Галерея неудачников. и другие рассказы и повести

– Я замужем, – сказала Рита.

– Я тоже… в смысле – женат, – ответил мужчина. – Но у вашего мужа, по-видимому, другая?

– Другой…

– В чем-то мы с вами похожи. Вы представляете, у моей жены тоже другой. И на сколько я знаю – уже очень давно.

***

Так начался первый в жизни Риты бурный роман с Настоящим Мужчиной. Он водил её в рестораны; они занимались любовью в роскошных отелях. Настоящий Мужчина при каждой встрече дарил ей гарнитуры потрясающего нижнего белья и мог любоваться ею часами. И обнимал он её именно так, как она мечтала долгие годы ожидания настоящей страсти.

Незаметно пролетел почти год. Как-то друзья Геи пригласили Риту отпраздновать Новый год по восточному календарю на Тайване, на что она с радостью согласилась. В Тайбэе, в первый же вечер Рита отравилась, отведав экзотической пищи в одной из городских забегаловок.

Месяц нескончаемого дисбактериоза сделали свое дело. В Москву Рита вернулась ни сколько не отдохнувшая, абсолютно не насладившаяся красотами далекого острова, зато похудевшая почти на двадцать килограмм. Она снова вкачала в губы ботокс, сделала легкую липосакцию, растянувшейся кожи, и стала вновь похожа на молодую девушку.

По дороге из аэропорта Рита позвонила в гей клуб, где ей очень вежливо предложили приехать за расчётом – за время болезни, место менеджера зала заняла более молодая девушка. Плевать, ведь Рите предстояла встреча с её любимым. Когда она подбежала к любовнику, он несколько опешил, внимательно рассматривая Риту, словно не узнавая. На лице его явно проступало разочарование.

– Как ты стала похожа на мою жену. – Он, слегка скривив губы, протянул Рите цветы и пакет. – Прощай. – Резко развернулся и ушел. Как Настоящий Мужчина, он не мог позволить себе, требовать от сияющей и довольной своей внешностью девушки, пойти на такую жертву, чтобы ради него она снова пополнела и стала той мягкой душечкой, которую он так любил тискать в объятиях. А терпеть рядом с собой вторую высохшую, наполненную ботоксом и силиконом куклу, было выше его сил.

Рита, конечно же, не слышала размышлений Настоящего Мужчины. Она стояла, как вкопанная и смотрела, как уезжает его «Мазда». Сев в свою машину, отшвырнув цветы на заднее сиденье, она развернула изящно оформленный пакетик и, достав из него гарнитур нижнего белья пятидесятого размера, всё поняла.

Любовник бросил её потому, что она похудела.

Нарыдавшись вволю, Рита приехала домой. Денис, с порога, дерганой скороговоркой завопил:

– А, явилась! Собирай свои шмотки и вали отсюда.

Рита, не раздеваясь, вошла в гостиную, где на изящном диванчике восседал полный мужчина почтенного возраста. Весь его респектабельный облик выражал абсолютную удовлетворенность своей персоной. Рита сразу узнала депутата, лицо которого часто мелькало на экранах телевидения. Перед депутатом стоял антикварный кофейный столик, на который родители Дениса даже дышать боялись. Теперь он был заставлен столь же антикварным серебряным сервизом, который заполняли всевозможные яства.

– Кстати, – уже более успокоившись, произнес Денис, – познакомьтесь – это мой Коленька… Николай Брашевич. А это моя условная жена. Я тебе говорил о ней.

Депутат невозмутимо взял бутылку «Хеннесси», капнул из неё в серебряные, инкрустированные изумрудами, наперстки и предложил Рите. Она отрицательно замотала головой:

– Благодарю вас. Денис, объясни, что происходит, почему ты приводишь своего любовника в наш дом? Что скажут родители?

– К кому домой?! Ты здесь никто, по условиям договора! А родители наконец-то сдохли! Авиакатастрофа! Во прикол! Хорошо, у них ума хватило не брать наш самолет – наняли в другой фирме. Короче, собирай вещи и вали отсюда! – Рита в оцепенении опустилась на противоположный от депутата диванчик. Земля уплывала из-под её ног.

– Кофейку? – всё так же невозмутимо и предельно вежливо предложил депутат.

Рита посмотрела на его расплывшееся холёное лицо, на свирепого Дениса, выкидывающего её вещи из спальни, взяла с инкрустированного столика пирожное с нежнейшим кремом и принялась жевать сладкую массу, поглощая её все с большим остервенением.

