скачать книгу бесплатно
Все танцующие пары уселись, на, добытые из сарая, продолговатые деревянные сани. Лиля обняла, впереди сидевшего Виктора, который, как заправский хулиган, зарычал «Ата-а-ас», и санки покатились вниз, разрезая своими металлическими полозьями крутой спуск, подсвечиваемый светлыми бликами отдыхающей жёлтой луны. Навстречу им по лесной просеке неслись широкие деревенские розвальни, запряжённые принаряженными лошадьми, игриво позванивающими, надетыми на них бубенчиками. А Виктор с Лилей продолжали лететь мимо зелёных коридоров игольчатых карпатских смерек. На дальнем горизонте угадывались белые очертания горных полонин, а весёлые огоньки, светящиеся в гуцульских хатах, извилистой лентой обволакивали широкую речную долину.
Виктор взглянул на часы: они показывали три часа ночи. Народ слегка утомился, да и зимняя сказка достаточно подморозила их. Пора было возвращаться в тепло. В избушке вся компания расположилась у камина, огонь, которого бился из застеклённой закрытой топки. Притихшие друзья зачаровано смотрели на красные язычки пламени. Своей причудливой игрой они отсвечивали бревенчатую квадратуру гостиной и бросали лучистые блики на акварели карпатских пейзажей за окном избы. Излучение камина источало тепло, которое хорошо прогревало после мороза и позволяло расслабиться, наблюдая за кровяными струйками огня. Вместе с тем камин навевал какой-то лёгкий налёт грусти, возвышенности и романтики. Эти чувства обострились ещё сильнее, когда кто-то взял в руки гитару и, медленно перебирая струны, запел:
Если им больно – не плачут они, а смеются,
Если им весело – вина хорошие пьют.
Женские волосы, женские волосы вьются,
И неустроенность им заменяет уют.
Лилина голова покорно покоилась на плече Виктора, а её белокурые, высвобожденные из повязанного узла, волосы не столько приятно щекотали его лицо, сколько возбуждали, вызывая в нём острое желание немедленно сбросить со своей подруги все одежды и немедленно овладеть ею. Виктор привстал и, осторожно отклонив голову Лили в сторону, потянул её за руку в сени. В полной темноте он нащупал ручку двери, за которой пряталась крошечная, не более шести квадратных метров, комнатушка. Виктор так и не понял, то ли она служила кабинетом хозяину дома, то ли подсобным помещением для хранения различного хлама. Оставив Лилю в темноте, он долго копался, пока не зажёг, заранее приготовленную свечку. В углу комнаты стоял, видавший виды, письменный стол, возле него – соломенное, с зияющими дырами, кресло. Ходить по комнате практически не представлялось возможным, поскольку по диагонали узкого пространства этой, иначе не скажешь, конуры стоял старый велосипед, а по другой диагонали распласталась резиновая лодка. Везде были накиданы какие-то ящики, баулы, шанцевый инструмент и ещё какая-то дребедень.
– Виктор, ты зачем привёл меня сюда, – испугалась Лиля, – тут очень холодно и мерзко, я хочу вернуться к камину, который и греет, и успокаивает.
– Лилечка, родная, я хочу остаться с тобой вдвоём, – на одном дыхании выпалил Виктор, – только я и ты, только ты и я.
Он вплотную приблизился к ней и стал целовать в щёки, в лоб, в уши, глаза, пока, наконец, его губы, как стальные тиски, не захватили её верхнюю губу и в сладостном поцелуе не удерживали её несколько минут. Руки Виктора скользнули под, грубой вязки, шерстяной свитер Лили и, отыскав, спрятанные, под плотным бюстгальтером, груди, стали ласково и нежно стискивать их. Лилю слегка знобило, она вдруг ощутила горячее и прерывистое дыхание Виктора, когда его руки плотно охватили её сзади, тщетно пытаясь справиться с невидимыми застёжками лифчика, чтобы освободить его от напора ещё девичьей груди. Он схватился было за бретельки бюстгальтера, желая в страстном порыве оборвать их, но вдруг бессознательно наклонился и начал расстёгивать ремень Лилиных голубых джинсов. Тусклый свет догорающей свечи освещал только стол, на котором она стояла, и поэтому Лиля не могла видеть, пылающих лихорадочным огнём, неистовых глаз Виктора. Когда он, стащил с неё, находящееся под джинсами, вязаное трико и, грубо подтолкнув, посадил в, подвернувшееся под руку, соломенное кресло, намериваясь снять облегающие колготки, ошарашенная Лиля не выдержала и, отталкивая его, отчаянно закричала:
– Виктор, милый, как тебе не стыдно, перестань, пожалуйста, я очень тебя прошу.
Виктор дрожал, как осиновый лист в осеннем лесу. Он со всей силы, подавляя бешеное сопротивление Лили, раздвинул её стройные ноги в стороны и, протолкнув туда свою голову, фанатично целовал её колени и бёдра, исступлённо приговаривая:
– Лиля, желанная моя, я так хочу тебя, я хочу прямо сейчас, как мы это сделали у меня дома.
– Витя, только не здесь, тут жутко и неприятно, мы не одни в доме, в любой момент сюда может кто-то зайти, пойми, я очень боюсь.
