скачать книгу бесплатно
– А еще нам обоим известно, что слова, которые ты сейчас произносишь, не сами собой пришли тебе в голову, Рэйн. Какая разница, как называть ЭТО! Мы оба знаем, что ты проводишь с НИМ слишком много времени. Ты рассматриваешь фрески, стараешься разгадать надписи на колоннах… А ОНО понемногу проникает в тои мысли и подчиняет тебя!
– Нет! – возразил он резко. – Истина состоит не в том, мама. Правильно, я часто прихожу сюда, изучая следы и отметины, оставленные здесь Старшими. А еще я изучал то, что мы вываливали из сердцевины других «бревен», лежавших некогда в этой Палате… – Он тряхнул головой, глаза в потемках сверкнули медью. – Когда я был мал, ты говорила мне, что это гробы. Но это не гробы… а скорей колыбельки. И если, зная то, что мне удалось изучить, я хочу пробудить и выпустить на волю единственную оставшуюся, значит ли это, что она меня подчинила? Я просто понял, как по всей справедливости следует поступить!
Мать рассерженно возразила ему:
– Самое справедливое – это сохранять верность собственной родне! Прямо говорю тебе, Рэйн: ты столько времени общался с этим бревном, что сам уже не способен разобраться, где кончаются твои мысли и начинается то, что нашептывает тебе диводрево. Тобою движет не столько помышление о справедливости, сколько извращенное ребяческое любопытство! Взять хоть твои сегодняшние поступки. Тебе ведь отлично известно, где нуждаются в твоем присутствии. А где ты в действительности?
– Здесь. С той, что нуждается во мне гораздо больше других. Ведь, кроме меня, за нее больше некому заступиться.
– Да она давно мертва, скорее всего! – Мать решила, что прямота станет лучшим лекарством для сына. – Рэйн, хватит уже тешиться детскими сказками! Сколько оно уже провалялось здесь, это бревно? Я имею в виду – еще прежде, чем Палата была обнаружена? Что бы ни сохранялось там, внутри, оно давно скончалось и истлело, оставив в диводреве лишь эхо своей мечты о воздухе и солнечном свете. Ты же знаешь, каковы свойства диводрева. Будучи освобождено от начинки, оно принимается впитывать воспоминания и мысли тех, кто с ним ежедневно общается. Из чего, конечно, не следует, будто диводрево – живое. Когда ты прикладываешь к нему руку, ты воспринимаешь всего лишь отголоски воспоминаний умершего существа, принадлежащего давно прошедшей эпохе. Вот и все!
Рэйн не сдавался:
– Но если ты так уверена в том, что говоришь, почему бы нам не взять да не испытать твою правоту? Давай выставим это бревно на свежий воздух, на солнышко. Если королева-драконица так и не вылупится – что ж, я призна?ю, что ошибался. И больше не буду противиться тому, чтобы это бревно разделали на доски и построили для семьи Хупрусов огромный корабль…
Янни Хупрус испустила тяжкий вздох. Потом тихо проговорила:
– Ты можешь противиться или не противиться, Рэйн, никакой разницы нет. Ты мой младший сын, а не старший. И когда придет время, решать, как нам поступить с этим бревном, будешь не ты… – Впрочем, поглядев на лицо сына, она сочла, что высказалась слишком резко. Рэйн был очень упрям, но вместе с тем необыкновенно чувствителен. «Это он в отца такой», – подумала она… и ей стало страшно. Лучше уж с ним разговаривать на языке убеждения. – Сделать то, что ты предлагаешь, – значит отвлечь работников от других дел, которые должны быть исполнены, если мы хотим, чтобы деньги по-прежнему стекались к нам в кошелек. Оно же громадное, это бревно! Вход, сквозь который его втащили, давным-давно обрушился и завален. А по коридорам его наружу не протолкнешь – слишком длинное. Значит, единственный выход – это вырубить лес и расчистить землю над крышей. Хрустальный купол придется разбить на части и вытаскивать наверх лебедками… Ты представляешь себе, какая это чудовищная работа?
– Если моя догадка верна – она оправдается.
