banner banner banner
Рыцарь страха и упрека
Рыцарь страха и упрека
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Рыцарь страха и упрека

скачать книгу бесплатно

Миша протянул руку для пожатия.

Глаза Павла еще больше сузились.

– Я в коллективных оргиях участия не принимаю, – прошипел он. – Коллективный секс не для меня. А если и для меня, то моей жены в нем не будет.

Павел больно схватил Соню за руку и поднял с дивана.

– Двенадцать ночи, деточка, а ты еще не нагулялась? – шикнул он на жену, обволакивая ее алкогольным запахом. – Вставай, пошли домой.

Миша вскочил. Его ноздри раздувались, он с трудом мог подобрать слова, но все-таки взял себя в руки.

– Почему вы так обращаетесь с Софьей? – стараясь казаться спокойным, спросил он. – Она не сделала ничего плохого, мы друзья детства, мы давно не виделись, мы просто общались, разговаривали.

– На этом общение закончено, – ответил Павел, довольно грубо подтолкнув Соню к выходу.

Соня никогда еще не испытывала такого унижения, помимо ее воли и несмотря на все попытки сдержаться, слезы потекли у нее из глаз. Миша не стерпел, вновь вступился:

– Тебе что, так приятно унижать свою жену? Борись со своими комплексами, парень…

Миша не успел закончить, потому что Павел резко схватил его за лацкан кожаного пиджака.

– Слышишь, ты, сионист, если ты будешь учить меня, как общаться с женой, тебе мало не покажется, – выдавил он. – И завтра ты будешь думать не о том, как ее трахнуть, а о том, как спасти свой бизнес и свою жалкую задницу. И ты не спасешь ни то, ни другое. Будь в этом уверен. Ты меня понял?

Сказать, что Миша был ошеломлен, – это не сказать ничего. Но это была лишь малая толика от того ощущения, которое испытала Соня.

«Боже мой, что это?» – только и успела спросить она саму себя, прежде чем отчаянно разрыдаться.

После сцены в театре Соня долго не могла разговаривать с Павлом. Она пребывала в шоке и несколько дней не могла прийти в себя. Такой пошлой грубости, неприкрытого хамства Соня раньше за мужем не замечала. Откуда это взялось? И что это значит: случайная вспышка необоснованной ревности или так теперь будет всегда?

Сцена в театре оскорбила Соню и заставила впервые посмотреть на Павла под другим углом. Почему Павел, увидев Мишу, позволил себе такое поведение? Почему он выступил как трамвайный хам, если не хуже? Неужели он сам не понял, что опозорился, неужели ему безразлично, что о нем подумают другие люди? Соня терзалась этими вопросами и не находила на них ответа. Все-таки Клара была права: она очень плохо знает своего мужа. Она почти не знала Пашу, когда выходила замуж, но и сейчас, прожив с ним несколько лет, узнала его не намного лучше. Она поняла, какую он предпочитает еду, какую мечтает сделать карьеру, где ему нравится отдыхать и какие вещи носить. Но как человек Павел может преподнести ей массу сюрпризов.

Соня продолжала работать в театре, но замечала, что Павлу это меньше и меньше нравится. Он мог приехать к концу ее вечерней репетиции, не предупредив заранее, что будет встречать, и если она выходила из дверей не одна, а в сопровождении кого-то из артистов, проявлял недовольство. Мог, например, спросить: «Я не нарушил твоих планов или ты все-таки собиралась домой?» Павел негодовал, если кто-то из солистов передаривал Соне полученный букет. Понятно, что женщина другой женщине свой букет никогда не отдаст, так что если Соня являлась с премьерного спектакля с цветами, Павел скрипел зубами и брызгал слюной. Периодически он стал заводить разговоры о том, чтобы она перешла в музыкальную школу или вообще перестала работать. Соня прекрасно понимала причину этих разговоров: в музыкальной школе чисто женский коллектив, и с мужчинами она там сталкиваться почти не будет. О предложениях вообще не работать она даже слышать не хотела.

– Твоя зарплата не имеет для нас принципиального значения, – говорил ей Павел. – Занимайся домом, Дашкой.

– Я так не могу, – твердо отвечала Соня. – Я не хочу быть домработницей. Я училась музыке с шести лет не для того, чтобы осесть дома с веником и тряпкой. Кого ты хочешь из меня сделать? Посудомойку? Нет. По-моему, и работая, я вполне справляюсь с домашними обязанностями.