Слова Лили достигали ушей Виктора, но не доходили до его затуманенного сознания. Когда же Лиля увидела, как Виктор сбрасывает свои брюки цвета хаки и качнувшаяся от ветра свеча слегка подсветила его ярко-красные трусы, она вздрогнула, резко отпихнула его от себя так, что он неуклюже свалился в рядом покоящуюся резиновую лодку. Собираясь с последними силами, Лиля гневно выкрикнула:
– Ты, Виктор, лишил меня девственности, но это не значит, что в одночасье ты сделал меня женщиной, на это необходимо время, как ты не понимаешь этого.
Виктор поймёт это через несколько лет, когда ему попадутся отксерокопированные пожелтевшие, прошедшие десятки рук, страницы переводной книги немецкого врача-сексолога. В ней будет написано, что один из его пациентов, достаточно образованный человек, президент крупного автомобильного концерна поведал ему о своей патологии в интимной жизни. Он торжественно отпраздновал со своей женой четверть века совместной жизни. Когда разошлись гости, утих звон бокалов с шампанским, ушли в небытиё одиозные здравицы, они с женой легли в постель. Любимая жена его в порыве неописуемой нежности призналась ему, успешно руководившему многотысячным коллективом работников, что за двадцать пять лет их интимного бытия он ни разу не удовлетворил её в постели. Позже эта несчастная женщина поведала тому же врачу, что когда она ложилась со своим президентом в постель, у неё возникало непреодолимое желание выброситься из окна квартиры, расположенной на девятом этаже, и отдаться первому попавшемуся прохожему. Этим случаем из своей практики врач подчёркивал, что уважаемый немецкий Вольфганг или Фридрих, геройски протаранив в своё время девственную плеву своей дорогой фрау и успешно впрыснув свои хромосомы для зачатия двух чудненьких фройляйн, так и не смог растормошить у своей жены ощущения оргазма. Ну а пока что раскрасневшаяся Лиля, на ходу застёгивая ремень в джинсах, как пробка, выскользнула из злосчастной каморки, вбегая в гостиную, где, умиротворённая и довольная новогодним бытиём, компания готовилась к, уже почти утренней, половой жизни. Половой в том смысле, что выстеливала на полу избы спальные мешки, в которых собиралась поспать. Лиля бросила свой спальник на противоположной от Виктора стороне комнаты. Домой они возвращались, избегая находиться в непосредственной близости друг от друга. Лиля ещё пожалеет о словах, сказанных в порыве безысходного отчаяния. Самого Виктора эти, может быть, и правильные слова настолько глубоко резанули сердце, будто по нему без всякой анестезии прошёлся острый скальпель хирурга. Он запомнит их на всю оставшуюся жизнь. Таким образом, так хорошо начавшаяся, новогодняя зимняя сказка трансформировалась в сознании Лили и Виктора в новогодний кошмар.
События, происходящие вне стен храма науки, ни в коей мере не могли нарушить устоявшийся ритм студенческого бытия. Неписаные законы университетской действительности, независимо от сознания студентов, вклинивали их в лекционные аудитории, заставляли посещать практические и семинарские занятия, подбирать необходимую литературу в каталожных залах библиотеки. По этим же законам студенты, в сущности, жили от сессии до сессии, а экзаменационная сессия, как известно, всего два раза в год. Период между экзаменами можно было бы без преувеличения назвать эпохой, которая, абстрагируясь от выполнения курсовых работ, различных рефератов и участия в коллоквиумах, характеризовалась беззаботной и весёлой, насыщенной разнообразными событиями, жизнью на особой планете, называемой студенческой. Горизонты студенческой жизни были интересны, многообразны и сверкали различными красками. На одном из таких горизонтов в один прекрасный день в поле зрения Виктора попала невысокая, с модной стрижкой и идеально отточенной фигурой, первокурсница Леночка Вареница. Амбициозность, высокомерие и честолюбие Леночки сокурсники почувствовали в ней ещё, когда находились в статусе абитуриентов, во время вступительных экзаменов. Получив «четвёрки» по устной и письменной математике, Лена заявила своим конкурентам по конкурсу, что студенческий билет уже у неё в кармане. На замечания ребят, что впереди ещё экзамен по географии и русскому языку, она жёстко и безоговорочно отрезала:
– У меня среди документов почётный диплом победителя республиканской олимпиады по географии. Что же касается сочинения, то имеется домашняя заготовка: выберу свободную тему, раскрывая которую, красочно опишу, как хорошо жить в СССР, это, как вы понимаете, беспроигрышный вариант. А ещё даю бесплатно важную установку: во избежание грамматических ошибок, помня, что краткость – сестра таланта, писать надо так, чтобы мыслям было широко, а словам тесно. Уверенность Лены в себе подтвердилась, когда в списке поступивших её фамилия стояла первой. В начале сентября первокурсников отправили на сельскохозяйственные работы в колхоз. После трудового дня, когда студенты, отдыхая вокруг пылающего на лесной опушке костра, говорили о будущем, Леночка неожиданно выпалила:
– Через три года, когда мы будем на четвёртом курсе, приглашаю всех к себе на свадьбу.
Кто-то спросил будущую невесту:
– А где же – жених, служит в армии или работает в каких-то дальних краях и родился ли он уже вообще.
