
Полная версия:
Тринадцать
– Там, куда я тебя отвезу, ты тоже сможешь почитать. Одевайся, я подожду тебя в коридоре.
Глава 8

Jackson Breit – 679 & No Diggity
Оливия
Я никогда не была на свиданиях. На нормальных свиданиях. Ну, что-то вроде ужина при свечах, поцелуев под луной у костра на берегу океана или даже просто похода в кино.
С Шоном… мы обжимались в машине, проводили время у него дома с его друзьями, ходили на вечеринки. Но никогда не были где-то вдвоем.
Неудивительно, что он так поступил со мной: ему не хотелось заморачиваться по поводу отношений. Он никогда не знал, что такое «ухаживать» за любимой девушкой, водить на свидания и делать сюрпризы.
Да и зачем ему заморачиваться? Ведь когда пред тобой преклоняется весь университет, над такими мелочами можно и вовсе не париться. Особенно если речь идет обо мне. Ведь я для него лишь пустышка, игрушка, красивая кукла.
Можно ли как-то вызвать деменцию только по отношению к мудакам? Потому что мне нужно перестать вспоминать о нем, отпустить прошлое…
Но я не могу.
Слишком мало времени прошло, рана в сердце до сих пор кровоточит. Внутри меня все болит. Воспоминания свежи, словно все это произошло вчера, а не больше месяца назад.
Я совершенно не готова к новым отношениям. Даже фальшивым.
Безусловно, Остин кажется… хорошим парнем. Но ситуация с Шоном явно говорит о том, что я совершенно не умею разбираться в людях. Я ищу подвох в каждом.
Да и как вообще изображать чью-то девушку, когда сторонишься прикосновений противоположного пола? А самое главное, как избежать всеобщего внимания, если тебе нужно изображать девушку самого популярного парня университета?
– Лив, я жду тебя уже двадцать минут. Все в порядке? – отвлекает меня от тревожных мыслей взволнованный голос Остина, доносящийся из коридора.
Двадцать минут?! Я сижу на кровати уже двадцать минут?
Господи, все плохо.
На мне по-прежнему пижама, и я не уверена, что готова сейчас куда-то идти. Вытираю слезы, скатившиеся по щекам, и подхожу к двери. Когда я открываю ее, то встречаюсь взглядом с обеспокоенными глазами Остина.
– Почему ты еще не одета? – хмурится он.
Молчу.
– Иди ко мне, – спокойно произносит Стоун, раскрывая передо мной свои большие руки для объятий.
Я делаю шаг к нему и прижимаюсь к широкой груди. Слезы снова начинают течь из глаз, и я даже не пытаюсь остановить их. Мысли о том, как это жалко – вот так плакаться едва знакомому парню, напрочь вылетают из моей головы, и я просто позволяю себе это. Одной рукой Остин гладит меня по волосам, пока другой крепко обнимает за талию. И это все, что на данный момент мне так жизненно необходимо.
– Я не могу поехать с тобой, Остин, – сквозь всхлипы произношу я.
– Можешь. – Чувствую прикосновение его теплых губ к своему лбу. – Ты сильная.
– Ты меня даже не знаешь.
– Я знаю достаточно.
Резко отстраняюсь от его груди и запрокидываю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Он тяжело сглатывает и отводит взгляд.
– Так… ты… Что именно ты знаешь? – взволнованно спрашиваю я.
– Я знаю достаточно, – снова тихо произносит он, встретившись своими бездонными голубыми глазами с моими.
Испуганно смотрю на него, пытаясь не забывать при этом дышать.
Господи, нет! НЕТ!
Откуда? Как? Зачем? Почему?
– Остин! Объяснись! – раздается рассерженный голос Кейти, направляющейся к нам по коридору.
– Черт, – выдыхает Остин, запрокинув голову к потолку.
– Я тебе не черт. – Кейти подходит вплотную к нам. – Почему Лив плачет?! Отвечай.
Остин смотрит на меня с мольбой о помощи, и я решаю спасти его задницу:
– Все в порядке, просто Себастьян умер.
– Кто? – хмурится соседка.
– Себастьян Вальмонт.
– Он студент нашего университета или кто?
– Это главный герой романа «Опасные связи», Китти Кэт, – неожиданно произносит Остин. Он что, читает? Надо же, какой нетипичный спортсмен. – Не пробовала читать что-нибудь помимо новостей о слиянии компаний или эволюции валютно-кредитных отношений?
