скачать книгу бесплатно
– Дооок… – Простонал он в ответ. – Какая же нооочь добрая, если мне так бооольно!
– Я принёс тебе лекарство.
– Дайте мне его, скорее…
Я протянул ему таблетку и стакан воды. Он проглотил её, как всегда, не запивая.
– Спасибооо…
Я тяжело вздохнул. Пусть Инна и считала, что я поступаю правильно, сам себя в этом я убедить не мог. Меня предупредили, что Плотон страдает бессонницей, когда я первый раз переступил порог его палаты. Он не считался буйным пациентом. Но на него глянуть было больно. В него вливали снотворное через капельницы силой. Он весь высох. Похудел. Осунулся. В свои 35 выглядел старше Филиппа, которому было 66. И я пошёл на крайние меры: соврал. Предложил ему лекарство от мучившей его боли. И это лекарство он принимал только с моих рук. Его физическое состояние улучшилось. И он смог иногда разговаривать со мной о своём душевном состоянии.
Сейчас он стал засыпать, я вышел из его палаты и направился к выходу. Там меня уже поджидала Инна, закуривая сигарету. Я тоже закурил.
– Спит? – Выдохнула дым она.
Я кивнул.
– И ты бы поспал. Они сегодня спокойные.
– После Авраама. Что он сегодня?
– Цитировал Новый завет. Слава Богу, не дырявил ладони и не искал крест. По мне он самый странный тут…
– А ведь до своего тридцатитрёхлетия он не славился верующим, – зевнул я.
– Я же говорю, странный, – пожала плечами Инна.
– Читала Алису в стране чудес?
– Фильм смотрела.
– Чешир дело говорит, задумайся. Все мы странные, – подмигнул ей, выбрасывая окурок, и вернулся в здание.
В палате номер 20 сегодня было тихо: Дарина спала, свернувшись калачиком в середине кровати и прижимая к себе подушку. Её предпочли напичкать снотворным, чем дать возможность выговориться и выплакаться. Возможно, даже выкричаться. Ей это нужно. Надо пресечь выдачу снотворного двадцатой.
Возле палаты номер 23 я остановился на минуту, чтобы убедиться в храпе, доносящимся из-за двери. Филипп спал.
Я тихо подошёл к палате номер 25 и приоткрыл дверь – Кэтти тоже спала. Она перевернулась на другой бок, когда я открыл дверь, но не проснулась.
Я прошёл мимо палаты под номер 30: Оливер всегда спал по ночам.
Из палаты номер 33 тоже доносился храп. Инна оказалась права – сегодня на удивление спокойная ночь.
Я подошёл к посту.
– Завтра выходной? – Я оторвал Инну от чтения.
Она поспешно прикрыла книгу и улыбнулась в ответ:
– Аля меня сменяет завтра.
– Инн, сколько ты здесь работаешь уже? – Как, будто между прочим, поинтересовался я.
– Да можно считать, с самого открытия. Лечебница существует с 2001, а я на посту с 2002.
– И ты знала всех директоров?
– А от чего нет-то?! – Удивилась в ответ Инна. – Калусовский единственный главврач и директор с самого начала.
Теперь удивился я. Инна это заметила.
– Почему интересуешься? – Осторожно спросила она.
– Здесь была пациентка в инвалидном кресле после неудачной попытки суицида? – Была ни была, подумал я и задал вопрос напрямую.
Инна замерла, не ожидая такого вопроса, но она явно владела какой-то информацией по этому поводу. Она приподнялась со своего кресла, огляделась по сторонам и перегнулась через стойку ко мне.
– Ты о ней искал информацию в архиве? – Прошептала она.
Я кивнул.
– Ровно год назад… – Инна опять оглянулась по сторонам и добавила ещё тише: – …она повторила попытку суицида. Её увезли в коме. Что с ней сейчас – неизвестно.
Я вздохнул.