В ответ категорично прозвучало:
– Никакого жениха и в помине нет, но он, надо полагать, уже давно родился и где-то уже бродит по белу свету, сам не зная, когда попадёт в сети, которые я ему расставлю.
Первый год учёбы не ознаменовался особыми успехами в поиске кандидатов в женихи. Однако во время учебной практики Лена обратила внимание на невысокого второкурсника, который не отходил от миловидной блондинки. Конечно же, это были Виктор и Лиля. Лилю она знала по общежитию. Леночке потребовалось всего два дня, чтобы собрать исчерпывающую информацию о Викторе. В пассиве добытых сведений были невыдающиеся внешние данные и неотступная его привязанность к Лиле. Зато в активе была огромная родительская квартира в центре города, стоматологический кабинет отца и влиятельная должность матери, легковая машина «Москвич-412», модный мотоцикл «Ява» Виктора и, присущие соискателю звания Лениного жениха, ум, эрудиция и широкий кругозор, энергичность, напористость и чувство юмора. Простое арифметическое сложение, выученное Леной ещё в первом классе, плюс элементарное логическое мышление, которого она отнюдь не была лишена, однозначно указывало, что актив явно превосходил пассив. Леночка не была экстрасенсом, роковой женщиной или ведьмой, она никогда не представляла себя в роли куртизанки, путаны или гейши и никогда не задумывалась, какие действия ей необходимо предпринять, чтобы обольстить Виктора и привлечь к себе настолько, чтоб стать необходимой для него. Но бог не обидел Леночку талантом. Она понимала, что в любом случае надо создать некий театр, лицедейство которого базируется на игре не одного, а двух актёров, т. е. на авансцене должна быть не только она, а и он, Виктор. Театральное представление, по её замыслу, должно было состоять из множества сцен, реприз, монологов и диалогов и держаться на разности потенциалов, присущих мужчине и женщине. Прежде всего, следовало отвлечь Виктора от скромной и неприхотливой Лили.
Лена вместе с Лилей занимались художественной гимнастикой в спортивном обществе «Буревестник» и так сложилось, что обе девушки выполнили норматив первого разряда и были включены в сборную команду университета, которая отправлялась на десятидневный тренировочный сбор в Крым.
Несмотря на значимость и престижность подобной подготовки, сославшись на плохое самочувствие, Лена осталась в Львове. Отрезав соперницу от Виктора, она приступила к молниеносной реализации своего «театрального» проекта. Первое, что она сделала – правдами и неправдами уговорила библиотекаршу дать ей на минуту абонентский формуляр Виктора. Там было помечено, что последней его прочитанной книгой была автобиографическая повесть французского писателя и философа Жан Поль Сартра «Слова». Посидев несколько часов в читальном зале, Лена знала о Жан Поле, наверное, больше, чем он сам знал о себе. Случайно узнав от сокурсника, что Виктор мечтает об альпинизме, она потратила ещё некоторое время на изучение литературы, посвящённой теории и практике горных восхождений. Ну а географию, которой увлекался Виктор, она знала, если не лучше, то уж никак не хуже его. Тем самым интеллектуальный плацдарм для осады кандидата в жениха, предполагающей его покорение, был подготовлен весьма основательно. Буквально на следующий день, выждав пока Виктор выйдет из студенческой библиотеки, Лена, в полном соответствии с задуманным, споткнулась и, артистически балансируя, не удержав равновесия, грохнулась прямо под ноги Виктору. Виктор аккуратно приподнял её и участливо спросил:
– Девушка, вы в порядке, может вам нужна моя помощь.
Лена, старательно закусив слегка подкрашенные губы, виртуозно застонала:
– Ничего страшного, может быть обойдётся и до свадьбы заживёт.
Она привстала и, опираясь на плечо Виктора, притворно прихрамывая, заставила себя дойти до ближайшей парковой скамейки. Виктор, придерживая её под руку и, стараясь успокоить, насмешливо проговорил:
– Конечно, заживёт, даже в том случае, если вы, девушка, выйдете замуж в ближайшее время.
– Не извольте беспокоиться, я уж приложу к этому все усилия, – не без коварства, подумала про себя Лена.
Вслух же она, морщась от несуществующей боли, застенчиво прошептала:
– Ну что вы всё время девушка да девушка, меня зовут Лена, а вас, если не ошибаюсь, Виктор.
– Простите, Лена, откуда вам известно моё имя, на лбу у меня, кажется, не написано.
– Да мы же с вами учимся на одном факультете, а такая незаурядная личность, как вы, не могла пройти мимо моего внимания, – польстила ему Лена, понимая, что хвалебные слова приятны любому мужчине.
– Давайте, Лена, я провожу вас домой, – перебил её Виктор, – а то идти самой, с учётом полученной травмы, вам это будет не так просто.
– Я уже чувствую себя лучше, боль стала меньше, и знаете, – вкрадчивым голосом соврала Лена, – у меня сегодня день рождения, родственников в этом городе у меня нет, а друзей завести ещё не успела, пришлось даже самой себе купить цветы.
Печальные слова Леночки, как она и рассчитывала, попалили в точку, растрогали Виктора и он, неожиданно для себя, тут же предложил:
– Тут неподалёку есть симпатичное кафе «Снежинка», там подают отменный кофе, вкусное мороженое и даже наливают вино, что очень кстати ко дню вашего ангела.
