скачать книгу бесплатно
– Завтра утром. – Он продолжил искать. – И здесь нет ни такси, ни отелей, кроме того, в который нам надо, а ближайший автобус в двух деревнях отсюда. Едет не в ту сторону и уже час как закончил маршрут.
О боги. Им конец.
– Что насчет воздушного шара?
– Я с собой не брал. А ты?
– Нет, но у меня есть вот это. – Она покопалась в сумке. – Дорожная жестянка с мятными конфетами? Не помню, чтобы я ее покупала.
– А-а, тогда мы спасены. Из нее можно сделать… сделать…
– Самодельную лодку и сплавиться по реке? Или поменяться транспортом с проезжающим мимо цирком. Соорудить сигнальную ракету с помощью бутылки диетической колы.
– У тебя есть диетическая кола? – спросил он.
– Черт. Оставила на воздушном шаре.
– Не волнуйся. – Он убрал телефон. – Уверен, что продюсерская компания может послать кого-нибудь за нами. Конечно, тогда мы станем теми, кто причинил им неудобства за день до начала съемок, и, вероятно, они на нас не обидятся. Но я не очень склонен рисковать.
Если Розалина и понимала что-то в жизни, так это то, что стоит избегать делать то, из-за чего влиятельные люди могут затаить на тебя обиду, а потом обратить ее против тебя. По ее опыту они обычно так и поступали.
– Да. – Она постаралась унять дрожь в голосе. – Если мы можем попасть туда своим ходом, то, наверное, стоит попробовать.
– По крайней мере это будет приключение. – Он улыбнулся, будто говоря: «Давай сбежим из этой деревни». – Так что скажешь, Розалина-эм-Палмер? Хочешь отправиться со мной в приключение?
В общем, сказала себе Розалина, все могло выйти гораздо хуже. День переходил в мягкий английский вечер, с пастельным небом и мягким солнечным светом. Это была приятная прогулка, если не обращать внимания на запах силоса и тот факт, что она опаздывает на реалити-шоу, в котором поставила на кон свое будущее. Или не все свое будущее. И, если уж на то пошло, по крайней мере у нее был спутник – такой, которого, честно говоря, она ценила бы в любом случае, даже если бы ее не бросили на захолустной станции приватизированной железнодорожной компании.
– Очень надеюсь, – сказал Ален, когда они пошли по проселочной дорожке, которая, с вероятностью около тридцати процентов, вела прямо в никуда, – что ты впечатлилась моей смелой и мужественной решительностью. И не думаешь про себя: «О нет, он – типичный мужлан, который не спрашивает дорогу».
Розалина рассмеялась, что, как она надеялась, означало скорее «это довольно смешно», а не «я очень стараюсь понравиться».
– И кого бы ты спросил? Вон то дерево? Овцу?
– Боюсь, что я брал уроки овечьего только ради аттестата об окончании средней школы, а единственная фраза по-овечьи, которую могу вспомнить, это «Где находится туалет?».
– Ладно, – она должна была спросить, – и как же будет «Где находится туалет?» по-овечьи?
Он даже сделал взгляд как у ягненочка.
– Кажется, «Где находится туабе-е-ет?».
– Тебе повезло, что мое гилти плеже – бородатые анекдоты.
Возникла многозначительная пауза.
– Привет, Мое – Тайное – Удовольствие – Бородатые Анекдоты. Я – Ален.
– Ясно, – сказала ему Розалина, – наверно, я сделала слишком большой акцент на «люблю» и маленький на «тайное удовольствие».
– Не волнуйся. Если серьезно, я пока не готов отращивать бороду. Слишком молод для нее и отцовства, кстати, тоже.
На этот раз смех Розалины был чуть более естественным. Она привыкла к тому, что большинство людей ее возраста и немного старше говорят о родительстве так, будто это часть невообразимого будущего, к которому приходишь после того, как определишься с карьерой, отношениями и собственными мечтами. Поэтому было неловко отвечать: «Вообще-то я родитель уже почти десять лет».
