Опа! Опа! Опа!

После случившегося Хаймаш Шади понял наконец, что женщина – не корова. А еще он подумал, что зря пытается покорить Розалисанду так, как покоряют других. Ведь если бы она была как другие, то никогда не привлекла бы его внимания. Она не такая как все, и значит подход к ней должен быть изобретательным.

Днями Хаймаш Шади беседовал с женщинами на постоялом дворе и на улице (и сам не понял, когда от этих бесед его перестало тошнить), опрашивал музыкантов и куртизанок, разбойников и купчих, а по вечерам возвращался к заветному дому. Он комбинировал инструменты, играл то на гаюдуне, то на маленькой флейте ани, то на сложном составном ратиранге, иногда на двух (а то и на трех) инструментах одновременно. Он объединял разные серенады в одну бесконечную композицию, менял неугодные ему слова и добавлял в особенно страстные строки имя Розалисанды, не забывая напомнить, что она должна удавить его бедрами. В кульминационные моменты он часто швырял букеты цветов в окно, но не всегда попадал в нужное. Он даже научился сражаться смычком от синдэ – временами приходилось отбиваться от шпаг гадких братьев.

А потом, недовольный тем, что тексты серенад не выражают боли от иглы, засевшей в его сердце, Хаймаш Шади написал полностью собственные стихи, и удивленная услышанным Розалисанда показалась в окне. И хотя она сразу скрылась, полоснув музыканта озорной улыбкой, Хаймаш Шади понял какой дорогой должен идти.

За неделю он сочинил дюжину песен. Полные безжалостной романтики и с неизбежными кровавыми развязками, серенады эти полны были странной любви непонятно к чему и покорили сначала прохожих под дверью Розалисанды, потом проведавших о необычных концертах жителей соседних улиц, а дальше – обитателей городских окраин, деревень и других городов. Каждый день Хаймаш Шади писал по две песни и под аплодисменты многочисленной публики исполнял их среди улицы, и одна лишь Розалисанда, все реже появлявшаяся в окнах, не спешила восхвалять обожателя своих бедер…

Сочиненные Хаймашем Шади в те мечтательные недели песни тут же уходили в народ и разносились не только по Ориману, – как птицы, они достигали самых далеких и удивительных стран. Их распевали в Матараджане и Ниме, в Асинайе и на Караянгате, в Ракасинги и в королевстве людоедов Раам Хаш, в Черном Регентстве, а поговаривали, что и в демонических поселениях в Чатдыре и Югыршах. Вряд ли найдется в мире настолько бессердечный и неотесанный человек, кто ни разу не напевал себе под нос «Ах, ядовитая красотка!», «Игла любви пронзила сердце» или «Тебя зовут – Сладкая Пытка».

Уж вы-то, читатель, наверное, тоже когда-нибудь гундели что-то такое:

Я, как дурак, твое звал имя,

Произносил его, кричал!

Ах, как же ты неотразима!

А я – пропал! Пропал! Пропал…

Не стесняйтесь, читатель, не трясите коленками! Встаньте, взмахните рукой, спойте от всей души:

Твои глаза – как два рубина,

И губы словно страсть,

И мне не выстоять! Не в силах, -

К твоим ногам хочу упасть!

Впрочем, прекратите, читатель, кажется, там на вас из-за дверей уже и так как на дурака смотрят…21

Слава Хаймаша Шади гремела так оглушительно, что вскоре его пригласили в шахский дворец Оримана – на пост придворного музыканта. Вместе с шахским оркестром он исполнял длинные фасылы любви, посвященные надменной Розалисанде, таксимы затаенной страсти, халаи желания и разные чага-чуги. Хаймаш Шади сочинил грандиозный гимн по случаю восхождения на престол очередного никому не интересного принца, который назвал «Годы роз и шипов», и долго ездил с гастролями по Нараджакскому ханасаму, Джакадере и Асинайе на шахском фрегате.

Окруженный почетом, Хаймаш Шади наслаждался преклонением толпы и продолжал писать одну песню за другой, как вдруг, по прошествии целых десяти лет с тех пор, как он увидел блеск солнца на бедрах Розалисанды, написав ее имя в тексте очередной песни, он растерялся. Кто это такая? – подумал он. Зачем я это пишу? О ком это и для кого?

Черт возьми!

Мир потух, посыпались звезды, и Хаймаш Шади в течение следующего года не смог сочинить ни одной песни.

Проклятый собственной страстью он блуждал коридорами шахского дворца, спотыкался о рассыпанные всюду драгоценности, обмахивался веером и не мог понять – зачем он здесь? Зачем ему все это – слава, золото и веера? Разве этого он хотел? А чего тогда? Солнце не светило больше для Хаймаша Шади, и он не мог вспомнить, как блестели лучи на смуглых бедрах.

Однажды он вышел из дворца и забрел на торговую улицу. Он остановился перед дверью Розалисанды. Вспомнил ли он все, что кипело в его душе десять лет назад? Вспомнил ли он ее? Не спрашивайте автора, он все равно наврет…

Вот она открыла ему дверь – такая же сияющая, как и прежде. Но Хаймаш Шади больше не видел блеска. Вместо солнца в небе зияла дыра.

Розалисанда немного улыбнулась.

– Эх, – сказал ей Хаймаш Шади.

– Хорошо, – ответила женщина. – Я задушу тебя своими бедрами.