Уже через десять минут Виктор и Лена сидели за столиком у окна, из которого открывался великолепный вид на исторический центр древнего города. Искристое шампанское слегка кружило голову, они быстро перешли на ты и беспечно болтали как бы обо всём и в тоже время ни о чём, пока Лена не пустила в ход домашнюю заготовку, спросив у Виктора, знаком ли он с творчеством Жан Поль Сартра. Он оторопел, зная, что мало кто из его сверстников знаком с, далеко не простыми даже для серьёзного читателя, произведениями современного французского философа. Это не прошло мимо внимания Леночки, и она, не давая Виктору опомниться, поразила его энциклопедическими познаниями, цитируя фразу из его повести «Слова»: «чем больше сражений я проиграю, тем вернее выиграю войну». Виктор смотрел на Лену широко открытыми глазами и сосредоточенно слушал её комментарии по поводу атеистического экзистенциализма Сартра, о его воззрениях на свободу как на нечто абсолютное и о его теории отчуждения личности, пронизывающей всё его творчество. Где-то в глубинах подсознания у Виктора промелькнуло, что в разговорах с Лилей они никогда не затрагивали столь глубокие философские темы. Лена отдавала себе отчёт, что в серьёзной беседе важно не переусердствовать или, как говорят, актёры, не переиграть. Поэтому, внезапно меняя тональность беседы, она, отпивая очередной глоток шампанского, без всякой связи с предыдущим, полюбопытствовала:
– Интересно, Виктор, а ты любишь синеву горных хребтов и их заснеженные вершины? – и, не дожидаясь ответа, продекламировала «как выразить мне состоянье души, когда во всём мире лишь горы и ты, когда на вершине вдыхаешь простор и чувствуешь сердцем энергию гор».
Сердце Виктора ликовало, он мысленно говорил себе:
– Только подумай, какую я девушку встретил, при всей её эрудиции и незаурядности интеллекта, она просто родственная душа, как и я, беззаветно любит горы.
Лена, изобретёнными, как ей казалось, незапрещёнными приёмами, продолжала безжалостно добивать очарованного Виктора, томно и мечтательно приговаривая:
– Кто знает, может и нам с тобой, Витя, суждено будет в неразрывной связке покорить общую вершину.
Сейчас Лена не кривила душой, прекрасно сознавая, какой контекст она вкладывает в эти слова, а окрылённого Виктора настолько проняла её фраза, что он неожиданно подскочил и поцеловал Леночке руку, чего никогда ранее не совершал. Потом они долго гуляли по улицам вечернего города и, когда подошли к общежитию, Лена порывисто обняла Виктора и сначала поцеловала его в щёку, а потом, прильнув к нему, наградила жарким поцелуем в губы.
Вернувшись домой, Виктор долго не мог заснуть: он думал о Лене. Она произвела на него просто потрясающее впечатление и, как комета с ярким хвостом, стремительно ворвалась в его жизнь. Он не понимал, что женщины отличаются от мужчин не только анатомически, а и образом мышления. По молодости даже не догадывался, что у лучшей половины человечества и мозги, в отличие от мужчин, устроены совсем по-другому. Ещё он и святым духом не ведал, что часть женщин по отношению к своим антиподам наделены то ли богом, то ли какой-то другой субстанцией, специфичной лесбийской хитростью, называемой в народе коварством. Сегодняшней полночью Виктор был твёрдо уверен в том, что судьба предопределила ему встречу с красивой, обаятельной и умной девушкой. Надо отдать должное Лене: она не дала Виктору ни малейшего повода разувериться в этом. Буквально на следующий день она позвонила и попросила помочь в решении какой-то задачи по высшей математике. Когда Виктор хотел было немедленно помчаться к ней в общежитие для оказания экстренной помощи, Лена поспешно перебила его, сообщив, что совершенно случайно находится возле его дома. Виктору, которому даже не пришло в голову спросить, откуда она знает его адрес, ничего не оставалось, как пригласить её к себе. Когда Лена переступила порог квартиры Виктора, его мать, Эмма Абрамовна, в очередной раз, приняв незнакомую и очень ухоженную девушку за Лилю радостно воскликнула:
– Ну, наконец-то мой сын привёл свою девушку в наш дом, мне очень приятно.
– А вы просто не представляете, как мне приятно, – расшаркалась Лена, – честно говоря, я подумала, что вы не мама, а старшая сестра Виктора.
Просветлев от полученного комплимента, Эмма Абрамовна приветливо проворковала:
– Прошу вас, проходите в гостиную, сейчас будем пить чай с пирогом, который я испекла буквально полчаса назад.
Лена, не давая матери Виктора прийти в себя, окончательно покорила её словами:
– Вы уж простите меня великодушно, но у меня для вас скромный подарок.
Она стремительно подскочила к Эмме Абрамовне и навесила ей на шею связку бус из модного и дефицитного тогда янтаря, не забыв при этом чмокнуть её в щёку. Мать Виктора была счастлива, ещё бы, у сына появилась такая внимательная, заботливая и очень милая девушка. За чаепитием она осторожно поинтересовалась у неё:
– А на какой улице вы живёте, Лилечка, и кто по профессии ваши родители.
