Империя машин

Люди были уже близко, их испуганные лица сковали его волю. Мальчик на всю жизнь запомнил царивший ужас в том кромешном аде. Лифту предстояло преодолеть еще один этаж, и тут «отец» достал служебный арбалет с осколочными стрелами, пропитанными зеленым раствором. На стреле было написано: имеет парализующее действие. Он поднял семизарядный арбалет, одной рукой поддерживая меня и прокричал:

«Все стоять! Пойдете по очереди!». Но его не послушали, и тогда он открыл огонь. Первые упали, но по их телам заползали остальные, лифт подъехал, отец забежал спиной, затащив меня за ворот, и нажал на подъёмник.

Двери медленно начали закрываться, слишком медленно, и тогда он достал револьвер и пристрелил с десяток человек. Двери сомкнулись на голове одиннадцатого.

Мальчик с ужасом и с плачем сидел у него на коленях. Отчим вколол ему в спину транквилизатор, и он прогрузился в призрачный сон. Временами, сквозь полуприкрытые веки, он видел, как лифт миновал второй этаж, где люди прижавшись к иллюминаторам смотрели с завистью на нас, как они молотили в двери, тонули, захлебывались, а лифт медленно уходил вверх, к небу, к спасению. Там стояли женщины, протягивали детей, их лица заволокли мольбы. «Возьмите ребенка и проваливайтесь в бездну!». Но «отец» был непреклонен, и спустя секунды коридоры затапливало водой. Захлебываясь, тонущие люди дрались за последний вздох.

Поднявшись на третий этаж, он замкнул двери лифта, разбил пульт управления, а из прибора в стене вытащил схемы и сложил в карман. Убежище автоматически заполнило герметиком образовавшуюся пустоту, отрезая выживших от «пораженных» секторов. Единственный механик, дежуривший в этот момент на третьем этаже поблагодарил небеса, что он согласился остаться здесь, а не ближе к кухне. «Отец» спросил стоит ли закрыть двери лифтовой шахты, но услышал отрицательный ответ. Механик сказал, что уровень воды перестал прибывать, и бункер медленно, но уверенно поднимается на поверхность.

А потом началась эпидемия…

Я ее не видел, но отец каждый раз запирал за мной каюту и уходил, а возвращался бледнее мертвеца. Пару раз он приходил и падал на кровать, а дверь приходилось закрывать мне, но наружу глядеть я не пытался. Он приказал мне не делать этого грозя выселением. Время проходило, и наконец «отец» разрешил мне выйти. Мы вместе прогулялись до конца коридора, прошли дальше, и там я увидел самодельную баррикаду, а у нее сидевшего военного. На мой вопрос, что он тут делает, тот ответил, что отдыхает. Но когда я отошел, то услышал:

– Зараженные были?

– Вчера пристрелил троих. Ты не представляешь… там был ребенок… И не один, целая троица. Их вели старики, а мне… пришлось, я сойду с ума, я сойду с ума…

– Тише, сын услышит.

– Он не твой сын, ты же знаешь.

– Это не имеет значения, он стал мне сыном.

– Будьте осторожней там, и при входе назад сдайте кровь. Ты же знаешь, если заражение… то мне придётся…

– Знаю – оборвал его отец.

Мы прогулялись дальше, по затопленным коридорам и пошли назад. Я сказал, что хочу в туалет. Отец первым зашел туда, все оглядел и разрешил. Он не заглянул лишь в саму кабинку. Я открыл дверцу и увидел напуганную девушку. Она сидела, поджав колени и смотрела на меня со страхом, пряча глаза за русыми волосами. Я не знал, что делать. Ей по крайней мере было двадцать, а мне всего семь.

Так и получилось, что я сидел и успокаивал ее, на вопрос отца, чем я там занят, я сказал: «у меня запор, подожди еще минуту». Я сказал ей, что все будет хорошо, мой папа добрый, и у нас в каюте тепло и светло. Она долго противилась. Еле заставил ее выйти, и за руку вывел из туалета. «Отец» смотрел на нас первую минуту, а затем резко подскочил и выхватил мою ладонь из ее руки. Потом достал пистолет и сказал, чтобы она повернулась спиной.

– Папа, это же ребенок – сказал я, удивляясь собственным словам.

– Какой это ребенок?

– Ты на глаза посмотри, на эти доверчивые глаза, пап, подумай, ты же хороший.

