скачать книгу бесплатно
– Только? – подхватил Павел.
– Только это риторическое условие и достаточное, чтобы пораскинуть мозгами, – почесал подбородок пальцем Тарас. – Я изучал вопрос перед прибытием и не припомню, чтобы в последних данных АРИС сообщалось о подобной биологической аномалии. Участок большой, и пропустить его АРИС не могла. Точность измерений соответствует одной миллионной процента.
– АРИС? Кто такая АРИС, Тарас? – вставила вопрос Галина.
Лицо Федота стало непроницаемым, брови сошлись в одну линию, губы поджались – ну чем не самый хмурый человек во Вселенной? Гордеев тоже скосил на меня глаза и неожиданно ухмыльнулся. Но коротко, мимолётно.
О боже, боже! Опять картинки в голове возникли. Мне вспомнились другие обстоятельства и губы Федота, раздвинутые в улыбке. Только тогда они были детскими, нежными и без небольшого шрама в уголке.
Чтобы избавиться от вспышек воспоминаний поторопилась ответить Гале вместо Тараса:
– АРИС – это аббревиатура космического аппарата под автономным управлением искусственного интеллекта. Автономная роботизированная исследовательская станция. Коротко: АРИС. Её запускают, когда планета имеет агрессивную для человека среду обитания, но освоение идёт полным ходом. Ну, как с Паксидеей. Станция перерабатывает весь спектр геопроблем, анализирует его.
Павел тихо, но разборчиво произнёс:
– Теперь понятна цель твоей командировки на Паксидею, Инженер.
Вивиан отделилась от своей группы и почти поравнялась с нами, но держалась на шаг впереди. И, конечно, тут же встряла в беседу, поддержав фразу Павла:
– Говоришь, что аномалия, которую не видит летающий космический аппарат – невиданная вещь? Круто! В растительности аномалия или в том, что у нас не работают датчики? А?
– Намекаешь, Вивиан, что аномалия искусственная? Соглашусь. Тут и АРИС не нужна. Другое дело – маскировка. Местность подделана под естественные аномалии Паксидеи. Их всего штук эдак сорок пять. Рассыпаны по трём материкам и четырём частям Мирового океана. Люди часто пропадают на Паксидее, – озвучила я собственные мысли. – Статистика. И да, Павел, нам повезло, что крутой приборчик остался при Тарасе, а не был изъят на исходной точке – поляне. Но «круто» даже не это. Круто то, что мы, скорее всего, под поверхностью планеты. В мешке из скалистых пород суши или океана. И откуда-то за нами следят операторы, ведущие эффи-стрим.
Девушка описала полусферу рукой с вытянутым указательным пальцем и удовлетворённо улыбнулась:
– Арена. Мило. За что такое почтение к моей персоне? Может, слишком активно комментировала эффи-стримы, что сама угодила в один из них?
В ответ я пожала плечами.
Восемьдесят процентов планет, на которых удалось побывать, снабжались АРИС. Именно по сей причине вживила утилисме и перепрошивала его своевременно у знакомого хакера. К чему я? Да к тому, что данные на утилисме поступали чётко – значит, связь с АРИС была, но односторонняя.
Вопрос: должна ли реагировать АРИС в ответ на утилисме? Не-а. Осмелюсь предположить, следуя логике, что сигналы проходят через местную станцию-перехватчик. Утилисме, готова дать голову на отсечение, перешёл на автономную работу по типу: «лазутчик». Получались односторонние отношения объектов: я данные принимала, но обратная связь купировалась. Ладно, я ответила на вопрос, но толку чуть. Ещё раз подтвердила предположение, что есть глушащий механизм. Что с того?
– Блогерша, – хмыкнула брюнетка, – расслабься.
Пришлось отвечать:
– Обязательно, когда найду способ связи, обходящий глушилку. И во время привала детей расспрошу. Прям тут же расслаблюсь.