На этом все подобные разговоры заканчивались. И как бы подавляюще ни действовал на нее муж, но сдвинуть Соню с ее позиции Павлу никак не удавалось.

Следующий серьезный скандал на почве ревности произошел после «Травиаты», которой дирижировал приглашенный итальянский маэстро, а партию Альфреда исполнял итальянский певец. Для города это было большое культурное событие, все же не каждый день в провинциальную оперу приезжают итальянцы, в театре был аншлаг.

Тенор приехал без своего концертмейстера, поэтому распеть его перед спектаклем поручили Соне. Тенор был типичным итальянцем: лукавые, почти черные глаза, вьющиеся темные волосы, ямочка на подбородке. Ничего не скажешь, он был хорош. По-русски певец не говорил совсем, но Соня, всю свою сознательную жизнь штудировавшая оперные клавиры с оригинальными текстами, постепенно научилась понимать кое-что по-итальянски. Слов она знала очень много еще девочкой, а уже учась в институте, вместе с вокалистами, для которых итальянский язык был обязательной дисциплиной, посещала уроки. Так что объясняться с гастролером на примитивном уровне ей оказалось под силу. Это обстоятельство вкупе с роскошной русой косой, которая делала Соню похожей на русских царевен из старинных сказок, итальянца покорило совершенно. После спектакля он в закулисном холле встал перед ней на одно колено и вручил ей цветы, подаренные ему восхищенными зрителями. Соне было приятно, жест молодого итальянского певца ее умилил, она улыбалась.

Именно в этот момент она заметила, что в коридоре, который ведет к холлу, подперев плечом стену, стоит Павел и внимательно наблюдает за происходящим. Краска спала с ее лица. Соня видела, что Павел, поймав ее взгляд, ухмыльнулся и пошел прочь. Она предполагала, что муж, конечно, не уехал, а ждет ее у служебного выхода. Так и вышло.

– Ну и как это понимать? Ты что, прима? Почему это он тебе подарил букет? – прошипел он.

– Своей партнерше он тоже подарил букет, – возмущенно проговорила Соня. – Просто солистке он вручил цветы при всех, а я всего лишь концертмейстер, я всего лишь его распевала, поэтому меня он поблагодарил в служебном холле. Что тут непонятного? И чем ты возмущен? Я не понимаю!

– Я не возмущен, я в восторге, – с вызовом ответил Павел. – Я горжусь тем, что моей жене дарят букеты посторонние мужчины. Просто на всякий случай мне интересно было бы узнать: если бы ты не увидела меня, что было бы дальше? За букетом – ресторан, а потом номер в гостинице?

– Как ты смеешь? Хам! – взвизгнула Соня и машинально, не осознавая своих действий, замахнулась, чтобы влепить мужу пощечину.

Ее рука была мгновенно перехвачена, Павел сжал ее запястье, да так сильно, что Соня даже взвизгнула от боли.

– Чтобы я это видел в последний раз, – сквозь зубы процедил он.

После чего Павел запихнул жену в машину и так резко надавил на газ, что Соня еще и ударилась головой о лобовое стекло.

Дома он задержался ненадолго, прошел прямо в уличной обуви в спальню, порылся в каком-то ящике и через минуту был таков. Соня только услышала, как его машина с ревом выезжает из двора. Ночевать Павел тогда так и не явился.

После подобных ссор Павел никогда не просил прощения, не пытался устраивать сцен. Он вел себя так, будто ничего не произошло. Из этого Соня могла сделать только один вывод: если бы Павел ее действительно ревновал и мучился от этого чувства, выяснения отношений было бы не избежать, он обязательно допрашивал бы ее с пристрастием. Пытался бы на чем-то подловить. Постепенно у нее стало создаваться впечатление, что эти сцены Павел закатывает специально, искусственно создавая повод для того, чтобы хлопнуть дверью и не ночевать дома. Где он бывал и с кем проводил время, Соня не имела ни малейшего понятия.

Даша очень скучала, когда приходилось много времени проводить у бабушки, но Римма Матвеевна была не склонна сдавать свои позиции: раз захватив внучку в свои руки, она уже очень неохотно отдавала ее матери. А когда родители все же забирали девочку домой, бабушка обязательно являлась и контролировала все: что Даша ест, во что она одета, где и с кем гуляет.