Проселочная дорога провела их через перегон для скота на другую проселочную дорогу, которая вела еще на одну. И именно через поле от проселочной дороги номер три они наконец заметили признаки человеческого жилья. Ну, не считая всего того, что, по сути, было признаками человеческого жилья, но настолько деревенскими, что почти не считались. Например, живые изгороди, приступки через шаткие заборы и гектары травы.
Ален прикрыл ладонью глаза от блеска заходящего солнца.
– Это фермерский дом? Скажи мне, что это фермерский дом.
– Или секретная военная база, и в любом случае там будет кто-то, у кого мы можем спросить дорогу.
– Если это секретная база, не расстреляют ли нас на месте?
Она пожала плечами.
– Если это ферма, возможно.
– Вообще-то я живу в сельской местности, и фермеры стреляют в меня гораздо реже, чем ты можешь себе представить. Пойдем поздороваемся?
– Хорошо, но если во мне будет полно дробины, то вытаскивать ее будешь ты.
– А если во мне будет полно дробины?
– Тогда я использую тебя как отвлекающий маневр и побегу к дороге.
Он посмотрел на нее с укором.
– А ты бездушная женщина, Розалина-эм-Палмер.
– Не настолько бездушная, какой была бы, если бы меня застрелил разъяренный землевладелец.
Поскольку альтернативой было бесцельное блуждание или признание себя обузой перед людьми, которые будут принимать важные решения об их будущем, они решили рискнуть и подойти к фермерскому-дому-тире-военной-базе. Как оказалось, это заняло больше времени, чем они предполагали, потому что поля были похожи на ТАРДИС: больше, чем выглядят.
– Знаешь, – заметил Ален, – я очень рад, что ты здесь. В одиночку мне было бы невероятно скучно.
– Ты хочешь сказать, что я лучше, чем буквально никто?
Он скривил губы.
– Если тебе это поможет, могу вспомнить людей, которые были бы худшей компанией, чем «буквально никто». В прошлом году я был на свадьбе университетского друга, и, честно говоря, удивился бы, если бы узнал, что семья невесты прочитала хотя бы одну книгу на всех. Я влип в разговор с одним из многочисленных дальних родственников, и, клянусь, этот человек считал, что грамматика – это что-то связанное с музыкальными пластинками.
Розалина от неожиданности рассмеялась – тем заговорщицким, слегка виноватым смешком над человеком, но при этом над таким, который не нравился. И кому, что самое главное, ты не нравилась тоже.
– Хуже свадеб нет ничего. Если женятся не двое твоих друзей, то половина гостей в комнате – это те, с кем ты никогда не захочешь общаться. А другая половина – родственники тех, с кем ты общаешься.
– В защиту брака скажу, что я был на нескольких прекрасных свадьбах. Думаю, проблема именно этой свадьбы была не в церемонии, а в компании. – Он тяжело вздохнул. – Не успел я избавиться от этого кретина, как отец невесты схватил меня за руку и десять минут пытался вовлечь в разговор о том, кому из официанток он или я хотели бы, цитирую, «вдуть».
– Фу-у, – Розалина невольно содрогнулась, – терпеть не могу таких мужчин.
– Большинство разумных людей тоже не могут. Но, опять же, – и мне неприятно это говорить, – я считаю, что иногда их на это довольно явно поощряют. Сама невеста была очень… – Ален сделал паузу, как будто не мог подобрать слов, чтобы выразить ужасы, которые пытался описать. – Скажем так, я не уверен, что за искусственным загаром, силиконовой грудью и накладными ногтями скрывается настоящая девушка, с которой мой друг познакомился на работе и на которой решил жениться, а не купил ее в магазине для взрослых.
Ей не стоило смеяться. Но она засмеялась. И почувствовала себя виноватой. У Лорен были серьезные – и, честно говоря, правильные – взгляды на то, как общество перешло от осуждения женщин за несоответствие нереальным стандартам красоты к осуждению за то, что у кого-то не получается соответствующе выглядеть, и за то, что получается. Вот только сейчас это казалось безобидным развлечением – разделить чужое мнение о незнакомке, вместо того чтобы самой разделить ее участь.
