Романолуние

– Не могу оставить, Лара. Теперь уже не получится.

– А ты смоги! – Она сделала паузу. – Ты же бульдозер, Чернышов! Переедешь и даже не почувствуешь, – Лара снова помолчала. – Она не из наших. Мне не хотелось бы, чтобы вы всем цехом ее в вашу мясорубку закинули. Жалко.

– А вот это я тебе обещаю. Всем цехом не будем. Я к ней никого другого на пушечный выстрел не подпущу.

9

Даша курила. На лестничную клетку вышел отец.

– Данька, ну ты же обещала!

Она вздохнула.

– Иду, пап. Заходи обратно, тут холодно. Сейчас иду.

Ушел. Не удалось ей незаметно проскользнуть. Теперь беспокоиться будет. Сама виновата. Она никогда не курила на лестнице, да что там, она вообще не курила. Очень редко, только в исключительных случаях. Но сегодня на улице слишком морозно, лень было одеваться и туда тащиться. Она затушила окурок в чей-то пластиковый стаканчик – импровизированную подъе́здную пепельницу. Поднялась и юркнула в квартиру. Зашла в отцовскую комнату. Он сидел на диване. Монитор компьютера еще не погас. Значит, поговорить хочет, раз к работе не вернулся. Села рядом.

– Ты же обещала!

– Пап, я не курю.

– А что это на лестнице сейчас было?

– Исключение из правил. Просто был трудный день.

Он обнял.

– Даня, не падай духом. Изменения небольшие. Всё будет хорошо. Ты должна быть стойкой. Тебе не привыкать.

Отец решил, что она из-за этого сейчас курила. Наивный… Но Даша не будет его разубеждать. Пусть так и думает.

– Знаю, что небольшие. Но всё же тенденция к ухудшению. Впервые за пять лет. Радует не очень.

– Ты же всё знаешь и готова к этому. Изменения будут, такая болезнь. Главное, что нет сильного развития.

– Знаю. Только вот не могу перестать думать о том, что мне еще только двадцать пять. Страшно становится, как представлю, что к сорока годам могу начать на части крошиться.

– Ну что ты?! К каким сорока? Не преувеличивай. Твоя болезнь почти ни у кого так быстро не развивается.

– Почти… Какое ласковое слово!

Отец вздохнул.

– Да нет, пап, не парься. Это шутка была. Просто вышло немного грустно.

– Тогда что тебя так беспокоит?

– То, что крошиться ни к какому возрасту не хотелось бы. Ни к сорока, ни к шестидесяти. Что может быть хуже, чем стать для кого-то бременем…

Отец погладил по голове.

– Это нормально. Не можешь же ты быть бесстрашной во всём?

– И еще страшно, когда вспоминаю о том, что такая больная я никогда никому не буду нужна.

Отец отстранился и посмотрел в глаза.

– Да-аш? Ты чего это? А?

Она в глаза не смотрела.

– У тебя после Андрея таких загонов больше вроде не было.

– Да так, просто в голову пришло, как результаты увидела.

Отец взял за руку.

– Посмотри на меня, Данюш!

Она подняла глаза.

– Ты не настолько больна, чтобы тебе такие мысли в голову лезли, поняла? Все люди чем-нибудь болеют. А ты еще их всех переживешь!

Она улыбнулась. Но грустно.

– Что с тобой? Ты влюбилась, что ли?

Даша улыбнулась шире. И уже не так грустно.

– Почему сразу влюбилась?

Отец немного прищурился.

– Данька, я тебя как облупленную знаю. Ты не загоняешься. Нет у тебя такой привычки. Но исключение было. Только раз. С Андреем.

– Ладно, пап, я пойду. Мне завтра снова на работу, если что.

– Ты не ответила. Он тебя, что ли, нашел?

Даша поморщилась.

– Расслабься, пап. Всё под контролем.

Отец покачал головой.

– Он тебя нашел!! И как я сразу не догадался? Ты же не просто так сегодня домой вернулась! Больше нет смысла скрываться? Даша… Неужели ты всё еще по нему сохнешь? Это ненормально! Он же тебе столько вреда причинил, как ты можешь? Где твой характер?

Даше не захотелось даже отшучиваться:

– Пап, ты с сосны упал?

Отец нахмурился.

– Прости, я не хотела грубить. Просто тебя сейчас вот вообще́ не в ту степь понесло.

Он смотрел с недоверием.