Кейти показывает брату средний палец и проходит мимо нас в комнату.
– Очень по-взрослому! – кричит ей Остин, а затем снова устремляет взгляд своих голубых глаз на меня и шепчет: – Собирайся, Мышонок. И поехали.
Прикусываю губу и отвожу взгляд, намереваясь отказать ему. Я и так однажды вышла из зоны комфорта, перешагнула через Оливию-интроверта и попыталась быть той, кем я не являюсь. Не уверена, что готова повторно выполнить подобный трюк. Ну какая из меня фальшивая девушка капитана «Непобедимых дьяволов»?
– Не думай ни о чем, – будто прочитав мои мысли, продолжает он. – Пожалуйста, Лив. Просто собирайся. Я буду ждать тебя здесь.
Я смотрю в его кристально чистые голубые глаза, в которых буквально читается мольба пойти с ним.
Может быть, нужно попробовать перестать искать подвох?
Что, если его нет?
Да, Остин добр ко мне. И он появился рядом, когда был нужен мне. В самом деле спас меня от этого придурковатого Кристофера.
Но… мне страшно.
Что, если подвох все же есть?
Слишком сложно доверять. Вдруг и он обидит меня?
Мне хочется отказать ему и оставить эту глупую затею. Но когда я встречаюсь с ним взглядом, то понимаю, что я как минимум должна попробовать отплатить ему той же добротой. Хотя бы попробовать.
Медленно киваю и замечаю, как с губ Остина тут же срывается едва слышный вздох.
Захожу в комнату, закрывая за собой дверь, несусь к шкафу и достаю черные зауженные джинсы и широкий темно-синий свитер, который накануне купила в торговом центре, быстро переодеваюсь и подхожу к зеркалу, чтобы попытаться сделать что-то со своим опухшим лицом. Наношу тонкий слой увлажняющего крема и тянусь к кисточке, чтобы завершить все это матовой пудрой. Достаю из косметички тушь, но тут же кладу обратно, решив, что не хочу выглядеть как кукла. Хочу быть с Остином самой собой. Обуваю черные ботинки, надеваю пальто и беру со стола свой телефон и кредитку.
Когда я смотрюсь в зеркало и поворачиваюсь к двери, то наконец замечаю пристально следящую за мной Кейти. Она сидит на своей кровати, скрестив руки на груди, и прожигает меня взглядом.
– Какого черта, Лив?
Поджимаю губы, но тщетно, смешок срывается с них.
– Ты изверг, знаешь? Я схожу с ума от любопытства, что происходит между тобой и моим братом, а ты еще и смеешься надо мной. Ничего смешного во всем этом нет!
– Я… поговорим потом, ладно?
– Ловлю на слове. И возьми зонтик, обещали дождь!
Кейти кивает в сторону зонта в плетеной корзинке в углу комнаты, и я тут же беру его, с благодарностью глядя на нее.
– Спасибо, – шумно выдыхаю, нервничая.
– Иди уже к своему Ромео! – негодует Кейти, когда я, коротко улыбнувшись, открываю дверь.
– Китти Кэт, Ромео был влюблен в Розалину, причем безответно, – произносит стоящий в дверях Остин. – После знакомства с Джульеттой прошло не больше суток, прежде чем он решил обвенчаться с ней, чтобы забыться. Так что, как по мне, Ромео был придурком. И никогда не любил Джульетту. А потому не называй меня так. И молю: ознакомься с классикой школьной программы.
Мои губы невольно расплываются в улыбке, когда Кейт снова показывает брату средний палец.
Кажется, Кейти не лгала, когда сказала, что Остин меня удивит.
– Ты готова? – интересуется он, протягивая мне ладонь.
Пристально смотрю ему прямо в глаза, ощущая странную уверенность в правильности происходящего. Делаю глубокий вдох, а затем вкладываю в его руку свою.
Остин отворачивается от меня, смотря прямо перед собой, но я успеваю заметить, как уголок его губ дергается в подобии улыбки, и тоже невольно улыбаюсь, предвкушая то, что будет с нами дальше.
Глава 9

Simple Plan – I don’t wanna be sad
Оливия
Это. Просто. Восхитительно.
Зачарованно осматриваюсь вокруг, пытаясь не сойти с ума от эстетического великолепия, окружающего меня со всех сторон.
Остин привел меня в маленький книжный магазинчик, подобный одной из декораций к американским фильмам про Великобританию.