– Не поняла, – созналась Галина. – О чём вы? Какая глушилка? Какие эффи-стримы? Какая арена? Что происходит?
Тарас кратко объяснил Галине, что и к чему, и та в ответ выдавила, побледнев:
– Я не сделала ничего плохого.
– Ты здесь для трагичности, милая, – расхохоталась Вивиан. – По твоей чистоте будут скорбеть миллионы. Именно такими бывают сакральные жертвы. Вот прям такими, как ты.
– Дария права, – подхватил Федот. – Приём сигнала ведётся. Он раздаётся. Данные усечённые, но конкретные и минимальные. Такое происходит, когда работает средство принудительного подавления с особым шифрованием. Обманка, иначе говоря. И не удивлюсь, что мы отображаемся на карте в определённом квадрате, но поисковая группа обнаружить нас не может, потому что типа списывают на аномальную зону или ещё что-то такое и поиски идут наощупь.
Вивиан легко развернулась и пошла к нам лицом, не боясь споткнуться. Впрочем, травы теперь не наблюдалось, а вместо неё – песчаная почва.
– Корней у деревьев нет, – заметила Галина. – Это же странно, правда?
На Галину Вивиан посмотрела с улыбкой, а её чёрные волосы контрастировали с жёлто-красноватыми и зелёными оттенками листвы изменившего своё лицо леса.
– Не о том думаешь, голуба! – подтрунивала Вивиан над Монашкой. – Нас найдут – это хорошая новость. По одному, но найдут. Из плохих новостей – нас отыщут в виде трупов.
Короткая пауза, подвешенная Вивиан выглядела театральной – я такие вещи интуитивно чувствую, – и, наблюдая осознание на наших лицах, она прервала её, обращаясь к Галине:
– Вот и мне кое-что интересно, Монашка, но не корни – с этим всё всем ясно, кроме тебя, а мне любопытно иное. Где остальные пассажиры с нашего борта? Давайте посчитаем: всего тридцать два человека у нас в салоне и столько же у школяров. Где остальные люди или их трупы?
– Не нагнетай! – бросил Федот в сторону Вивиан. – Не все так быстро соображают.
– Подростки прибыли сюда рейсом раньше, а потом наши группы соединили организаторы вояжа… Я полагаю, все так думают, а не размышляют на тему руки судьбы и провидения, – поделилась наблюдениями я, а Галина взглянула на меня так, будто я для неё Америку открыла. – Коротко объясню для Галины. Э-э… Мы в квесте, дорогая. Трава здесь специфическая – всё, что неживое, она утилизирует, опутывая стеблями, превращает в кокон и перерабатывает. Мы были на поляне не случайно, она – точка отсчёта с травой иной биологической конфигурации, иначе бы остались без вещей совсем – они не живые. Держать их надо всё время на себе – затянет иначе. Трупов нет – они переработаны… Вот что любопытно: только у двоих мальчишек восприятие осталось неискажённым. Другие дети прибывают в шоке.
Галина вмешалась:
– Нас ждёт неприятный сюрприз?
Как ребёнок, честное слово!
Федот продолжил:
– Зверьё здесь, кажись, лютое. Не хотел говорить до привала, но я видел на поляне, как припёрлась вторая тварь. Она беззвучно склонилась над трупом первой, издала странный сигнал, схожий с щёлканьем земных дельфинов. Зависла так на десяток секунд, а потом принялась интенсивно жрать собрата. Или собратиху.
– Фу! – не удержалась я, а Галина ниже склонила голову.
– Это ещё не «фу», Бусинка, – в словах Федота, обращённых ко мне, звучала злая поучающая насмешка. – Настоящее «фу» случилось, когда с неба спланировала на поляну другая животина и начала подбирать куски, что выпадали из пасти восьмилапой твари. Похоже, детки уже видели нечто подобное. И ещё: это укладывается в твою теорию, что поляна – точка отсчёта без возможности самоочистки. Потому животины и жрут друг друга.