При упоминании имени Лиля, Виктор и Лена вздрогнули одновременно. Виктор первый пришёл в себя и, обращаясь к матери, дрожащим голосом возвестил:
– Извини, меня мама, я так и не познакомил вас, эту прекрасную девушку зовут Лена, мы вместе учимся на одном факультете и сейчас я должен помочь ей с решением задач по высшей математике.
– Математика никуда не убежит, Витя, – совладав с собой, мягко сказала Лена, – я просто хочу ответить на вопрос твоей мамы. Я, к сожалению, не проживаю в вашем, действительно, европейском городе. Приехала я на учёбу во Львов из соседнего города Тернополя. Отец мой юрист, заместитель прокурора города, а мама, педагог по образованию, работает директором средней школы. Вот, пожалуй, и вся биография.
– Превосходная биография, – похвалила Эмма Абрамовна, – да что говорить, вам с Виктором надо создавать свою биографию, возможно, даже совместную.
Виктор знал, что мать мечтает видеть его женатыми, поэтому, опасаясь продолжения нежелательной темы, сделал ей страшные глаза и, схватив Лену за руку, потащил в свою комнату. В какой-то момент, когда Виктор вышел на кухню заварить кофе, Эмма Абрамовна внятно прошептала ему на ухо:
– Сынок, не спрашивая тебя, куда же подевалась твоя Лиля, скажу, что Леночка мне очень и очень понравилась, прошу тебя только об одном: делай всё возможное, чтобы не упустить её.
На самом деле, всё возможное делала Лена. После знакомства с Эммой Абрамовной и детального осмотра квартиры, она окончательно убедилась, что находится на правильном пути. Правильный путь для Лены означал бесповоротно привязать к себе Виктора навсегда. Материал, против её ожиданий, оказался более чем податливым. Да и как было Виктору не поддаться, когда Леночка запустила на него такую мощную артиллерию женских чар, устоять против которых не смог бы даже каменный идол. Виктор не причислял себя к идолам и, разумеется, не состоял из камней. Новая подруга поражала его своим темпераментом, откровенностью, манерой говорить, двигаться и одеваться. Даже в студенческую аудиторию она входила как на сцену драматического театра. Неизвестно какой косметикой она пользовалась, но глаза у неё всегда были выразительны, а рот – сочным, пухлым и сексапильным, при этом ни малейшего намёка на вульгарность. Лена никогда не появлялась в университете дважды за неделю в одном и том же наряде, любая одежда сидела на ней как-то по-особенному, великолепно облегая фигуру и не навязчиво, но в тоже время достаточно приметно, подчёркивая женские прелести. Она, в отличие от сокурсниц, в большинстве своём недавних деревенских жительниц, не стеснялась носить одежду, которая в разумных количествах открывала её прекрасную фигуру. Виктор вряд ли бы обратил своё внимание на какой-нибудь отдельный её аксессуар, но в комплексе перед ним представал образ совершенно неотразимой женщины. Он боялся признаться самому себе, насколько разительно, причём в лучшую сторону, внешний прикид Леночки отличался от внешнего обрамления Лили. Да и судя по первой беседе, уровень интеллекта у неё был повыше Лилиного.
События развивались более чем стремительно. Виктор встречался с Леной каждый день. Она очень осторожно, чтобы совсем неглупый Виктор не принял это за лесть, что и имело место быть на самом деле, твердила ему, как он неплохо сложен, что у него очень красивые глаза и мужественный греческий профиль лица, поддерживая тем самым в нём мужскую самодостаточность. Лена хорошо понимала, что совратить мужчину не предоставляет особого труда, а вот заставить его думать о себе, мечтать о себе и, в конце концов, добиваться себя – значительно сложнее. Что говорить, вполне возможно, что юная тернопольчанка родилась не в то время, ей бы жить при дворе какого-нибудь французского короля, где открывалось раздолье для плетения придворных интриг, любовных разборок и хитроумных шашней. Недаром, графиня де Ла Фер, жена Атоса из «Три мушкетёра» А. Дюма была кумиром Леночки. И совсем не зря ещё в школе её окрестили кличкой «миледи», чем, кстати, втайне она очень гордилась. В юные годы Лена где-то прочла, что в благородном деле соблазнения мужчины важнейшим является то, как женщина смотрит на объект соблазнения. Поэтому, она, не жалея времени, часами просиживала у зеркала, отрабатывая технику мягкого, нежного и призывного взгляда из-под чуть подведенных ресниц. Упорными тренировками она добилась того, что выполняла этот приём с безупречной естественностью. Дальнейшие события показали, что работало это весьма эффективно. Когда Леночка, таким образом, смотрела на Виктора, он был готов разорвать на ней все одежды и отдать ей всё, что есть. Но она не торопила события, хорошо понимая, что шаг к более интимному сближению должна сделать именно она, а не Виктор. Тем самым она проводила в жизнь незыблемый постулат, что мужчинам только кажется, что они выбирают женщину, на самом деле всё происходит с точностью наоборот. Нечто похожее на эротическое закрепление их отношений она запланировала за день до приезда Лили. Под каким-то предлогом она уговорила его сбежать с последней лекции. Её соседки по проживанию были ещё в университете, и они оказались одни в маленькой комнатушке с тремя кроватями. Виктор сидел за столом, который одновременно являлся письменным, кухонным и обеденным, и рассказывал Лене какую-то весёлую историю. Она же, без всяких предисловий, водрузилась к нему на колени, виновато оправдываясь, что в комнате всего один стул и у неё очень болят ноги. Лена всегда старалась носить юбки, а не брюки, всё-таки юбка – это чисто женская деталь гардероба, так почему же не подчеркнуть свою женственность. Порукой тому были красивые и стройные ноги, привлекательная обнажённость которых простиралась далеко вверх и заканчивалась у нижней кромки её мини, которая при известной доли фантазии смотрящего мужчины казалась выше, чем находилась в реальности. Лена, томно вздыхая, мягко и нежно коснулась руки Виктора и положила свою коротко стриженую головку ему на плечо, как бы приглашая пройти в зону интима. Не на шутку возбуждённый Виктор целовал Леночку во все дозволенные места, его руки коснулись её маленьких и тугих грудей и тут же стали поспешно расстёгивать тонкую атласную блузку. Лена, уже совсем не притворно, учащённо дышала. Когда же он расстегнул застёжку её бюстгальтера, из него вывалились две небольшие дыньки с малиновыми стоячими сосками. Раскрасневшийся от возбуждения Виктор стал неистово сжимать, разминать и целовать их, одновременно пытаясь стянуть плотно облегающую юбку. Когда же это ему, наконец, удалось, перед ним предстала полунагая, в узких чёрных кружевных трусиках, обворожительная девушка, которая с небольшим усилием отвела его руки от своего стройного тела и кокетливо на полувздохе спросила:
– Витенька, ты меня почти раздел, а так и не сказал, любишь ли ты свою маленькую Леночку.
