скачать книгу бесплатно
– Да! Давай! Мы сыграем! Мы русские люди! Двум смертям не бывать, одной не миновать – так, кажется? Жуть, как ты меня раззадорил!
Последний фрагмент, который всплывал в памяти Андрея, который как бы выкадровывался из всей этой длинной мизансцены, была секретарша, точнее ее взгляд. Она его просто пронзила им. Она не знала, кто он и зачем он нужен Падину, но по лицу шефа считала, что состоялась какая-то очень важная договоренность…
Дома Андрей долго сидел на кухне, пил чай, курил, сбрасывал напряжение. Он прокручивал состоявшийся разговор с Падиным, фрагмент за фрагментом; он прокручивал также свое старое «кино», как он начинал футбольный проект тогда, в лагере. Он вспоминал, как по команде Болта на изрытое рытвинами, клочковатое поле вышли двенадцать угрюмых, разновозрастных, озлобленных мужиков. Они все были худые, ослабленные постоянным курением, алкоголем, а двое крепко сидели на игле. Когда он высыпал из рваного пакета два стареньких футбольных мяча, они стали ржать, и незлобно, но тупо материться. Они почти забыли, как когда-то гоняли мяч во дворе. Они пришли просто ради любопытства – чтобы понаблюдать, как облажается Французик – так они прозвали Андрея за его утонченный, почти субтильный облик, правильную и почти безматерную речь; за движение мысли, которые они улавливали в его нетипичных для лагерного планктона глазах…
Что он мог им сказать тогда? Каким образом можно было их заставить тренироваться? Это казалось невозможным.
Для начала он им сказал такие слова:
– А что мы, собственно, потеряем, если погоняем мяч? Подвигаемся на воздухе… Что, все в бараке сидеть?
Они организовали на поле два квадрата и стали перепасовываться. О какой технике можно было говорить в приложении к ним? Мяч вообще ни у кого в ногах не держался. Но через некоторое время он все же втянул их в казавшееся им совершенно дурацким занятие: кто больше начеканит правой ногой. Ни у кого не получалось больше трех-четырех подскоков. Мяч слетал с ног, улетал за рамку поля. Но, когда Андрей, вспоминая прежде наработанные навыки, набил правой сначала пятнадцать, потом двадцать пять, а потом сразу пятьдесят шесть правой и тридцать левой, зэки замолчали и насторожились; можно сказать, они заинтересовались.
– Дай-ка мне, – попросил тогда тот, что был авторитетом и кто должен был быть капитаном согласно угрюмой зэковской иерархии. И Болт оказался единственным, кто смог через пару дней набить правой десять.
Вот с этого все и началось. Они стали приходить на тренировки, но не играть, а именно чеканить. Как люди азартные, они стали делать ставки на лучший результат – сигарету, стакан водки или даже просто на щелобан. Им стало интересно.
Андрей же знал, что чеканка – это основа техники. Если они дойдут до нескольких десятков подскоков каждой ногой, мяч уже будет держаться у них в ногах и можно будет что-то строить.
Потом наступила пора стравливания. Он оценил по характеру каждого; самых злобных и рьяных, ненавидящих явно или тайно друг друга развел в разные команды. Он поставил наиболее крепких и мало бегающих в защиту; более шустрых, кто хоть как-то мог бегать, в нападение. Он выстроил между ними психологические связи, ориентируясь также и на симпатии этих грубых, измученных людей друг к другу. Все же они были русскими людьми, хотя имели разные национальности (в команду записались, помимо русских, казах, два армянина и чеченец). Андрей использовал и этот фактор, разведя кавказцев в разные команды, с тем чтобы русские как бы управляли каждый своим кавказцем или казахом. Он задел струны их самолюбий, и они постепенно стали интересоваться этим занятием все более и более.
Первые их игры друг с другом получились грубыми, полными агрессии, травматичными. Зэки рубились чуть ли не насмерть, играли «в кость», толкались, сбивали друг друга. Несколько раз начинались драки, и тогда на поле влетали охранники и растаскивали игроков. Но раз от разу игра их становилась все осмысленней. Игра в «чеканку» продолжалась, техника владения мячом понемногу улучшалась, так же как и физическое состояние игроков команды. Наступил момент, когда Андрей смог сбить из двух разных команд одну единую команду – из тех, кто мог хоть какое-то время бегать, кто наловчился играть лучше, был злее, у кого было твердое место на поле. А затем состоялся тот переломный матч с командой охранников лагеря, после которого Андрею стало ясно: они уже не бросят это занятие, не пошлют его куда подальше, не засядут, как прежде, за карты, нарды, рисование наколок и прочие привычные для них забавы.