– Он меня не нашел. А приехала я только потому, что не могу больше ходить в одном и том же платье. Чувствую себя грязной. Кто же знал, что эта работа так неожиданно появится именно в день его приезда? Я даже собраться толком тогда не успела. Сегодня вещи возьму и снова уеду. Только на квартиру к себе, достало уже по хостелам шариться.

– Так там же еще ничего не готово!?

– Не готово. Но всё равно лучше, чем в хостелах. Мне одного дивана достаточно, а постель возьму.

Она посмотрела внимательно.

– И да… Даже если он меня и найдет, что маловероятно, это ничего не изменит. Нет у меня к нему никаких чувств. Безразличие одно.

– Ты поэтому от него прячешься? От безразличия?

– Я не прячусь, я не высовываюсь. Это разные вещи. Проверяла уже на себе один раз, каким он может быть навязчивым. И сейчас у меня нет ни сил, ни желания проверять это снова.

Отец всё еще не был уверен в ее искренности.

– И я по нему никогда не сохла.

– А что это, по-твоему, было?

– Я просто сохла. Не по нему конкретно.

– В смысле?

– В прямом. Первая любовь. Свято место пусто не бывает. Просто мне встретился он. На его месте мог бы быть кто угодно, но всё равно всё сложилось бы так же. Я должна была это испытать. И пережить.

Отец задумался.

– Я с такой точки зрения на ситуацию никогда не пробовал смотреть.

– А что тут смотреть? Я маленькой совсем была. И всё совпало. Болезнь, уход из спорта, а тут еще и он. Вот я нюни и распустила.

Даша помолчала.

– Андрей всегда был скотиной. Каким родился, таким и в гроб стремится. Он никогда не заслуживал моей любви. Я очень быстро это поняла и тосковала совсем не по нему. Я по любви тосковала. Которая мне, такой, в жизни больше ни с кем не светит.

– Да-а-ша!! Ты опять за свое?!

– Ладно, пап. Я это уже пережила. Так что прекращай. Не трать свои нервы на ерунду.

– Хорошо, не буду. Как скажешь. – Было видно, что отец начинал не на шутку злиться. – Только на один вопрос мне ответь.

Даша внимательно посмотрела.

– Ты себя в зеркало давно в последний раз видела?

Ей невольно вспомнился Роман: «Зачем вы зеркало испортили? Я, может, люблю в него каждый день смотреться, напоминая себе о том, какой я красавчик…».

Она безотчетно улыбнулась.

– Каждый день смотрюсь. У меня в приемной на новой работе висит огромное.

– И как тебе отражение?

– Нормально. Привычное.

– Ага. Хорошо. Тогда еще вопрос: сколько мужчин за тобой волочилось, ну, давай для примера, хотя бы за последний календарный год? И ты мне будешь рассказывать, что тебе, такой, любви не видать?

Даша стала серьезной.

– Папа. Я, правда, не нуждаюсь в утешении. Всё это пережито, и я свою судьбу приняла. Но если у нас с тобой серьезный разговор, то я тебе отвечу. Все эти мужчины – просто мишура. Шуршит, блестит и круто выглядит, но совершенно не приспособлена для нормальной жизни. Я всегда хотела другого. Ты же знаешь. Как ты. Я в тебя пошла, слава богу, а не в Евгению Анатольевну. Так вот эти мужчины – они как будто из ее жизни, а не из моей. Мне даже кажется иногда, что в этом всём есть что-то фатально-мистическое: будто мне за какие-то грехи предначертано жить ее жизнью, хотя я с детства хотела другого, на вас насмотрелась. Не нужно мне море мужиков вокруг, я одного хочу. Но моего, чтобы до самых потрохов. Чтобы любил меня искренне за то, что я из себя представляю, а не за то, что представляется обо мне всем другим. Они видят лишь киноленту, которую я для них прокручиваю.

– Зачем тогда ты это делаешь?

– Чтобы никто не узнал, какой фильм на самом деле крутится в моей голове.

– Так прекращай! Как тебе встретить человека, если ты всех вокруг водишь за нос? Может, ты их так только отпугиваешь?

– Не больно-то они и отпугиваются! Им такого кино никто не показывает, оттого столько их и вьется вокруг. Будем откровенны, к нереальным красавицам я не отношусь. Значит, их, видимо, моя кинопрограмма привлекает.

– Тогда прекрати это делать! Ты же сама себе противоречишь!