– Ты так думаешь? Ладно, предположим, ты прав, мы выставили бревно на солнечный свет… и из него в самом деле что-то вылупилось. Ну и дальше что? С чего ты взял, будто это существо будет настроено к нам дружественно? Что мы вообще будем для него что-либо значить? Ты же прочитал больше табличек и свитков, оставленных Старшими, чем кто-либо из ныне живущих. И ты сам говорил, что драконы делили свои города с нахальными и бессовестными существами, имевшими обыкновение хватать все, что понравится. И ты хочешь, чтобы подобное создание среди нас поселилось? Или, еще не лучше, вдруг оно затаит зло, вдруг оно попросту возненавидит нас за то, что? мы по чистому незнанию сотворили над его собратьями из других бревен? Ты посмотри, каких оно размеров, это бревно, Рэйн! Ради удовлетворения своего любопытства ты, похоже, готов на нас чудовище выпустить…
– Любопытство?! – фыркнул Рэйн возмущенно. – Ты говоришь, любопытство? Да мне, мама, просто до смерти жалко несчастное создание, запертое там, внутри! И меня гложет вина за всех тех, кого мы бездумно уничтожали многие годы. Раскаяние и желание искупить вину – вот что меня ведет, а вовсе не любопытство!
Янни сжала кулаки:
– Вот что, Рэйн. Я больше ничего не собираюсь с тобой обсуждать… по крайней мере, здесь, в этой промозглой пещере, в присутствии этого существа, влияющего на каждую твою мысль! Если захочешь поговорить об этом еще – разговор будет у меня в гостиной. И хватит!
Рэйн медленно выпрямился во весь рост и сложил на груди руки. Лица его не было видно, да Янни этого и не требовалось. Она и так знала, что его губы сжаты в твердую и упрямую линию. Ах, упрямец… И зачем только он родился таким норовистым?
Она отвела глаза и пошла на мировую:
– Сынок… Когда поможешь работникам в западном коридоре, приходи в мои комнаты. Мы сядем с тобой и обсудим твою поездку в Удачный. Хоть я и пообещала Вестритам, что ты не попытаешься вскружить Малте голову подарками, я думаю, захватить кое-какие гостинцы для ее матери и бабушки тебе все-таки следует. Вот мы с тобой их вместе и подберем. И еще надо подумать, во что тебе лучше одеться. Мы еще совсем не говорили о том, каким образом ты будешь представлен. Ты всегда одеваешься так строго и скромно… Но, отправляясь ухаживать за девушкой, молодой человек должен все же разок-другой развернуть перед нею павлиний хвост, как ты считаешь?.. То есть вуаль на лице придется оставить, но вот насколько плотную – решай сам…
Уловка вполне удалась; его поза перестала быть такой деревянной, и Янни почувствовала – сын улыбался.
– Я, – сказал он, – надену совершенно непроницаемую вуаль. Но не по той причине, о которой ты, должно быть, подумала. Я полагаю, Малта из тех женщин, которых хлебом не корми – только подавай интригу и тайну. Я думаю, именно благодаря моей таинственности она и внимание-то на меня обратила.
Янни медленно двинулась к выходу из Палаты; сын, как она и надеялась, пошел следом.
– Мать и бабушка, – сказала она, – похоже, считают ее еще совершенным ребенком. А ты ее иначе как женщиной не называешь.
– Так она и есть самая настоящая женщина. – Тон Рэйна не оставлял никакого места сомнениям. Он произнес это с гордостью, и Янни оставалось только изумляться переменам, случившимся с ним за последнее время.
Никогда прежде Рэйн не проявлял к женщинам ни малейшего интереса – хотя и немало их было кругом, оспаривавших друг у дружки его благосклонность. Правду сказать, ни одно из семейств, обитавших в Чащобах, не отказалось бы породниться с Хупрусами через дочь или сына. И как-то раз уже была сделана попытка заполучить Рэйна в женихи; его категорическое «нет» едва не стало причиной скандала. Были и аккуратные, чисто коммерческие заходы из Удачного, но у Рэйна они не вызвали ничего, кроме презрения. Хотя нет, «презрение» – в данном случае слишком резкое и сильное слово. Скажем так: ему делали намеки, но он предпочитал их не замечать…
«Может, Малта Вестрит излечит моего сына от навязчивых идей по поводу бревна и королевы-драконицы?..»