Ребенок был причиной тихой войны между Риммой Матвеевной и Соней. Например, как только Даша чем-то заболевала, даже самой пустячной простудой, Римма Матвеевна немедленно пичкала ее антибиотиками. На Сонины протесты она отвечала, что все полоскания, ингаляции и прочая чепуха – это мертвому припарки. Не для того, мол, ученые изобретают новые эффективные средства лечения, чтобы тратить время на ерунду, запуская процесс. Соня была категорически против такого лечения, Лиля много раз говорила ей, что антибиотики изначально изобретались как средство, которое применяется в крайних случаях, когда нет другого способа победить болезнь. Если у ребенка, не дай бог, случилась бы пневмония, то их применение было бы оправданно и необходимо. Но постоянное, чуть ли не по каждому поводу, употребление антибиотиков неизбежно нарушит иммунитет и обязательно приведет к нежелательным последствиям. Не говоря уже о том, что от частого и бесконтрольного применения антибиотики просто перестанут помогать. Но Римма Матвеевна была неумолима. Она всегда лучше всех знала, что делать, и доводы Лили, дипломированного врача, ее не убеждали. Даша действительно стала болеть все чаще и чаще, и в один прекрасный момент Соня не выдержала и сказала Павлу:

– Все, так дальше не пойдет, я забираю Дашу домой насовсем. Твоя мама втайне от меня дает ей антибиотики, она разрушит иммунитет ребенка, испортит ей кишечник.

– А откуда ты знаешь, что мама дает ей антибиотики, если она, как ты говоришь, делает это втайне? – поинтересовался Павел.

– Вот, посмотри, – Соня протянула мужу горсть таблеток. – Она уже второй день дает Даше сильнодействующие лекарства, хотя ребенку лучше бы делать ингаляции и полоскать горло.

– Где ты взяла эти таблетки? – поднял брови Павел.

– Римма Матвеевна давала их Даше, – ответила Соня, – а Даша делала вид, что пьет, а сама не пила, прятала.

– Так это Дашка тебе на бабушку нажаловалась? – хмыкнул муж. – Отлично, сегодня же заберем ее домой.

В тот же день счастливая Даша вместе со своим хомяком переехала к родителям. Первым, что сказал ей отец, когда они вошли в квартиру, было:

– Даша, жаловаться маме на бабушку нехорошо. Ты же не хочешь, чтобы они поссорились, правда? И обманывать бабушку тоже нехорошо. Я надеюсь, Даша, что это было в последний раз.

При этом он поднял Дашину головку и заставил смотреть себе в глаза. И глаза его были жесткими и холодными. Даша заглянула в них и моментально заплакала.

– Зачем ты все испортил? – взвилась Соня. – Дашка была так рада, что вернулась домой, а ты…

Соня сама уже чуть не плакала.

– Мала еще бабушку обсуждать, – отрезал Павел. – Пойду поставлю машину, и чтобы к моему приходу никаких слез здесь не было.

С утра Соня сходила в женскую консультацию по причине имевшейся задержки, и врач-гинеколог подтвердила ее предположение о беременности. Соня шла домой и размышляла. Как отнесется к известию Павел? Когда-то он легко отдал Дашу на попечение бабушки, и она не замечала в нем такой уж острой потребности видеть дочь. Ему важнее было знать, что она здорова и ни в чем не нуждается. Обрадуется ли он новому известию? Соня позвонила Павлу и попросила приехать домой на обед, чтобы поговорить.

– Ну, что ты меня звала? Что хотела мне сказать? – спросил муж с порога.

– Паша, – начала Соня. – Я не знаю, как ты к этому отнесешься, обрадует ли это тебя, но сегодня я была у врача. Я беременна.

Павел посмотрел на нее в упор. Соня выдержала его взгляд и приготовилась к серьезному обсуждению вопроса о том, могут ли они именно сейчас заводить второго ребенка. Но никакого обсуждения не последовало. Павел просто сказал:

– Ну, вот и слава богу, наконец-то ты уйдешь из своего дурацкого театра.

Второй ребенок Соне давался уже труднее, чем Даша. Она страдала токсикозом, отекала, да и роды не были легкими.

Когда младенца привезли домой, собрались все: Константин Александрович, Римма Матвеевна, Антон, приехали Клара и Лиля с сыном Ромкой. Открыли шампанское, пили за малыша и его маму, и тогда в торжественной семейной обстановке Павел вручил Соне, как и полагается после рождения ребенка, дорогой подарок.