Виктор и в самом деле не знал, любит ли он Леночку, но в этот момент он однозначно хотел её. Лена всеми фибрами своего чувственного сознания понимала это и поэтому, когда рука Виктора коснулась её трусиков, она, обняв его за шею, укоризненно прошептала:
– А «вот этого», Витенька, не надо, я ощущаю в тебе сильного и настоящего мужчину, но я ещё до сих пор девочка и женщиной стану только в день нашего бракосочетания. Если ты хочешь «вот это», то должен постараться приблизить этот день.
Они ещё долго целовались и ласкали друг друга, пока в дверь не постучали девушки, вернувшиеся с занятий. В конечном итоге, программу-минимум Лена выполнила, отлучив Виктора от Лили и дав понять, что хочет скромная и симпатичная девушка от своего кавалера.
На следующий день Виктор столкнулся с Лилей в университете в палеонтологическом музее, где у них проходили практические занятия. Она стояла вместе с Лялькой и Ларой и они что-то весело обсуждали. До слуха Виктора донёсся мелодичный голосок Лили:
– Представляете, девочки, сама от себя не ожидала, я заняла на республиканских соревнованиях третье место, и председатель спорткомитета Украины надел мне на шею бронзовую медаль.
Виктор, не останавливаясь, пробежал мимо них, бросив на ходу лаконичное:
– Привет, уважаемые дамы.
Лялька торопливо подбежала к нему и, вцепившись в конец его ярко-зелёного галстука, что силы потянула его вниз. Виктор, едва переведя дух, хрипло завопил:
– У тебя, что крыша поехала, Лялька, так недолго и задушить меня.
– Что собственно я и собираюсь сделать, – что есть мочи орала Лялька, – если сейчас же не объяснишь, что происходит. Твоя Лиля сегодня ночью приехала из Крыма, ты её не видел почти две недели, и ты, хахаль хренов, даже не соизволил, как следует поздороваться с ней.
Лялька, не отпуская галстука Виктора, под несмолкаемый смех всей группы, которая уже заполнила музей, как упирающуюся собаку, подтащила его к Лиле. Прозвенел звонок, в комнату зашёл преподаватель, однако Лялька успела вытолкнуть Виктора и Лилю из помещения музея. Они остались одни в пустом коридоре. Деваться было некуда, надо было что-то предпринимать. Они молча вышли из здания университета и, не сговариваясь, прошли к их любимой скамейке в парке Костюшка. Виктор вспомнил маленькую каморку в карпатской избушке, его память воспроизвела, до сих пор царапающие его ужаленное сердце, Лилины слова о том, что он не разбудил в ней женщину. Он тяжело вздохнул и выдавил из себя:
– Мне тяжело говорить сейчас, Лиля, но я должен быть откровенным и честным перед тобой. Так получилось, что я встретил другую девушку, и так сложилось, что она мне очень нравится, и она любит меня.
Виктор заглянул в широко открытые немигающие Лилины глаза и, вдохнув полную грудь свежего паркового воздуха, на коротком отрывистом выдохе закричал:
– Ну не виноват я, Лиля, не виноват, что она, моя новая подруга, такая энергичная и инициативная, такая темпераментная и жизнедеятельная, такая активная и пробивная.
Виктору показалось, что Лиля не слышит его, она смотрела поверх его головы на желтоватые кроны раскидистых клёнов и каштанов, лицо её окаменело, а с глаз катились крупные капельки слёз. Виктор, не выдержав гнетущего напряжения, развернулся и побежал в сторону центральной аллеи старого парка. В какой-то момент он остановился, обернулся в сторону Лили и громко, распугав каркающих на деревьях ворон, закричал:
– Я очень надеюсь, что мы останемся друзьями.