Несмотря на непрекращающийся отвратительный дождь (хотя я уже успела убедиться, что иного в Манчестере ожидать нет никакого смысла), мы пешком добрели до Манчестерского собора, что заняло у нас порядка двадцати пяти минут. Все это время Остин интересовался, не замерзла ли я, и держал над нами зонт, пока я шла с ним под руку. Он рассказывал мне о том, что город возник на месте кельтского поселения Мансенион, о восстановлении города после военных бомбардировок, о местном населении и, конечно же, о футболе. Мне, на удивление, было так спокойно, что я не заметила, как мы подошли туда, где, собственно, сейчас и стоим. Я – с открытым ртом, а Остин – с улыбкой.
Большие книжные стеллажи из темного дерева с резным орнаментом по краям полностью заполнены самыми разными книгами. Внимательно осматриваю их корешки и читаю названия. Нахожу «Гордость и предубеждение», «Грозовой перевал», «Джейн Эйр»…
Глаза разбегаются, а руки так и чешутся прикоснуться к этим произведениям искусства, но я представляю, сколько труда ушло на их реставрацию, поэтому изо всех сил сдерживаю свой порыв и жадно пожираю их лишь пристальным взглядом.
Это невероятно.
Джо Голдберг [20], не ты ли приложил к этому месту свою руку?
– Нравится? – интересуется Остин, дождавшийся, пока я пройду все стеллажи туда-сюда несколько раз подряд.
Мне нравится, что он не давит на меня и не торопит. Что дает мне личное пространство, находясь близко, но при этом далеко.
– Очень. – Поворачиваюсь к нему с диким восторгом в глазах и с широкой улыбкой на губах. – Как ты нашел это место?
– Моя мама любила книги. Она собирала их по всему миру и привозила сюда.
– Так это… магазин твоей мамы?
– Был. Отец продал его после ее смерти.
– Извини, я не знала. Как давно она умерла?
– Все в порядке. Прошло уже три года. И отец продал этот магазин практически на следующий день после этого.
Между нами повисает неловкое молчание. Остин отводит взгляд, и я тяжело сглатываю, пытаясь подобрать слова. Его откровенность меня… удивляет.
– Это место напоминает тебе о ней?
– Да. Она вложила в него маленькую частичку своего большого сердца.
– А с отцом у тебя… натянутые отношения?
Остин грустно усмехается.
– Боюсь, что «натянутые» – слишком мягкое слово для тех отношений, что есть между нами. – Он делает шаг ко мне навстречу и произносит: – Прости, я привел тебя сюда не для того, чтобы рассказывать тебе о нашей семейной драме. Можешь взять любую книгу, какую захочешь. Или даже все.
– А владелец не будет против?
Отрицательно качает головой.
– Даже не будешь его спрашивать об этом?
– Я не привык разговаривать сам с собой.
Мои губы приоткрываются в беззвучном «о».
– Что? – Смущенная улыбка появляется на его губах.
– И как же ты это провернул?
– Бенефициар [21] в договоре.
– Ну конечно, – улыбаюсь и я. – А… прости за любопытство, но где ты взял столько денег?
– Я потратил на него почти весь гонорар за футбольный контракт.
Это удивляет меня, ведь в моем представлении футболисты тратят деньги на «Бентли» или дорогие шмотки, но никак не на то, что напоминает о маме.
– Я не могу взять эти книги, Остин, – шепчу, все еще восхищаясь его поступком.
– Почему?
– Это память о твоей матери.
– Нет, Мышонок. Память о ней здесь. – Показывает на сердце, а затем на голову: – И здесь.
Пытаюсь перебороть свое желание и вести себя благоразумно, но все же больше не могу сдерживать порыв. Тяжело выдыхаю и снова поворачиваюсь к книжным стеллажам.
– Я буду обращаться с ними как с самыми ценными вещами в целой Вселенной, – с горящими глазами произношу я.
– Знаю, Мышонок. – Остин протягивает мне ключ. – Было бы здорово, если бы ты позволила мне привозить тебя сюда или хотя бы забирать тебя отсюда, чтобы тебе не пришлось ходить в ночи одной. Но если ты захочешь провести здесь время одна или с отцом, то пусть у тебя будет дубликат ключа.
– С отцом?
– Он преподает у меня литературу. Мы… уже успели познакомиться.
Беру протянутый ключ и удивленно смотрю на него.
– Обсудим это потом, – с удивлением произношу. – Но почему ты делаешь это для меня?
– Потому что думаю, что тебе это нужно.
– А что нужно тебе, Остин?