Янни улыбнулась Рэйну через плечо, увлекая его за порог.
– Честно признаться, – сказала она, – меня и саму уже разбирает любопытство по поводу этой женщины-девочки, Малты. Ее семья говорит о ней одно, ты – совершенно иное… Не чаю самолично с ней встретиться!
– Будем надеяться, это скоро произойдет. Я, мам, собираюсь пригласить ее и ее родню к нам в гости. Если ты не против, конечно.
– Да с какой бы стати мне возражать? Семейство Вестритов пользуется большим уважением среди наших торговцев, даже несмотря на то что они решили более не вести с нами дел… Впрочем, когда мы породнимся, это конечно же прекратится. У них есть живой корабль, дающий возможность торговать на реке… и после вашей свадьбы они будут полностью свободно распоряжаться им. Так что вы с Малтой без труда сумеете разбогатеть.
– Разбогатеть… – Рэйн проговорил это слово так, словно оно забавляло его. – Нет, мама, мы с Малтой намерены добиться большего, гораздо большего, уверяю тебя.
Они подошли к разветвлению коридора, и здесь Янни остановилась.
– Ступай, – сказала она, – в западный коридор и открой эту новую дверь.
Он хотел о чем-то спросить, но прислушался к ее тону – и промолчал.
– Хорошо, – сказал он почти рассеянно.
– Ну и отлично. Когда освободишься, приходи в мою гостиную. Я приготовлю подходящие подарки на выбор. Хочешь, я позову портных с новейшими тканями?
– Да… конечно. – Рэйн хмурился, думая о чем-то другом. Потом сказал: – Мама, ты пообещала им, что я ей не буду голову подарками кружить. Но можно мне взять с собой хоть какие-то вещественные знаки внимания, как положено на свидании? Ну там, фрукты, цветы, сладости…
Янни улыбнулась:
– Не думаю, чтобы они стали возражать против таких мелочей.
– Хорошо. – Рэйн кивнул. – Ты не приготовишь мне по корзинке на каждый день моего у них пребывания? – И он улыбнулся собственным мыслям. – Корзинки можно украсить ленточками и яркими шарфиками. Ну, еще сунуть в каждую по бутылочке-другой отменного вина… Они ведь не скажут, будто я захожу слишком далеко, как ты считаешь?
Мать ответила с лукавой улыбкой:
– Только умей соблюсти разумную осторожность, сынок. Если ты переступишь границы, назначенные Роникой Вестрит, она не замедлит тебе об этом объявить прямо и недвусмысленно! И послушай доброго совета: не торопись сталкиваться с нею лбами!
Рэйн уже удалялся в сторону западного коридора. Он оглянулся – два медных огонька сверкнули в потемках.
– Ни за что, мама. Но в случае чего и уворачиваться не буду! – И продолжал на ходу: – Я намерен всенепременно жениться на Малте. И чем скорее они привыкнут ко мне, тем лучше будет… для всех нас!
Янни осталась одна в темноте. «Говори-говори, – подумалось ей. – Погоди, пока сам не повстречаешься с Роникой Вестрит!» Ей стало смешно. Что-то будет, когда упрямство ее сына натолкнется на волю этой женщины из семейства Вестритов! Ох, найдет коса на камень…
Рэйн остановился, прежде чем окончательно скрыться:
– Ты уже послала птицу? Сообщила Стербу о моем ухаживании?
Янни кивнула, очень довольная, что он задал этот вопрос. Рэйн не всегда хорошо ладил со своим отчимом.
– Он желает тебе всяческих успехов, – отозвалась она. – А маленькая Кис не велит тебе играть свадьбу прежде зимы, когда они вернутся в Трехог. Да, еще весточка от Мендо: с тебя ему вроде как причитается бутылочка дарьянского бренди. Я так поняла, вы с ним когда-то поспорили, что твои братья женятся прежде тебя…
Рэйн зашагал прочь.
– Спор, который я только рад проиграть! – крикнул он через плечо.