Он нехотя сказал ей:

– Иди за нами. И мы пошли назад. Подошли к посту проверки крови. Военный встретил нас лучом фонаря, ярко бьющим в глаза.

– Кого это ты привел?!

– Вот, сын мой… нашел в туалете.

– Кровь сдавайте живо, и без шуток.

Военный взял ее под руку и повел в соседний коридор. Я не выдержал:

– Вы только дядь аккуратнее с ней, нельзя ведь так с женщинами обращаться, зачем так грубо хватать? За руку возьмите.

Военный высказал непонятную ругань, но взял ее за руку.

Отец сдал свою кровь, проверил – чистый ли анализ, а затем сказал:

– Дай руку сюда, сделал надрез на моей руке, снял слегка кожу сверху, промыл, бросил лоскуток в пробирку, из кармана добавил слегка какой-то кислоты, и затем взял у себя повторно кровь и налил.

– Беги в каюту, стой, дай перевяжу ранку и затяну посильнее.

Военный подошел, удовлетворился, что результаты отрицательные.

– Повезло вам обоим, не заражены. Удачливые сволочи…

– При сыне…

– Понял, понял. Иди, иди малыш, играй… Или чем ты там занят…

Все разговоры о дальнейшей судьбе девушки были пустыми, отец постоянно переводил темы.

«А я… Я не забуду ее глаз, широких зрачков, пугаемых светом».

Глава – 4 —

Голова раскалывалась от стука в висках. Мальчик открыл глаза. Легкие нуждались в кислороде, а маска мешала продохнуть. Он сдернул противогаз и долго не отлипал от трубки. С засорившегося фильтра высыпалась пыль. Он повернулся на бок и вытащил придавленный телом мешок.

Пошарив, он обнаружил пригорышень таблеток.

Штук десять у него вышло изъять ладонью, он проглотил все. Сколько часов он проторчал в таком виде? С грустью оглядел остатки своего снаряжения: кусок «кофтяной» веревки, склянка с мазью, стопка консервов, полупустая бутылка с водой – он даже не заметил, когда пил. Револьвер, пара патронов к нему, радио, керосиновая лампа и спички.

Скудный набор для выживания.

Последний баллон с кислородом опустел. В кармане лежали запечатанные в полиэтилен фильтры. Он вскрыл упаковку и заменил пластинку в противогазе. Свечи закончились. Он попытался встать, но не гнулись ноги. Со второй попытки получилось опереться на завалявшуюся рядом доску. Он шагнул вперед, как правая нога начала проваливаться. Отскочив, он поразился, как не заметил канализационный люк. Напрягшись, он поднял его, убрал в сторону и заглянул внутрь.

Старые ступени, покрытые налетом уводили в темноту. Мальчик достал керосиновую лампу и осветил туннель. Воды в нем не было, но и океан вокруг находился в отливе. Он поднялся с колен и пошел вперед, придерживаясь примерного курса трубы. Через пол часа отслеживания водотока, он дошел до границы острова. Очередной скалистый обрыв вел вверх, словно земля сместилась как слоеный пирог. Обойдя сбоку задранную кайму, он заметил, что верхняя сторона трубы уходила под воду, и тянулась… похоже, до следующего острова, выныривая на противоположной стороне. «Это мой единственный путь, может последний, хватит ли смелости, или все-таки глупости? Зайти в утробу червя…». Времени на раздумья не оставалось. Совсем скоро начнется кислородное голодание, разряженный воздух простирался вплоть до окраин Темплстера. Когда-то тут были горы, но прилив и уравнивание вод с прилегающими областями, по неясным причинам, не насытили земли плодотворным богатством. «И почему деревья не растут?»

Но более насущная вещь отвлекла его. Всего два фильтра. При таком загрязнении атмосферы их хватит немногим больше дня. Он быстрым шагом вернулся назад к люку, и, набравшись духу, принялся слезать, озираясь на паучьи волокна и проводку.

Раздался пронзительный писк. Мальчик дернулся, прижимаясь к скобам, когда одна обломилась под тяжестью ноги. Руки вытянулись, напрягшись до боли, и скоба отломилась, он чуть было не ударился головой о дно, но ступень, в которой застряла нога спасла.

Хрустнула кость. Мальчик вскрикнул, эхо отразилось от трубных стенок. Летучие мыши вылетали из туннеля. Заставив себя подняться, он вытащил ногу, попробовал ее массировать. Не сломалась – упругие подшивки из пластин защитили лодыжку.