– Это, папа, только на первый взгляд. Я – женщина, чьи желания не совпадают с возможностями. И никогда не совпадут, посмотри на последние анализы. Я хочу дом, семью, детей. Для этого нужен мужчина, который хочет того же. И когда я его встречу и не смогу этого дать, мы разойдемся. Конец истории. А другие мужчины меня не интересуют. Так я что́, по-тво́ему, при таких раскладах себя неправильно веду́? Нет, папа, правильно! А то, что на меня при этом ведутся только мужчины, не настроенные серьезно, – это сопутствующий фактор. Побочное действие.

– Ты не права. Кроме внешности и здоровья, которые мы здесь обсуждаем, в тебе огромное количество других достоинств. Данька, ты же умница, каких поискать! Неужели ты считаешь, что не найдется человека, способного всё это оценить?

– Не находится. Если бы кто-то захотел, то увидел бы. Я ни от кого не прячусь, не сижу в башне, не закапываю себя в могилу. Живу обычной жизнью и табличек о своей болезни на теле не развешиваю. Просто всегда говорю прямо, что думаю. Э́то всех так и обескураживает… Что-то с этим миром не так. Люди в нем настолько отвыкли от того, чтобы слышать о себе правду, что, когда им ее говоришь, – производишь неизгладимое впечатление… Нет, папа, вероятность того, что кто-то из них станет рыться в грязи, чтобы извлечь оттуда алмаз, – практически равна нулю. А если он кому и попадется случайно, история всё равно ничем не кончится. Его еще гранить надо. Средства вбухивать, на лечение, ой, оговорочка вышла, то есть на огранку. Пока до бриллианта дело дойдет – электричество кончится. Или возиться устанут. Но и это фантазии. Большинство людей интересуется только внешкой. А внутрянка… Что ж, она у меня всё равно с дефектом, так что так даже лучше.

– Даня, я тебя не узнаю! Что с тобой сегодня? Неужели из-за результатов так расстроилась? Так тебе не привыкать…

Она молчала.

– Ты же всю жизнь всё в себе держишь! Из тебя ни слова не вытянешь! А сегодня разоткровенничалась… Во́т, оказывается, насколько сильно тебя это грызёт! Я предполагал, конечно. Но знать наверняка – это совсем другое дело.

Даша посмотрела.

– Не переживай, пап. Правда! Я давно это приняла. А насчет откровенности… Просто в последнее время всё навалилось. Сначала враждебный Париж, в котором я последний год еле протянула. Думала, не выдержу, сорвусь, всё брошу. С трудом дотерпела. Одна мысль только удерживала от сиюсекундного порыва – очень не хотелось вернуться в двадцать пять лет в Москву на шею к отцу. Ты уже привык жить один, я очень не хотела тебя обременять. Потом зде́сь с работой сколько времени не складывалось. А последняя неделя у меня вообще – катарсис. Наверное, захотелось выговориться.

– Данька, я очень рад. Ты мне за сегодняшний день больше наговорила, чем за всю предыдущую жизнь. Ты, это, уставай почаще… И посильнее. А потом заходи. Разрешаю даже покурить на лестнице. Но только если одну.

Отец подмигнул ей. Даша расплылась в улыбке, закусила губу и с силой сжала его в объятьях.

– Не помню, говорила я тебе когда-нибудь? Ты самый любимый мужчина в моей жизни! И даже, наверное, единственный. Тот самый, которого я и описывала. Представляешь, как мне с тобой повезло?

10

В квартире было прохладно. Ну ничего, через пару дней трескучие морозы должны закончиться, будет стоять около минус десяти. Тогда, наконец, можно будет сменить эти сапоги и перестать уже возиться со сломанным бегунком. Даше приходилось носить с собой на работу складной нож, чтобы с его помощью застегивать молнию на одном из них. Она вспомнила вечер сегодняшнего дня.

Выходя из его кабинета, Даша наткнулась на какого-то человека, который как раз намеревался туда войти. Осматривая ее, мужчина немного сдвинул брови. Она примерно понимала, какая картина предстала перед его глазами. И какой у нее был видок. Резинка от колготок стягивала бедра сантиметров на двадцать выше колен, не давая Даше нормально шевелить ногами. Хотя, и без того они еле шевелились. Было ли задрано платье? Возможно, она в тот момент еще не успела об этом подумать. Человек отвис и прошел в кабинет. Даша слышала только, как Роман распорядился, чтобы тот закрыл дверь. И тут она вдруг резко включилась. Подошла к зеркалу. Волосы почти не растрепаны, можно было даже подумать, что так и задумывалось. Лицо в порядке. Только губы совсем пересохли. А вот дальше… Юбка не сильно, но всё же прикрывала резинку приспущенных колготок, но платье было собрано на бедрах, так что не оставалось никаких сомнений, что именно произошло в кабинете.