К нам присоединились Охгол и Арсений, и теперь наш строй выглядел любопытно: рассредоточенные, бредшие вперёд дети и мы, шагавшие в плотной двухрядной шеренге.
– Прав, Зэк, – заметил Охгол. – Видел, что четверо ребят тихо плакали, и понятно, от чего – шок проходил. Расспросить бы их: что да почём? Бластер больше не нужен, парень? Верни.
– Не-а, дядя, – коротко бросил Гордеев, – у меня побудет немного. Чуть позже отдам.
– Не боись! – хмыкнул Охгол. – Здесь задержание производить не стану – каждая пара рук, ног и глаз в составе единого организма важна. В такой филей влезли, драть его! Не отдашь пушку? Ладно, поиграйся ещё малёк. Так что там с непонятками, ребятки?
Фролов двигался, понурив голову, и о чём-то крепко размышлял. Слова, обращённые к нему, парень не слышал, а когда Охгол рявкнул его имя, встрепенулся, повернул голову и, нахмурившись, уставился на Горбунова.
– Я это чего: говори, что ещё с этой аномалией не так, – повторил в короткой форме вопрос Охотник за головами.
– А! – брови Тараса перестали быть прямой линией, морщина на переносице разгладилась, и он улыбнулся. – Ах да! Вся растительность в этом месте прошла процесс агрессивной гибридизации, если не сказать аннигиляции. Не пойму только, в чём её источник. Но важно знать: лес ядовит. И самое нелепое, некоторые растения при сильном ожоге или порезе заражают человека бешенством, как дикие животные. Помните девочку, которой я оказал первую помощь? Вот она напоролась на куст, а он повёл себя, точно дикая тварь и впрыснул сок, схожий со слюной. Обещала показать похожее растение. Только…
Определённо болезненный удар током в запястье посеял во мне панику – подкожный чип засёк повторяющийся звуковой сигнал.
– Только? – нервно брякнула Вивиан. – Опять: только! Ладно, выкладывай!
Тарас огляделся, но отвечать брюнетке не перестал:
– Мы ходим по воде, господа.
– А что с водой? Отравлена? Хорошая у тебя техника, Инженер! – ухмыльнулся Охгол. – Поголодать, говоришь, придётся. Хм. Не в первый раз. Преступники, что те самые твари – прячутся, где не потребно.
– Нет, – помотал головой Тарас. – Вода чистая. Относительно. Как вся вода Паксидеи. Прокипятить или таблетку очистителя бросить в ёмкость, и будет замечательно!
– Что ещё из «только»? – испытывая страх и постоянно оглядываясь, произнесла я, а Федот, заметив мой блуждающий по лесу взор, перевёл бластер в режим стрельбы.
– Инженеру сказать нечего, раз молчит, – ухмыльнулась Вивиан. – Ладно. Понятно. Инкубационный период заражения, например, какой? Ты с девчонкой разговаривал.
– Меньше часа! Наступление второй стадии – зуд, странное ощущение в грудной клетке. У неё вторая стадия сейчас, как я понял.
– Хм, – выдохнула я. – Значит, разница в высадках с бортов всего час – полтора.
Охгол заметил:
– Пока нам важно знать только это: ничего не есть, опасаться кустов. При первых симптомах, таких как температура, зуд, снижение аппетита, сухость во рту – срочно вколоть лекарство.
Я слушала вполуха, когда Охгол рассказывал о симптомах бешенства. Сама же посматривала на цифры, отражающиеся на коже. Они сообщали, что двигались мы строго на север. Вторичный лёгкий удар током напряг меня ещё больше. Лесные жители явно шли по пятам, но благо, что топали они не так быстро, как мы.
– Мне интересно, а сколько флаеров за последний месяц исчезло? – спросила я.