Минут пять он устраивал разминку, а потом пошел по бездонному туннелю. Когда стало неотличимо где зад, а где перед, ребенок наощупь раскрыл мешок, достал спички и зажег керосиновую лампу. Тьма обступала, как паучьи волокна – угодившую жертву. Она стискивала грудь подобно жесткому корсету, заставляя останавливаться на передышки. Ему было страшно, он боялся всего, что вырастало перед ним из мрака. Тусклый свет освещал мокрые стены, с которых свисала плесень и стекали водяные капли. Вдали и позади туннеля стояла непроглядная ночь. Она заставляла двигаться ноги быстрее, и одновременно усиливала апатичное состояние. Гирлянды бело-зелёной консистенции и щелочной налет перемежались с размягченными и давящимися под ботинками грибами, источающими вонь. Наиболее крупные вскрывались от колыхания соседних грибов и испускали дополнительные споры в воздух. Мальчик сплевывал тяжесть с языка. Стенки туннеля ощущались махровым ковром, надави – и отожмешь порцию гнили. Нескончаемое путешествие угнетающе воздействовало на него. Чем больше он погружался в потемках, тем гуще казались они, и тем медлительнее он передвигался.

Вот спуск. До сих пор он еще чувствовал свою связь с землей и миром, но там, впереди он будет вынужден осилить трехкратно превышающий путь, чем пройденный сейчас. Дрожащими руками мальчик схватился за место сгиба и свесился. Когда тело прекратило болтаться он отпустил руки и приземлился на продолжение трубы. Конструкция, прогибаясь, заскрипела. Горючего оставалось маловато, он попытался бежать, но ничего из этого не вышло.

Туннель легонько тряхнуло. Ребенок поскользнулся на гадко выглядевшей лужице и плюхнулся в нее носом. Мелкие зеленые точки уставились на него из жилистых наростов.

Он хотел стряхнуть личинки, но они размазались по куртке смесью гноя и тины. Проходил час, а мальчик брел, пошатываясь от лужи к луже. Его стошнило, и в противогазе застоялся запах рвоты как он не старался удалить его. Стены давили на голову, он желал только сесть, но это равнялось бы самоубийству, и пока он еще понимал, что нельзя задерживаться или сколь бы то ни было допускать мысли, его жизнь находилась в относительной безопасности.

Непроглядная темень создавала иллюзию бесконечности, и только наличие разных «порезов» на стенке трубы, коих касались промокшие перчатки говорило о том, что он двигается в едином направлении. Но и это вскоре перестало иметь значения.

Он шел вслепую и терял ориентир. Труба все еще выдерживала наклон, и он опасался, что однажды соскользнет в неизвестность. В голову лезли подлые слова: «назад! Назад!». Инстинкт же выживания абсурдно толкал вперед. Фильтры забились и перестали пропускать воздух. Мальчик снял противогаз.

Его сразу встревожил запах соли – вода в туннеле. Он взглянул на респиратор. В огибающих маску волокнах пузырились личинки… Его передернуло от омерзения. Он еще долго не мог вытащить фильтр из противогаза, а затем распаковать новые. На четвертый раз, путем титанических усилий негнущиеся от страха пальцы справились с задачей.

Разум подбрасывал ему чудовищ, мерещившихся в темноте, и он брел, с учащенно бьющимся сердцем по выскребанным меткам, отгоняя липших к оголенным участкам тела москитов. Они пробрались и под шарф на шее. Их слюна вызывала раздражение кожи, и он чесался, растирая пораженные части докрасна.

Ноги то встревали в иле, то утопали в болотцах.

Заплутать тут не заплутаешь – дорога одна, но так тяжело идти, так давит туннель…

Он вспомнил о мече—страже. Сейчас бы он пригодился. Раздвигать паутинистые лианы было омерзительно. К тому же они липли на окуляры и лезли в рот, извергая вонь.

Туннель бродил под ним, раскачиваемый глубоководными ветрами. Мальчик почувствовал привкус тошноты, схватился за темя, сполз на колени и прижав голову к ногам, заплакал. Много слез пролилось, когда лампа почти потухла. Неустойчивое пламя окутывалось темнотой.

Из оцепенения его вывел сильнейший удар. Тело сделало кувырок и брякнулось в лужу, полную отходов. Мальчик ошалело попытался подняться, и снова удар. Неизвестное существо било хвостом по трубе, чуя запах плоти. Он лежал, перевернувшись на спину и слушая урчание желудка за слоем стали. Существо было ужасно голодно, если нападало на металл. Тухлая вода забралась под одежду и попадала на грудь и в штаны.

