Хвост ящерицы. Тайна русского Кёнигсберга

– Значит, батюшка, – догадался Суворов-младший, – путь человека с запада на восток – это символ его учения, получения знаний, посредством которых он совершенствует своё познание, а путь с востока на запад – его нисхождение к скрытым тайникам его разума?

– Примерно так, Саша. Всё это описано в сей масонской книге. Символы ты должен понимать, а основные ритуалы тебе нужно знать, чтобы не опростоволоситься в ложе перед важными персонами…

Профессор медицины Пауль Майбах возвращался домой. С острова Кнайпхоф, где располагалось здание университета, на Альтштадт он перешёл по старинному Лавочному мосту. Хотя кое-где по льду Прегеля уже были протоптаны дорожки, доктор не хотел рисковать – лёд на реке обманчив. Это резвящейся малышне всё нипочём – гоняют по льду, кричат, смеются… Те, кто постарше – при делах: кто занимается ремеслом, кто учится, кто торгует.

На альтштадской ратуше зазвонил колокол. Начало темнеть. С закрывающегося рынка навстречу доктору прошла группа студентов. Молодые люди учтиво поприветствовали профессора. Майбах тут же припомнил спор, возникший часом ранее между несколькими дотошными буршами и его молодым коллегой Анджеем Орловским. Причину спора он не расслышал, кажется, речь шла о способах остановки кровотечения, если рана – на шее, но те методы, о которых объявил преподаватель, вызвали бурный отклик у студентов. Обсуждение переместилось из аудитории в коридор. Профессор хотел было вмешаться и помочь коллеге, но тот блестяще справился сам.

Мимо прошли крестьянки, под войлочными плащами которых были видны стамедные сарафаны, в руках женщины держали корзинки с продуктами. За ними проследовали молодые люди в бекешах с меховыми воротниками. Один из них, уворачиваясь от проезжавших саней, едва не сбил профессора с ног, но тут же извинился и бросился догонять своих товарищей. Вот из старинного кабачка «Усы сома» вышли подвыпившие моряки в голландских бострогах (24), за ними – русский монах в чёрном мятле (25).

– Как вам нынешняя погода? – поприветствовал Майбаха его слуга Петер Вурст, принимая из рук профессора плащ и камзол. – Сейчас я подам вам стаканчик глинтвейна, господин профессор.

Учёный доктор жил один. Супруга его умерла лет десять назад, старшая дочь вышла замуж и уехала в Польшу, а сын служил полевым хирургом в войсках Фридриха II.

– Приходил ли кто-нибудь ко мне, Петер?

– А как же! Прибыл посланник от его сиятельства генерала Суворова. Он передал вам небольшой подарок от губернатора – корзину с великолепной ветчиной!

– Прекрасно. Нарежь немного тоненькими ломтиками и отнеси в мой кабинет.

– Собираетесь работать, господин профессор? – Лицо слуги оставалось в тени, откуда лишь поблескивали белки глаз.

– Нет, я только хочу просмотреть план диссертации Орловского и немного почитать Джонатана Свифта.

В кабинете профессора были плотно задёрнуты шторы, на столе стоял канделябр с горящими свечами. На висевшем справа от окна гобелене был изображён всадник, пытающийся добить копьём спасающегося бегством раненого вепря. Майбах любил этот гобелен и считал его настоящим произведением искусства.

В углу кабинета напольные часы пробили восемь раз.

Тёплый глинтвейн, уютные огоньки свеч, тишина и прекрасные ломтики ветчины сделали своё дело, совершенно расслабленный и умиротворенный профессор задремал…

Разбудил доктора Майбаха посторонний звук. Он открыл глаза и с изумлением обнаружил, что… вилка, находящаяся на столе, слегка постукивает о краешек тарелки, в которой недавно лежали ломтики ветчины. Вилка сама по себе стучала о тарелку!!! А нарисованная на её дне голова копчёного поросёнка вдруг открыла глаза и… состроила мерзкую гримасу! Сердце ёкнуло в груди доктора. «Спокойнее, – машинально подумал он, – не поддавайся… Это всего лишь мираж…»

Он поднял глаза и с ужасом увидел, что всадник на гобелене тоже ожил. Он нёсся прямо на профессора, волосы его развивались на ветру, глаза горели адским пламенем, а копьё нацелилось Майбаху прямо в грудь. Страх, дикий животный страх, который, казалось, невозможно пережить, охватил профессора!