– Я ознакомился со статистикой. Около пяти разбились, – Тарас шёл и смотрел себе под ноги. – Статистика ненормальная, но не самая плохая для исследуемых планет. Другой вопрос: сколько пассажиров флаеров спасено? Статистика умалчивает.
Охгол реагировал:
– Поправка: их было семь. Семь полётных средств. Статистику изменили позже для журналистов.
– Я чувствую, вы подготовились, парни, – хмыкнула брюнетка. – И в рюкзаках сплошь полезные прибамбасы для выживания в подобных условиях. Подготовка на уровне, так Охгол? Или нет? Ты надеялся схватить Зэка и умчаться? Что молчишь, дядя?
Она первая, кто заговорил об этом – о том, что у нас хранилось в личных вещах. Честно говоря, я обрадовалась, услышав здравые мысли. Наконец всё начинало становиться обратно: с головы на ноги.
Федот уже давно топал рядом со мной. Я заметила, как он усмехнулся словам Охгола. Я не понимала его бравады, но отчётливо осознавала, что парень не настолько прост, как хотел казаться. Охгол же смотрелся смирным добродушным дядькой. Но его напускное простодушие в любой момент грозило обернуться столкновением.
Монашка выдала запоздалую реакцию:
– Вполне возможно здесь есть ещё люди.
– Не факт, – ухмыльнулся Охгол. – Но если это действительно так, и здесь есть ещё люди, то нам с ними не по пути. Ты знаешь, что бывает в таких вот непролазных джунглях с людьми за месяц без пищи, наедине с хищниками? Я тебе расскажу, раз уж связи со станцией нет. Абсолютный голод, Монашка, который нам сейчас светит, воздействует мягко, но основательно. Достаточно одного человека в группе, чтобы свихнулись все, поддавшись общему чувству ненависти. Доходит, к чему клоню?
– Намекаешь на подростков? – поняла я по-своему слова мужчины, а в ответ прилетел короткий кивок от него. – Подростки. У них очень неустойчивая психика и агрессивные модели приспосабливания. При ослаблении органов чувств теряется контроль над собственным поведением.
– А в условиях подавления воли у более эмоционально слабеньких появляются зрительные слуховые галлюцинации, – констатировал Федот.
– Мы шагаем следом за большими неприятностями, – тянул своё Охгол. – Бомба замедленного действия. У взрослых людей развивается раздражительность и агрессивность, но контроль возможен. Резюмирую: я бы от этой подростковой компашки дистанцировался. Пусть идут своим путем, а мы – своим.
– Есть ещё одно «только»: неподалеку находится вышка, подавляющая сигнал, – заявил молчавший всё время Павел. – Я согласен с Дарией. Цивилизация рядом, и она хочет нас испытать и убить, потому что лес ядовит.
Глава 4
– А если бластером пальнуть по куполу? – себе под нос прошептала я. – Система перезагрузится, но мы…
– Нет, нельзя. – Коснувшись моего уха губами всего на мгновение и опаляя его дыханием, заявил Федот. – Купол под защитой, скорее всего. Щит. Я такие видел. Думаешь, не было, кроме нас умников, кто из бластера палил? Позаботились, сволочи!
Лес шумел, гудел, борясь с ветром. Казалось, что чащобе конца и края нет. И, взирая на окружающую экзотику, я не могла взять в толк, что нечто зелёное и по-своему прекрасное может оказаться настолько смертельно опасным.
Проживая на межзвёздной станции и глядя в иллюминатор на Землю, я раз за разом мечтала о выходных, которые, наконец, станет по карману проводить на природе родной планеты. Увы, теперь не деньги, а моя деятельность стала основным препятствием для исполнения желаний.
Тезис: «Земля – рай» плотно укоренился в голове с рождения. Слушая воскресные проповеди священника в храме на «Герое-один», роль которого исполнял зал над машинным отделением нашего сектора и который лишь при очень хорошем воображении можно было принять за церковь, я мечтала скопить деньги и купить участок на одной из обитаемых планет.