Они свернули через пролом в живой изгороди и по грунтовой дороге направились к просторному, но ухоженному фермерскому дому. Во дворе перед домом женщина в плоской кепке копалась в тракторе.
– Ну, что ж, – прошептал Ален. – Посмотрим, не подстрелят ли нас.
Их не подстрелили. Вместо этого фермерша подтвердила, что сегодня вечером невозможно добраться до Тапворта, и предложила приютить их на ночь, а утром отвезти в Пэтчли-Хаус. Провести ночь в глуши с мужчиной, с которым только что познакомилась, Розалине не очень хотелось, но, если предположить, что Би-би-си проверила Алена так же тщательно, как и ее, то вероятность того, что он не серийный убийца, была весьма высока.
– Я могу лечь на пол, – сказал он. – Или, если тебе так будет удобнее, спросить нашу хозяйку, не будет ли она против, если я займу ее диван.
Розалина сидела на краю аккуратно застеленной двуспальной кровати в комнатке под карнизом. Единственной свободной комнате у фермерши. Она написала Лорен сообщение, объясняя, что случилось с поездом и что не сможет позвонить до завтра, и теперь ждала сигнала сети, чтобы его отправить. Когда это наконец произошло, она подняла глаза.
– Разве тебе не будет удобнее на диване?
– Не так уж удобно. – Он самоиронично усмехнулся. – Ноги, наверное, будут свешиваться.
Поэтому они разделили щедрый запас подушек и одеял. Розалина свернулась калачиком на одной стороне кровати, а Ален соорудил импровизированный матрас на полу.
– Какой странный день, – попробовал завязать разговор Ален после предсказуемо неловкой паузы.
– Есть немного, – согласилась она. – У тебя там, внизу, все в порядке?
– На самом деле мне вполне комфортно. Напоминает путешествие в школьные годы. И, хотя я ездил с другом, который, как оказалось при длительном общении, страдал от газов больше, чем все, кого я когда-либо встречал, скажу, что из тебя вышла спутница лучше него.
– Так ты говоришь, что я лучше, чем никто, чем какой-то придурок на свадьбе и пердящий подросток? А ты в самом деле знаешь, как заставить девушку почувствовать себя особенной.
Он тихо рассмеялся.
– У тебя талант превращать комплименты в оскорбления.
– Спасибо, я очень старалась.
Повисла долгая тишина. Розалина попыталась понять, это приятная тишина перед сном или неловкое молчание во время неожиданной остановки поезда посреди глуши.
– Начинаю подозревать, – сказал Ален, – что, возможно, пропустил главу в инструкции к жизни, в которой говорится об этикете, когда приходится делить комнату с интригующей незнакомкой, с которой случайно оказался в ловушке по пути на телевизионный конкурс выпечки.
Розалина пропустила много глав в инструкции к жизни. Так много, что ей часто казалось, будто она потеряла свой экземпляр, когда ей было девятнадцать.
– Я давно туда не заглядывала, но, когда дело доходит до практически любого социального взаимодействия, совет сводится к «смотри прямо перед собой и ничего не говори». В общем, по принципу сообщающихся сосудов.
– Когда ты об этом сказала, я что-то такое вспомнил. – Он замолчал, заставив Розалину задуматься, не подтолкнула ли она случайно человека, с которым ей было приятно общаться, к тому, чтобы он больше с ней не разговаривал. – А как насчет того, чтобы взбунтоваться и познакомиться?
И в принципе это было бы замечательно. Но Розалина знала, как это бывает. Вот вы мило, нормально, может быть, слегка кокетливо беседуете, а вот тебе уже приходится объяснять, как ты перешла от медицины в Кембридже к перебежкам от временной работы до школы, и дальше будет либо «бедняжка, беда-то какая», либо «ну надо же, а я думал, ты не такая». И ты заранее знаешь, что человек, с которым говоришь, перестанет думать: «Ух ты, а она ничего, может, стоит позвать ее на свидание» и начнет думать: «Ха, она с прицепом, надеюсь, не попросит меня посидеть с ребенком».