– Как ты о ней узнал?! Калусовский даже дела не заводил…
– Потому что… – Я сопоставил данные из письма и предположил: – …это была его дочь?
Инна ахнула:
– Он сам тебе рассказал?
– Почти, – я собрался уходить.
– Но он никогда ни с кем не говорит о ней… Мы даже не знаем, вышла она из комы или умерла. Год прошёл…
Я взглянул на книгу, которую читала Инна. «Алиса в стране чудес». Я улыбнулся ей и ушёл в свой кабинет.
Помимо душ моих пациентов, мне стала интересна душа угрюмого и озлобленного на весь белый свет начальника. Мне вспомнились слова из письма его дочери: «…как психиатр он так себе, не его это…» Тут я не мог с ней не согласиться. Если бы он был в состоянии лечить больные души, просил бы он перевести в его заведение психиатра, на чьём счету имеются душевнобольные, которые опровергали факт «бывших психов не бывает»?! Сомневаюсь. Нужно будет дождаться подходящего момента и поговорить с ним о его дочери.
Я заварил себе кофе и распечатал второе письмо. Каково было моё удивление, когда на белом листке, сложенным в несколько раз, было написано только «Целую. Твоя Вайлет. С любовью из мая. 2, суббота». Я перевернул письмо – на обратной стороне пусто. Я заглянул в конверт, там тоже было пусто. Я достал третье письмо. Распечатав его, я был загнан в тупик: с ним была та же история, как и со вторым, только дата стояла другая: 3, воскресенье.
Это какая-то злая шутка. Я достал четвёртое письмо, и в нём нашлись объяснения двум пустым предыдущим. «Приветствую тебя! Скучал? Ты, наверное, в заблуждении, почему два конверта пусты? Отвечу: я была в не лучшем настроении. Аллергия вышла из-под контроля. Мой любимый Май сыграл со мною злую шутку… А ведь стоит ожидать такого и от любимых. Отец подлил маслица в огонь, отчего моё настроение сделалось ещё паршивее. Не могла выдавить из себя и строчки, так погано было душе. Знаешь ли ты, что душа может болеть? Может, я знаю не понаслышке. Вот и моя душа прошлых два дня разрывалась на осколочки. И, как будто, каждый осколочек впивался в мою телесную оболочку. Два дня я не покидала свою палату, наблюдая за папиными больными из окна. Они, как неприкаянные души – призраки, блуждали по больничному парку, никому не нужные. Мне жаль их, искренне жаль. Сегодня я выехала в парк сама (напомню, если ты забыл: я инвалид-самоубийца). Мне захотелось поговорить с кем-нибудь из них: меня заинтересовали струны их душ. Но с кем там было говорить?! Каждый из них находился в своём мире, и никто не подпускал меня – чужачку, не способную передвигаться на своих двух. Меня сторонились. Меня пугались. И поговорить мне удалось лишь с парнем (позже я узнала у медсестёр, что у него депрессия – а я то всегда считала, что это слово просто стало мейнстримом, и его использовали наряду с иными модными словечками, но этот парень действительно был в подавленном состоянии, мне стало даже как-то горько за него…). Звали его Аркаша и ему было двадцать лет. Это я узнала не от него. Сам он слишком односложно отвечал на мои вопросы. “Ты в курсе, что находишься в психушке?” – спросила я. Он кивнул. “А чего ты здесь?” – “Доктор говорит, что у меня депрессия…” – “Но депрессия обычно осенью,” – ехидно поддела его я, а он даже не ответил мне. “А как ты думаешь сам, что с тобой?” – “Я просто устал от жизни…” – “В свои то восемнадцать? На больше ты не выглядишь!” На этом своём замечании я запнулась – а сама то?! Но потом стала искать оправдание своей усталости от жизни – у меня были причины! Так может и у него были свои причины?! “А как эта твоя депрессия проявляется?” – я не отставала от него. “Вот здесь сидит грусть-тоска (тут он расстегнул свою рубашку и показал мне на грудь) и грызёт меня, грызёт… я и не хочу печалиться: вроде, как и причин нет. Но что-то давит, а по ночам неохота спать. А с утра ещё бОльшая неохота жить…” – это было самой длинной речью, которую я от него слышала. “А с доктором ты говорил об этом?” – “Есть ли ему дело до меня?” – он поднялся со скамьи и ушёл. Больше мне ни с кем не удалось поговорить, и я вернулась в свою палату. Часа три, не меньше, я рылась внутри себя – а вдруг и во мне сидит такая вот тоска и не даёт мне вздохнуть полной грудью и тянет меня ко дну? Но мне было не больно в том месте, в котором болело у Аркаши. Вот и он подтвердил, что психиатр из моего папаши никудышный. Ему нет дела до своих пациентов. Все мы тут обречены на себякопание, а после на себяпогребение. Завтра напишу. Мне приятно, что ты скучаешь. Целую. Твоя Вайлет. С любовью из мая. 4, понедельник».