Подняться его заставил холод.

Он ужасно замерз. «Развести бы костер» – подумалось ему, но он привлечет рыбу-монстра. Упираясь в стену правой рукой, он поднял лампу и прихрамывая пошел вперед. Он надеялся, что ориентировка не сбилась в голове, и он не возвращается назад. Иронично бы вышло… Поврежденная нога еле шевелилась. Она нуждалась в покое. Он все чаще останавливался на отдых. Двинувшись в очередной раз, он попытался облокотиться на стену, но рука его провалилась в пустоту.

Потеряв опору, он начал заваливаться в правую сторону.

Судорожно размахивая конечностями, он наткнулся на скобы и схватился ладонью за уступ, выронив лампу. Это оказалось нижнее ответвление в трубе.

Он опустил глаза. Виднелась зеленоватого цвета вода с плавающими досками, а на досках… лежали скелеты, обглоданные кости, и гнилые трупы. Когда лампа упала, вода загорелась. Трупы покрылись пламенем, и от их тел пауки, направляясь в сторону мальчика.

От такого зрелища он снова был готов бежать, изо всех ног бежать, подальше от очередного захоронения. Но мышцы выжали из себя лишь рваные, безотчетные движения. Отступив на приличное от развилки расстояние, он ненадолго присел, вспоминая увиденное. «Тела, некоторые из них лежат там не так давно, иначе почему пауки не съели их? Неужели они настолько отравлены, что даже подземные жители отказались от пира?» Ответ прост и ужасен – на острове он не найдет спасения. Возможно там разгорелась эпидемия, и это беженцы, которые, как и он, искали приюта. Они надеялись, что здесь их никто не достанет, никто не найдет, но смерть была настойчивее, она лезла в самые недра земли и выковыривала оттуда свой обед, упорно и неотступно, следовала по пятам, и ждала, ждала удобного момента. Он и на себе ощущал ее когти.

Слепой от темноты, он взял плетеный канат и поджег его спичками. Свет вылизывал влажный пол, и освещал лишь ближайшие пол метра. Дальше царила темнота. Тишину нарушало только нервное дыхание ребенка. До него дошло, что в воде скрывался не один, а вереница туннелей. Издали раздался глухой удар, труба задрожала. Постепенно шум приближался, пронесся мимо со скоростью идущего поезда, и направился дальше. Мальчик шел и шел. Путь начал делать легкий поворот налево, и в один момент мальчику в глаза ударил свет. Он резко зажмурился, подняв к глазам руки, и закрываясь, словно щитом. «Не трогайте меня, я хороший», – только и сказал он, но никто не отозвался. Он бы еще долго простоял так, но свет замерцал. Мальчик убрал руки и проморгался. На полу, рядом с полусъеденным трупом, лежал фонарь. Нижняя часть тела отсутствовала, разбитые стекла маски заменяли глаза. Не глядя, мальчик отцепил фонарь от трупа. Он понимал, что может найти нечто ценное, но ковыряться в покойнике… «Это же слишком… нечестно, надо проявлять уважение к ним…». Но человек мертв, а он жутко хотел есть. «Я возьму твои вещи, прошу прости меня. Я бы ни за что так не поступил, будь ты живой или раненый». Он залез в зеленую жилетку, раздвинул подолы пальто, пошарил с внутренней стороны и нащупал запекшуюся кровь. Прощупав карманы, хотел вставать, но из-за неуклюжести задел ногой сапог. Он услышал металлическое бренчание. Сняв с трупа обувь, он перевернул сапог и вытряхнул в ладонь значок. С одной стороны, на нем был вырезан знак в форме перечеркнутого пополам двуцветного квадрата, а с другой – выпуклый рисунок из расплавленного метала в виде восьмиконечной звезды с дырочками по периферии, где виднелись кровяные капли. Он долго думал – брать медальон или нет? «Тебе он не принес удачи, принесет ли мне? Стоит ли уповать на нее?». Звуки из водостоков подпитывали тишину. Мальчик снова оглядел труп. Расстегнул жилет. На груди убитого болталась веревочка. Когда он увидел фрагмент украшения, то почувствовал в своих движениях преднамеренность, словно извне его тело направляла неведомая призрачная рука. Его воля противилась, он приказывал пальцам выпустить «груз», но невыразимая жажда одеть знак победила. Придерживая трупу голову, он аккуратно снял её, достал бутылку воды, промыл украшение, допил остатки, после чего – одел на себя. Продев веревочку в кольцо медальона из сапога, мальчик затянул узел и застегнул мокрые одежды. Но на этом автоматизм не закончился. Он переодел обувь и лишь тогда вернул себе свободу.