Это была рискованная игра, и начальство лагеря это понимало. Потому зрителей у той игры, кроме начальства и охранников, не было. Если бы остальных зэков пригнали и усадили вдоль поля, мог произойти бунт – моментальный и беспорядочный. Но для команды зэков наличие зрителей не было важным. Они знали, что, придя в бараки, они будут всю ночь пить, балагурить и рассказывать остальным, как проходила игра и кто что сделал невероятного на поле.
Охранники были по большей части молодыми ребятами, недавно отслужившими в армии, и потому они были резвее, шустрее. Полковник Гусаров не сомневался, что зэки проиграют, потому что молодые их просто перебегают. Но получилось все не совсем так. Молодые действительно вначале прижали зэков к воротам и сильно давили, играя через центр: там у них играл блондинистый парнишка, разрядник по футболу. Он грамотно принимал мяч, обрабатывал и осмысленно, более-менее точно бил по воротам. Андрей видел, что этот парень забьет, и сразу поставил хромого, но быстрого Дугласа присматривать за ним. Однако блондин все же забил, обойдя двоих и четко пробив в противоход вратарю.
Потом зэки немного выровняли игру, начали пробиваться через центр поля, но молодые все давили, и в итоге блондин к концу тайма забил еще один мяч.
И вот после этого началось самое главное. Андрею не надо было ничего говорить своим игрокам. Они сидели в перерыве за воротами, насупленные, злые, нервно курили.
Кондор тогда сказал:
– Если сольем, западло будет. Уважать не будем себя. Надо нагнуть зеленых…
– Вые…ть! В жопу вые…ть – прохрипел Чубаров.
И это были все их слова. Однако они понимали, что им надо слушать Андрея, что без него у них ничего не выйдет. Он дал им установку: играть на двух бегающих людей – его самого и Хрипатого; жестко держать блондинчика и разобрать края. Он дал наказ спарке Хрипатый – Торец играть впереди. Лобок должен был подыгрывать им чуть сзади.
И вот тогда произошло нечто странное, чего он внутренне и ждал всегда от футбола: включились некие внесознательные факторы, которые словесно он даже и не смог бы определить. Но что-то поменялось после перерыва на поле. Словно подвижная стенка начала давить на охранников, отодвигая их к своим воротам. Мрачные, озлобленные зэки начали играть в ноги, незаметно пинать плечами молодых, играть в кость, использовать большую часть поля. Они начали давить какой-то тайной волей, скрытой в них силой.
И эта сила постепенно придвинула молодых к воротам. А когда давление достигло пиковой стадии, Андрей сказал свое слово. Он был единственный, кто мог забить, и он это сделал. Он словно почувствовал, что надо идти в центр штрафной, и Хрипатый увидел его, дал на ход. Мяч влетел рядом с вратарем в дырявые бессеточные ворота.
Зэки не кричали, не прыгали; кто молча сплюнул, кто одобрительно посмотрел на него, отходя назад. Затем Андрея сбили в штрафной, и судья капитан Суровикин назначил пенальти. Андрей выполнил его очень четко, не оставив долговязому старлею, стоявшему в воротах охранников, никаких шансов.
Как ни старались молодые, но забить больше они не смогли. Игра так вничью и закончилась. Это было необычно, так как слишком разительной была разница в возрасте и физическом состоянии. Но Андрей убедился, что в футболе это, конечно, важные, но все же вторичные факторы. Главное – состояние духа. С этого начался перелом в настроениях всех зэков к этому занятию; появилось то, что и называют мотивацией.
…Андрей вспоминал тот первый матч и словно погружался в ту тягуче-угнетающую, мутно-давящую атмосферу лагерной жизни, вспоминал тяжкие подъемы по утрам, серую мглу в зарешеченном окне; утренний зябкий, неотвратимый холод; постоянный недосып, боли в животе и подташнивание от хронических запоров; угрюмую утреннюю ругань зэков, их грубые толчки и даже удары возле гальюнов… Но теперь он понимал, что та грубая мужская твердость, неколебимость, что появились в его характере после выхода из лагеря, после этой трехлетки мытарств, не появились бы без этой трудной школы. Он сумел выстоять, а потом сумел и победить.