Главной в моей фантазии стала и, как не парадоксально, остаётся густая растительность вокруг вместительного дома: зелёная трава и море цветов. И чтобы совсем как у родителей на Земле, но только не естественное, а выверенное и технологичное – следовательно, подконтрольное моей воле.
Во Вселенной очень много уголков с климатом, похожим на климат родной планеты. Я планировала, купив участок на любой из них, огородить его высокой стеной, а сверху установить купол с программой воспроизведения фото и видео изображений.
Я представляла, что когда мне захочется, могла бы поставить видеозапись звёздного неба Земли. Ровно того участка космоса, который виден с крыльца дома родителей.
Я бывала у предков редко, но всё же бывала. Каждый раз, выходя из дома с кружкой горячего шоколада, усаживаясь на ступени крыльца, делала глоток, продолжая греть руки о кружку, и смотрела в черноту над головой, усеянную игривыми звёздами.
Была ли я тогда счастлива? О да! Мне чудилось, что есть только я и этот свет от давно потухших звёзд, пробившийся сквозь вакуум, чтобы порадовать мой взгляд. Насытить его красотой мерцания. И происходило чудо: появлялось ощущение обнажения души и мыслей, как отдельных первоэлементов, помещённых внутрь хрупкого человеческого сосуда, называемого телом.
Заглядывая внутрь обоих субстратов, анализируя собственные поступки, взвешивая их, я каждый раз приходила к пониманию, что я всегда поступаю недостаточно верно – вот же тупое слово! – для того, чтобы обрести человечность. Ну, по крайней мере, такую, какой я её видела. Всё казалось невесомым.
Ха! Даже на исповеди в «почти храме», на станции «Герой-один» я не чувствовала такого осознания и очищения, не принимала себя и основу желания что-то исправить, починить, привести в движение.
Да, мысли на тему бытия и места в жизни всегда выглядят открытой в депрессию дверью, но именно в этом сумбуре образов и переживаний я существовала всегда. Именно такой должна быть моя жизнь, сопровождаемая созерцанием внутрь себя и пониманием собственных поступков, а не движение, коим я заняла девяносто пять процентов своего времени. В такие моменты мне хотелось верить, что я приближаюсь к пониманию своего существования. Но миг всегда ускользал, оставляя чистоту и недосказанность. Потом я просто смотрела на звёзды, попивая горячий шоколад, и вдыхала воздух полной грудью.
В данном мире небо совсем другое. Оно скользкое, неприятное, угрожающее, потому что это не само небо, а его снимок на куполе.
Я отказываюсь, теперь отказываюсь от начального желания установки полусферы над когда-нибудь купленным мной участком. И вообще от участка с высокими стенами и садом, как на Земле. Я лучше буду до конца своего жизненного цикла приезжать к родителям, садиться на ступени и вглядываться в темноту космоса.
– Не грусти, Дэр? – лёгкое прикосновение к локтю заставило среагировать на говорившего.
– Я размышляю, – сама не осознавая для чего улыбнулась Гордееву.
– Поделишься?
– Я думаю, что направление мыслей у всех нас примерно одно и то же. Почему ты называешь меня Дэр? Павел называет Дарией…
– Скажу, – легко согласился парень, – но на вопрос вопросом отвечать не прилично. Ты всегда этим грешила. Дэр – имя девчонки, которой я был нужен, а она мне. А у Павла была Дария, и она ему нужна.
Я невольно хохотнула, отлично понимая, с чего вдруг мне так приятны его слова.
– Прости, что не узнала сразу.
– Не мудрено – столько лет прошло…
– Возмужал. Стал красавчиком.
– А ты совсем не изменилась… Сердце чуть не выпрыгнуло, когда увидел тебя рядом в очереди на посадку. С детских лет стеснялся заговаривать с тобой первым, разбил паралич и в этот раз.