В хаосе разверзшейся перед ней неизвестности, Рита ясно, с удивлением и неожиданной радостью облегчения вдруг осознала, что она больше не Чайка.

Анапа 2008 год

Монстр для библиотекаря

Хоррор

Однажды она поняла, что не хочет просыпаться. Просто не желает выходить из сна в реальность, оттого, что не стало особых причин для продолжения земной жизни.

Самое лучшее, что с ней могло произойти – уже случилось. По крайней мере, она так думала.

Нина Мефодиевна окончательно и бесповоротно считала себя личностью весьма заурядной и ничем не примечательной. У неё всегда и в любом возрасте был стандартный рост, стандартный вес, среднестатистические размеры обуви и одежды. Она одевалась в обычные вещи, почти не наносила макияж на своё слегка веснушчатое лицо. Коротко стриглась, регулярно делала перманент и носила причёсочку с легким начёсиком. Словом, выглядела всегда элегантно и безлико. На улице её часто окликали прохожие, путая со своими знакомыми. Подруг у неё не было. И своим сослуживицам, которые смотрели на Нину Мефодиевну как на пустое место, она иногда с усмешкой жаловалась, что «Тот, кто сидит наверху», совсем забыл о ней, так как ничего в её жизни не происходило – ни плохого, ни хорошего.

Нина Мефодиевна работала библиотекарем в областной библиотеке, на абонементе для дошкольников и учащихся младших классов. К детям она относилась – никак. Так, ходят маленькие особи человеческой расы, тонкими голосками просят почитать всякую ерунду. Нина Мефодиевна, с дежурной улыбкой на тонких губах, терпеливо выдавала книги, заполняла формуляры, оформляла тематические стенды, звонила должникам, и просто «подыхала» от скуки.

Неделю назад она отметила сорокапятилетний юбилей, на котором родной коллектив подарил ей трехтомник Гумилева. Расщедрились, стервы. Сидят на своих абонементах, раздуваются от гипертрофированного высокомерия, пыхтят, ненавидя друг друга, и все, как одна – старые девы. Нину Мефодиевну они презирали больше всех. У каждой из них за плечами было хотя бы по роману с настоящим сексом. Нина Мефодиевна имела глупость однажды рассказать им, что она только один раз целовалась с прыщавым, страшненьким студентом, на заре своей унылой молодости. Мрак. С тех пор она негласно отошла в разряд третьесортных старых дев.

Какой день недели? А без разницы! Но как же работа? Опять двадцать пять! Раз решила не просыпаться – земные дела её больше абсолютно не интересуют. А уж тем более треклятая библиотека. Осознав, что ей больше не надо будет сидеть на опостылевшем абонементе, Нина Мефодиевна решила осмотреться по сторонам. Сон как сон. Сюжеты банальные – так, обрывки из её бывшей нехитрой жизни, той, которую сухо называют «бытием».

Нина Мефодиевна глубоко вздохнула. Неужели она зря выпила целую упаковку снотворного? Оставив прошлый мир, библиотекарь стремилась всей душой за порог тоскливой реальности, чтобы снова умирать от скуки? Странно. Но ведь когда она жила, её существование, по крайней мере, было разделено на явь и сон. И сны были как-то красочнее и даже иногда изобиловали фейерверком фантастических сюжетов. А тут… Кошмар реальности начал повторяться снова и снова. Она вновь, и вновь, сама того не желая, сидела в библиотеке, затем брела по улице с работы – серые улицы, угрюмые прохожие, надоевшие стены квартиры.

«Давно ремонт не делала, – в очередной раз, глядя на тусклые обои, вздохнула Нина Мефодиевна. – Да теперь уж всё равно… Стоп! Сколько же прошло времени? Неделя? Месяц? Я должно быть уже давно умерла и меня похоронили? Но почему ничего не меняется?!»

Прошло ещё какое-то время и в душе Нины Мефодиевны начала расти паника.

Однажды она все-таки твердо решила не вставать с постели.

«В конце концов, я никому, ничего не должна! Ведь ещё когда решила не подниматься! Раз не дождалась приключений и интересного существования в после смертии, то буду лежать до конца… ну, хоть до какого-нибудь конца. Что-то же должно измениться!!! Вон, за душами, я читала, приходят ангелы, или ещё кто-то. А я уже вечность здесь. И никто обо мне не вспомнил, ни кому-то я не нужна, даже здесь»…

Прошла еще целая бездна времени. Нина Мефодиевна отлежала все бока, было больно и нестерпимо скучно. В конце концов, она, кряхтя, поднялась с постели и подошла к зеркалу в прихожей. Странно – лицо свеженькое, на голове укладочка. Присмотрелась – даже помада на губах. И – о, чёрт, уже в «дежурном» костюме.

