скачать книгу бесплатно
Ледяная купель. Проза XXI века
Владимир Хованский
«Ледяная купель» – сборник трогательных рассказов для детей и взрослых, где Добро всегда побеждает Зло. Очаровательные сказки и поучительные приключения зверюшек и птиц, осенних листочков и галош, а также… неизвестных слов и каламбуров вызывают улыбку у читателя. Животные в лесу уже давно и успешно играют в футбол, а самолётами путешествуют на юга не только люди и их домашние питомцы. Не верите? – прочитайте эту книгу и убедитесь сами!
Ледяная купель
Проза XXI века
Владимир Хованский
НП «Литературная Республика»
Благодарности:
ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА
Директор издательства: Бояринова О.В.
Руководитель проекта: Крючкова А.А.
Редактор: Петрушин В.П.
Вёрстка: Измайлова Т.И.
Обложка: Крушинина В.А.
Книга издаётся в авторской редакции
Возрастной ценз 18+
Печать осуществляется по требованию
Шрифт Serif Ingenue 11
ISBN 978-5-7949-0804-6
Издательство
Московской городской организации
Союза писателей России
121069
Россия, Москва
ул. Б. Никитская, дом 50А/5
2-ой этаж, каб. 4
В данной серии издаются книги
авторов, пишущих на русском языке
в XXI веке
Электронная почта: litress@mail.ru
Тел.: + 7 (495) 691-94-51
© Владимир Хованский, 2022
ISBN 978-5-7949-0804-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
СЛОВО от АВТОРА
Дорогой читатель!
Я очень рад, что Вы открыли мою книгу, и мне хочется надеяться, что она будет прочитана Вами до конца.
В этом сборнике малой прозы есть место и сказочным историям, и реальным событиям, свидетелем, а то и участником которых, был я сам.
Различные по форме, стилю письма и по содержанию рассказы отличаются одной общей линией, единым стержнем, в основании которого находятся извечные ценности – Любовь и Добро.
С пожеланием Любви и Добра,
Владимир Иванович Хованский
СКАЗКИ для ДЕТЕЙ и ВЗРОСЛЫХ
Листик
Случилось это осенью в конце октября. Утром пронзительный блеск солнца разлился по всей округе. Заиграл на блёстках инея, чуть тронувшего остатки поникшей травы, поднял сонных уток над тёмною водою пруда и, плеснув синевы в глубь небес, бросил в неё чёрную россыпь сварливых ворон.
Их крики и гвалт разбудили Листика. Какое-то время он, не открывая глаз, машинально слушал их сплетни, потом чуть приоткрыл свои веки. Так и есть. Ночь унесла соседей слева и справа. Поднял глаза. Только ветки. Только голые дрожащие ветки…
Печаль поразила его в самое сердце. Где Листичка, где его любимая подружка… Ещё вечером они тревожно следили за тем, как порывы ветра, под крики и плач, срывали и уносили их родных и друзей. Как они, отчаянно цепляясь за жизнь, кружились в последнем хороводе, теряли остатки сил и обречённо падали на жухлую траву.
Ему вспомнились первые дни своей жизни, когда, разорвав треснувшую кожицу почки, он просунул головку в узкую щель. Яркий сноп света ослепил его, в ноздри ударил терпкий запах народившейся жизни. Листик вылез из распавшейся почки и задохнулся от солнца, от счастья, от восторженных криков ярко зелёных младенцев. Их было много. Кричали и слева и справа, сверху и снизу. Поминутно лопались почки, и большая белая берёза медленно покрывалась нежно-зелёным пушком.
Тут-то Листик и увидел впервые Листичку. На соседней ветке, почти касаясь его, с тихим шорохом лопнула почка. Зелёная маковка, а затем и головка на длинной шее, показались в открытом проёме. Два изумруда с любопытством уставились на него. А он утратил дар речи. Ведь женщину Листик увидел впервые…
Придя в себя, он прошептал:
– Я – Листик…
– А я – Листичка, – улыбнулись изумруды.