Янни улыбнулась ему вслед…
Глава 4
Узы
Ладони Брика лежали на рукоятях штурвала; он вел корабль с той вроде бы небрежностью, которая на самом деле свидетельствует о замечательном мастерстве. На лице пирата было выражение, которое Уинтроу определил для себя как «далекое»; чувствовалось, что штурвальный осознавал окружающий мир как бы сквозь корабль, сквозь его громадное тело, с журчанием рассекавшее волны. Уинтроу чуть помедлил, приглядываясь к Брику, перед тем как подойти. Пират был молод – лет двадцати пяти, вряд ли больше. Каштановые волосы повязаны ярко-желтым платком, украшенным знаком Ворона. Глаза серые. На щеке – старая рабская татуировка, позднее заколотая и почти скрытая темно-синим изображением все того же Ворона. А в целом вид у Брика был решительный и властный – такой, что другие моряки, даже превосходившие его возрастом, приказы Брика исполнять бросались бегом. Короче говоря, капитан Кеннит знал, что делал, когда ставил именно его управляться на «Проказнице» до своего выздоровления.
Уинтроу набрал полную грудь воздуха и подошел к молодому моряку, стараясь напустить на себя должную почтительность, но в то же время и достоинства не утратить. Надо, чтобы Брик относился к нему с определенным человеческим уважением. Уинтроу стоял и ждал, пока тот не обратил на него взгляд. Брик смотрел молча. И Уинтроу заговорил – негромко, но ясно и четко:
– Мне нужно спросить тебя кое о чем.
– В самом деле? – несколько свысока отозвался пират. И, отвернувшись от мальчика, глянул наверх, туда, где сидел впередсмотрящий.
– В самом деле, – твердым голосом ответил Уинтроу. – Нога твоего капитана не может ждать бесконечно. Как скоро мы придем в Бычье Устье?
– Дня через полтора, – что-то прикинув про себя, сказал Брик. – Или два.
Выражение его лица при этом нисколько не изменилось.
Уинтроу кивнул:
– Пожалуй, будет еще не слишком поздно… Кроме того, прежде чем я попробую резать, мне нужно будет раздобыть кое-какие припасы, и надеюсь, что в Устье все это можно будет отыскать. Но и до тех пор я сумел бы лучше позаботиться о капитане, если бы меня кое-чем снабдили. Когда рабы устроили бунт против команды, они разграбили многие помещения корабля… С тех пор никто так и не видел лекарского сундучка. А мне бы он сейчас здорово пригодился.
– Так что, никто не сознается, что взял?
Уинтроу слегка пожал плечами:
– Я спрашивал, но никто мне не говорит. Со мной вообще многие из освобожденных рабов разговаривают неохотно. Кажется, Са’Адар их настраивает против меня. – Он спохватился и умолк: кажется, он начинал жаловаться. Ему требовалось уважение Брика, а нытьем можно добиться лишь противоположного. И он продолжал осмотрительнее: – Может статься, тот, кто завладел сундучком, сам не знает, что именно попало ему в руки. А может, в неразберихе восстания и морской бури кто-то схватил его и выбросил и сундучок вообще смыло за борт… – Уинтроу перевел дух и пояснил: – Там было кое-что, что облегчило бы страдания капитана.
Брик коротко глянул на него. На его лице по-прежнему мало что отражалось, но вдруг он совершенно неожиданно рявкнул:
– Кай!..
Уинтроу невольно напрягся, ожидая, что сейчас его сгребут под микитки и куда-то потащат… Но вот подбежал матрос, и Брик приказал ему:
– На этом корабле пропал лекарский сундучок. Перетряхни все и всех: если кто взял его, пусть отдаст. Либо найди мне того, кто касался его последним. Исполняй!
– Так точно! – И Кай умчался исполнять.
Уинтроу, однако, не спешил уходить, и Брик вздохнул:
– Еще что-то?
– Мой отец… – начал было Уинтроу, но договорить не пришлось.
– КОРАБЛЬ!!! – завопил с мачты впередсмотрящий. И добавил через мгновение: – Калсидийская галера, но под флагом сторожевого флота сатрапа! Идут быстро, под парусом и на веслах! Похоже, прятались в бухточке…
– Проклятье! – плюнул Брик. – Он это все-таки сделал! Позвал калсидийских наемников, шлюхин сын… – И взревел: – Очистить палубу, живо! Остаться только вахтенным! Остальные – живо вниз, и не путаться под ногами! И парусов добавить!