Соня увидела коробочку и еще больше засияла. Она, как любая женщина, очень любила украшения. Но когда она открыла футляр, то слегка опешила: на бархатной подложке покоилось кольцо с крупным бриллиантом. Соня не настолько разбиралась в камнях, чтобы понять каратность бриллианта, но то, что это немаленький камешек, да еще и прекрасной обработки, было видно невооруженным глазом. Ее удивлению не было предела, потому что ни у кого из знакомых она ни разу не видела камня такой величины. Павел аж порозовел от удовольствия, видя изумление жены. Он расценил ее округлившиеся глаза как свидетельство восторга, на самом же деле Соня остолбенела от немого вопроса, который не могла задать при всех: откуда у Павла деньги на такое кольцо?

Следующим тостом Соня, которая только притрагивалась к бокалу шампанского губами, предложила назвать мальчика в честь деда – Константином, и растроганный Константин Александрович вручил невестке свой подарок: конвертик с деньгами на хорошую норковую шубу. У Риммы Матвеевны, правда, при этом перекосило лицо, но никто в веселой компании этого не заметил.

Конечно же, на сей раз Соня плотно и надолго засела дома. Костик часто болел, и с ним было много возни. Даша требовала повышенного внимания, чем умело пользовалась Римма Матвеевна, которая стала водить ее в музыкальную школу и на танцы. Соня закружилась в водовороте семейных обязанностей, озабоченная уходом за детьми, бесконечной готовкой и стиркой, обихаживанием мужа. Она даже отрезала свою драгоценную косу: настолько некогда ей было теперь заниматься волосами, к тому же длинные волосы стали ей мешать. Вопрос о стоимости кольца, который она все-таки решилась задать мужу, так и остался без ответа.

– Сонька, да разве же положено спрашивать о цене подарка, а? – только и усмехнулся он. – Ты же у меня такая воспитанная девочка…

– Ну, просто бюджет-то у нас общий, – замялась она. – А зарплата у тебя не та, чтобы такие кольца покупать, вот я и спросила.

– На мою зарплату не то что кольца не купишь, а и в ресторан не сходишь, – засмеялся Павел. – Зарплата… Скажешь тоже!

Соня было открыла рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но Павел ее мгновенно осадил.

– Давай договоримся, – сказал он. – Финансовые вопросы семьи – это мои вопросы, и ты в них не лезешь.

Соня опять хотела возразить, но Павел решительно закончил:

– И вопросов не задаешь.

Попросив Римму Матвеевну побыть с Костиком, Соня ненадолго вырвалась в парикмахерскую, и пока ей обновляли стрижку, вполуха прислушивалась к окружавшим разговорам.

– Ниночка Петровна, вы же понимаете, что он сам виноват! Уже сколько раз об этом говорили, и все равно люди покупаются. Ну смешно же ведь! Ясно же, что эти лотереи выигрышными не бывают. И что он вообще у вас делал на Центральном рынке, зачем он туда ходит? – это мастер Оксана обращалась к своей постоянной клиентке, которой в данный момент красила голову.

– Оксаночка, вы не понимаете, мой муж сам туда не ходит, – замотала головой Нина Петровна. – Он в жизни никогда ни одной вещи себе сам не купил. Это я его повела. Мы же собрались в Турцию, мне нужно было присмотреть купальник, а на зрелую женщину ничего не подберешь, вот мне и посоветовали, сказали, что на Центральном вещевом рынке есть один павильон с очень приличными купальниками.

Соня не слышала начало разговора, то есть пропустила саму фабулу разыгравшейся драмы, но поняла, что мужчина, муж Нины Петровны, стал жертвой лохотронщиков, промышлявших на вещевом рынке. Оказавшись без присмотра жены, мужичок перекусил и выпил рюмашку в одном из многих рыночных кафе и в столь благодушном настроении оказался легкой добычей для тех, кто промышлял там беспроигрышными лотереями. Мужчину «обули» ловко и профессионально. Нина Петровна обозвала мужа старым идиотом и кинулась к лотерейному лотку, чтобы привлечь мошенников к ответу, но тех уже и след простыл. Лоток был легкий, сборный, перенести его в другое место – дело пяти минут. Ищи теперь аферистов на толкучке в выходной день! Тем более работала там целая бригада, со своими «разведкой и системой оповещения».

