скачать книгу бесплатно
– В ту благодатную ночь, как ты знаешь, мне приснился браслет из сапфира. Оказалось, что это мой камень: он оберегает людей, родившихся под знаком тельца. В книгах написано, что «сапфир – красивейший драгоценный камень небесного цвета, камень верности, целомудрия и скромности». Он считается талисманом влюбленных и новобрачных.
– Тебе повезло – сон оказался «в руку»!
– А тебе смешно, – обиделась Оля. – Я верю в Судьбу…
– Не сердись, я тоже верю… Приедем в Москву, я подарю тебе золотой браслет с сапфиром. Хорошо?
В знак согласия Оля кивнула и улыбнулась. Она вспомнила наказы бабушки Марины: не следует придираться к словам любимого человека по пустякам и критиковать его за мелочи. Лучше чаще оказывать знаки внимания, иначе можно его потерять…
– Спасибо, Алёша. Буду рада подарку. Постараюсь не остаться в долгу и подарить тебе перстень с рубином. Красный рубин с пурпурным отблеском – это твой камень. Он приносит счастье в любви. Говорят, рубин делает доброго человека ещё добрей, а благородный и мужественный человек, носящий этот камень, одерживает победы и совершает подвиги.
– Для воеводы это очень кстати! – с улыбкой заметил Алексей Васильевич. – С благодарностью приму твой подарок.
Он притянул к себе Олю и, приложив обе свои руки к её покрасневшим от мороза щекам, крепко поцеловал в губы.
Справа, в туманной дымке, появились очертания старинного села Абрамцево. Над крышами домов низко стелется дым – хозяйки затопили печи. Время близилось к обеду.
Молодежь решила немного подремать: они подложили под головы подушки и, откинувшись на спинку возка, теснее прижались друг к другу. Было слышно, как кучер Прохор иногда покрикивал на лошадей:
– Но, родимые, пошевеливай!
До Москвы было ещё далеко.
3
Первую ночь после отъезда в Москву провели в большом старинном селе, раскинувшемся на берегу реки Клязьма. Встали рано. Перекусив блинами с медом и молоком, быстро расселись по своим экипажам.
– Следующую большую остановку сделаем у отца Владимира в Саввино-Сторожевском монастыре, – сказал Иван Данилович, обращаясь к кучеру Прохору. – Дорогу знаешь?
– Как не знать, знаю, – с гордостью ответил кучер.
Проехав несколько верст по проселочным дорогам, он свернул на широкий зимник, ведущий в древний город Звенигород – удел великих московских и Галицких князей с 12-го века. В этом княжестве, там, где впадает река Сторожка в Москва-реку, впервые были построены крепостные стены и рвы для защиты Московии с юго-запада от половцев, крымских татар и поляков. В 14-м веке возвели величавый Успенский собор «на городке», а в следующем, 15-м веке, – целый комплекс охранных и церковных сооружений, в том числе и знаменитый Саввино-Сторожевский мужской монастырь. Его основателями были князь Юрий Дмитриевич и Савва – ученик Сергея Радонежского.
До монстыря долго ехали по проселочным дорогам. Время тянулось медленно. Наконец, впереди блеснула излучина реки Сторожки, впадающей в Москву-реку вблизи монастыря. Вечерний туман лениво сползает с левого берега величавой реки, постепенно обнажая высокий холм, на котором, как на ладони, стоят сказочной красоты строения: слева белокаменный храм Успенья с золотым крестом, справа, сразу за крепостной стеной Саввино-Сторожевского монастыря, золотые купола собора Рождества Богоматери. Сквозь туманную дымку видны вековые липы и вязы, спускающиеся до самой воды.
К главным воротам монастыря подъехали к вечеру. Стражник Матвей, увидев через входную калитку боярина Артамона Савельевича в золоченом возке, крикнул рядом стоящему монаху:
– Бегом к дому епископа, доложи о приезде гостей!
Массивные двери монастырских ворот были заперты на два больших замка, и Матвею пришлось вернуться в сторожевую будку за ключами.
Коренник первой тройки, жеребец серой масти в яблоках, любимец Ивана Даниловича, нетерпеливо мотал головой, позванивая подвешенным над дугой медным колокольчиком. Иногда он бил о землю правым копытом, как бы подчеркивая этим, что не привык стоять и ждать, когда откроют ворота. Кучер Прохор старался успокоить жеребца:
– Но-но, идол, успокойся! Балуй у меня!
Епископ Владимир вышел встречать гостей на крыльцо своего дома. «Боже, что случилось?» – судорожно застегивая тёплый зипун, думал он. Успокоился отец Владимир только после того, как увидел гостей в полном здравии.
– Слава Богу, наконец-то свиделись! – повторял он одни и те же слова, вытирая дрожащей рукой слезы радости.
Весь вечер прошел в разговорах за праздничным столом.
Епископ Владимир поздравил Олю и Алексея Васильевича с помолвкой и благословил их на долгую счастливую семейную жизнь. Во время ужина узнал все московские новости, подробно рассказал о своей жизни и о жизни всей монастырской братии. Он подолгу смотрел на Олю и любовался её красотой и молодостью.
– Быстро летит время, – с грустью сказал епископ Владимир. – Последний раз я видел тебя, Оленька, с красивыми косичками и в цветастой, как у бабушки Марины, кофточке. А теперь ты уже невеста!
Потом разговор зашел о пребывании царя Алексея Михайловича в Троице-Сергиевой лавре.