Я озадаченно повёл бровью: пока не могу сказать, что эта юная особа была сумасшедшей. Её рассуждения только доказывали, что она из своих семнадцати неким образом за год выросла в сорок и раскрыла глубины своей души, а теперь, посредством этих писем, погружала читающего – то есть, меня – в эти глубины. Мне не хотелось доставать следующее письмо. Я был тронут этим. Был тронут её неподдельной искренностью. И мне захотелось поговорить с Калусовским о ней, но делать это было ещё рано.
Я взглянул на часы: рассвет остался позади, но было время вздремнуть. Алевтина сегодня в ночное дежурство, значит не придёт меня будить с утра и отправлять высыпаться. Но я решил не перебивать сон, чтобы выспаться дома.
Строчки письма крутились в моей голове, перемешиваясь с моими личными мыслями. Слишком часто я соглашался с её словами. И чем больше я читал, тем больше проникался симпатией к автору писем. Что за глупые проникновения?! Она младше меня на десяток лет! Но её душа гораздо старше её тела… Я сделал себе ещё кофе, и практически залпом опустошил чашку. Поймал себя на мысли, что хочу запереться в том подвале и так же залпом опустошить её письма, не прерываясь на рассуждения от себя. Я выдохнул и пошёл покурить.
На веранде я столкнулся с Дианой – ещё одна медсестра. Сегодня она работала в день, вместо Алевтины.
– Доброе, как ночка? – Закурила Диана, потягивая энергетик через трубочку.
– Доброе, – кивнул я, затягиваясь. – Спокойная.
– Может тебе перебраться на недельку в больничку, устроившись в свободную палатку? Чего зря бензин тратить, – хихикнула она, забравшись на скамью с ногами, подобрав их под себя.
– Я вот тоже думаю, поспать сегодня в первой палате, чтоб не таскаться туда-сюда… – Выдохнул вместе с дымом я, и вполне серьёзно добавил: – Тем более, Калусовский сегодня выходной.
– Я прикрою, – подмигнула мне Диана, выбросив пустую банку энергетика в урну, а за ней дотлевающий окурок.
– Разбуди, как будешь уходить, – решительно ответил я.
– Договорились, – она соскочила со скамьи и скрылась в здании.
А я действительно решил не уезжать домой и закрылся в палате под номером 1, быстро погрузившись в сон.
Глава 3. И ничто души не потревожит
Из крепкого сна меня вывел нежный шёпот и поглаживание по щеке.
– Просыпайся, – мурлыкал голос надо мной.
Поднял голову и увидел перед собой Диану, которая склонилась над моей головой, стоя на коленях около кровати.
– Уже уходишь? – Приподнялся на локтях я и стал нащупывать телефон, который оставил на тумбочке.
– Тебе шлёт смс твоя «Милая», – Диана протянула мне телефон.
Я взял телефон: шесть непринятых вызовов и три смс. Всё от Алевтины.
– Не читала?
– Не читаю чужие письма, – усмехнулась она, присев на край кровати возле моих ног.
