скачать книгу бесплатно
Яхин-Боаз думал о льве постоянно – как тот съел взаправдашнее мясо, как юная пара льва не видела, зато наблюдала, как поедается мясо. Он не осмеливался снова встретиться со львом без чьего-либо профессионального совета.
Он осторожно завел разговор с хозяином книжного магазина.
– Современная жизнь, – сказал Яхин-Боаз, – особенно современная жизнь в крупных городах – создает в людях сильные напряжения, не правда ли?
– Что современная, что древняя, – согласился тот. – Где жизнь, там и напряжение.
– Да, – сказал Яхин-Боаз. – Напряжение и нервы. Прямо удивительно, что могут сотворить нервы.
– Ну, у них же не без системы, – отвечал хозяин. – Ведь если у тебя нервный приступ, приступом тебя берет нервная система. Что может человек против системы?
– Точно, – согласился Яхин-Боаз. – У него могут быть иллюзии, галлюцинации.
– Да что ни день, – сказал хозяин. – Вот у меня, к примеру, иногда возникает иллюзия, что этот магазин – деловое предприятие. А потом я возвращаюсь в реальность и осознаю, что это всего лишь дорогостоящее хобби.
– Да, но те, у кого бывают галлюцинации, – стоял на своем Яхин-Боаз, – сильные галлюцинации, – как им можно помочь?
– Какого рода сильные галлюцинации приходят вам на ум? – спросил хозяин.
– Ну, скажем, плотоядные, – ответил Яхин-Боаз. – Разговор поддержать.
– Плотоядная галлюцинация, – произнес хозяин. – Можете привести мне пример подобной?
– Да, – сказал Яхин-Боаз. – Предположим, человек видит пса, которого, скажем, в обычном смысле нет. Кроме него, никто этого пса не видит. Человек скармливает псу собачью еду, и все видят, как собачья еда поедается собакой, которую они не видят.
– Довольно необычная галлюцинация, – произнес хозяин, – уж не говоря о расходах на ее содержание. А какой породы эта галлюцинаторная собака?
– Я, собственно, не собаку имею в виду, – сказал Яхин-Боаз. – Я говорил гипотетически, чтобы дать представление о том, что у меня на уме: как реальность и иллюзия могут иногда путаться и всякое такое. Собаки здесь ни при чем. Я имел в виду, вероятно, проконсультироваться насчет этого со знающим человеком. Можете мне кого-нибудь порекомендовать?
– У меня есть друг, и он психиатр, – сказал хозяин, – если вы имели в виду что-то связанное с умом. С другой стороны, если она ест настоящий собачий корм, тогда не знаю. А специалист он дорогой.
– Да надо мной, в общем, не каплет, – сказал ЯхинБоаз. – Может, позвоню ему, а может – и нет. Иногда лучше прояснить для себя ситуацию, чем постоянно держать в уме.
– Разумеется, – сказал хозяин. – Если как-нибудь захотите взять отгул, сами понимаете…
– Отнюдь, – сказал Яхин-Боаз. – Со мною полный порядок. – Он позвонил психиатру и назначил встречу на следующий день.
Приемная врача располагалась в многоквартирном доме, на самом верху четырехэтажного запаха стряпни. Яхин-Боаз поднялся по лестнице, позвонил, сам вошел и сел на диван-кровать в большой кухне, пока не появился врач.
Врач был приземист, с длинными рыжими волосами и бородой, а одет так, будто по выходным чинит чтонибудь у себя дома. Он включил электрический чайник, приготовил чай в маленьком китайском заварнике, поставил на поднос вместе с ним две фарфоровые чашки и сказал:
– Входите.
Они вошли в комнату, служившую ему кабинетом, и сели на стулья друг напротив друга. У стены стоял диван-кровать. У другой – большой стол, заваленный книгами и бумагами, на нем пишущая машинка, два магнитофона, портфель и несколько куч больших бурых конвертов и папок. На столиках поменьше, стульях, на полу, каминной доске и на полках – еще книги и бумаги.
– Начинайте где угодно, – сказал врач.
– Начну со льва, – сказал Яхин-Боаз. – Мне не по карману приходить больше одного раза, так что я сразу к делу. – И он рассказал врачу о двух своих встречах со львом, сделав особый упор на пяти фунтах бифштекса. – И всегда я знаю, что до рассвета он будет ждать меня где-нибудь на улицах, – сказал Яхин-Боаз. – Знаю я, конечно, и то, что львы вымерли. Львов больше нет. Поэтому он не может быть всамделишным. Он может быть всамделишным?
– Он ест всамделишное мясо, – ответил врач. – Вы это видели, это видели другие.
– Верно, – сказал Яхин-Боаз. – И мясо – это я.