Она чуть было не заплакала от досады, и уже хотела было запричитать свою коронную фразу о бесполезности существования, как вдруг… Нет… Да нет же!.. Показалось, наверное!

За спиной, в отражении зеркала, что-то шевельнулось. Нина Мефодиевна присмотрелась…

В углу отражённой комнаты сидело огромное склизкое чудовище, еле видное в тусклом свете бра. Монстр что-то медленно пережевывал. По отвратительной морде сгустками текла… кровь…

Женщина инстинктивно зажала рот рукой, чтобы не взвизгнуть, и медленно обернулась – за спиной, в реальном отражаемом углу никого не было. Она снова вперилась в зеркало, в глубине которого, уже громко чавкая от удовольствия, сидел Монстр. На секунду чудовище перестало жевать, и библиотекарь, похолодев, поняла, что её заметили…

Нина Мефодиевна в ужасе отпрянула от зеркала и прижалась рядом к стене. Из зеркала снова раздалось чавканье – всё громче и громче, и к тому же потянуло трупным смрадом.

Она медленно придвинулась к зеркалу, заглянула и… Увидела в нём, прямо за своим плечом монстра, разинувшего смрадную пасть с кривыми окровавленными зубами прямо над её головой. Нина Мефодиевна издала нечеловеческий вопль и… проснулась.

– Ну и приснится же такое! Жуть! – сердце немилосердно колотилось в её груди, а тело покрылось липким, холодным потом. – Фух… Сегодня же своим в библиотеке расскажу… Стоп! Значит, я не умерла, а просто спала? – Радостная мысль озарила уставший мозг Нины Мефодиевны. Она с облегчением выдохнула, и окрыленная, пошла умываться – на работу все-таки пора. Нина Мефодиевна с наслаждением вымылась в прохладном душе, оделась на работу и подошла к зеркалу – расчесаться…

В отраженной реальности, из-за её спины, выпучив желтые глазенки, выглядывало мерзкое чудовище с окровавленной пастью.

Нина Мефодиевна, прошептав «мама», со стоном сползла по стене и, рухнув на пол… проснулась.

Сердце отбивало бешеную дробь. Нина Мефодиевна медленно с опаской открыла глаза. Приглушенный свет лился по комнате.

«Проснулась уже, в конце концов, или нет? – Нина Мефодиевна усиленно щипала себя за все части тела – было больно. – Всё, в зеркало смотреть не буду. Я проснулась и сейчас пойду на работу». И тут она вдруг почувствовала такую нестерпимую тоску по библиотеке, по таким милым и отзывчивым коллегам, по некогда ненавистному абонементу!..

Нина Мефодиевна поднялась с постели: «Так, главное не смотреть в зеркало». Она медленно подошла к зеркалу, сняла его и уже было, перевернула, чтобы приставить его на пол к стене, как вдруг, за спиной раздался негромкий рык.

Дама медленно опустила зеркало. Сзади послышалось шевеление, и чуткое обоняние библиотекаря уловило знакомый запах разлагающейся плоти. В оцепенении она простояла некоторое время, не решаясь обернуться. Но неожиданно её озарило, и Нина Мефодиевна произнесла вслух:

– А чего я боюсь? Это же сон! Ну, конечно! Вот сейчас я повернусь, увижу чудовище и проснусь!

Нина Мефодиевна резко обернулась. Её ожидания оправдались. Монстр стоял в нескольких шагах от дамы, выжидающе глядя на неё.

Библиотекарь усмехнулась:

– Ну, и чего зенки вылупил? Я вот сейчас проснусь – и тебя не будет! Понял, урод?!

Монстр словно только и ждал резкой тирады вымотанной женщины. Он издал душераздирающий рык, подскочил к Нине Мефодиевне и начал с остервенением рвать её плоть на части, пожирая куски, хрустя костями, роняя ошметки на залитый кровью пол, и чавкая от удовольствия. Но несчастная библиотекарь ничего уже не слышала…

Быть может, она снова где-то проснулась?..