Даша покидала всё в сумку, выключила компьютер. Взяла в руки шубу, берет, сапоги и быстро вышла. У нее не было времени на то, чтобы возиться со сломанным бегунком, поэтому она решила одеться в туалете. Но делать это в своем отделе она не хотела. От греха подальше спустилась на этаж ниже, нашла искомую комнату, влетела в кабинку. Прижалась спиной к двери и закрыла глаза.

Вскоре в уборную кто-то вошел. Послышались движения в одной из кабин. Спуск воды. Включенный смеситель. Затем в туалете появился кто-то еще.

– А-а, привет! Что-то тебя сегодня не было видно. Гале́ришь?

– Халерю. Элла совсем озверела. Второй день спасу нет.

– Конец года. С каждым днем только хуже будет.

– Да уж, скорей бы январь.

– До него еще дожить надо.

– Точняк… А ты новую секретутку князя тьмы видела?

– Нет.

– И я нет. А посмотреть интересно.

– Чё так?

– Элла от нее в полном восторге. Четвертые сутки с языка не снимает. Та ей в первый день что-то брякнула, так Элла всё холодное оружие из закромов подастовала. Целыми днями сидит и точит.

Они хохотнули.

– Да что ты!? Дела… Надо к ней присмотреться.

– А вчера она с ней на проводе сцепилась, ты бы слышала! Я даже в кабинет заглянула, хотела Эллино выражение в памяти запечатлеть. Так вот такое нечасто увидишь. Не знаю, как ночью уснула.

– Что за повод?

– Ужин с князем тьмы. Элла его разве что зубами не выгрызала, прикинь! Та ее в график шефа включать отказывалась, ссылаясь на его занятость.

– И чем кончилось?

– Моим стрессом.

Снова хохотнули.

– Нет, правда?

– Выгрызла. Ты что Эллу не знаешь?

– Ясно. Значит, она здесь больше не работает… Жаль, я бы тоже не отказалась на нее посмотреть.

– Не угадала! Сегодня, когда демон вернулся из преисподней, он позвонил Элле и отменил ужин. Сказал, что секретутка молодец и правильно оценила ситуацию с графиком его рабочих встреч. Тут уж я в кабинет заглядывать не стала. Если бы меня Элла запалила, то испепелила бы.

Голос промурлыкал:

– Интересные дела! Что-то я не припоминаю, чтобы Роман Сергеевич от ужинов с Элеонорой косил. Может, я запамятовала?

– Не запамятовала! Я уже четвертый год у Эллы. Такого случая не было ни разу. Но и это не самое интересное! Знаешь, какую он ей причину назвал?

– Молю, не тяни… У меня уже даже есть одно предположение…

– Вот-вот! Сказал, что сегодня весь вечер будет с секретуткой работу работать. Видимо, накопилось. Целый день ведь отсутствовал…

– Я так и подумала! И даже себе представляю, какого рода это будет работа!

– Вот и Элла, по ходу, то же самое себе представила. И мне теперь заочно даже жаль девчонку. Незавидная у нее судьба…

Усмехнулись. Замолчали. Но продолжали стоять у моек. И что они только там делают? Мысль созрела сразу. Не зря Даша всегда любила объемные сумки, сейчас эта привычка сослужит ей хорошую службу. Она бросила в нее сапоги, прикрыла сверху беретом, чтобы не торчали наружу, надела шубу и закинула сумку на плечо. Открыла дверь кабины. Даша увидела двух девушек, стоявших возле зеркала. Перед каждой лежало по косметичке. Одна наносила румяна, другая красила тушью ресницы. Между ними было полметра расстояния. Идеальная расстановка фигур! Девушки немного напряженно уставились на нее в зеркало. Они считали, что были здесь только вдвоем. Даша подошла, встала между ними, одновременно обняла их за плечи и сказала:

– Корпоратив во всей своей красе! Как я, оказывается, соскучилась по туалетным тёркам…

Они смотрели на Дашу без тени понимания происходящего.

– Привет от князя тьмы и его секретутки!

И подмигнула им в зеркале. У той, что стояла слева, отвисла челюсть. Та, что была справа уставилась на нее с интересом, ее губы раздвинулись в улыбке. Даша сжала в своей ладони руку, в которой так и продолжали держать тушь, и потрясла ее, имитируя рукопожатие. Девушка только сильнее раскрыла рот.