Хаймаш Шади покачал головой и сказал:

– Ты задушила меня много лет назад.

Молодцы, уроды!

Злой морде – злой кулак!

Ланхрская пословица

Жил в Ланхраасе такой человек, которого звали Кхун Кхун. Древностью он был, конечно, порядочной – лет в сотню. Такой он был старый, такой трухлявый, что весь зарос седыми волосами и когда шатался по улицам Чауянати, то волосами своими подметал дороги. В этой непомерной шевелюре путались кизяки и дети, которых приходилось вычесывать, вернувшись домой. Кхун Кхун родился еще до того, как народ утопил прежнего короля, и вот дождался с ужасом тех дней, когда вернувшиеся короли стали топить народ.

Кхун Кхун писал стихи и песни, а в конце жизни решился создать огромный концерт для всех ланхрских инструментов – на двести музыкантов. Музыкой этой он хотел, как сам признавался, отразить обратно в мир весь тот свет, весь тот огонь, что давало ему солнце на протяжении сотни лет его жизни. Изрядное пламя, черт возьми!

Премьеру концерта назначили за целый год, выбрали музыкантов и инструменты. Шли месяцы, и Кхун Кхуну оставалось дописать всего несколько тактов своего сочинения. Сто лет жизни не победили в нем наивного романтика: он надеялся, что его музыка привнесет в мир немного добра, тепла и нежности, даст несчастным жителям Ланхрааса силы идти дальше уверенным шагом.

Вот только за два месяца до премьеры концерт отменили…

А вместо него назначили новый и дьявольски актуальный спектакль – «Пешком шагая по говну»! Автор пьесы – модный постановщик (впрочем, дебютант), сын кого-то из высших сановников Ланхрааса.

Узнав об отмене концерта, Кхун Кхун вскочил на ноги, взмахнул кулаком и воскликнул:

– Да чтоб вы все сдохли от тупости, свиньи гнилозубые!

И тут же умер от злости!

Так его многолетний труд, «Концерт огня», остался незавершенным. Не хватило трех тактов. Финала. Коды.

И вот Кхун Кхуна замотали его же седыми волосами, сунули в бочку и отнесли на гору.

Прошло два месяца. На премьеру нового спектакля Королевского Театра приехали в каретах большие сановники с наштукатуренными девицами, критики со вздернутыми носищами, любители длинных разговоров, великосветские повесы, жаждавшие пощеголять перед дамами знанием модных веяний в искусстве и собственной образованностью, и сами такие же дамы, не желавшие отставать от общества и боявшиеся стать посмешищами в салонах и на оргиях, где часто обсуждались популярные постановки, а еще, конечно, всякие прочие бестолочи, полупьяная молодежь, фыркающие толстосумы в платьях, недовольные тем, что их жен вечно тянет на развлечения. Еще, говорят, там была какая-то из королев, или ее прислужница, или еще кто-то. Были там и королевский звездочет, и начальник стражи, и даже любимый кабан короля. Как будто весь Ланхраас вдруг полез в Королевский Театр, кроме, разве что, пастухов, рыбаков, пахарей, слуг, портных, разносчиков, пекарей, погонщиков, харчевников, зубодеров и метельщиков, глинобитчиков и гробовщиков, кроме сапожников и чеканщиков, кроме сборщиков баклажанов и дубильщиков, кроме охотников и красильщиков, носильщиков и возниц…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Не сочиняй, дурак! – прим. настоятеля

2

Двое! – прим. настоятеля

3

Последнее предложение вычеркнуто настоятелем. – прим. ред.

4

Что ты пишешь, Чорт несчастный?! Все вычеркнуть! И рисунки свои сотри! – прим. настоятеля

5

Вычеркни! – прим. настоятеля

6

Прекрати выдумывать! Будешь мы трапезную! – прим. настоятеля

7

Тут на полях стоит какой-то неясный росчерк рукой настоятеля. – прим. ред.

8

Ты что пишешь, Чорт?! Все вычеркнуть! – прим. настоятеля, предложение вычеркнуто

9

Вот разошелся, Чорт! Уж коли сочиняешь небылицы, так сочиняй человеколюбивое и богоугодное, пока не изгнали тебя обратно в преисподнюю! – прим. настоятеля

10

Чорт ты нечистый! Драгоценности нашего монастыря – души людские, священные книги и алтарь! – прим. настоятеля

11

О боги… – прим. настоятеля

12

О боги, заберите его обратно… – прим. настоятеля

13

Не богохульствуй, сам же все и выдумал!.. – прим. настоятеля

14

Вычеркни тогда! – прим. настоятеля

15

Что значит – «всяких»?! Ты в зеркало на себя смотрел, Чорт?! – прим. настоятеля

16

Без впрочем! – прим. настоятеля, предложение перечеркнуто несколько раз

17

Не ври, Чорт! Не на собственной! – прим. настоятеля

18

Абзац исчеркан настоятелем. Редакции удалось восстановить его содержание, но он снова был извлечен цензурной палатой. – прим. ред.

19

Как ни странно, эта фраза – исторический факт. Практически слово в слово ее передают летописцы Джакадере, Оримана и Хазы. – прим. ред.

20

Вычеркни, зачем это тут?! Лишь бы писать! Хотя с этой Василиской я поговорю, никого не уважает. – прим. настоятеля

21

Тьфу! – прим. настоятеля