Уинтроу уже со всех ног мчался к носовому изваянию, ловко уворачиваясь от засуетившихся моряков. Палуба между тем превратилась в потревоженный муравейник. «Мариетта», шедшая впереди, уже поворачивала, меняя курс. Нос «Проказницы» живо покатился в другую сторону. Уинтроу взлетел на бак и сразу бросился к носовым поручням. Издалека доносились ослабленные расстоянием голоса: их окликали с калсидийской галеры. Брик не снизошел до ответа.
– Ничего не понимаю, – обернулась к Уинтроу Проказница. – Почему на калсидийской галере флаги сатрапа?..
– Это значит, – сказал он, – что слухи, которые я слышал еще в Джамелии, оказались верны. Сатрап Касго нанял калсидийцев патрулировать Внутренний проход. Предполагается, что они должны очистить его от пиратов. Это, впрочем, не объясняет, с какой стати бы им преследовать нас… Погоди-ка!
И, ухватившись за снасти, он живо забрался повыше, чтобы полнее видеть происходившее. Гнавшийся за ними калсидийский корабль был, без сомнения, чисто боевым, а не торговым. В добавление к парусу вдоль бортов виднелись два ряда весел, на которых, насколько было известно Уинтроу, трудились рабы. Корабль был длинный и узкий, а на палубах было полным-полно вооруженных людей. Весеннее солнце так и играло на шлемах и стали мечей… Флаг сатрапа – белые шпили Джамелии на синем фоне – плохо гармонировал с кроваво-красным полотнищем паруса…
– Так он пригласил их боевые корабли в наши воды? – недоумевала Проказница. – У него что, не все дома? Калсидийцы – люди без чести! Это же все равно что лису приставить курятник стеречь!.. – И она со страхом оглянулась через плечо. – Они вправду преследуют нас?..
– Да, – коротко ответил Уинтроу. Его сердце гулко громыхало о ребра… На что ему следовало надеяться? На то, что они сумеют уйти, – или на то, что калсидийский патруль сумеет навязать им бой?.. Он знал: без отчаянной резни пираты «Проказницу» не отдадут. А значит, прольется еще тьма-тьмущая крови. И если калсидийцы одержат верх, кто поручится, что они пожелают вернуть корабль его законным владельцам? Быть может, так они и поступят. Но скорее всего, «Проказницу» отведут обратно в Джамелию, чтобы решение принял сам сатрап. И тогда рабы, прятавшиеся сейчас под палубой, заново окажутся в неволе. И они знали об этом. Стало быть, они будут сражаться. Они превосходят числом воинство, плывущее на галере, однако оружия у них нет. И боевой выучки – тоже. Это значит – кровь, кровь, кровь…
Как же следовало Уинтроу поступить? Призвать Проказницу к быстрому бегству – или уговорить ее замедлить ход и дождаться преследователей?..
Он уже собрался обсудить это с ней, но, прежде чем он успел вслух заявить о своей неуверенности, решение оказалось принято само собой, помимо его воли.
Узкое быстроходное судно, подгоняемое ветром и веслами, тем временем приближалось, и в какой-то момент Уинтроу сумел разглядеть внизу его форштевня острый, мощный таран. Потом с палубы галеры дали залп стрелки из луков. Уинтроу предостерегающе закричал, обращаясь к Проказнице: иные стрелы несли огонь – в воздухе за ними оставались дымные полосы.
По счастью, первый залп кончился большим недолетом. Однако намерения преследователей стали в полной мере ясны.
В это время «Мариетта» заложила поворот, говоривший о дерзости и величайшем мастерстве рулевого: там круто переложили руль и вознамерились пройти за кормой «Проказницы», подрезая нос галеры. Уинтроу показалось, он заметил на палубе «Мариетты» могучего Соркора, призывавшего своих людей в прямом смысле на подвиг. Одновременно над их головами во всю ширь развернулся флаг Ворона – прямой и открытый вызов калсидийцам.
Все это дало Уинтроу некоторую передышку, и он спросил себя: что же за капитан был этот Кеннит, если люди, ходившие под его началом, оказывались способны на такую самопожертвенную верность?..
Ибо Соркор, вне всякого сомнения, собирался отвлечь калсидийцев на себя и увести их от «Проказницы».