– Приятно познакомиться, секретутка!

После она повернулась к девушке справа и протянула ей руку со словами:

– Секретутка! – и замерла в ожидании.

Та расхохоталась. Даша продолжала, как будто разговаривала сама с собой:

– А, я поняла, вы секретуткам рук не жмёте, это ниже вашего достоинства… Ну ничего, я как-нибудь обойдусь. Придется довольствоваться князем.

Она снова встала лицом к зеркалу, чтобы видеть обеих девушек одновременно. И сказала:

– Ладно, девчули, потопала я работу работать. А то у нас с демоном ее после преисподней накопилось непочатый хрен! Мое почтение!

И направилась к двери уборной. По дороге, не оборачиваясь к ним, добавила:

– Кстати, секретутку Дарьей зовут, если что.

Она вышла.

Обуться удалось только в холле. Ставить эксперименты с туалетными комнатами в этом благолепном учреждении Даша больше не рискнула, поэтому остановилась на еще более позорном варианте. Подошла к стене возле главного входа в здание, вытащила из косметички нож и поддела им бегунок. Тот под напором стали заскользил вверх.

Сегодня она вернулась домой. Надевать то же платье пятый день подряд было, конечно, не очень приятно, но всё же возможно. Каждый день она его застирывала. Но сделать это после случившегося Даша не могла. Ей надо было переодеться. Физически. И морально.

После разговора с отцом она собрала вещи, загрузила их в машину и приехала к себе. Как же было приятно произносить это вслух: К СЕБЕ! Квартиру Даша присмотрела еще год назад, как только та была выставлена на продажу. Дороговато, конечно, и ей пришлось задержаться на месяц, чтобы довести до логического завершения самый сложный свой проект, который так и хотелось бросить. Но бог услышал ее молитвы и помог. Контракт принес ей очень хорошие комиссионные, столько Даша давно не зарабатывала. Она смогла не только выкупить эту квартиру, но еще и отложить на ремонт. Правда, денег-таки оказалось недостаточно. Все они улетели в основном на грубую отделку. Полностью закончить Даше удалось только кухню и ванную комнату. Там оставалась только плитка. Главное, технику успела купить. Она постоянно дорожала.

В комнатах же на нее смотрели голые стены и провода, торчащие из них. Еще не было ни розеток, ни выключателей, электрик как раз на этих выходных должен был установить. А из мебели – только диван, который Даше очень понравился. Она знала, что обстановку нужно покупать в самом конце, уже после чистовой отделки, но всё же решила заказать его, чтобы было куда прилечь в случае чего, ведь она не планировала долго жить у отца. Диван привезли как раз накануне выхода на работу.

Когда накопления были почти исчерпаны, Даша решила взять с ремонтом паузу. Делать его в час по чайной ложке не входило в ее планы. Нужно было устраиваться на работу, откладывать деньги с нескольких зарплат и только тогда продолжать. Конечно, что-то на счетах еще оставалось, но Даша не привыкла жить от зарплаты до зарплаты. Ей обязательно нужно было иметь подушку безопасности, к этому ее приучила жизнь. Поэтому, когда ей предложили работу в «СевМоре», она не раздумывала. Даша ненавидела корпоратив, но сейчас ей было не до эмоций. Она как никогда нуждалась в деньгах. Вот получит зарплату, тогда будет видно. У нее хотя бы появится еще один месяц в запасе на поиск себя, пока накопления совсем не закончатся.

Даша развесила принесенную одежду на вешала, положила постель на диван и подошла к окну. Сняла берет. Прижалась лбом к стеклу. И…

… заплакала.

11

Роман приехал на работу к семи. Он должен был ее опередить, ведь Дарья всегда приходила рано. Но, едва разместившись в кресле, он подумал о том, что выглядит глупо. Девушка вообще могла не прийти. Никогда больше. И стоило ему тогда так стараться? Может, надо было поспать на два часа побольше? Тем более опять беспокоила головная боль. Не такая сильная как обычно, в морозы выше двадцати градусов ее интенсивность всегда снижалась, но всё же. Роман принял таблетку.