– Но, – она попыталась перевести тему, – разве пространственно-временной континуум не разрушится, если два британца начнут говорить о чем-то кроме погоды и автобусов?
– Знаешь, Розалина-эм-Палмер, – она почему-то знала, что он улыбается, – я бы с удовольствием рискнул.
Черт. Вот же черт. «Ладно, Розалина, бери контоль над ситуацией в свои руки».
– Так чем ты занимаешься?
Снова наступило долгое молчание.
Как только молчание из долгого превратилось в очень долгое, Розалина, решившая, что каким-то образом все испортила, в панике нарушила его.
– Эй, ты там как?
– А, да, прекрасно. Просто жду, когда Вселенная рухнет на нас. Но вроде мы в безопасности. Я – ландшафтный архитектор.
Она понятия не имела, кто это, вернее, чем он отличается от обычного архитектора, но, похоже, это была достаточно творческая работа, чтобы приносить удовлетворение, и достаточно прибыльная, чтобы родители против нее возражали.
– Так это архитектор, который лежит на боку?
– Который что? Нет, это когда… А-а. – Он остановился и тихо захихикал. – Ну, так получилось, что я лежу на боку, так что, наверное, в данный момент я и тот и другой. Но, в целом, это скорее пейзаж в противовес жилому или коммерческому помещению, чем пейзаж в противовес портрету.
– Как ты проектируешь ландшафт? – спросила она. – Не раздаешь же ты в самом деле команды вроде «вон там поставьте еще одну гору» или «давайте с того края опустим небо на пару дюймов».
– Ты удивишься. Однажды я перевез озеро.
– Как?
– Понятия не имею. Этим занимаются инженеры-гидрологи. Я просто показал на него и сказал: «Кажется, оно перекрывает доступ к оленьему парку».
– Не понимаю, это делает тебя крутым и сильным или… каким-то менеджером среднего звена?
– Если честно, – сказал он ей с грустью, которую она сочла располагающей, – я тоже не понимаю.
Розалина переместилась к краю кровати и посмотрела вниз. Она различала его очертания – он лежал на боку, как статуя лежащего императора, и смотрел на нее. Его лицо было загадкой теней в свете звезд.
– Но тебе ведь нравится?
– Нравится. – Она не видела его взгляда, не могла разглядеть глаз, но в голосе чувствовалась напряженность, которая напомнила о поздних ночных разговорах, когда она училась в университете.
– Это как с выпечкой. Приходится балансировать между техникой и творчеством. Я имею в виду, что нет смысла прокладывать в парке дорожку, которой не хватает ширины, чтобы по ней могли пройти два человека с собаками.
– Так ты организовываешь комические ситуации?
– Прости, не понял?
– Останови меня, если стану изъясняться слишком сложно, но это когда два человека знакомятся милым образом.
– И часто такое случается? – спросил он. – Из-за тебя мне кажется, что я неправильно знакомлюсь с людьми.
– Так и есть. – Она мысленно улыбнулась. – Потому что, когда гуляешь с собакой, постоянно случается так, что кто-то идет в другую сторону по слишком узкой тропинке в парке. Ваши поводки запутываются, и тогда, в зависимости от того, в каком фильме ты находишься, говоришь: «Ну надо же, простите», а она отвечает: «Да что вы, ничего страшного», но все знают, что вы втайне хотите переспать. Или же ты говоришь: «Эй, осторожно, леди», а она отвечает: «Живее, мистер», и все будут знать, что вы втайне хотите переспать.
Он снова засмеялся, и Розалина позволила себе немного погреться в приятном ощущении. Нельзя заставить кого-то так смеяться, если ты не блещешь остроумием, не нравишься или не сочетаешь эти два фактора.