– Скажу, когда сам буду знать ответ на этот вопрос. – Он улыбается своей милой улыбочкой и направляется к двери. – Я буду в основном зале.
– Разве мы не должны провести этот вечер вдвоем? У нас же… свидание?
Теперь Остин улыбается во все тридцать два зуба.
– Не хочу отвлекать тебя от книг своим шармом, – бросает он с ухмылкой и выходит из комнаты.
Закатываю глаза, но все же глупо улыбаюсь, сама не зная почему.
Остин
Когда час спустя я спускаюсь к Лив, то замечаю ее сидящей в гобеленовом кресле у маленького приоткрытого окошка, сквозь которое в пространство доносится шум ливня. Лив сняла конверсы и подогнула ноги под себя. Она сосредоточенно водит пальцем по тексту, а затем прикусывает губу и перелистывает страницу.
Прислоняюсь к дверному проему и улыбаюсь оттого, как все книголюбы похожи. И мне прекрасно известно, что не нужно сравнивать свою девушку, пусть даже фальшивую, с мамой, но моя мама тоже очень любила тактильность книг. Ей нравилось гладить текстурные обложки, проводить подушечками пальцев по бумаге, а еще – жадно вдыхать их аромат. Всякий раз, когда она делала это, ее веки прикрывались от удовольствия. Так вот, Оливия только что сделала то же самое: прикрыла глаза, наслаждаясь книгой.
– Остин Стоун, вы пойманы с поличным, – вдруг доносится ее голос.
Вскидываю руки, заметив пристальный взгляд ее изумрудных глаз.
– Виновен.
– Ты не говорил, что собираешься вести себя как сталкер. – Усмехнувшись, Лив закрывает книгу и притягивает ее к груди.
– Я… не собирался тебе мешать.
– Но помешал.
– Да… Прости, не хотел отвлекать.
– Поэтому наблюдал за мной?
– Наблюдать за тобой во время чтения… очень даже… – пытаюсь подобрать слово, – увлекательно.
Лив поджимает губы, чтобы не расхохотаться, и опускает взгляд. Я тоже смущенно отвожу свой, чувствуя неловкость. И это странно. Девушкам редко удавалось вызвать у меня именно такие эмоции.
– Так и почему ты решил меня отвлечь? Нам уже пора?
– Пять часов.
– Пять часов? – Меж ее бровей появляется складка.
– Время пить чай.
Она все еще непонимающе смотрит на меня.
– У моей мамы был свой книжный клуб. Каждую пятницу они собирались здесь ровно в пять часов вечера и, как и положено англичанам, обсуждали книгу недели за чашечкой чая. Все уже в сборе. Мы ждем только тебя.
– Книжный… клуб? – Ее глаза загораются, как яркие светодиоды.
Киваю.
– Но… ведь… я не подготовилась! – Она вдруг подскакивает на ноги и начинает надевать конверсы. – Как же я буду участвовать в дискуссии, если не читала книгу? Почему ты не сказал мне заранее? – К концу пламенной речи ее голос срывается.
Вновь поджимаю губы, чтобы не начать улыбаться.
– Как я должен был сказать тебе заранее, если ты стала моей девушкой позавчера?
Лив открывает рот и закрывает. Несколько раз подряд. Затем с ее губ срывается отчаянный стон, и она тут же прикрывает веки.
– Ты наверняка читала эту книгу, – пытаюсь спасти положение я.
– А что за книга на повестке дня?
– Эм-м-м-м…
– Ты не знаешь какая? – практически кричит она. – Остин!
Я смеюсь, и Лив берет подушку из кресла и бросает ею в меня.
– Это не смешно! – скулит она, пока я продолжаю смеяться.
– Сейчас сама все разузнаешь, – с улыбкой произношу. – Тебе понравится.
В ее взгляде читается волнение. Она набирает полные легкие воздуха, а затем делает шаг ко мне.
– Ты… сказал мне, что у нас еще будет время побыть вдвоем, но… вместо свидания мы сейчас будем пить чай с книжным клубом? – интересуется она, пока ее зрачки бегают по моему лицу.
– Это плохо? – Мой голос звучит хрипло.
– Нет, – шепчет она. – Это очень хорошо. Спасибо за это.
Я тянусь к ней и убираю за ухо прядь волос. На этот раз она не вздрагивает, просто тяжело сглатывает, не сводя с меня взгляда.
– Всегда пожалуйста, Мышонок, – шепчу я, глядя на ее идеальную фарфоровую кожу и соблазнительные губы.