Он нервничал. То и дело смотрел на часы. А она всё не шла. Семь тридцать. Семь сорок пять. Восемь. А ее всё нет. Восемь пятнадцать. Никаких звуков в приемной. Восемь тридцать. Да, что б ей… Она ни разу не приходила на работу так поздно. Восемь сорок пять. Роман уже убедил себя в том, что Даша не придет…

В восемь пятьдесят она пришла. Раздевается. Подошла к зеркалу. Тишина. Наверное, причесывается. Роман вспомнил, как прошелестели ее волосы. Вчера. Вон там, возле стены, когда он освободил их от резинки. Постепенно внутри всё стало сжиматься. Он снова хотел ее, хотя еще даже не видел. Просто наваждение какое-то… Подошла к столу, включила компьютер. Села. Тишина. Без пяти девять на часах. Роман уже хотел позвать ее, но услышал звук отъезжающего кресла. Он осекся. В дверях мелькнула ее фигура. Стук в открытую дверь:

– Роман Сергеевич, можно?

Он сделал вид, что оторвался от монитора. Будто бы только что ее заметил. Ну совершенно невзначай. Изогнул бровь. Может, ему надо было во ВГИК поступать? А он-то убедил себя в том, что нефтянка – это его призвание. Видит бог, не там он бабло заколачивает… Но Роман снова увлекся. Дарье надо было что-то ответить.

– Да.

Стоит напротив. Смотрит. Но не в глаза, а в пол уткнулась, как вчера. Хотя сейчас это его даже порадовало. Так он мог вдоволь наглядеться. А было на что. Впервые Даша переоделась.

На ней была белая блузка из плотного шелка и темно-синие брюки-карандаш с высокой талией и боковыми разрезами до середины лодыжек. От них-то Роман и начал свое сегодняшнее путешествие. Этот наряд акцентировал внимание на талии, сейчас она казалась неестественно тонкой. Блузка была застегнута до последней пуговицы. Опять футляр. Как сигнал: не трогай! Только это приводило к противоположному эффекту. И те же серьги. Роман подумал о том, как ему их вчера не хватало…

Наконец, Даша подняла на него взгляд.

– Предлагаю кое-что прояснить в наших с вами отношениях.

– Ого, а у нас с вами уже отношения? – Он подивился тому, насколько самостоятельной жизнью в его теле жил язык. Роман не планировал продолжать с ней общаться в духе прошлых дней. Но как-то само получилось.

Дашу это не смутило. Она развила свою мысль:

– Не люблю повторяться, но, видимо, придется. Почему-то всегда в таких случаях чувствую, что сама дура, а не что собеседник недалекий… Да, я нуждаюсь в деньгах, и мне работа сейчас очень нужна. Но это не значит, что я буду за нее держаться, если… вам не подхожу. Давайте я свою мысль так оформлю…

– Я не очень понимаю, о чём вы. Конкретизируйте, пожалуйста.

– Если я вам не подхожу, прошу вас сказать об этом прямо. Тогда я не буду отнимать ни вашего, ни своего времени.

– О чём вы Дарья? Разве я дал вам понять, что вы мне не подходите?

Ему начинала нравиться эта игра. Теперь они поменялись ролями. Оказывается, это, и правда, было прикольно. Но Даша иногда бывала излишне прямолинейной. Прямо как рельса. Прямо, как сейчас.

– Вы вчера были недовольны моей работой.

– Чем именно? Не припоминаю…

– Вас не устроило, как я принимала звонки.

– Кто вам такое сказал? Покажите мне этого человека. Я его уволю.

Как же она была хороша в этой блузке! И как же была хороша эта талия! И это выражение лица… Ирония – мать порока. Роману впервые со вчерашнего вечера становилось легко дышать. Но рельса так и норовила обломать весь кайф.

– Вы́ и сказали.

– Я?? Да бог с вами, Дарья. Вам послышалось.

– Так вот, Роман Сергеевич. Я скажу вам один раз и больше повторять не буду. Определитесь, что вам нужно. Если вы мне еще хоть раз дадите понять, что моя работа вас сильно не устраивает, меня здесь не будет.

– Не сомневайтесь. В случае чего, я обязательно дам вам знать.

– Чудесно. И еще один момент.

– Так у вас еще не всё? А я-то надеялся…

– Я тут подумала, что как-то слишком рьяно взялась за работу. Характер такой. Энтузиастка, блин. До сих пор не выучу золотого правила, что инициатива наказуема. Так вот. Чтобы переработки меня однажды не доконали, с вашего позволения, я буду работать, четко придерживаясь трудового законодательства. С девяти до шести и получасовым перерывом на обед. Чтобы, как вы однажды выразились, без еды трудоспособность не снижалась. И звонки в нерабочие часы и во время обеда принимать не буду. Чтобы пищеварение не нарушить. Тоже с вашего позволения, конечно. Вы же в случае чего, дадите мне знать?