Создание лагерной команды было для него также и шансом выжить, ибо защищало его от возможного случайного произвола. Понимая это, он вкладывал тогда в эту работу все силы души; и тот триумф, то удовлетворение в глазах начальника лагеря, которые можно было видеть после победы команды зэков над заводской командой Медногорска, игравшей по классу «Б», имевшей в составе двух камээсов, – это была его победа над собой, над обстоятельствами, над произволом судьбы, над близкой смертью от побоев. Созданная им команда зэков трудно, но выиграла, вырвала тот матч, и тогда и зэки, и начальство прониклись к нему, тонкому худощавому Французику, тем незаметным уважением, которое никак не выражается словами, но существует в душах и умах всех вовлеченных незримо и подспудно. Тот жесткий хлопок по его плечу самого Болта, вора в законе, его искрящиеся грубым смехом глаза многое сказали ему. Они все понимали, несмотря на свою грубость, неотесанность, жесткость, что без него ничего бы этого не было. Не было бы этого праздника в душах зэков от содеянного полноценного мужского дела – без поножовщины, без зуботычин, а также поднятых стволов охранников.
До самого последнего дня в колонии никто не трогал его: ни начальство, ни заключенные, ни охрана. Кто приказал, кто сказал – ему было неизвестно. Но теперь он знал, что доживет до освобождения. Вот тогда он впервые по настоящему почувствовал силу футбола, власть футбола; могучее таинство, заключенное в этой игре, которая по большому счету была вовсе не игрой, а некой метафорой войны, разновидностью ратного мужского дела…
Итак, невероятное произошло. Падин полностью одобрил поэтапный план, который ему представил Андрей. Теперь надо было разворачивать основное действие.
Андрей стал быстро набрасывать на планшете позицию за позицией (директор, ассистенты, поисковики, база и т. д.) Рассчитывать, прикидывать, что и как. Понемногу словно пелена рассеивалась впереди, уходили страх и тревога. Звенящей тугой волной в него входила уверенность.
Глава 5
– Михаил Георгиевич, здравствуйте!
Эти слова донеслись до сознания Берестова среди шума и толчеи торгового центра. Общий шум лежал фоном, но он разъединил этот микс одним легким усилием, услышав лишь то, что было ему нужно.
Перед ним стояла молодая женщина лет тридцати, среднего роста, с беспокойным, бегающим взглядом.
– Кто вы? Я вас не знаю. Хотя лицо мне ваше знакомо, – отвечал Михаил Георгиевич, напрягая память, но не находя в ее серверах нужного файла…
– Конечно, вы меня не знаете. Мы никогда тут с вами не встречались.
– Значит, мы встречались с вами… не тут?
Она рассмеялась.
– Очень похоже…
«Умница! – отметил он про себя. – Но о чем она?»
– А как вы меня нашли здесь? То есть в этом гвалте? Шпионили, да? Фотография моя у вас в сумочке? Да?
Он, улыбаясь, вглядывался в ее лицо. Какое-то недавно пережитое страдание отпечатало на нем свой след. «Клиническая смерть… – подумалось ему. – Что еще могло быть?»
– Я Вероника… Из Зауральска…
– Так. Очень хорошо… Но вы знаете… мне это ни о чем не говорит. Уж простите. Дайте вводную информацию.
– Я парашютистка…
Это было как удар по голове!.. Полтора месяца прошло после того сна… Вот теперь он все понял! Конечно же, он должен был догадаться, что она найдет его. Она не могла быть ординарным человеком. Но как она нашла его? Даже он – ясновидящий, маг, посвященный – этого не предусмотрел…
И вот надо же – спустя полтора месяца он вдруг увидел эту женщину перед собой! Конечно, ее непросто было узнать. Ведь то был сон, а это явь. Реальное лицо выражало множество оттенков; прическа была иная – волосы собраны сзади в пучок. И только глаза были знакомы…
Она глядела на него пристально, в упор. Он понял, что она все это время ждала встречи с ним и думала о ней. Потому она была так взволнована. Но как все же она его узнала? Что она видела? Он был не здесь, но она-то – в физической реальности!
– Да… – наконец промолвил он. – Вы парашютистка. Но ведь вы больше не прыгаете?
– Ой, конечно! Мне хватило впечатлений! Это был такой ужас, такой…
У нее на глаза выступили слезы. Вдруг она вцепилась в его рукав:
– Но скажите, скажите: как вы это сделали? Как такое можно сделать? Кто вы? Ведь это вы сделали – я точно знаю!
Михаил Георгиевич молчал и размышлял. Это был непростой случай. Она приехала только ради встречи с ним, это понятно.
– Вас зовут, кажется, Вера? Так в блоге у парня было…
– Вероника.
– Пардон… Давайте, Вероника, отойдем в тихое место. Посидим, поговорим.