Вернувшись в общежитие, Лиля уже не плакала, все слёзы горючим потоком были пролиты по дороге. Она села за стол и стала всматриваться в белоствольные берёзы за окном, пытаясь найти в поспешном шорохе их раскачивающихся ветвей какое-то успокоение. Несмотря на то, что в комнате топилась печь, пальцы рук её окоченели от внутреннего холода, в сердце застыл ледяной комок отчаяния, а душа окостенела от мучительного удара произошедшего. Такой её и застали, впорхнувшие в комнату, весёлые и розовощёкие, Лялька и Лара. Они быстро растормошили опечаленную Лилю и тут же заставили рассказать, что произошло. Тягостное молчание царило в комнате ещё несколько минут. Лялька стремительно выскочила за дверь и тут же вернулась с каким-то подозрительным керамическим флаконом в руках, раздобытым в соседней комнате у ребят. Выплеснув из него подозрительную коричневатую жидкость в три стакана, услужливо подставленными Ларой, она подняла один из них и, слегка перефразировав нарицательный тост отца Фёдора из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова, вымолвила:
– Не корысти ради, а токмо для лечения рабы божьей Лилии, аминь.
Лялька и Лара быстро опустошили свои стаканы, а Лиля, оставаясь в той же позе, что её застали подруги, продолжала всматриваться в берёзы, которых, впрочем, уже не было видно из-за наступившей темноты. Лялька торопливо подскочила к Лиле и на повышенных тонах чуть ли не зарычала:
– Лилька, я очень прошу, не действуй мне на мои, и так расшатанные, нервы, если не выпьешь, я за себя не ручаюсь, позову ребят, они в тебя силой вольют это лекарство.
Лиля отрешённо придвинула табуретку к столу, ни слова не говоря схватила стакан и залпом опустошила его бурое содержимое, которое на поверку оказалось дефицитным, сорокоградусной крепости, рижским бальзамом, состоящим из целебных трав, настоянных на спирту. Через четверть часа лекарство доктора Ляли Кириловой подействовало. Внутри у Лили всё горело, сердце оттаяло от холода, голова немного кружилась, а всё тело окутала приятная истома.
– Ну, теперь, подруга, ты в полном порядке и вполне сможешь переварить то, что я тебе сейчас скажу, – удовлетворённо констатировала Ляля.
– Лялечка, ты же знаешь, как я тебя обожаю, – слегка заикаясь и растягивая слова, бормотала опьяневшая Лиля, – я с удовольствием переварю всё, даже минералы и окаменелости из геологического музея.
Лялька подвинула свой табурет поближе к Лиле и, положив её светловолосую головку к себе на плечо, нежно заворковала:
– Да кто он такой твой Виктор? Ален Делон, Марчелло Мастроянни или Муслим Магомаев? Ни первый, ни второй, ни третий и даже ни девяносто девятый. Поверь моему обострённому женскому чутью, что этот, неуважаемый нами, господин Бровченко ещё вернётся к тебе и сочтёт за честь мыть твои стройные ножки. И что мы ему скажем на это, Лилечка?
– Бры-ы-ысь, к чёрто-о-овой бабу-у-ушке, – протяжно и жизнерадостно провизжала вконец охмелевшая Лиля.
– Вот и правильно, – закричали в унисон Ляля и Лара, стягивая с Лили верхнюю одежду и заботливо укладывая её в тёплую постель.
Следующее утро выдалось воскресным, и когда Лиля проснулась, лучи неяркого осеннего солнца, брызнувшие свои блики в окно, осветили на стекле жёлтый листок бумаги. На нём кумачовой гуашью крупными буквами было написано: «Сегодня праздник у девчат, сегодня будут танцы». Не успела Лиля придумать о каком празднике, и о каких танцах идет речь, как уже умытая и причёсанная Лялька протянула ей в постель чашку свежеза-варенного кофе со словами:
– Скажи, дорогая, какой ещё мужик будет баловать тебя, как я. Давай, подруга, пей кофе, он взбодрит тебя, а это значит, несмотря ни на какие невзгоды, жизнь продолжается.
– А ещё, подруженька, – вторила ей Лара, – жизнь, как учит нас марксистско-ленинская философия, прекрасна и удивительна и поэтому вся наша дружная комната отправляется сегодня на танцы для адекватного и ненавязчивого знакомства с кавалерами местного разлива.
Танцевальные площадки в конце 60-х годов располагались, как правило, в домах культуры, которые дифференцировались по профессиональному признаку. В городе функционировали дворец культуры железнодорожников, дома культуры строителей, работников промкооперации, работников связи и ещё несколько. Наибольшей популярностью почему-то пользовалась танцплощадка, разместившаяся в парке культуры и отдыха имени Богдана Хмельницкого. Неизвестно, кому в голову пришло назвать этот замечательный лесопарк словосочетанием «культура и отдых». Какие-то элементы отдыха там всё-таки присутствовали. Это были садовые скамейки и лавочки под сенью вековых деревьев, овальные ротонды и квадратные беседки. К ним прилагались павильоны с мороженым и газированной водой с сиропом крюшон и игровые аттракционы для детей с неизменной комнатой смеха, оборудованной кривыми выпуклыми и вогнутыми зеркалами. Стереотипной разновидностью отдыха считался стрелковый тир, где можно было в качестве приза получить голого пупса за сбитых из воздушной винтовки зверюшек, использующихся в качестве движущихся мишеней. Что же касается культуры, то, как раз с ней в парке было также напряжённо. Единственным её символом можно было рассматривать, разве что, зелёный театр, который к искусству Мельпомены имел такое же отношение, как цветная побелка стен в квартире к натуральной живописи. Хотя справедливости ради, в этом зелёном театре иногда давали концерты заезжие вокально-инструментальные ансамбли, только начавшие зарождаться в это застойное время.