С того места, где сидел на снастях Уинтроу, было видно, как «Мариетта» неожиданно и резко качнулась: это сработали палубные катапульты. В сторону патрульного корабля полетел град камней, ранее служивших балластом. Какие-то из них попа?дали в воду, подняв из волн белые фонтаны брызг, но бо?льшая часть прогрохотала по палубам галеры. Размеренный ритм весел тотчас оказался нарушен: они забились вразнобой, словно многочисленные лапки подбитого насекомого. Расстояние между патрульным кораблем и «Проказницей» сразу же начало увеличиваться.
«Мариетта», впрочем, не собиралась задерживаться для рукопашной. Совершив свой наскок, она спешно добавляла парусов для бегства. Галера же, сумев восстановить ритм гребли, спешно пустилась следом. Уинтроу изо всех сил напрягал зрение… Но штурвальный поворачивал руль, направляя «Проказницу» за подветренную сторону острова, и скоро стало трудно что-либо рассмотреть. Ясно было только, что «Проказницу» со всей спешностью уводили с глаз долой, тогда как «Мариетта» собиралась огрызаться и петлять, огрызаться и петлять, запутывая погоню.
Уинтроу спустился вниз и легко спрыгнул на палубу.
– Ну вот… – с кривой улыбкой заметил он кораблю. – Это было кое-что интересное…
Он сразу понял, что Проказнице было не до его сообщения.
– Кеннит, – проговорила она встревоженно.
– Что с ним? – насторожился Уинтроу.
– Мальчик! – раздался окрик откуда-то сзади. Голос был женский. Он обернулся и встретил горящий взгляд Этты. – Капитан требует тебя к себе. Немедленно!
Тон у нее был властный, но теперь она смотрела не на него. Она скрестила взгляды с Проказницей, и с лица носового изваяния вдруг пропало всякое выражение.
– Уинтроу… Стой смирно, – велела она негромко. А потом возвысила голос, обращаясь к женщине капитана. – Его зовут Уинтроу Вестрит! – с самым аристократическим презрением сообщила она Этте. – Так что мальчиком ты его называть больше не будешь. – Проказница вновь перевела взгляд на Уинтроу, доброжелательно улыбнулась ему и вежливо заметила: – Я слышу, капитан Кеннит тебя зовет. Пожалуйста, Уинтроу, сходи к нему, хорошо?
– Обязательно! – пообещал он ей и пошел, на ходу гадая про себя, что именно хотела показать Проказница. Защищала его от Эт ты?.. Фи, глупость какая. Нет, это был поединок между двумя женщинами, поединок за власть. Проказница как бы сообщила Этте, что Уинтроу находится под ее покровительством, и была намерена добиться, чтобы та уважила ее право. А еще она получила немалое удовольствие, продемонстрировав женщине, что слышит и понимает все происходящее в капитанской каюте. И если вспомнить судорогу ярости, исказившую черты Этты, выходило, что той это весьма не понравилось…
Он еще оглянулся через плечо на обеих соперниц. Этта так и не сдвинулась с места. Голосов более не было слышно, но, похоже, они разговаривали на пониженных тонах. Уинтроу заново поразила необычная внешность подруги пиратского капитана. Этта была рослой, с тонкими и длинными руками и ногами, лишенными всякой мясистости. И она носила шелковую рубашку, расшитую жилетку и штаны из какой-то дорогой ткани с такой небрежностью, как если бы то была самая обычная холстина. Гладкие черные волосы были острижены коротко – они даже не достигали плеч. И нигде никакой округлости или мягкости, вроде бы обозначающих женственность. Нет – у нее и глаза-то были как у опасной хищницы. И насколько Уинтроу вообще успел в ней разобраться, нрава она была весьма резкого и притом безжалостна, точно дикая кошка. Ни тебе какого милосердия, нежности, уступчивости, которыми вроде бы отличаются женщины… А вот поди ж ты – все эти тигриные качества, переплетаясь весьма причудливо и противоречиво, делали ее… безумно женственной. И Уинтроу чувствовал в ней волю, необыкновенную волю. Он даже засомневался, сумеет ли Проказница в этой сшибке одержать над ней верх…