Этот момент, когда мы стоим посреди книжных стеллажей так близко друг к другу, кажется мне интимнее всех тех, которые были у меня раньше. И я вдруг ловлю себя на мысли, что при других обстоятельствах я, возможно, даже мог бы стать ее настоящим парнем, а не фальшивым. Но… при других обстоятельствах. Никак иначе.
– Пойдем?
Она делает глубокий вдох и шумно выдыхает, после чего, вложив свою ладонь в мою, уверенно произносит:
– Пойдем!
Глава 10

Eric Lee – Same Dirt Road
Оливия
Для середины марта сегодня тепло. Даже слишком. На ясном небе крупным пятном сверкает яркое солнце, лучи которого падают прямо на страницу «Грозового перевала», который я держу в руках. В пятницу я нашла его на полках многочисленных стеллажей магазинчика и сейчас бережно открываю роман по тем закладкам, что вложила мама Остина.
– «Грозовой перевал»? – раздается рядом со мной знакомый голос.
Я вскидываю голову и жмурюсь от солнечного лучика. Приставив ладонь к глазам, наконец могу рассмотреть Остина. Его светлые волосы слегка взъерошены, а на губах – та самая милейшая улыбка с ямочками.
– Именно он, – шумно выдыхаю я. – В очередной раз пытаюсь понять, в чем его феномен.
Остин бросает свою куртку вниз и устраивается на ней рядом со мной на лужайке. Он упирается локтями в свои колени и фыркает.
– Что? – Я закатываю глаза.
– То есть тебе не нравится этот роман Эмили Бронте?
– Нет. Совсем нет, – морщусь я. – Да и какой же это любовный роман? Их любовь… извращенная.
– Но все же… любовь, – пожимает плечами Остин.
– Скорее, одержимость. Хитклифф – главный антагонист «Грозового перевала». Зачем вообще писать роман, главный герой которого и есть антагонист? Как же героиня сможет ему противостоять? Да и вообще, это произведение нагоняет лишь тоску. От каждой строчки веет холодом. А его отношения к Кэтрин – один сплошной абьюз!
Остин смеется.
– Прости. – Я прикусываю губу и отвожу взгляд. – Обычно я более… сдержанна.
– Не извиняйся. Но ты не подумала о том, что Хитклифф просто обезумел от своей любви к Кэтрин?
– Даже если так, он псих, – выдыхаю я.
Он снова издает смешок.
– Ты слишком категорична. Думаю, Эмили Бронте просто хотела донести до читателей, что страсть способна лишить рассудка. И ничего больше.
– Но ведь страсть – это вовсе не любовь, – хмурюсь я.
– Или все же любовь? Ведь даже после смерти Кэтрин Хитклифф жил лишь мыслью о мести за нее.
– Это одержимость.
– Или любовь? – улыбается Остин.
Закатываю глаза.
– С тобой невозможно устраивать дебаты!
– Ты же понимаешь, что каждый из нас видит в этом романе только то, что хочет именно он. И именно подобные противоречивые мнения и есть феномен этого романа.
– Для спортсмена ты слишком умный, – выдыхаю я, и Остин коротко смеется.
– Сочту за комплимент.
Он пристально смотрит на меня своими ярчайшими голубыми глазами, и я вдруг чувствую смущение рядом с ним. Еще два дня назад меня действительно раздражала мысль, что мне придется притворяться его девушкой, а сейчас… я волнуюсь рядом с ним.
– Если ты не любишь этот роман, то почему взяла с полки именно его? – спрашивает Остин.
– В нем было больше всего закладок. – Я прикусываю губу, а затем тихо произношу, опустив взгляд: – И мне просто стало интересно, что насчет этой книги думала твоя мама.
– Мою сестру зовут Кэтрин, ответишь сама на этот вопрос? – с улыбкой говорит Остин, и я ошарашенно приоткрываю рот. – Она любила этот роман. Мы с ней часто не сходились во мнениях по поводу классики. Каждую неделю выбирали книгу, а затем устраивали обсуждения. Я любил спорить и пытался доказать маме, что моя точка зрения является верной, но… Моя мама была не из тех, кто любил спорить. Она с улыбкой говорила о своих впечатлениях и никогда не навязывала их кому-то. Это обескураживало, особенно когда я был крайне с ней не согласен… – Он ненадолго замолкает. – Жаль, что она не сможет рассказать тебе, почему так любила эту книгу.
Тяжело сглатываю.