– Давайте. Давайте! – с радостью согласилась она. – Мне очень хотелось поговорить с вами, Михаил Георгиевич! Я ради этого и приехала, если честно…
Через десять минут они уже сидели в полумраке кафе. В белом фарфоровом чайнике заваривался китайский чай молочный улун.
– Я приехала четыре дня назад. У моего мужа в Москве живет сестра. Я у нее остановилась. Я потратила четыре дня, чтобы найти вас.
– Постойте… Но как вы поняли… Что вы видели, ну, когда летели вниз?
– Я вдруг увидела ваше лицо… рядом. Вы смотрели очень добрыми глазами.
– Лицо… А все остальное? Тело мое видели?
– Нет, я видела только лицо. Совсем близко.
– И оно не было прозрачным? Оно было такое, как у всех людей?
– Ну да… То есть… Может, и не такое. Может, цвет его был…
– Какой?
– Да какой-то… без цвета лицо. Да, без цвета.
– А волосы… Волосы на ветру колыхались?
И вот тут она в ужасе поглядела на него. И прошептала:
– Нет… Они не шевелились. Не было ветра. Боже! Но меня это тогда не удивило. Словно я сама спала…
– Что не исключено. А как вы меня-то нашли? Ну, положим, лицо запомнили… А дальше?
– Все просто… Я поняла, что надо искать среди магов. Тех, кто в «Битвах экстрасенсов» участвует…
– Я не участвую…
– Я просмотрела портфолио всех. Там был один целитель… И вдруг на одной из фотографий я увидела вас. Вы стояли с ним рядом.
Берестов так и хлопнул себя по коленям:
– Надо же! Один-единственный раз снялся на конгрессе народных целителей. И на тебе! Это был Пиоро. Ростислав Пиоро. Он неплохой, кстати, психолог.
– Ну вот… Меня пытались отфутболить на телевидении, – продолжала Вероника. – Но нашелся один человек, помог. Он назвал ваше имя и фамилию. И я в справочном сервисе нашла адрес вашей работы. Вы в открытом доступе. Коуч, тренер по йоге… Выследила, шла за вами…
Она говорила быстро. Вихри эмоций бушевали в ней. Между тем Михаил Георгиевич молчал. Он пытался пройти через пласты времени, чтобы понять, каким образом он связан с этой женщиной. Почему Они призвали тогда именно его. И вдруг что-то стало проясняться…
…Он увидел здание готической архитектуры, залу. Это была Европа, XVI или XVII век. Он усиливал свечение экрана внутреннего видения, почти не слыша, что она говорит. И словно что-то поняв, женщина смолкла… И тут он вдруг ясно увидел, что там произошло. Он все увидел… Он понял, кто она, откуда. Но он пока не видел, как он связан с ней.
– Скажите, а почему вы стали прыгать с парашютом? – вдруг спросил он.
Она осеклась на полуслове.
– Даже не знаю… Меня с детства тянуло залезать на высоту. И прыгать в вниз… мания какая-то. Один раз с третьего этажа прыгнула, когда еще школьницей была. Мать меня к психиатру водила. А я, как кошка, мягко приземлялась. А когда стала с парашютом прыгать, успокоилась. После каждого прыжка, как будто, знаете… Это что-то даже… сексуальное…
– Понятно. А вы в реинкарнацию верите?
– Реинкарнацию?.. Да нет, я православная. Батюшка говорил, что это чушь. Язычество…
– Понятно…
Михаил Георгиевич понял, что дальнейший разговор не имеет смысла.
– Давайте, попробуйте чайку.
Он налил ей чай в чашку. А затем попробовал перевести разговор в иное русло.
– А чем вы сейчас занимаетесь? Чем на хлеб насущный зарабатываете?
Однако она молчала.
– Вам не понравился мой ответ, – медленно проговорила она, глядя ему в глаза. – Я вижу, что не понравился. На самом деле, если честно, я ничего про это не знаю. У меня нет к нему полного доверия. Вещи он говорит правильные, но и водку трескает не на шутку. Так вы считаете, что реинкарнация существует?
– Я ничего не считаю, Вероника. Я говорю только о том, что точно знаю.
Она задумалась.
– Значит, мы как-то связаны с вами… по прошлой жизни.
– Возможно. Возможно потому все и произошло.
– Но как, как вы это сделали? Ну расскажите мне! – снова взмолилась она.
– Я не смогу объяснить вам так, чтобы вы все поняли. Для этого у вас пока нет необходимых знаний.
– Я это понимаю. Но хотя бы намекните. Как можно, ведь вы находились в другом городе?!
– Мало того. Я ведь спал.
– Что? Спали?
– Да. Спал. И видел из сна, как вы летите…