Народ еще не вполне привык к той мысли, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и охотно покупался на «разводы». Муж Нины Петровны, после того как она объяснила смысл произошедшего, сначала совсем расстроился, потом разозлился и начал самостоятельный поиск лохотронщиков. Его походы на рынок, впрочем, ничем не увенчались. Прошло время, и Нина Петровна успокоилась, но неугомонный муж продолжал свои изыскания, и в один день нашел-таки подлых обманщиков. Стоит ли говорить о том, что мужчина мало того, что ничего не добился, но и был строго предупрежден о том, чтобы на рынке больше не появлялся. Ему бы взять да уйти подобру-поздорову, а он вместо того начал выкрикивать лозунги о том, чтобы люди не поддавались обману, и совестить мошенников. Ну и получил в итоге как следует – и по почкам, и по печени.

Заявление Андрей Ильич писать не стал, супруги сочли, что это, скорее всего, бесполезно, пошли другим путем. У Нины Петровны имелась подруга, у которой сын работает в райотделе милиции, к территории которого принадлежит этот вещевой рынок. Нина Петровна встретилась с Семеном, молодым милиционером, который работал, правда, всего лишь в дежурной части, сказала, что Андрей Ильич знает преступников в лицо, может их опознать, но итоги разговора подтвердили самые худшие ее предположения.

– Вы что же, теть Нин, думаете, что эти лохотронщики теперь будут сидеть на рынке и ждать, пока за ними придут? – разъяснял ей милиционер. – Они теперь сменят точку, их много по городу. Не скоро снова здесь появятся.

– Ну, раз они появятся, значит, можно будет их накрыть, – продолжала упорствовать наивная женщина.

– Теть Нин, ну что ж вы, не ребенок ведь! – милиционер укоризненно покачал головой. – Вы что ж думаете, они тут сами по себе работают? Думаете, милиции о них ничего не известно? Раз люди так уверенно чувствуют себя на земле, значит, им помогают. Опекают их.

Семен объяснял ей прописные истины, как объясняют таблицу умножения старательному, но не очень способному школьнику.

– Да и потом, они же здесь не первый год, эти ребята, – продолжал он. – Лохотроны у них разные, одеваются они по-разному, иной раз их и не узнаешь, что-то новое придумывают, когда на одно клевать перестают. Состав, бывает, частично меняется, но группа вообще-то устойчивая.

– И что же, это ваши сотрудники их «крышуют»? Так это теперь говорят? – брезгливо поморщилась разочарованная женщина. – Это и они в их банде и состоят?

– Ну, нет, конечно, – ответил сын подруги. – Вы же понимаете, мне не совсем удобно это вам говорить. Но вы не чужая… Есть у них помощники, не сомневайтесь. Вообще-то эти ребята ходят под одним бизнесменом, ранее судимым за мошенничество, а у него хороший контакт в УВД.

– Что же за контакты в УВД у сидельцев бывших, а? – всплеснула руками Нина Петровна.

– Ну, это он раньше был сиделец, – протянул Семен, – а сейчас вполне респектабельный господин. Да и сидел-то он не за убийство же. И не двадцать лет… Теперь большие дела делает, но и старым ремеслом не брезгует.

– И вот таких-то ваши полковники прикрывают? Позорище какое!

– У нас много кого прикрывают, – вздохнул Семен, впрочем, без тени сожаления в голосе. – Кого полковники, кого капитаны. Тот, с кем этот бизнесмен дружит, еще до больших звезд не дорос. Но дорастет, такие, как он, дорастают, если не слишком наглеют и не палятся.

– Ты его знаешь? – удивилась Нина Петровна.

– Да а кто его не знает-то? – хмыкнул парень. – Он у нас телезвезда, и папаша у него какая-то крутая шишка на главной площади. Так что вы в это дело не лезьте, все равно вы ничего не докажете. На лотереях надо только с поличным брать, а не взяли – все, до свидания. На большую сумму супруга-то обули?

– Да не очень…

– Ну и забудьте, – подытожил Семен. – Зато теперь он близко к таким не подойдет. В конце концов, всякая наука денег стоит.

Пока Оксана щелкала ножницами, а Нина Петровна рассказывала свою историю, Соня слушала вполуха, от скуки, но когда женщина стала пересказывать свой разговор с молодым милиционером, Соня напряглась. Неужели речь идет о Павле? Он по-прежнему постоянно мелькает в «Патруле», у него отец вполне подходит под определение «большой шишки» с главной площади. Это он, что ли, водит дружбу с каким-то бизнесменом, под которым бегают мошенники? Вообще-то мальчик из дежурной части мог и ошибаться, да и в УВД, наверное, не у одного Павла отец работает в главном областном здании. А в том же «Патруле» кого только не показывают…

Тем не менее Соня пришла домой в дурном настроении.