Глава 5. Циркуль и наугольник

Поздним вечером 17 января 1761 года в двери роскошного особняка, расположенного в северной части Королевского пруда, настойчиво постучали.

– Что вам угодно, сударь? – спросил привратник, приоткрыв дверь.

– Я провёл много лет в пути, двигаясь с запада на восток, к солнечному свету, – туманно объяснил путник. – Надеюсь, что я попал к своим братьям, вместе с которыми мы достигнем тех вершин, с коих светлый лик Великого Архитектора будет наиболее близок и ясен…

– Проходите, сударь, – широкоплечий привратник отстранился от дверного проёма, впуская позднего гостя. – И подождите немного. Сейчас господин Вейлис спустится к вам.

Вошедший снял шляпу и стряхнул на пол налипший на неё снег.

– Благодарю вас, – ответил он. – Смею ли я надеяться, что судьба доставила меня в известную всей Европе ложу «Три короны»? – И огляделся.

Обычная прихожая, стол с креслами, справа – дверь, в которой, похоже, оборудовано караульное помещение… На стене, при неярком освещении можно было разглядеть висящие портреты неизвестных персон и чёткое изображение циркуля и наугольника по самому центру.

Привратник пожал плечами и сделал три шага назад.

– Кто там, Густав? – послышался голос сверху и торопливые шаги.

Наконец, в сопровождении слуги, несущего подсвечник с горящими свечами, появился и сам господин Вейлис. Был он большого роста и крепкого телосложения. По сравнению с невысоким гостем, сошедший с лестницы человек выглядел настоящим голиафом. Высокий лоб, сверху на который ниспадала зачесанная набок непокорная седая прядь, мохнатые брови, из-за которых почти не было видно глаз, крупный нос… Не утруждаясь разглядыванием позднего визитёра, важный господин протянул ему свою огромную руку:

– Приветствую тебя, брат…

Тот пожал её по всем правилам масонства, коснувшись соответствующих точек на кисти господина Вейлиса. Он надавил пальцем на третий казанок, показывая тем самым, что сам является Мастером.

– Приветствую тебя, брат!

– О, я вижу, что ты не Ученик, и даже не Подмастерье, – улыбнулся господин Вейлис. – Назови же своё имя и причину появления в нашей скромной ложе.

– Я – подполковник русской армии Александр Суворов, – чётко ответил вновь прибывший. – Мой отец является генерал-губернатором Кёнигсберга и всех завоёванных Россией прусских земель. – Я давно разделяю взгляды вольных каменщиков и не один год являюсь членом петербургской ложи «Три звезды». Я только что прибыл из Санкт-Петербурга и прямиком явился к вам на штаб-квартиру, ибо теперь буду служить в Кёнигсберге и желаю быть своим среди братьев ложи «Три короны»!

– Прекрасно, – произнёс господин Вейлис.

«Рыба заглотила наживку! – мысленно порадовался Суворов. – Сразу, слёту!»

Но он ошибся. Масон не решался распахнуть двери своей ложи даже перед офицером с таким именем, предварительно не проверив его.

– Достойное желание, брат мой. Приходи завтра в это же время. Мы соберём братьев и проведём собрание, на котором представим тебя и примем в нашу компанию. Я же не могу самостоятельно принимать важные для ложи решения, ибо… «обещал и клялся перед лицом Господа Всемогущего и этого достопочтенного собрания…» – тут он сделал паузу и многозначительно взглянул на Суворова.

– «…что буду всегда прятать и скрывать, – нисколько не изменившись в лице, продолжил тот, – и никогда не раскрою тайн и таинств масонства и масонов, которые будут доверены мне сейчас или в любое другое время в будущем…»

– «…кроме тех случаев, когда я говорю о них с верным и совершенным братом после соответствующего испытания или же в достопочтенной и совершенной ложе…»

– «…если меня должным образом примут её братья» (26).

– Прекрасно, брат мой! – воскликнул господин Вейлис. – Теперь я уверен, что могу доверять тебе. Приходи же сюда завтра в означенное время, и мы начнём…

И тут Суворов понял, что проверка вряд ли закончена. Этой же ночью масоны зашевелятся, засуетятся, начнётся сбор нужных сведений… А что, если они узнают о том, что никакой ложи «Три звезды» в Санкт-Петербурге и в помине нет?..