***

Услышав истошный вопль, перепуганные соседи бросились звонить в милицию и на всякий случай по 01. Пожарные, услышав, что нет дыма, послали нервных соседей куда подальше. А вот милиция приехала часа через полтора. Взломав двери квартиры, перед стражами порядка и перепуганными соседями предстала, леденящая душу картина – вся маленькая квартирка Нины Мефодиевны была заляпана кровью от пола до потолка. Кое-где валялись небольшие ошметки плоти с обломками костей.

Все в ужасе отпрянули – кого-то рвало, кто-то крестился, кому-то вызывали скорую.

Даже видавшие виды сотрудники милиции, ошалев, стояли у входа в квартиру, не решаясь войти. А с потолка прихожей все падали и падали в небольшие лужицы на линолеуме, капли крови…

Анапа 2009 год

Рассказ

Гипотетическое

– Это что, по-вашему? – редактор завершила чтение и теперь смотрела на меня с презрительной насмешкой, указывая на несколько листочков, на которых был напечатан рассказ. Я только открыла рот, чтобы, оправдываясь ответить, как она, не слушая, желчно выдавила из себя: – Вот этими «бамажками» с писульками подотрите себе… В общем, мой вам совет – не морочьте людям голову. Вы не писатель, а побрякушка, бумагомаратель. Бездарь – ещё та.

Дама оттолкнула несчастные листочки пальцем с жутким маникюром – этаким когтем, сантиметра в два длинной, на котором, неведомая изобретательная маникюрша, попыталась изобразить нечто морское на зеленом фоне, а на кончике ногтя, на золотом колечке болтался крошечный якорь.

– А можно было не хамить? – глотаю ком в горле.

– Никак не «можно»! Ты же со своим рассказиком в другие издательства попрёшься?

– Конечно… А вы мне не тыкайте… пожалуйста.

– «Ты», «вы» – какая на хрен разница? Если писатель из тебя, как из меня – Английская королева?

Окидываю хамку взглядом – ну, да, с такой королевой Англия явно давно лишилась бы репутации.

Редактор отворачивается:

– Всё, разговор окончен – не задерживаю.

Робко приближаюсь к её столу:

– Рассказ отдайте, пожалуйста. Он у меня в единственном экземпляре напечатан.

– Что?! – дама выскакивает из-за стола, оттесняя меня к дверям.

Ух, до чего же ножки-то у неё колесом. Молчу, это не моё дело. Главное, чтобы рассказ отдала. И чего это я её так взбесила – поберегла бы нервы. А скандалистка продолжает, распаляясь на пустом месте:

– Какой?! Вот этот? Да я пока читала его, чуть сто раз собой не покончила. Это ж надо – столько ерунды в одной писульке уместить?

– Вот и отдайте – зачем он вам?..

Нет, ну такого со мной ещё не было. Эта злобная фурия вытолкнула меня за дверь. Охранника позвала – тот больно схватил за локоть и выпроводил вон. Обидно. А может, я и правда – бездарна? И писать мне больше не стоит – вон, как редактора разозлила.

***

Через месяц непролазной депрессии, покупаю журнал. Читаю и узнаю в одном из рассказов главного редактора свой рассказ! Только название другое. Вот обидно-то сначала стало!!! Даже слезы по щекам потекли сами собой.

Еще раз перечитала рассказ. Бежать в издательство – ругаться? Так меня даже на порог после прошлого визита не пустят. Ладно. Зато рассказ напечатан – вот он. Уже хорошо. Хоть и под чужим именем, но ведь напечатали же! Пусть живет, может, кого и порадует. А я ещё напишу.

Ведь что бы там не говорила дама с якорем на ногте, я всё-таки писатель.

Анапа 2009 год

Искупление судебного пристава

Мистика

Голова раскалывалась просто нестерпимо!

«О, чёрт, больно то как!» – он поднес руку к виску и наткнулся на вздувшуюся мякоть плоти, бурно пульсирующую в такт сердечной мышце. Так, причину боли он установил. Теперь надо выяснить – что случилось. – «Как зовут меня, я же помню? Николай Афанасьевич Лиходейкин. Уже хорошо. Мне сорок четыре. Где я живу и работаю? О, черт!»