Это прозвучало как укор мне. Но я даже бровью не повёл: никто не знал, что я читаю чужие письма. И, можно сказать, их автор позволил мне это.
– Сегодня всё тихо было? – Я встал с кровати.
Диана оставалась сидеть, не отвечая на заданный мной вопрос.
– Поднимись, нужно застелить.
– Оу, ну это задание не для врача. Я справлюсь, – улыбалась она.
– Так что там со спокойствием сегодня? – Я повторил ранее заданный вопрос.
– Будет странно, если ты узнаешь о дневных делах прежде, чем начнётся твоя смена.
И она была права. Я слишком тороплю события.
– Пойду, выпью кофе.
– На тумбочке, – заметила она.
Я посмотрел на тумбочку, где оставлял свой телефон, – там стояла чашка кофе.
– Спасибо, не нужно было.
– Мне захотелось.
– Диана, у меня есть девушка, – я всегда сразу расставлял все точки над ё, не давая ситуации зайти дальше, чем нужно. Диана очень интересная девушка, но мне не нужны любовные треугольники на работе.
– Глупенький, – рассмеялась она. – Я не подкатываю к тебе.
Я напрягся: а выглядело всё именно так.
– Тем более, знаю. И она ждёт тебя на посту.
Я напрягся ещё больше: Диане известно о нас с Алевтиной? Если да, то откуда?!
– В смысле? – Но я тоже был осторожен, может это просто была её уловка, чтобы подтвердить свои догадки.
– Пора облачиться в белый халат, – зевнула Диана, явно не собираясь мне отвечать.
И я не стал допрашивать её. Выпил кофе, взял телефон и вышел из палаты, сначала приоткрыв дверь и убедившись, что Алевтины нет на посту. Я быстро проскочил в свой кабинет и привёл себя в порядок. И только потом прочёл сообщения от Алевтины.
«Спишь?» – первое в двенадцать дня. Потом через час звонок. Потом ещё два. Потом смс: «Всё ещё спишь? Не проспи смену. Целую!» Потом ещё два звонка. Потом смс: «Ты почему не открываешь? Я стою около твоей двери. Думала, вместе поедем на работу…» Потом ещё один звонок. А потом открылась дверь моего кабинета, и зашёл сам автор смс.
– Ты где был? – Подозрительно начала Алевтина без приветствий. – Приехал раньше меня, но в кабинете тебя не было. И не отвечал на звонки и смс.
– Телефон на беззвучке… – Сейчас я сам не понимал, почему не сказал ей, что спал в больнице. А она злилась и предполагала худшие варианты. Она же женщина, им это свойственно.
Как будто «подозрительность» и «ревность» по делу и без передаётся слабому полу с молоком матери. А вот инструкция по применению этих двух качеств не прилагается. И женщины используют их по своему усмотрению. И чаще всего без поводов, или придумывая повод самостоятельно, на пустом месте. Я не хочу сказать, что у Алевтины не было повода. Но своей подозрительностью и ревностью, в данном случае, она пользовалась неправильно.
– Тебе не в чем меня подозревать, – строго ответил я. Более чем уверен, что мягкий и нежный ответ она сочтёт за раскаяние. Из чего будет сделан вывод, что я, всё-таки, в чём-то перед ней виноват.
– Но объяснений так и не последовало, – она присела на диван, пытаясь контролировать свою злость и ревность.
– Человек оправдывается только тогда, когда виноват.
– Как угодно. Сама узнаю.
– Ты хотела сказать, додумаю? – Улыбнулся я.
Ещё одна замечательная черта женщин: додумывать. Обычно в их голове происходит следующая цепочка действий: узнала интересный факт, не нашла истинных подтверждений или нашла ложные детали, вырванные из контекста, а потом додумала так, как, по её мнению, имело место быть в реальности. И, по женским соображениям, всё логично и верно. А потом самое время обидеться на то, что сама себе придумала.