– Я видел, как Вы появились на свет…
– А я рада, что родилась рядом с Вами…
Так завязалась их дружба. Листик не расставался с Листичкой, ведь веточки, на которых родились они, росли совсем рядом. Днём они вместе с соседями обсуждали разные новости и со смехом рассказывали весёлые истории. По утрам умывались росой, а когда начинал идти дождь, наступал «банный день». Так в шутку называли они дождливые дни.
Когда дул северный ветер, старались прижаться друг к другу, чтобы было теплее. Когда припекало солнце, сонно дремали. Смеркалось. Листик желал Листичке спокойной ночи, бережно опускал её ладошку в свою, и они закрывали глаза.
Конечно, не всё и всегда было гладко. Комары досаждали назойливым писком, толпились бестолковые мошки, больно задевали крыльями птицы. Но всё это были мелочи жизни.
А вот тлю, майских жуков и гусениц листья смертельно боялись. Настоящие бандиты и убийцы! Они поедали листочки. Ели… живых! И нельзя было от них убежать – мама-берёза крепко привязала детишек к себе.
К счастью, судьба хранила молодую пару. Безмятежно прошли май, июнь и июль. Листик с Листичкой набрали силу, жизненный опыт и мудрость. Наступил август. Как-то Листик заметил в зелёных кудряшках Листички желтоватую прядь.
– Ты что, красила волосы? – удивился он.
– Старею я, милый, вот что, – грустно улыбнулась Листичка. – Присмотрись-ка к другим…
И правда: у многих собратьев тоже появились жёлтые пряди. Мало того, в жёлтый цвет окрасились и руки, и ноги. Да и мама-берёза начинала пестреть. Жёлтые пятна появились и в её пышной зелёной кроне.
А тут ещё и сарафанное радио разнесло неприятную весть. Будто бы самые первые листья видели странного старца. Тёмно-коричневый, иссохший до невозможности лист утверждал, что родился ещё в прошлом веке. Пережил весь зелёный народ, живший на маме-берёзе, пережил страшный холод и голод и утратил смысл жизни. Через несколько дней он исчез.
Этот рассказ оставил неприятный осадок. С некоторых пор Листик стал замечать перемены в себе. Он начал желтеть и худеть, раздражаться и брюзжать по пустякам.
– Боже, да ведь я настоящий старик… – однажды воскликнул он про себя. – А как же Листичка?
А Листичка, и пожелтев, не утратила своей красоты. Жёлтый цвет был ей явно к лицу.
Ностальгия появилась в их долгих беседах: как молоды мы были…
Промелькнул сентябрь с его «бабьи летом», побежали-полетели деньки октября. Погода испортилась. Дул северный ветер, секли мелкие острые капли дождя. К вечеру он вроде утих, но настроение у обоих было неважным. Вяло пожелав Листичке спокойной ночи, Листик забылся тревожным сном…
Он ещё раз огляделся. Никого. Один, он один остался у мамы-берёзы. Её последний сынок. И снова печаль навалилась на сердце: Листичка, Листичка, как же ты могла уйти без меня…
Листик стал вглядываться в разбросанные по траве жёлтые пятна. Кое-кого он узнал. Вон, знакомая с третьей ветки налево, вон её соседка, а вот и сосед, висевший прямо над ним…
В глазах зарябило. Он наклонился и… свет померк в его глазах. На траве, почти под ним, лежала Листичка. Его родная Листичка лежала и глядела на него.
