скачать книгу бесплатно
– Нет, я сказала! – Маша положила на хлеб кружок колбасы, откусила, взяла со стола тарелку с картошкой и бросила в нее кусок рыбы. – Если вам так хочется выпить, можете сделать это у себя дома. Дверь открыта.
– А ты еще и неблагодарная какая! – возмутилась Татьяна, сузив глаза. Поддалась чуть вперед, окинула ее холодным колким взглядом и прошипела: – А ну пошла отсюда!
– Серьезно? С собственного дома? – Маша сжала в руке тарелку с едой, бросила в нее еще пару кружков колбасы. – Пап, ну что ты молчишь?
Отец повернул голову, перевел свой стеклянный взгляд на Татьяну.
– А что вы ссоритесь? – он затушил окурок. – Зачем ты споришь?
– А кто она такая чтобы говорить мне что делать? – Маша с грохотом поставила тарелку обратно на стол. – Пришла к нам в дом, командует! А ничего, что она здесь никто и звать ее никак?
– Маша, перестань, – поморщился отец, потирая виски. – Что ты кричишь так?
– Я хочу, чтобы она ушла! Маме бы это не понравилось!
– Твоей матери больше нет. – Прошипела Татьяна и приблизилась к Маше. – А ну иди отсюда, и не мешай отцу отдыхать. Неблагодарная, какая она у тебя, Миша! Ты посмотри-ка на нее!
– Маш, ну зачем ты так? – Отец поднялся, подошел, встав между ними: – Татьяна, права, я со смены пришел, еле отработал, сил ведь нет никаких, и ты еще кричишь.
– Ты что такое говоришь? – Маша отшатнулась. – Сил нет, потому что пьешь!
– А ну не спорь с отцом, бесстыжая!
– Да пошла ты!
– Маша! – заревел отец.
Все разом смолкли. В повисшей тишине лишь тикали настенные часы. Капала вода из крана.
Маша затравленно посмотрела на него, затем на ненавистную Татьяну. В глазах отца залегла злость и усталость, а в глазах гостьи – торжество от победы. Маша оттолкнула руку отца, что тянулась к ее плечу и вышла.
До самого утра с кухни доносились звуки музыки, пьяный смех Татьяны и неразборчивое бормотание отца. Ночью, входная дверь хлопала каждые полчаса – приходили и уходили гости, собутыльники, новые друзья и откуда они только берутся?.. Так продолжалось до рассвета, пока, наконец, в дом снова не приехал вызванный соседями наряд милиции…
… Сентябрь и начало октября пронеслись как во сне, тусклые дни, холодные ночи, похожие друг на друга, тоска в сердце и глазах, лишь к концу ноября, Маша окончательно пришла в себя и немного расслабилась. Дома ничего не менялось – отец продолжал все так же пить, пропускать работу и приводил в дом малознакомых людей, абсолютно перестав обращать внимания на Машу, словно ее не было рядом, словно они не жили под одной крышей, словно он никогда не знал, что значит быть отцом. А когда-то, она помнила, называл ее своей маленькой принцессой, любимой девчонкой и обещал, что никогда не предаст.
Но однажды просветление все же нашло на него. Это было в ее день рожденье, и в тот же день, что и день рождения матери. Маша не любила этот праздник, от того что в детстве его никогда не отмечали, а ее саму не поздравляли, а теперь и подавно этот день нес лишь грусть и тоску. Она, подавленная и угнетенная с самого утра, старалась как можно дольше находиться на учебе, оттягивая всеми мыслимыми и немыслимыми причинами поход домой. Ей восемнадцать. Взрослеет. Живет. А мама навсегда осталась молодой.
Возвращалась с училища поздно, ожидая в доме пьяных гостей. Казалось бы, так оно и должно было быть, но отец оказался трезв. Дома. Один.
– Дочка, ну что ты стоишь? – Он мельком выглянул с кухни, загремел посудой, снова показался в проеме. – Ну чего ты встала, как вкопанная? Случилось чего?
Маша вздрогнула.
– Что происходит? – она нахмурилась, с интересом и одновременным беспокойством заглянула на кухню, на которой был хоть не идеальный порядок, но намного чище, чем прежде.
– Как что?! – Отец словно удивился и обиделся, отодвинул стул, кивнул дочери: – Садись, а то курица остывает. Я тебя ждал, сам с утра ничего не ел. Поужинаем по-семейному.
Маша села.
– А где твои друзья?