Память вернулась мгновенно. Коренастый, высокий мужчина в дорогих темных брюках и черном вязаном джемпере, сидел на полу ледяного тамбура, отчаянно мотающегося вагона поезда. Буквально сегодня… или уже вчера? Он был всесильным начальником судебных приставов одного перспективного муниципального образования, на юге России. Судьба к Николаю Лиходейкин была благосклонна, как ни к кому другому. Не очень хорошую успеваемость в школе, а затем и институте, можно пропустить – времена были далекие, советские, почти мифические. С тех пор, как в девяностые мир перевернулся, Николай почувствовал на себе – что значит попасть в свою колею. После Свердловского университета, он рьяно бросился в пучину взрослой жизни и брался за любую работу, обрабатывая частные фирмы. Юрист из него был никудышный, в силу недополученных знаний во времена бурной юности. Зато деловая хватка и наглый напор делали своё дело. У Лиходейкина хватало ума не лезть в солидные фирмы, видя, как плохо и весьма быстро заканчивают в них свой жизненный путь неразумные амбициозные юристы. Природная хитрость и изворотливость помогали ему зарабатывать и деньги в полулегальных «ООО», и баллы в государственных органах. Мытарства по бандитским фирмам закончились к середине девяностых, когда он «сдал» ОБЭП очередную фирму. В конце концов, молодого «стукача» заметили, и случай помог ему попасть на таможню. А дальше его карьера полетела вверх по накатанной.

И вот, наконец – пост начальника судебных приставов, да ещё на юге. Хлопотно. Но денежно. Курортный город – Клондайк – только успевай наводить справки, да собирать мзду. Главное аккуратненько и не зарываться. Схемы были простые. Гостиницы и пансионаты, желательно частные, арестовывались в самый разгар курортного сезона. Пока суд, да дело со снятием ареста – сезон пройдет и владелец не получит намеченной прибыли, вот и несёт он оговоренную сумму начальнику судебных приставов. Правда, делиться приходилось со многими. Но дело того стоило. Было и ещё много разных вариантов. Во всяком случае, особняк на четырех уровнях для жены и двоих сыновей он построил, купил всем по машине и, делая вклады в банки и разные инвестиционные проекты, исправно, несколько раз в году отправлял семью путешествовать по миру. Самому отдыхать было никак нельзя – уедешь из города, того и гляди – конкуренты «подсидят».

***

И откуда она тогда взялась, эта бабка? Арестовали магазин в центре города, а её шесть соток, по счастливой случайности, оказались на одном адресе с магазином. Лиходейкин уже предчувствовал куш с одинокой старушки. Наверняка напугается – возраст, всё-таки, арест вряд ли станет оспаривать. Ну, продаст часть земли – зачем ей столько, старой то? И отдаст ему, по хорошему, долю с продажи. Хотя, много ли в этом деле возьмешь. Но – мелочь, а приятно…

Незамедлительно старушка явилась к нему на прием и закудахтала привычную песню:

– Как же так, почему наложили арест?

Переждав причитания, Лиходейкин равнодушно протянул:

– Так положено, по судебному определению.

– Но меня то не судили вовсе. Я и слыхом не слыхивала.

– Разберемся. Все решаемо, женщина.

Бабуля попалась не понятливая. В тот раз она обрадовано попрощалась и ушла.

***

Потянулось время. Лиходейкин, решая серьезные вопросы – всё-таки он был как бы честным судебным приставом и сделал на самом деле немало хорошего на своём посту – слегка держал на заметке и это дело, хотя кроме него было и несколько крупных намёток.

Время от времени ему докладывали, что приходила старушка, сидела у закрытого кабинета по несколько часов и вздыхая, уходила.

***

Прошло несколько месяцев. Однажды в кабинет заглянула знакомая голова бабушки:

– К вам можно? Сегодня же приемный день?

– Да, только по быстрому – некогда, убегаю.

– А что же вы говорили, что снимите арест? А не снимаете? Может, я должна что?

Лиходейкин поднял бровь – клиент созрел:

– Ну, вы понимаете, у каждого вопроса есть своя цена.

– И какая она в моем случае?

Лиходейкин написал на бумажке «двести тысяч».

Бабушка вытащила очки, надела их, прочитала:

– Двести тысяч – чего?

– Рублей, разумеется.

В тот день старушка ушла, не сказав ни слова. Ну и ладно. Ещё время есть, пока не снимут арест официально.

Прошло еще несколько дней. Лиходейкин начал понимать, что рыбка срывается с крючка, ничего. Не она, так другая будет. Не велика потеря.

***

Что в тот день было? Христиане помпезно праздновали свое Рождество. Лиходейкин посмотрел телевизор, выпил полбутылки отменного коньяку и лег спать в полном одиночестве – жена с сыновьями улетела на зимние каникулы в Финляндию.