Едва ли не самым важным атрибутом, неважно культуры или отдыха, для молодёжи считалась танцевальная площадка, находящаяся в самой зелёной зоне парка. Она и в самом деле напоминала зону, только не парковую, а, как говорили в народе, зону мест не столь отдалённых, поскольку по неизвестной причине была огорожена проволочно-сетчатым забором. Посетители этой танцевальной зоны окрестили её метким словом «клетка». Непосвящённому в танцевальную терминологию городскому обывателю не очень было понятно, когда кто-то из прохожих говорил «сегодня будем вальсировать в клетке». Желающим поучаствовать в танцевальном вечере на лоне природы полагалось приобрести билет стоимостью в 50 копеек в фанерной будке, прилепившейся к колючему ограждению. Для справки: за этот же полтинник можно было не очень вкусно и питательно, но довольно сытно пообедать в студенческой столовой, купить 300 грамм шоколадных батончиков, два раза сходить в кино на дневные сеансы или приобрести сборник стихов, обожаемого всеми девушками Советского Союза, лирического поэта Эдуарда Асадова. Теперь можно понять, что «любители трения двух полов о третий» жертвовали танцам как реальную, так и духовную пищу. Когда обладатель счастливого билета (их число было ограничено и приобретались они заблаговременно) оказывался внутри клетки, его взору открывалась вполне приглядная стандартная картина: девушки, в узких облегающих юбках и прозрачных шифоновых блузках в неизменных капроновых чулках цвета беж, заканчивающимися внизу белыми туфельками-лодочками, стояли, обрамляя живой стеной периметр забора. Мужская половина, как правило, изобилующая накрахмаленными белыми рубашками, заправленными в узкие чёрные брюки-дудочки, стайками группировалась внутри «клеточного» пространства. Перед тем, как заполнить это пространство, молодые люди прятались в кустарниковых зарослях парка с благородной целью улучшить свой жизненный тонус. Достигалось это, проверенным многими поколениями, методом неумеренного потребления спиртных напитков. Именно поэтому на танцевальной площадке царил устойчивый запах винного перегара, смешиваемого с благоуханием тройного одеколона, осевшего в волосах не очень галантных кавалеров. Тонкий букет цветочных женских духов в самом буквальном смысле тонул в мужском алкогольном запашке и на этом фоне почти не ощущался. С одной стороны, потребление спиртных напитков имело благородную цель быть более смелыми и раскованными, чтобы пригласить девушку на танец и вести с ней светскую беседу. Особенно это касалось стеснительных и малообщительных парней. С другой стороны, алкоголь имел свойство блокировать мозговые подкорки, отвечающие за адекватность поведения. Особо это относилось к агрессивно настроенному хулиганью, для которого драки являлись неотъемлемой частью существования не только в клетке, а и во всех жизненных коллизиях. Поэтому потасовки, скандалы, разборки и мордобой являлись скорее правилом, чем редкостью как внутри клетки, так и за её ближними пределами. Иногда дело доходило до поножовщины и кровопролития, и тогда гостями клетки становились сотрудники доблестных правоохранительных органов. Но центральной и совсем не геометрической осью, которая пронизывала вечернюю жизнь клетки, являлись, конечно же, девушки. Именно они притягивали парней разных интересов, интеллектов, специальностей и даже вероисповедований на танцевальную площадку. Именно с ними завязывали знакомства инженеры и рабочие, офицеры и студенты. Никто не вёл официальной статистики, но было известно, что немало таких танцевальных знакомств заканчивалось свадьбами. Недаром здесь фланировали и женщины, которым было далеко за тридцать: для них клетка становилась своеобразным кругом последних надежд. Для многих молодых девчонок воскресные танцульки становились если и не смыслом жизни, то, по меньшей мере, желанным способом заполнения свободного времени.
Для тройственного союза «Л» танцы, разумеется, совсем не являлись смыслом жизни. Да и попали они в клетку впервые, руководствуясь благой целью отвлечь Лилю от грустных мыслей. Её размолвка с Виктором усугублялась тем, что она каждый день имела неудовольствие лицезреть его в университете рядом с весёлой и самодостаточной Леной Вареницей. Украинская пословица «Глаза не видят, сердце не болит» здесь явно не срабатывала. На самом деле глаза подмечали, как Виктор обнимает Лену и даже украдкой целует её, а уязвимое сердце щемило и ныло от бессилия переломить увиденное. Вот и сейчас Лялька, заметив Лилино уныние и размахивая голубыми входными билетами, весело закричала:
– Итак, девочки входим, походка от бедра. Лиля, я кажется, тебе сказала, от бедр-а-а.
Лялька критически осмотрела Лилю сзади и уже не закричала, а завопила:
– Лилька, милая, ну скажи, пожалуйста, разве для того тебя бог наградил стройными ногами, чтобы они при движении скручивались в замысловатые геометрические фигуры.