Она пыталась отогнать неприятные мысли, рассмотрела в зеркале новую стрижку, сняла сережки, надетые по случаю выхода на улицу, выдвинула ящик комода, чтобы сунуть их в коробочку, и на глаза ей попался футляр с кольцом, которое ей подарил Павел на рождение Костика. Соня открыла крышку, поднесла украшение к бра и несколько секунд любовалась игрой света на гранях драгоценного камня. Потом решительно закрыла крышку и дала себе слово это кольцо не надевать.

Данное себе обещание Соня держала довольно долго, наверное, года три, а то и больше, потом Павел сумел настоять на своем. А пока не подрос Котик, Соня никуда особенно и не выходила. Это прозвище прилепилось к мальчику даже не благодаря его умилительной внешности, просто когда его спрашивали, как его зовут, ребенок хотел сказать «Костик», а получалось «Котик». Так и пошло.

До пятилетнего возраста Котик много болел, поэтому Соня практически безвылазно сидела дома, а нередко и лежала с мальчиком в больнице. На работу в театр она так и не вернулась. Время окончания ее декретного отпуска совпало с очередной болезнью малыша, и директор театра был вынужден занять Сонину ставку другим концертмейстером.

Постепенно Соня привыкла к роли домохозяйки, тем более что эта роль оставляла ей не так уж много свободного времени для раздумий. Дашка была загружена по полной программе: она училась в элитной гимназии, посещала музыкальную школу, дополнительно занималась английским языком, и все это как-то ухитрялась совмещать с танцевальной студией, которую, даже несмотря на разрешение родителей, бросать не хотела.

После рождения сына Павел, как и собирался, сосредоточился на постройке дома. Больно уж хорош был участок! Тихий центр, спокойная улочка, обсаженная кустами сирени, и умиротворяющий вид на церковные купола, сверкающие золотом на солнце. Павел работал, контролировал строительство, которое шло этапами, в зависимости от денежных поступлений. Дома он бывал мало, поэтому неудивительно, что Котик все свое время проводил с матерью.

Своего младшего ребенка Павел частенько называл «маменькиным сынком». Когда Котик болел, Соня была в самой непосредственной близости, и в периоды здоровья мама для него была первым и главным авторитетом. Из прочих родственников Котик признавал лишь семью Клары. К бабушке и деду он ходил редко, быстро там уставал, скучал, начинал капризничать и жаловаться на то, что у него что-нибудь болит, пока его не отводили домой. Дома болезнь внезапно проходила, и он мгновенно приходил в себя. Когда Соня по необходимости оставляла сына у Клары, мальчик не сопротивлялся, он обожал Кларины беляши и ту свободу действий, которую она предоставляла ему. Семью Лили Котик посещал с еще большим удовольствием.

Жизнь семьи Волковых текла своим чередом.

Глава 3

Последний раз Антон плотно общался с Гаянэ – бывшей одноклассницей и подругой Павла года полтора назад. Они большой компанией ездили отдыхать в Таиланд по маршруту Бангкок – Пхукет. С тех пор Антон и Гаянэ пересекались лишь на праздниках, да и то это было уже довольно давно, в последнее время Павел перестал устраивать застолья с шашлыками из-за наступившего семейного кризиса, а других точек пересечения с Гаянэ у Антона не было.

Но некоторое время назад он разговаривал с ней по телефону и был глубоко поражен. Тогда внезапно и без всяких предупреждений Павел исчез на несколько дней. На службе он числился в отгулах, дома не появлялся. Мобильный телефон был отключен, Антон догадывался, по какому еще телефону можно поискать брата, но и там трубка неумолимо сообщала о недоступности абонента. Антон бы и не подумал волноваться, но всполошилась мама, Паша ей зачем-то был срочно нужен, он что-то ей обещал, а сам исчез в неизвестном направлении.

Без малейшей надежды на успех, просто для очистки совести, чтобы не врать матери, Антон позвонил Гаянэ и спросил, не знает ли она случайно, где Павел, не говорил он ей, куда и с кем собирается.

– И ты еще набрался наглости спрашивать у меня, где твой брат?! – Гаянэ так крикнула в трубку, что Антон даже испугался. – Ты в своем уме? Ты мне звонишь, чтобы задать вопрос о нем?!

– Гаянэ, что случилось? – с недоумением спросил Антон. – Что произошло? Почему ты кричишь?

– Потому что твой братец – мерзавец и козел! – продолжала кричать Гаянэ. – Такой мерзавец, каких я в жизни еще не видела!