себя, я встал и пошёл сквозь толпу в переулок, в котором скрылась Мария. Переулок был пуст: ни единой души в нём не пребывало, за исключением прекрасной Марии, которая стояла в конце этого переулка. Я пытался говорить, хотел ей что-то сказать, но мои голосовые связки выдавали лишь предательский хрип, пока Мария все так же отдалялась от меня. Я бежал и даже смог осилить слово, то есть я смог окликнуть Марию, из-за чего она стала бежать еще быстрее. Моя скорость вмиг стала в разы больше, наверное, из-за выброса адреналина в кровь, впоследствии чего я сумел догнать Марию.

Мария повернулась ко мне, очень громко и пронзительно прокричала. Этот крик пронзил моё сердце – оно болело, оно кричало, оно билось быстрее, еще быстрее, еще быстрее! Мне захотелось лишь предоставить Марии защиту, я не мог спокойно воспринять этот крик, эту боль её души, которую я чувствовал сквозь её крик. Мне более не хотелось отпускать Марию ни на шаг, оставаясь вечно с ней; хоть такое желание очень навязчиво, оно меня удовлетворяло. Впрочем, содержимое её крика до меня так и не дошло – я был в своём ошеломлении, был потоплен в своём бурном течении чувств. Я был словно оглушен, будучи не лишённый слуха, я словно забыл язык, на котором говорил с самого раннего детства; мой разум словно нарочно отрицал её слова, размывая их понятие для меня; но Мария не переставала кричать. На её глазах возникли слёзы – слёзы тревоги и печали одновременно.

Я стоял, словно был вкопан в асфальт по горло. Асфальт душил меня, мешал мне дышать. Я не мог Марии сказать того, что должен был сказать, но я был не более, чем чучело, манекен или иная пародия на человека, которое просто бренно существует без всякой цели, которое лишено возможности говорить в том числе. Прошло несколько секунд. Мои глаза закрывались, а крик Марии становился тише. Я открыл глаза, но Марии передо мной не было, она испарилась… Действительно, испарилась…

Меня выбросило из асфальта, а я, вернув обладание над своим телом, упал бессильно упал на колени. Мне трудно было поверить, что Мария просто исчезла… Как сильно бы я сейчас не бил асфальтное покрытие дороги в этом пресловутом переулке, это не вернет мне Марию. Я потерял всякую надежду: на спасение, на новую жизнь.

Толпа на улицах растворилась – теперь здесь было пусто, а с неба посыпался влажный хрусталь дождя. Теперь я шёл туда, куда глядели мои глаза, уставшие что-либо видеть. Но мои похождения длились недолго: пока я шёл, я не заметил, как передо мной вырос обрыв, в который я упал, даже не задумываясь.

Невесомый я падал.

Бесконечно летел я, параллельно хрустальному шарику, к земле, которой не было.

Утро четверга подходящего к концу ноября выдавалось уже достаточно прохладным, а пробуждение, в свою очередь, выдалось крайне неладным. Я проснулся в слишком холодном поту.

– “Погодите-ка, это был сон?” – бессильно про себя промямлил я. Самая настоящая гора сошла с моих бренных плеч.

Всё утро я анализировал этот сон, пересматривал каждый фрагмент отдельно и выносил какие-то сведения для себя, а все выводы я старался выписать в тетрадь, чтобы такое точно не забыть. Трудно было подумать, что такой бесчувственный я мог растрогаться лишь от сна, в котором был человек, с которым я познакомился лишь недавно; но за такой короткий промежуток времени я действительно смог привязаться к Марии, что было крайне удивительным для меня самого. Рассказал бы мне об этом кто-то другой – я бы на месте рассмеялся этому человеку прямо в лицо, но сейчас ситуация была совсем иная, да и смеяться в лицо было некому.