– Ну да, – подтвердил врач. – А потому давайте не будем мелочиться, всамделишен он или нет. Он способен причинить всамделишный урон. Он – в самом деле задача, которую так или иначе нужно решать.
– Как? – спросил Яхин-Боаз, взглянув на часы. Он платил за пятьдесят минут консультации, и десять минут из них уже истекли.
– Постарайтесь припомнить ту ночь, после которой вы впервые увидели льва, – сказал врач. – Ничего вообще не приходит на ум? Какие-нибудь сны?
– Ничего, – ответил Яхин-Боаз.
– А тем днем?
– Ничего.
– На работе тоже ничего? По телефону вы сказали, что работаете в книжном магазине.
– В книжном ничего не случилось. В другой лавке, правда, был дверной упор в виде льва, в моей собственной лавке, где я продавал карты до того, как приехал в эту страну.
– А что с этим упором? Что-нибудь на ум приходит?
– Мой сын сказал, что моя карта не покажет, где найти льва.
– А что с сыном?
– Его зовут Боаз-Яхин, – сказал Яхин-Боаз. – Так звали и моего отца. Тот основал дело, торговлю картами. Он сбежал от своего отца. А я сбежал от своего сына. От моих жены и сына. Мой отец говорил, что мир для того и сделан, чтобы искать и находить. Карты не дают тому, что найдено, вновь потеряться. Так говорил мой отец. Однако все найденное всегда теряется вновь.
– Что потеряли вы?
– Годы самого себя, свою мужскую зрелость, – ответил Яхин-Боаз. – Есть только одно место, и это место – время. Почему я держу у себя карту, которую обещал ему? Мне она не нужна. Я мог бы ему ее оставить. Мог бы послать ему.
– Вашему отцу?
– Мой отец умер. Сыну.
– Почему же вы ему ее не отдали?
– Я оставил ее себе, сохранил, чтобы найти то, чего так и не нашел.
– Что именно?
– Я хочу поговорить о льве, – сказал Яхин-Боаз, взглянув на часы.
Врач раскурил трубку, потратив на это, как показалось Яхин-Боазу, чуть ли не целую минуту.
– Ладно, – сказал врач из тучи дыма. – Что такое лев? Лев – то, что может вас убить. Что есть смерть?
– У нас есть время в это углубляться? – спросил Яхин-Боаз.
– Я вот о чем: что есть смерть в этом контексте? То, чего вы хотите, – или чего не хотите?
– Кому ж охота умирать? – спросил Яхин-Боаз.
– Вы удивитесь, – заметил врач. – Давайте попробуем выяснить, чем бы стало для вас ваше убийство львом.
– Конец, – сказал Яхин-Боаз.
– Было б это, скажем, для вас наградой?
– Вовсе нет.
– Было бы, ну… что противоположно награде?
– Наказание? – спросил Яхин-Боаз. – Да, наверное.
– За что?
– Мои жена и сын могли бы излагать это вам весьма протяженно, – сказал Яхин-Боаз, вновь поглядывая на часы. – А меж тем лев выжидает каждое утро перед зарей.
– Он приходит к вам в квартиру или следует за вами на работу? – спросил врач.
– Нет. Но он – где-то там, и я знаю, что он там.
– Ну да, – сказал врач. – Но вы же сами выбираете, встретить его или нет, да?
– Да.
– Так мы говорим о том, что вы боитесь выйти и встретить льва-мясоеда. Вы боитесь, что примете наказание.
– Об этом я не думал, – произнес Яхин-Боаз.
– Каких людей наказывают? – спросил врач.
– Всяких, полагаю.
– Присяжные удаляются обдумать, – сказал врач. – Присяжные входят вновь. Судья спрашивает: «Как вы находите ответчика?»
– Виновным, – ответил Яхин-Боаз. – Но откуда приходит лев? Объясните.
– Ладно, – произнес врач. – Зайду в этом, уж как сумею, далеко. Но вам следует помнить, что у меня не только нет всех ответов, но и большинства вопросов нет в том, что касается вас. Забудем о формальностях. Лев есть нечто экстраординарное, и питается ли он мясом или играет на кларнете – вопрос скорее академический.
– Он бы не убил меня кларнетом, – сказал ЯхинБоаз.
– Лев, – продолжал врач, – способен по-настоящему воздействовать на вас. Но это не страннее телевидения, к примеру. Прямо сейчас в эфире передают изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, возможно, там есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизионный приемник, мы б увидели эти образы. Мы б могли слышать голоса, музыку, звуковые эффекты. На нас они бы эмоционально воздействовали в самом деле, хотя образы были б всего лишь образами.
– Это не вполне сопоставимо с моим львом, – сказал Яхин-Боаз. – К тому же все, у кого есть телевизионный приемник, могут увидеть передачи, о каких вы говорите. А моего льва вижу только я.