День прошёл в раздумьях и чтении книги «Улыбка Люцифера». Александр Васильевич старался понять, чем привлекло масонство русское дворянство? Почему в масоны записываются офицеры и генералы, графы и князья? Чем, например, прельстило масонство блестящего вельможу князя Николая Репнина? (27) Может быть, Фридрих задумал победить русскую армию, если не на полях сражений, то с помощью тайных масонских лож? Но, если будет побеждена русская армия, что тогда станет с Россией?

За весь день он удосужился поесть всего раз, перекусив ухой и расстегаями.

Когда Суворов вторично появился перед дверью особняка, являющегося штаб-квартирой масонской ложи «Три короны», было уже темно. На небе сияли россыпи звёзд. Возле дома горели масляные фонари, а испуганные кошки таращились на подполковника из тёмных подворотен, по-дьявольски сверкая своими зелёными глазами.

Привратник Густав услужливо отворил перед русским офицером дверь, другой слуга уже ждал его с подсвечником в руках.

– Прошу вас, – шёпотом сказал он и повёл Суворова по коридору.

Было темно, несколько свечей в руках слуги не давали достаточного света, чтобы офицер смог рассмотреть что-нибудь досконально, впрочем, этого и не требовалось. Вскоре они оказались перед массивной дверью.

– Вам – сюда, – с поклоном произнёс слуга и посторонился.

Александр Васильевич толкнул дверь рукой и вошёл в такое же сумрачное помещение. Первое, что бросилось ему в глаза – тускло горящие свечи, расположенные треугольником, стоящие на столе в инкрустированном неразличимыми эмблемами подсвечнике. На большом блюде находились бутылки с напитками, возможно, вином или пуншем, рядом располагались бокалы и тарелки с закусками. За столом восседал человек, видимо, Мастер. На голове его была надета шляпа, тень от которой закрывала лицо. Но Александр Васильевич понял, что роль Мастера играет не господин Вейлис, а кто-то другой. Перед главой ложи лежала раскрытая Библия. На книгу положили циркуль, концы которого были накрыты наугольником. Напротив Мастера находилось ещё два человека, как догадался Суворов, – Старший и Младший Надзиратели, которые имеют своих помощников, Старшего и Младшего Диаконов, при которых состоят Стюарды. Александр Васильевич уже знал, что стол и стул главы ложи располагается к востоку от неё, а Надзиратели рассаживаются на западе и на юге. По обе стороны от Мастера стояли, по меньшей мере, два десятка человек. Это были члены ложи – «братья». На каждом из них был надет белый кожаный передник – запон. Расположиться «братья» должны были по старшинству – в зависимости от степени посвящения.

– Все в сборе, – раздался голос одного из ассистентов Мастера, Секретаря. Другим ассистентом был Казначей, он же – Хранитель сокровищ. Но, в полутёмном помещении разглядеть обоих, среди обилия народа, было невозможно. Впрочем, он тут же определил их, увидев, как они, вместе с Мастером, надевают на шею голубые ленты треугольной формы. Суворов заметил, что у Мастера на ленте висят циркуль и линейка, а у ассистентов – лишь один циркуль.

Наконец, все расселись в надлежащем порядке. Настала пора приступить к открытию ложи. Всё происходило по старинному ритуалу, о котором Суворов узнал из книги «Улыбка Люцифера»:

– Какова первая обязанность масона? – задал вопрос Мастер. Согласно протоколу, этот вопрос должен быть адресован Младшему Диакону.

– Смотреть, чтобы ложа была покрыта (28), – ответил тот.

– Исполните свою должность, – тут же отдал приказ Мастер, искоса наблюдая за подполковником русской армии.

Младший Диакон ударил три раза в дверь, с другой стороны ему ответили также тремя ударами. Это была работа «покрывающего», одного из «братьев». Диакон доложил Мастеру:

– Достопочтенный, ложа покрыта.

«Как тут всё чётко организованно, – подумал Суворов. – Вот бы наши отряды во время боя действовали так же слаженно!»

– Скажи, – продолжал церемонию Мастер, – где место Младшего Диакона в ложе?

– Позади Старшего Надзирателя или по правую руку от него, если он позволит, – ответствовал «брат».

– В чем состоит твоя обязанность?

– Передавать поручения от Старшего Надзирателя Младшему, чтобы они могли быть сообщены ложе.