Он закричал изо всех сил, что любит её, что не может без неё жить… Но голос его, как и у всех листьев, был тих и похож на шорох. Листичка не могла разобрать его слов, и только виновато улыбнулась ему. Беспомощная и нежная…
И тогда Листик начал молиться. Он молил Вышние Силы, чтобы поднялся ветер. Он молил ветер, чтобы тот забрал его у мамы-берёзы. Он молил свою маму, чтобы она не держала его…
И откуда-то взявшийся ветер легонько обнял Листика и мягко оторвал его от ветки. Листик, почувствовав свободу, начал медленно и плавно кружиться и потихоньку терять высоту, не спуская с Листички глаз. Вот она уже близко… Вот она совcем рядом… И Листик мягко опустился на траву рядом с любимой…
Он и Она
Они познакомились в страшной тесноте и давке огромного товарного вагона. Могучий поезд, легко рассекая вечерний воздух, всё дальше уносил их от родимых мест, от знакомой до последней былинки опушки, где ещё недавно шумела заповедная ясеневая роща. Теперь её не стало. Топор и пила ураганом прошлись по могучим деревьям, оставив от них лишь жалкие останки пней, да безобразные кучи хвороста, брошенные, как попало.
Так бежит армия, разбитая в жестокой битве, бросая на произвол судьбы трупы своих солдат, обозы и артиллерию. Страшное и тяжкое зрелище.
– Вы, кажется, стоите на моей ноге, – жалобно пискнула Она. – Мне больно…
Он попытался сдвинуть свою правую ступню, однако сжатый со всех сторон слепой и тёмной массой толпы, попавшей в ловушку тупика, лишь бессильно вздохнул и, скосив глаза, взглянул на свою соседку.
Даже сумрак, сгустившийся в углах вагона, даже пыль, дрожащим покрывалом обволокшая их, не могли скрыть овала прекрасного лица. Закусив губу и запрокинув голову, Она, казалось, держалась из последних сил…
Только на рассвете следующего дня колёса вагона стали стучать на стыках рельсов всё реже и реже, и, наконец, шумно выдохнув из усталой груди остатки истончённого пара, поезд остановился. Все напряглись в ожидании, но прошёл час, затем другой, прежде чем послышались грубые мужские голоса, двери вагона, сопротивляясь, мелко-мелко задрожали и, повинуясь чётким движениям умелых рук, с протестующим воплем раздвинулись.
– Ого, сколько их здесь, – сказал здоровенный верзила своему напарнику, – зови подмогу…
В ожидании он уселся на ящик из-под яблок и, греясь на солнце, лениво смотрел на обшарпанный станционный пейзаж, шумно плевал, норовя попасть в одну ему лишь видимую цель и жестоко скрёб свою кудлатую голову…
Страх потерять Её сковал его волю, лишил способности рассуждать и действовать.
«Только вместе, только вместе… вместе, вместе, вместе!» – стучало, пульсировало в нём, исходило криком.
– Только вместе… – вдруг выдохнул он вслух и с отчаянием посмотрел Ей прямо в глаза.
Она не отвела их, лишь что-то дрогнуло в распахнутых настежь зрачках, и они поплыли куда-то вверх и в сторону, далеко-далеко от всей этой грязи и смрада, от этого кудлатого громилы с его бездонным чревом, набитого одной лишь вязкой и едкой слюной…
Грузчики быстро и споро опорожнили вагон, погрузив роскошный ясеневый паркет в огромный крытый грузовик. Шофёр с силою крутанул ручку, заставив машину поперхнуться от неожиданности и зайтись частым мелким кашлем, затем вскочил в кабину и, махнув на прощание рукой, повёз драгоценный груз к недавно построенному громадному зданию в самом центре города.
Судьба. Пожалуйста, не говорите, что судьбы нет, что это бабушкины сказки. Есть, есть судьба-злодейка и судьба-удача. Одним – грянет громом среди бела дня, заставит копаться в истоках несчастий своих и проклинать день появления на Божий свет. Другим – улыбнётся в самом отчаянном положении, и они, выбравшись из него, назовут это чудом.