Немногим позже мальчика забил озноб. Он достал укол. Прочное стекло дало трещину, но содержимое, вроде, оставалось на месте. Единственный, сохранившийся еще со времен расцвета материка, не имеющего тогда административного центра, и процветающего во всех регионах. Главным реагентом являлся палланиум – разновидность иридиума. Палланиум обладал чудодейственным способом исцелять раны. «Не совсем так», – поправил свою память мальчик. Он, скорее, моментально убивал заражение и повышал клеточную регенерацию, одновременно сокращая отведенный на земле срок. Такую инъекцию можно проводить лишь дважды, третье применение вело к противоположному эффекту: а именно, старению, отказу органов и распаду. Ученые ставили опыты, но даже когда максимально защищали почки, печень, сердце, мозг, поджелудочную, то открывались спонтанные кровотечения. Медики сгущали кровь у подопытных – появлялись десятки тромбов. Устраняли тромбы – вылезало что-то еще, но обязательно приводившее к скоропостижной смерти. Через десятилетия безуспешных экспериментов они бросили эту затею, и назвали препарат – «вторым рождением», коим он и являлся. Даже смерть мозга он иногда обращал вспять, одна проблема – не восстанавливались поврежденные участки памяти.

Мальчик повертел укол в руках, но передумал. С ним может случится кое-что и похуже простуды, не рационально истратить его сейчас. «Рационально?» – посмеялся он над собой. Поднявшись на ноги, он поглядел на мертвеца. «Прощай».

Туннель вел вверх. Тусклое свечение фонаря озарило огромное количество ответвлений. Из некоторых доносилось эхо падающей воды. На какое-то время он залюбовался мелодией жизни, вспомнив водопад, видимый им однажды на картинках. Отец сказал, что они существовал еще до эры технологий и механики, до всего того, что привело к скончанию веков. «Кто его построил?» – спросил он тогда. Отец расхохотался и еще долго посмеивался над ним. «Глупыш, это природа, мир, он таким был всегда и будет, но мы все разрушили, уничтожили, сцепились как псы за лакомый кусочек, и ничего не получили, потому что земля под нами была деревянной балкой, а балка держалась на маленьком выступе, а под выступом – торчали колья. И сцепились слишком резко, и не заметили, что давно перешагнули черту дозволенности. И рухнули в обнимку навзничь. Без победителей». Отец всегда говорил ему вещи, коими они ему виделись, и обучал мальчика «суровой действительности». Да и сам он не шибко любил выдуманные истории, даже если они были лекарством от запустелости мира. Как он радушно бы встретил это противоядие теперь! Любой утешительный обман, развеивающий вокруг явление смерти.

Луч фонаря терялся в дали, ему не хватало мощности пробить неосязаемую преграду темноты, но мальчик уже понимал – город рядом. Он без раздумий полез по центральному туннелю. Преодолев небольшой подъем увидел первый свет, исходивший сверху.

Оттуда же лилась вода. Это был не настоящий водопад, но ребенок скинул всю одежду и кинулся под нее забыв о болезни. И самое странное – тело отчищалось, сознание яснело, а боль ушла. Словно прикосновение матери, оживляющее дыхание природы, самой жизни, соизволившее пройти сквозь его плоть. Теплая жидкость изливалась на плечи, хотя это выглядело невозможным. Горячий источник посреди холодных останков прошлого. Вдруг он реально коченеет? А поступающий на тело жар – продукт испорченного рассудка? Что, если он почти мертв? Валяется подле чужого трупа, надышавшись всякой дряни? Он колебался: отойти, следуя разуму, или наивно довериться чувствам? Однако, секунды текли, а мальчик продолжал принимать струи живительной влаги. Наконец, согретый, он обтерся мешком и оделся, перейдя на другую сторону. Сразу за водопадом виднелась отвесная стена, вдоль которой вздымалась ввысь огромная лестница. Само помещение походило на подземное хранилище. Значит, он справился. Мальчик обернулся в сторону ниспадающей воды, и, поблагодарив ничто, с новыми силами лез к поверхности.