Всё это происходило в полутёмной обстановке, под покровом таинственности и торжественности. «Да, – думал Суворов, – изнеженным, не обременённым никакими обязанностями, никакой ответственностью князькам такая комедия пришлась бы по душе…»

Затем Мастер начал задавать те же вопросы и Старшему Диакону. Тот ответил, что его место позади Мастера или по правую руку от него, добавив при этом: «если он позволит». Когда Мастер задал вопрос об обязанностях Младшего Надзирателя, то за него, по соображениям масонской этики, ответил сначала Старший Диакон, ранг которого ниже Младшего Надзирателя, а потом уже сам Младший Надзиратель. Все это делалось, как понял Александр Васильевич, для того, чтобы в конце ритуального опроса, когда заходит речь об обязанностях Мастера, за самого Мастера мог отвечать его подчинённый – Старший Надзиратель. «Всё это смахивает на военную субординацию, – подумал Суворов. – А как же иначе?.. Всё, как в армии: у командира должен быть заместитель, который мог бы в случае чего исполнять его обязанности…»

– Где место Младшего Надзирателя в ложе? – спросил Мастер. Голос его был глухой, хриплый, казалось, что глава ложи простужен.

– На юге, – отвечал Младший Надзиратель, – судя по голосу (лица Суворов не мог разглядеть достаточно точно), это был совсем ещё молодой человек.

– Почему на юге?

– Чтобы было удобней наблюдать за солнцем, – не замедлил с ответом Младший Надзиратель. – И не пропустить момент, когда оно стоит прямо на полудне. Это время для того, чтобы звать людей от работы к отдыху и следить, приходят ли они в должное время… Для того, чтобы Мастер получал от этого удовольствие и прибыль.

Глава ложи, хоть и слышал это множество раз, казалось, был весьма удовлетворён таким ответом.

– Где место Старшего Надзирателя в ложе?

– На западе, – ответил Младший.

– Какова твоя обязанность, брат? – обратился Мастер к Старшему Надзирателю.

– Как солнце заходит на западе, – ответил тот, – чтобы окончить световой день, так и Старший Надзиратель стоит на западе, чтобы вовремя закрыть ложу, уплатить людям их заработок и отпустить с работы.

– Где место Мастера в ложе?

– На востоке, – ответил Старший Надзиратель.

– В чём состоит его обязанность?

– Как солнце восходит на востоке, чтобы открыть день, так и Мастер стоит на востоке, чтобы открыть ложу и поставить людей на работу.

Наконец, Мастер снял шляпу и торжественно произнёс:

– Эта ложа открыта во имя святого Иоанна. – Он оглядел всех присутствующих в зале тяжёлым, как показалось Суворову, взглядом. – Отныне я запрещаю всякую брань, клятвы или шёпот! А также все профанирующие разговоры какого бы то ни было рода под страхом того наказания, которое сочтет нужным наложить большинство.

В зале наступила тишина.

– Я хочу представить вам нашего брата из Санкт-Петербурга, состоящего в ложе «Три звезды», который возжелал присоединиться к нам и стать членом нашего братства… Это подполковник русской армии Александр Васильевич Суворов, сын генерал-губернатора Восточной Пруссии Василия Суворова. Кто из братьев знает его? Кто хочет высказаться? Кто имеет протест по поводу вступления в нашу ложу Александра Суворова?

Как и надеялись отец и сын Суворовы, масоны ложи «Три короны» встретили Александра на удивление радушно, и позже, не досаждая петербургскому гостю вопросами, провели тайный ритуал. В результате, ложа «Три короны» пополнилась новым членом. Подполковника русской армии сразу же возвели в пятую степень посвящения. Ему присвоили почётное звание «шотландский мастер».

Когда были проведены все запланированные работы, Мастер закрыл ложу по всем правилам ритуала. Затем братья хором запели:

Нет Ничего Невозможного!Нет Ничего Невозможного!Нет Ничего Невозможного!Так проповедовал Всевышний!Таково его слово!Бывает, что лист тонет, а камень плывёт,Бывает, что огнём поливают сады,И собирают дивный урожай,Бывает, что вода горит ярким пламенем —Случается всё, что захочет Всевышний!Чтобы ни случилось,Что бы ни произошло —Беда, горе, радость —Такова воля Всевышнего!Вознеси же хвалу Ему!За все благодари Всевышнего…

Когда же исполнялся последний куплет, «братья» собрались вокруг стола, взялись за руки, создавая масонскую цепь: человек, стоящий справа, взял правой рукой левую руку соседа, тот – левую руку следующего, и так далее. Они пели, одновременно поднимая и опуская руки и стуча в такт ногами:

За все благодари Всевышнего…За все благодари Всевышнего…За все благодари Всевышнего…

После этого Мастер распорядился: всем отдыхать. С этого момента ложа уже считалась закрытой.