– Да какие друзья, Маш?! – отец суетился, бегал от плиты к столу и обратно. От нее не скрылся нервный блеск в его глазах и заметная дрожь в руках от похмелья. – Погнал их сегодня прочь! Такой ведь день сегодня! И твой и мамкин. Ты помнишь хоть, Маш?
Отец, наконец, сел, провел ладонью по взмокшему лбу, кивнул на запеченную, на подносе курицу.
– Порежь ее, а то у меня руки совсем не слушаются.
Она встала, взяла нож.
– Про день то помнишь?
Маша резко обернулась к отцу, застыв у плиты с ножом в руке, смерила его долгим взглядом. Постаревший, похудевший и посеревший на лицо, совсем другой, почти чужой…
– Конечно, помнишь! Что ж я такое говорю! – он ударил себя ладонью по лбу. – Совсем с ума схожу. Поздравляю тебя, дочка. Ох, время бежит, года несутся! Кажется, только ходить училась, за руки нас держала, а уже взрослая. Столько всего упустили, так мимолетно все пронелось…
– А все от твоей пьянки.
Она поставила перед отцом тарелку с курицей, села на стул напротив и заплакала, не в силах больше сдерживать себя. Отец от неожиданности охнул, потянулся к ней, провел ладонью по волосам.
– Пап! Обними меня!
– Если бы ты знала, Маша, как мне плохо без нашей мамы. – Отец сильнее прижал ее к себе.
– Ты думаешь, мне хорошо? Почему ты не думаешь, обо мне? Я ведь потеряла мать и теряю тебя!
– Ну что ты такое говоришь? Я ведь всегда рядом с тобой.
– Обещай больше не пить!
– Да я ведь и не пью, дочь. Это все так, от горя.
Маша снова шмыгнула носом, закрыла глаза.
– Не плачь. Давай лучше поужинаем, стынет же.
Маша отпрянула от него, попыталась поймать его взгляд.
– Сегодня же ты не пил, так не пей и завтра.
– Баба Лида завтра приезжает, помнишь, я тебе говорил, моя тетка двоюродная. Ты видела ее летом на даче, года три назад.
Маша кивнула, вспоминая. Действительно, когда-то у них и дача была, всего несколько лет назад, а кажется, давно и не правда.
– Вот приезжает, надо бы встретить, вот и не пью. Да и не буду больше.
– Причина только в приезде тетки?
Ей так хотелось услышать, что настоящая причина в ней, в Маше, в его дочери, в его отцовской любви к ней, но отец промолчал, откусывая кусок от курицы.
Она тяжело выдохнула, положила кусок мяса себе на тарелку.
– Ну что ты так тяжело вздыхаешь, Машенька? – он протянул руку и положил свою большую ладонь на ее пальцы. – Все наладится у нас.
Она пожала плечами, но на сердце, скованным до этого долгим одиночеством, вдруг потеплело, и в душе затеплилась надежда.
– Почему мама так рано ушла от нас?
Отец выдохнул:
– У каждого своя судьба, значит, так должно было быть. Мама знала о болезни и была готова.
– Я не знала.
– Так было лучше, чтобы ты не волновалась.
– Конечно.
Разговор обреченно свернулся. Доедали молча, в сковывающей неловкостью тишине. Родные по крови, но почти чужие.
Отец откашлялся, Маша вскинула голову.
– Как у тебя дела в училище? – Он, словно, чувствуя вину, потупил взгляд, чуть нервно дернул плечом. – Я денег тебе дам завтра, купишь, что надо для занятий, хорошо?
– Хорошо.
– Тебя не обижают? – вдруг спросил он, и Маша удивленно распахнула глаза, в тон ему нервно дернула плечом.
– Нет. С чего такие вопросы?
– Да просто подумалось. Подростки бывают неоправданно жестоки, как и сама жизнь. А у тебя сейчас такой возраст. – Отец хмыкнул, так и не осмелившись посмотреть ей в глаза. – Но даже если кто-то тебя не понимает, или смеется, – он на несколько секунд замолчал, – люди же разные, ты главное всегда помни, что это все не важно. И если тебе грустно, больно или одиноко, помни, что и это пройдет. Ты ведь знаешь, что за дождем всегда наступает солнце, так и в жизни – любая неприятность проходит и забывается.
Весь следующий день, что она провела на учебе, из головы не выходила мысль о приезжающей родственницы.
Что ей надо от них?