Глава – 5 —

Выступы исчезали в темноте. Мальчик перебирал руками стальные скобы. Впереди виднелся мир. Крышка люка плотно прилегала к выходу, но он правильно определил место подъема. Странный шум. Он пригнулся, втягивая голову. По земле проехалась паровая машина, затем прошло с десяток человек. Их тени ниспадали в крохотные отверстия, скользя по лицу ребенка. Он приободрился и полез быстрее.

Схватившись за последний уступ, он попытался поднять крышку рукой. Ничего не вышло, и тут скоба выпала, а мальчик полетел вниз. Полет длился недолго.

Он упал спиной на камень. В глазах помутнело, свет из люка принял сероватый оттенок. Ноги пронзила острая боль. Он попытался пошевелить руками, но не мог. Едва двигалась только голова.

Над люком прошли двое в масках, а затем один из них остановился. Вероятно, они уловили чужой стон.

– Стой – шепотом проговорил второй. – Смотри, имперский шпион?

– Не думаю, он в противогазе старого образца. Одежда не наша.

– И не городская. Имперский пес?

Они подняли люк

– Скоба вылетела.

– Не имеет значения, брат. Посмотрим, что у него есть.

Они спустились на уровень и перескочили на выступ. Да так быстро, что глаза не успели уследить.

– В сознании.

Мальчик почувствовал руку на шее – парализован, не может двинуться.

– Посмотрим, что тут интересненького.

– Он ребенок…

– Лет четырнадцать.

– Прости парень, но все что найдем – наше. Тебе, скорее всего, уже ничто не понадобится… Кроме воды – доползешь ведь? – он окинул взглядом расстояние, – Доползешь.

Они слегка наклонили его тело, ощупывая одежду.

– Эй, не дергайся понапрасну. Потерпи.

– За спину не паникуй – переворачивать не станем. Мы же не какие-то звери…

Мальчик попытался что-то сказать, но вырвался лишь приглушенный стон.

– Тише… тише… – зажали ему рот, – еще стражу приведешь, придется и им горло резать.

– Снаряга пустая, один хлам. Как он протянул в туннелях столь долго?

– Йен, забудь о нем, не наше дело, закидывай мешок в сумку и уходим.

Над люком склонились фигуры в капюшонах. Грабители резко отстранились. Приятель наскоро пнул под ребра мальчика.

– Из-за тебя нас заметили!

Незнакомцы в масках прижались к стене, пока фигуры с улицы разглядывали неподвижное тело. Мальчик расслышал незнакомый акцент, а еще… В голосе говорившего ощущалось неподдельное сочувствие. Он попытался крикнуть, но заметивший глубокий вдох мародер наступил носком на плечо, лежащее в тени.

– Только попробуй.

Фигур позвали, со стороны, и тот из них, что стройнее бросил в канализацию монетку.

Она отскочила от камня и упала мальчишке прямиком на живот. После этого люк был закрыт. Мародеры рассмеялись

– Вот и поладили!

Затем они полезли за монетой.

– Стой! Погляди!

Мальчик заметил, как они разорвали рубашку на его груди и подняли над головой медальон.

– Быть не может… Парень?

Ребенок молча смотрел на них. Холод проступал в животе.

Они шептались о чем-то друг с другом. «Если это действительно он, и мы его бросим, нам конец». «Мы обещали Альфредо – это плата».

– Попробуй его поднять и быстро перевернуть на живот. Убедимся не сломана ли спина.

Быстро обхватив плечи и перевернув вниз головой, они устроились рядом и раздели его до торса. Дыхание сперло от боли. Затем начали прощупывать позвонки. Каждое прикосновение отдавало пульсацией в ногу.

– Везунчик, – заключил первый, – доски в порядке, только тряхнуло сильно. Не впервой, я вижу. Отхватил синяков.

– У него карта… Где только достал?

– Да… Не простой пацан, в такие годы… Не удивлюсь, если он весь путь от того острова по дну проделал.

– Смотри! Судя по отметкам, он прошел без малого – тридцать миль.

– Город в океане? Что за чушь.

– Мой дом… – едва смог вымолвить мальчик, теряя сознание. Образы сливались воедино, образовывая белую картину.

– Там может располагаться только одно место – восьмое убежище. Лет десять, как сигнал пропал, я не путаю?

– Значит ошибались. Насчет три подня-я-я-ли.

Так и прошло его первое знакомство с миром людей. Ребенок открыл глаза лишь спустя несколько дней. Долго разглядывал потолок, покрытый трещинами от старости, потом перевел взгляд на стены с облупившейся белой краской.