Слуги добавили свечей, и сразу стало светлей. Гости словно сбросили с себя маски. Несколько человек подошло к Суворову, и протянули ему свои руки в приветствие:

– Капитан Штейлинг…

– Барон фон Тротт…

– Полковник Половинкин…

«О, – подумал Суворов, и сюда уже наши затесались!»

– Граф Валевски…

– Выпейте с нами, господин Суворов!..

– Позвольте, господин Суворов, – обратился к офицеру невысокий пожилой человек, – подскажите, пожалуйста, каково ваше звание?

«Секретарь, что ли?» – подумал Александр Васильевич и ответил:

– Oberstleutnant (29)

– Благодарю вас…

А тот, видимо, плохо расслышав, записал: «Oberleutnant (30)». Не знал, масонская морда, что в русской армии нет ни младших лейтенантов, ни лейтенантов, ни старших…

– Так, батюшка, и стал твой сын масоном пятой степени посвящения. «Шотландский мастер»! – смеялся Александр Васильевич. Но вдруг посуровел: – Вся эта клоунада, отец, имеет глубокий смысл. Первые камни в «здание масонства» закладывались ещё века назад… Уже тогда всё было продумано до мелочей…

– Захар, подай-ка нам чаю! – спокойным и даже ласковым голосом распорядился Василий Иванович.

Денщик Захар, стоя за его спиной, поскрёб пальцем глубоко в носу. Ему вспомнился рассказ губернатора о том, что тот являлся крестником самого Петра Великого и, когда Василию Ивановичу исполнилось пятнадцать лет, то царь взял его к себе денщиком и переводчиком. А «денщик» Петра I, по сути, являлся его адъютантом и порученцем – очень важная должность, почти как у него теперь…

– Извольте, Василий Иванович… Да вы давеча уже почти весь самовар выпили!

– Ничего… Неси! Да, Саша, повезло тебе, я не чаял, что тебе удастся так быстро проникнуть в логово масонов и так блестяще справиться со своей задачей.

– Только больше я туда – ни ногой!

Василий Иванович улыбнулся и кивнул головой.

– Так удалось ли тебе, Саша, выяснить что-нибудь по делу о предстоящем покушении на императрицу?

Александр Васильевич взглянул в светлые глаза отца.

– Вы знаете, батюшка, у меня сложилось впечатление, что масоны с радостью приняли меня в свою ложу именно оттого, что вы – мой отец. Поэтому, после окончания церемонии, ко мне подошло много человек, чтобы выразить свою признательность! Мне было к кому присмотреться!.. От сего… представления, веяло какой-то фальшью, какой-то иноземщиной, русского в сём не было ничего! Кроме некоторых членов ложи, наших офицеров… Прошу, отец, свяжитесь с командованием армии… Пусть разберутся, возможно ли офицерам-масонам пребывание в оной… В первую очередь, это полковник Половинкин. Вот он – мой первый подозреваемый.

Василий Иванович записал фамилию на листе бумаги.

– Сей человек ради карьеры пойдёт на всё, – продолжал Александр Васильевич. – Насколько мне известно, пороху он не нюхал, в сражениях не участвовал. Ошивался преимущественно при штабе. Зато имеет орден св. Анны второй степени! Молодой, всего тридцати лет, важный, словно князь, но готов и унизиться, лишь бы извлечь из сего пользу. Одновременно раним и обидчив, как ребенок… Вместе с ним – поручики Шуевич и Смольский… Оба – артиллеристы. Ну, это – мальчишки. Сунулись в масоны из любопытства. Я думаю, одумаются и покинут ложу, не их сие дело… А полковник – тот ещё фрукт! К тому же, во время разговоров он избегал смотреть мне в глаза… Я сказал, что на днях еду в Санкт-Петербург. Он тут же выразил желание составить мне компанию. Ему, видите ли, тоже надо в столицу!

– Это важно, Саша, – промолвил Василий Иванович, подставляя чашку под краник самовара. – Кроме него, я разумею, есть ещё подозреваемые?

– Есть, батюшка. Один весьма непростой немец.

– Кто же это?

– Отставной капитан прусской армии Зигфрид Хельке, раненный под Цорндорфом (31), калека с повреждённой ногой. Сильно хромает при ходьбе, но крепкий прусский солдат! Расчётлив, себялюбив и эгоистичен. Чрезвычайно силён. В том, что он – шпион Фридриха, у меня нет никаких сомнений! И он тоже собирается в Санкт-Петербург…

– Пожалуй, – подумав, ответил Василий Иванович, – сей масон больше подходит на роль погубителя императрицы… И это всё?