Маша искренне не понимала. Она помнила Лидию, как вечно чем-то недовольную пожилую ворчунью, которая дожив до своих лет, не имела ни семьи, ни ребенка, ни котёнка. И зачем она приезжает? Учить их уму разуму? Так они и сами разберутся, без посторонних. Вот если только она заставит отца бросить пить, в чем Маша искренне сомневалась. Видимо, возьмется за нее, решив перевоспитать, отца уже не исправить, а Маше учителя дома совсем не нужны.
Баба Лида у них дома – во всех трех окнах квартиры горит свет, видимо, проводит ревизию. Точно она, отец в Машину комнату никогда не заходит.
Маша села на лавочку у одного из подъездов дома напротив и вновь посмотрела на свои окна – идти домой, совсем не хотелось.
– Котовас!
Она обернулась. Ее одногруппник Игорь стоял на углу дома.
– Подойди ко мне.
Маша нахмурилась:
– Зачем?
Он усмехнулся, покачал головой, снова махнул ей рукой.
– Говорю, подойди, значит, подойди.
Маша нехотя поднялась с места. Внутри смутные предчувствия чего-то нехорошего, но она зачем-то подчиняется. Между ними уже всего несколько метров и она отчетливо понимает, что он пьян.
– Игорь! – вскрикнула она, когда он резко схватил ее за руку. – Ты чего? Отпусти, мне же больно!
– Да ладно тебе, что ты орешь? Поговорить надо. – Он впихнул ее в темный подъезд.
– О чем? – она бегло осмотрелась и, заметив тусклый свет из двери, ведущей в подвал, попыталась уйти. Но он снова схватил ее, больно сжав руку.
– Вниз спускайся.
Маша хмыкнула, в надежде, что он шутит. Она прекрасно знала, что происходит в этом доме – бывшем заводском общежитии, наполовину расселенном, ныне – пристанище всей неблагополучной молодежи всей округи.
– Игорь, я никуда не пойду. Отпусти, мне больно.
Но одноклассник, словно не слышал ее, за поволокой его глаз блестел огонек азарта.
– Иди, Котовас, не выделывайся.
Он толкнул ее в грудь и она, охнув, оступилась. Дверь подвала, ступеньки вниз. В нос бьет запах сырости и гнили, слышна тихая музыка и смех парней. Маша обернулась – Игорь перегородил ей выход и, криво улыбаясь, снова толкнул вперед.
– Иди, давай, достала уже!
– Игорь, мне надо домой. – Маша попыталась обойти его, но парень вдруг размахнулся и ударил ее по лицу.
Маша взвизгнула, закрыв рукой полыхающую щеку. Глаза защипали от слез. Она все еще надеялась, что он шутит, но весь его вид утверждал обратное. Тогда она попыталась ударить его в ответ, но он перехватил ее руку и с силой сжал запястье.
– Тебе не надо домой. – Он криво усмехнулся, расстегнул свою куртку – золотая цепочка блеснула в слабо освещенном коридоре. – Я же прекрасно знаю, что дома тебя никто не ждет. До тебя никому нет дела, особенно твоему пьянице отцу. Чего ты сопротивляешься? Просто посидишь с нами. Женского общества, не хватает, понимаешь?
– Я никуда не пойду. – Маша вздрогнула, когда послышался разноголосый мужской смех.
– А кто тебя выпустит? – тихо ответил Игорь и вновь усмехнулся. Улыбнулся и стал похож на старшего брата. – Ты пойдешь со мной и будешь делать то, что я скажу. Лучше расслабься, тебя все равно никто не спасет. Моего брата, как видишь, здесь нет.
Маша обмерла, Игорь же зашелся смехом, сказал, хрипло:
– Ты – жалкая оборванка и мой Макс? Смешно ведь. И чего ты бегаешь только за ним? А он же такой – добрый и воспитанный, не может тебя сам послать, а ты не понимаешь, что давно пора отвалить от него! Но ничего, хочешь, я тебя приласкаю? Я же его брат и мы даже похожи.
Его глаза недобро заблестели, и сейчас, в этом полумраке дурно пахнущего подвала ей действительно стало страшно.
– Что ты задумал? – Маша инстинктивно обхватила себя руками.
– Ты же поняла. – Он облизнулся и сделал шаг в ее сторону. Он так близко, что она ощутила его запах – одеколон вкупе с сигаретами и мятной жвачкой.
– Не трогай! – она почувствовала его руки у себя на бедрах, шею обожгло горячее дыхание.