– И мне жаль, – тихо произношу, глядя ему в глаза. Хочется спросить, что с ней произошло. Попытаться что-то сказать… Вот только сложно подобрать слова скорбящему человеку. – А есть книги, которые и ты, и она любили вместе?
Он улыбается.
– «Тысячеликий герой».
– «Тысячеликий герой»? – опешив, переспрашиваю я.
– И почему ты так удивляешься?
– Я… – Пытаюсь подобрать слова. – Не могу поверить, что ты знаешь о существовании этой… книги. Постой, твоя мама любила «Звездные войны»?
Уголки губ Остина дергаются.
– Мышонок, ты сейчас такая забавная. – Он улыбается. – Мы с мамой определенно были благодарны Джозефу Кэмпбеллу за его огромнейший вклад в создание целой вселенной «Звездных войн».
Забудьте, что еще пару дней назад я не хотела быть его девушкой. Можно ли признаться в любви едва знакомому парню? Ведь я в одном шаге от этого.
– Боже мой, Остин Стоун, разве можно быть таким идеальным? – шепчу я.
– Ты же знаешь, что сказала это вслух? – С губ Остина срывается смешок.
Широко распахиваю глаза, чувствуя, как заливаюсь румянцем.
Господи!
– Я… просто удивлена. Ты… любишь то же, что люблю я.
– Это плохо?
– Нет. Это… удивительно.
– То есть я удивительный? – улыбается он.
– Домыслы.
Он фыркает, но его улыбка вдруг исчезает, и он серьезным тоном говорит:
– Позади тебя братья Миллз. И я сейчас тебя обниму.
Задерживаю дыхание и льну к его груди. Оставив невесомый поцелуй на моей макушке, Остин выпрямляет ноги, и я ложусь головой к нему на колени, держа над собой раскрытую книгу, в то время как он откидывается на одну руку назад, а другой – гладит меня по волосам.
– Мы… должны целоваться? – тихо интересуюсь я, не сводя взгляда с книги.
– Ты читаешь книгу, я ни за что на свете не подпишусь на то, чтобы посметь отвлечь тебя. Это как прервать воскресную службу в церкви.
Я коротко смеюсь.
– Да и ты громче всех возмущалась, что не хочешь целоваться со мной.
– Ты любишь «Звездные войны». Это все меняет.
Остин фыркает.
– Ты вроде говорила что-то о том, что я удивительный.
– Нет, я сказала не так.
– Разве? – насмехается он надо мной.
Отрываюсь от книги и кладу ее на грудь. Сужаю глаза, мысленно отправляя Остина в тюрьму Белсависа [22] взглядом, но он лишь улыбается, подставив лицо лучам солнца.
– В четверг у меня футбольный матч. – Он приоткрывает один глаз и смотрит на меня. – Я принес тебе свою футболку.
– Умеешь ты все испортить, – кривлюсь я. – Футбол… забудь про все комплименты, что я тебе делала.
– Тебе понравится футбол.
– Я не люблю спорт. И спортсменов.
– Ты и не должна любить спортсменов. Во множественном числе. Я твой единственный спортсмен.
Закатываю глаза.
– И что, мне прям обязательно ходить на все твои игры?
– Конечно. Можешь еще нарисовать плакат: «Остин, вперед!»
– Ты же так шутишь?
Он начинает хохотать.
– Лив, ты можешь не ходить, если не хочешь. Но мне кажется, что моя девушка ходила бы на мои игры.
– Твои бывшие девушки так и делали?
– У меня не было девушек в университете.
Вскидываю бровь.
– Постоянных?
Остин тяжело сглатывает.
– В принципе не было.
– У тебя не было девушек… вообще?
– В университете – нет. Что тебя так удивляет?
Открываю рот. И тут же закрываю. Почему у сексуального капитана футбольной команды не было девушек? Что, если он смертельно болен, как Хэйзел в «Виноваты звезды»?
Или…
– Шестеренки в твоей голове крутятся слишком громко, – выдыхает он. – Лив, я просто очень выборочен. Я ведь тебе уже об этом говорил.
– Да, но ты практически выпускник.
– Правда?
Цокаю, пока Остин коротко смеется, но почти сразу же становится серьезным:
– Моя жизнь не такая радужная, какой может казаться. И на то, что у меня не было девушек, есть свои причины.
– Ты умираешь? – все же слетает с моих губ.
Хочется стукнуть себя по лбу лежащим на животе «Грозовым перевалом», но это богохульство.