– Нет, батюшка. Есть ещё некто Леон Дибирье. Француз…

– Пусть это тебя не удивляет, Саша. Здесь целое поселение французов. В Росгартене много их домов. Так что это за фигура такая? Тоже тайный агент Фридриха?

– Нет, я бы не сказал, – пожал плесами Александр Васильевич. – Но те двое, вполне предсказуемы: один – предатель, другой – вражеский солдат. И никто из них не вяжется с тем предназначением, о котором вы говорили мне давеча. Я имею в виду магию и колдовство…

– Но они могут быть косвенно связаны с магом…

– Вот-вот. А Дибирье таков и есть!

– Француз – маг?

– Я не успел выяснить, кто он на самом деле. Но… что-то в этом роде. Он помешан на способах губительного воздействия на людей с помощью заговоров, «дьявольских стрел», позволяющих убить человека без непосредственного контакта с ним, и других сатанинских вещах. Он так и сказал мне: «Господин Суворов, если у вас имеется недруг, от которого вы желаете избавиться, только назовите мне его имя…»

– Он тоже собирается в столицу? – встрепенулся Василий Иванович.

– Да. Боюсь, что это – самый опасный из всей троицы, которую я выделил. Остальные масоны моего интереса не возбудили. Всыпать бы им плетей да разогнать по домам…

– Это было бы весьма полезно… Значит, ты считаешь, что среди сих троих есть тот человек, который собирается принять непосредственное участие в… убийстве нашей государыни?

– Да, думаю, так.

– Но, кто конкретно, мы сего так и не ведаем…

– Конечно, он же не признается публично, что собирается поехать в Санкт-Петербург, чтобы убить государыню.

– А нам, Саша, следует это выведать, – Василий Иванович отломил кусочек калача и макнул его в чай. – Ан, врёшь, Старый Фриц! Мы твоего тайного агента всё равно выведем на чистую воду!… Что ж, тогда придётся за всеми тремя учредить слежку. Узнать, кто с кем встречается, о чём говорит… Но это – дело сыскное… А людей у нас, особенно, толковых, для этого дела слишком мало…

– Можно подобрать верных офицеров, батюшка! Многие здесь, в Кёнигсберге откровенно бездельничают, так и до греха недалеко. Пусть послужат Отечеству и… на сей стезе!

– Ты прав, Саша. Пусть послужат. Пожалуй, нужно подключить наших «учёных мужей», в том числе из тех, кто посещает университет… Того же Болотова…

Глава 6. Охота началась

Капитан Зигфрид Хельке, бывший прусский артиллерист, служивший в конной артиллерии, сопровождающей действия кавалерии, под командованием генерала Зейдлица (32), геройски проявил себя при сражении под Цорндорфом. Он не отходил от своего орудия и, истекая кровью, делал прицельные выстрелы по русским войскам даже тогда, когда его ногу изуродовало картечью. После битвы Фридрих Великий приблизил к себе покалеченного воина и, дав ему особое поручение, отпустил на родину в Кёнигсберг. Дома тот вступил в масонскую ложу, открыл лавку по продаже рыболовных и лодочных принадлежностей, жил тихо и мирно, как и большинство горожан. Он исправно платил налоги, был немногословен, временами хмур и не всегда приветлив с окружающими. Иногда к нему заходили люди, с которыми он уединялся, запирал лавку и решал какие-то свои, возможно, коммерческие вопросы.

Следуя рекомендациям врачей и превозмогая боль, отставной капитан всё-таки приучил себя к ежедневным прогулкам по городу. Ногу нужно было постоянно разминать. Поэтому Хельке, сильно прихрамывая, ходил без палки, которую иной раз приятно было бы подержать в руке или опереться на неё.

Сегодня, во время очередной прогулки, отставной капитан почувствовал за собой слежку. И это немало удивило его. От своего дома в Трагхайме он дошёл до альтштадтского рынка, где купил кусок мороженой свинины, кружок копчёной колбасы и соли, потом зашёл в аптеку, что возле городской ратуши, где приобрёл мазь для больной ноги, и решил заглянуть в кабачок «Усы сома», чтобы отведать кружку местного пива. Но, странное ощущение, что за ним кто-то неотступно следует, не давало покоя. Он замедлил шаг, достал трубку, потянулся за кисетом.