Письма из-под виселицы

Я сделал нам кофе и поставил одну чашку ближе к ней.

– Если ты говоришь, что между нами нет другой женщины, я верю тебе. Если же ты врёшь… Пусть это останется на твоей совести. А она у тебя имеется. Пусть же она тебя грызёт по ночам.

Я сделал глоток, не поднимая глаз на Алевтину. Моя совесть уже с готовностью подтачивала зубы.

– Я тоже не идеал, но ты не устраиваешь мне истерики. И я буду стараться сдерживать свои. Просто пойми меня: я скучаю. Очень скучаю. Мы уже больше недели не виделись вне стен больницы. А в больнице ты просишь играть так, как будто между нами ничего нет.

– Я тебя понял.

– У нас всё хорошо? – спросила она, по-щенячьи состроив глазки.

Я кивнул. Сказать «да» не поворачивался язык. Сказать «нет» – тем более.

– Пойду на пост. Скоро пересменка. Да и Калусовский появится с минуты на минуту, – Алевтина поставила чашку на стол, обошла его и присела ко мне на колени, обхватив шею руками.

Я поцеловал её в висок. Она поймала мои губы своими и стала целовать их. А я подавил в себе желание отстраниться.

Предрассветное. Синее. Раннее

Моя смена началась с планёрки в кабинете Калусовского.

– Дарине нужно перестать давать снотворное, – приказным тоном начал я.

Начальник смерил меня недовольным взглядом, но ничего не ответил.

– Вы хотите, чтобы я помог им?

– Они безнадёжные психи. За пределами лечебницы они никому не нужны.

– То есть я могу не заниматься тем, для чего сюда перевёлся?

– Если перестать давать ей снотворное, она будет разговаривать с мёртвой сестрой и убиваться по этому поводу, – спокойно сказал Калусовский.

– Нужно помочь ей отпустить эту боль, а не усыплять её открытые раны снотворным. Когда она выплачется и выкричится, галлюцинации пройдут. Она примет утрату и сможет вернуться к обычной жизни и воспитывать детей, – я был уверен в своих словах.

– Арсений, – Калусовский начинал злиться. – Зачем вам это нужно?

– Нужно «что»? Помогать душевнобольным стать душевноздоровыми?

– Бывших психов не бывает!

– Вы сами хотите верить в обратное.

Калусовский изменился в лице – я задел его за живое.

– Делайте, что считаете нужным, – сдался он.

Я собирался покинуть кабинет, но возле двери остановился: желание спросить о его дочери задержало меня.

– Что-то ещё? – тихо спросил он.

– Нет.

Я струсил. Наверное, ещё рано расспрашивать его о ней. Надеюсь, что не станет «уже поздно».

Алевтина уже была на посту.

– Отменить снотворное Дарине. Я от Калусовского.

Она открыла журнал выдачи лекарств и пометила отмену снотворного напротив палаты №20.