Сны наплыли как-то сразу. Сначала снились величественные снежные горы, на которых он никогда не бывал. Потом снег на горах мгновенно растаял, и его с бурным потоком мутной воды унесло в океан. Почему-то он точно знал, что это именно океан, а не море или озеро какое. Он начал отчаянно барахтаться и уже ведь почти утонул, но внезапно к нему подплыл ветхий плот. Кто-то схватил его за руку и вытащил на черные бревна. Слова благодарности застыли у Лиходейкина в горле. На него грустно смотрела спасительница – та самая бабка.

– Спасибо тебе, бабуля, за спасение. Дано не виделись. Почему не заходите?

– Так ведь, милок, умерла я. Вернулась тогда от тебя домой. Посмотрела на свой садик, да на домик, где столько десятков счастливых лет прожила, деток вырастила, да мужа покойного любила. Поняла – не мои они теперь. Денег то на откуп нету. Погоревала, погоревала – сердце то и не выдержало.

– И кто теперь хозяин земли?

– А разве есть у Земли хозяин? Она сама себе хозяйка.

– Ну – у дома?

– Он сам себе хозяин.

– Ну, раз вы умерли – кто-то в наследство же вступил? – Его начала раздражать бестолковость старушки.

– Милок. Вот ты одной ногой в могиле стоишь, а всё о том же. Не твоя это забота. Тебе о душе подумать надо бы.

– А чего о ней думать? Потом как-нибудь подумаю. А сейчас мне не до неё. Семья у меня…

– Нету у тебя больше семьи.

– Как нет…

– А погибли они – автобус перевернулся.

– Какой автобус? Моя жена сроду на них не ездила. Всегда машины брала в прокат.

– Вот автобус на её машину и перевернулся…

– Бред, какой! Нет, это сон! Сейчас проснусь…

– Погоди просыпаться. Я не всё ещё сказала! – старушка больно схватила Лиходейкина за руку. – Грехов на тебе тяжких столько, что не надо бы тебе помогать…

– Какие грехи? Я никому ничего плохого не делал!

– Ой, милок, я могу долго перечислять. Всё имеет причину и следствие. Ты создаешь причину, а потом наступает следствие. Ой, сколько же душ ты загубил, горемычный. Как там у вас, у юристов говорят – не знание закона не освобождает от ответственности? Так и в мире – неведение того, что творишь, не освобождает от наказания.

Лиходейкин вконец разозлился:

– Ну, всё, бабка, надоела ты мне ещё при жизни. И во сне я терпеть тебя больше не стану…

И он проснулся, обливаясь холодным потом:

– Чёрт, приснится же такое!

Телефоны жены и сыновей не отвечали. А через несколько часов он узнал, что в Финляндии у туристического двухэтажного автобуса отказали тормоза. На крутом повороте он перевернулся и со всего размаху упал на встречную машину с русскими туристами, то бишь, с его семьей.

***

Пролетели две недели с похоронами и с льстивыми соболезнованиями. Всё это время Лиходейкин спал урывками, без снов. Наконец, в начале февраля судебный пристав, впервые за долгое время провалился в глубокий сон и незамедлительно оказался на знакомом плоту. Рядом сидела в терпеливом ожидании старушка:

– Долго ты, милок. Похоронил своих? Вот горе то…

– Ах ты, старая ведьма! – заорал Лиходейкин, вскакивая на ноги, отчего плот угрожающе закачало.

– Тише! Опрокинешь нас ещё.

– Это ты их убила! Ты же заранее знала про автобус. – сжал кулаки Лиходейкин.

– Нет, милок, это ты убил их своими злодеяниями. Хотя, они тоже были хороши… Но они сами за себя ответят… Не думай, что твои неприятности закончились. Они только начинаются, как бы ты меня при этом не обзывал.

Лиходейкин снова сел на плот, выжидая, пока тот перестанет качаться и зачерпывать воду.

– Что ты мне там плела в прошлый раз про ногу в могиле?

– Вот! Понял суть то? Как вы там говорите – «клиент созрел»? А ведь, знаешь, милок, в любую игру можно играть в двое ворот.

– Про могилу – что? Быстро!

– Арест, суд, тюрьма, смерть.

– Нет, ну это слишком коротко. Поподробнее расскажи.

– Ага, интересно, стало быть? Донесут на тебя, не удобен ты станешь кому-то. Будет разбирательство, опять же – другим наука. Затем суд, с конфискацией имущества… А в тюрьме тебя в одну ночь долго резать будут – чтобы прочувствовал.