Судьба одарила наших героев. Мастер, укладывая новый паркет в приёмной директора, выбрал из целого вороха паркетин сначала Его, а затем, аккуратно и ровно, положил рядом с ним и Её, тесно прижав их друг к другу. Он был так ошеломлён обстоятельством этим, что едва успел благодарно пожать руку Мастера, уложившего рядом с ним его Счастье…
Так началась для них новая жизнь, обычная жизнь всех счастливых супружеских пар. С медовым месяцем, когда рабочие, уложив паркет в приёмной директора, перешли в другие кабинеты. С буднями, заполненными работой, и выходными, которые они, без остатка, отдавали друг другу. Конечно, без неприятностей не обходилось. Как и без кошмаров, которые хотя бы раз в жизни обязательно переживает каждое нормальное существо…
Едва закончился их медовый месяц, как в приёмную вползла неуклюжая ревущая штуковина, которая с яростью набросилась на соседей, а затем и на них. Она подминала паркетины под себя, быстро и ловко сбрасывала с них одежду и, страшно даже подумать, сдирала с них кожу своими острыми щётками. С живых! Боже, что там творилось! Каким криком зашлись бедняги паркетины, какие потоки слёз бушевали в приёмной директора…
Когда же, сделав своё страшное дело, машина-изверг уползла за дверь, они долго боялись пошевелиться, боялись взглянуть друг на друга, чтобы не видеть ужасных ран и увечья. Но когда всё же отважились, то увидали себя обновлёнными, с молодою гладкою кожей, скрывавшейся под старой и валявшейся теперь лохмотьями возле них, вместе с одеждой. Крики восторга и радости послышались со всех сторон, началось всеобщее ликование. Конечно, и здесь нашлись ворчуны, которым обновление пришлось не по вкусу, однако их было ничтожно мало.
Вскоре снова пришли паркетчики и облили всех с ног до головы тягучей едкой жидкостью. Фу, как это было противно. Но жидкость, вскоре затвердев, сделала их блестящими, как зеркало. И красивыми. Да, действительно, если хочешь быть красивым – терпи!
Он очень уставал на работе. Ведь он был настоящим мужчиной и изо всех сил старался облегчить долю своей верной подруги, трудившейся рядом с ним. Он принимал на себя тяжёлые шаги грузного директора и, защищая её, подставлял под них свои руки, плечи и спину, успевая улыбнуться ей, или шепнуть на ушко ласковое слово. Особенно досаждала им юркая секретарша, сновавшая взад и вперёд по приёмной, и норовившая делать больно своими острыми каблучками. Садистка! После этого у него саднило плечи и руки, а в пояснице не утихала тупая боль. Неделя заканчивалась, и в выходные Она заботливо лечила его ушибы и раны, кормила вкусным обедом и ворковала у него на плече.
Прошли года.
Время наложило свой отпечаток на дом в центре города. Теперь он не казался тем красавцем, каким вышел из-под рук уже ушедших на покой строителей. А ведь снаружи он был каменным, что же тогда говорить о его деревянном нутре…
Лак на паркете потрескался и стал облезать, влага и грязь с подошв посетителей избороздили морщинами облик когда-то молодой прекрасной пары. Они замечали, что стареют, силы оставляют их, а голоса стали скрипучими.
«Время, время… – всё чаще просил Он, – будь к нам милосердным, продли дольше наш век»…
Но время безжалостно даже к себе, что уж говорить о старом паркете. И настал тот день, когда равнодушные руки разобрали паркет и бросили Их в кучу старого хлама на заднем дворе. Так, держась за руки, они пролежали достаточно долго и умерли в пламени большого костра, разведённого дворником. В один день, в один час и в одну минуту…
Родинки
Жил да был маленький Мальчик. Глазки у него голубые ясные, словно небо весною раннею, носик-курносик небольшой, да ох уж и озорной-то какой, а волосы густые, ершистые, что тебе пшеница наливная-золотистая. И ещё родинки. Одна на среднем пальчике уродилась, другая возле локотка расположилась, а третья на самой щёчке присоседилась.