– Предположим, – сказал врач, – что вы единственная личность на свете, у которой имеется приемник, способный принимать эту конкретную передачу. – Он поглядел на часы. – Приемник вины и наказания.
Яхин-Боаз посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.
– Но откуда приходит лев? – спросил он. – И где передатчик?
– От кого вы ждете наказания?
– От всех. – Яхин-Боаз удивился, услышав себя, как раз когда у него в уме неожиданно восстали отец и мать. Люби нас. Будь таким, каким мы хотим, чтоб ты стал.
– Покамест дойти мы можем лишь досюда, – произнес врач, вставая. – На этом нам придется остановиться.
– Но как мне выключить программу? – спросил Яхин-Боаз.
– Вам хочется? – спросил врач, открывая дверь.
– Ну и вопрос! – сказал Яхин-Боаз. – Хочется ли мне! – Но пока дверь за ним закрывалась, он уже подсчитывал стоимость ежедневного бифштекса для льва.
14
Боаз-Яхин сидел на обочине и отмечал на карте место, где его оставил водитель грузовика.
Он по-прежнему сидел там, думая о водителе грузовика, когда подъехал небольшой красный кабриолет с опущенным верхом, где играла музыка. У него были иностранные номера, а за рулем сидела красивая загорелая женщина примерно одних лет с его матерью.
Женщина улыбнулась очень белыми зубами и открыла дверцу. Боаз-Яхин сел в машину.
– Куда едешь? – спросила она по-английски.
– В порт. А вы куда? – спросил Боаз-Яхин, осторожно подбирая английские слова.
– Как когда, – отвечала она. – Я довезу тебя до порта. – И она плавно вывела красную машинку на дорогу.
После встречи с водителем грузовика Боаз-Яхин ощущал, будто его прежнее мирное состояние незнания ничего о людях счищено с него, как кожура с апельсина. Он сомневался, можно ли натянуть ее обратно. Он сидел рядом с блондинкой, и ему казалось, что все людские истории написаны у них на лицах, и прочесть их способен кто угодно. Быть может, подумал он, теперь ему удастся общаться еще и с животными, деревьями, камнями. Лев вернулся к нему кратко, словно воспоминание из самого раннего детства, затем пропал. Боаз-Яхину стало совестно оттого, что по его вине расплакался водитель грузовика.
Он взглянул на блондинку. Казалось, она несла свою женскость так, как грузчики в порту носят на одном плече свои крючья – блестящие, заточенные, острые.
Мимо мчал ветер, ерошил им волосы. Музыку играла пленочная машинка. Когда одна сторона доиграла, женщина перевернула кассету, и возникла новая музыка. Она была плавная и полная – и звучанием своим напоминала великолепные коктейль-бары в фильмах, где неприступные с виду женщины и обходительные неистовые мужчины с первого взгляда понимали друг дружку.
Боаз-Яхин знал историю этой блондинки, как если б она рассказала ему все. Несколько раз замужем, ныне – богата и разведена. Подобно водителю грузовика, ищет новые лица, желающие познать мир. И она тоже не прочь, чтоб он ненадолго стал для нее чем-то на дороге между прошлым и будущим.
По пути им подвернется гостиница или мотель, красная машинка подъедет к нему и остановится, и блондинка посмотрит на него, как смотрят кинозвезды, – подняв тонкие брови, без единого слова.
В номере окажется прохладно и сумрачно, щелястый солнечный свет будет проникать сквозь жалюзи. В бокалах зазвякает лед. Говорить она будет низко и хрипловато, прижав губы к его уху. Закажут обслуживание в номер, тихое, уважительное и завистливое – какой-нибудь молодой человек на год-два старше Боаз-Яхина.
Она окажется искусна и тигриста, доставит ему наслажденье так, как прежде он не ведал, и он будет ей давать, потому что нечестно всегда брать без отдачи. Он будет ее чужаком, а она – его. Он ублажит голодный призрак водителя грузовика своей щедростью к этой женщине. Стоить ему это будет нескольких дней – она не захочет быстро с ним расстаться, – но оба они этим обогатятся.
Боаз-Яхин думал о частях ее тела, что могут быть не тронуты солнцем, о том, каким окажется аромат ее плоти и вкус ее. У него началась эрекция, и он осторожно скрестил ноги.
После она предложит ему денег. Он их, конечно, не примет, хотя деньги ему страшно нужны. С другой стороны, спросил он себя, есть ли разница нравственно между этим и получением денег за игру на гитаре и пение?
Ветер стих, музыка стала громче, машина остановилась. Боаз-Яхин осмотрелся, нет ли где гостиницы или мотеля, но ничего не увидел. Вправо уходила дорога.