– Уезжая в Москву, государь просил передать тебе, отец Владимир, свое почтение, – обращаясь к епископу, сказал Артамон Савельевич.
– А монастырь преподобного Саввы Алексей Михайлович решил взять под свое государево ведение и возвысить его до положения лавры, – добавил Иван Данилович. – В скором времени у Вас в монастыре будет учрежден архимандрит.
– Вот это новость! – воскликнул епископ. – Так ли это?
– Новости точные.
Иван Данилович, довольный своей осведомленностью о планах государя, лукаво подмигнул своей свояченице:
– Царская казначейша может подтвердить это.
– Царь Алексей Михайлович в беседах с нами после молебна в Троице – Сергиевой лавре много раз вспоминал тебя, отец Владимир, – обращаясь с поклоном к епископу, сказала Елизавета Петровна. – Намеревается Великий государь наш чаще бывать у вас и даже жить с семьей подолгу. За заслуги пред Богом и царской семьей считает он тебя своим вторым духовником…
От этих новостей и добрых слов в свой адрес седой как лунь Владимир прослезился.
– Слава Богу, на старости лет заслужил царскую милость и почтение, – прошептал епископ и трижды осенил себя крестным знамением.
В монастыре гости пробыли три дня. За эти дни успели осмотреть монастырь и его окрестности. На второй день вместе с отцом Владимиром отслужили обедню в соборе Рождества Богородицы, построенном ещё при жизни преподобного Саввы. При входе в собор осмотрели каменную гробницу – место, где он был погребен. Потом прошли в предел собора, долго там молились, стоя у дубового гроба, в котором лежали его мощи. Артамон Савельевич подошел к отцу Владимиру и полушепотом ему сказал:
– На дубовую гробницу преподобного Саввы по указанию царя Алексея Михайловича московские мастерицы-золотошвейки готовят богатый покров.
Епископ удовлетворительно кивнул головой.
– Спасибо за новость. Дар государя пойдет монастырю на пользу: каков дар, такое и его царское к нам отношение.
Оля впервые была в этом соборе и с восхищением рассматривала богатый иконостас.
После обедни епископ Владимир повел гостей осматривать ризницу и библиотеку собора. В ризнице они увидели много интересного: на дубовом столе лежала риза преподобного Саввы. Она была тафтяная, белого цвета с голубым оплечьем, шитым золотом и серебром; рядом с ней были уложены и другие драгоценные предметы облачения и церковной утвари – дары русских царей и патриархов. Среди них особенно ценными епископ Владимир считал подарок ныне здравствующего молодого Романова – евангелие в серебряном окладе, изданное ещё в 1470-м году, а также псалтырь рукописная, по которой в детстве обучался Алексей Михайлович.
В библиотеке монастыря пришлось задержаться надолго – Иван Данилович и Алексей с Олей не могли оторваться от ценных рукописей. Они подолгу рассматривали «Книгу о нравоучительстве Василия, царя греческого», «Слово Иоанна постника об исповеди», статьи о первом московском патриархе Иове, с трепетом держали в руках только что изданный Требник Петра Могилы. Оля с большим интересом читала царские и патриаршие грамоты, выданные Саввино-Сторожевскому монастырю за его благочестие.
В это время отец Владимир и Артамон Савельевич, сидя на широкой лавке, стоящей в стороне от книжных полок, вели непринужденную беседу.
– Государь задумал большое монастырское строительство у Вас и повелел мне выделить на это деньги из царской казны, – сказал Артамон Савельевич.
– Благое дело! Да будет долгим и счастливым царствование его, – перекрестившись, заметил епископ Владимир. – Что строить надумал царь?
– Мне доподлинно известно, что Алексей Михайлович решил здесь, в вашем монастыре, построить храм во имя Святой Троицы с тёплой трапезной, а также царский дворец для себя и своего семейства, чтобы можно здесь жить, особенно в дни Великого поста. Для домочадцев – соблазна меньше…
– Знаю, государь сам строго соблюдает пост и требует это от всех, особенно от нас, послушников Бога.
– Царский дворец, как я слышал от самого государя, должен иметь не менее десяти комнат. Так что в следующем году, владыка, у вас начнется великая стройка… Денег на это монастырю я выделю в первую очередь.
Царский казначей поднялся, поклонился и поцеловал руку епископа Владимира. Епископ тоже встал и, весьма довольный разговором, улыбаясь, вместе с Артамоном Савельевичем направился к выходу. Там их уже ждали остальные гости.
Три дня пролетели быстро. Хозяин монастыря и гости встречей были очень довольны. Каждый звал друг друга к себе в гости. Епископ Владимир так был рад встрече, что дал волю слезам. Провожать гостей за монастырские ворота вышли не только сам хозяин, но и многие из его друзей по монастырской братии. Когда экипажи тронулись, и над дугой коренника зазвонил колокольчик, провожающие помахали руками, а епископ Владимир сначала перекрестил отъезжающих, а потом тоже на прощанье помахал рукой.
Дорога на Москву была свободной, и лошади бежали быстро. К обеду без особых трудностей добрались до большого села Свиблово – имения Хватовых. Во время обеда Иван Данилович спросил воеводу:
– Где и когда будут свадьба и венчание?
– Мы с Олей решили, что свадьбу сыграем здесь, в нашем имении, сразу после Святой Пасхи. А для венчания у нас в Свиблово есть своя церковь Покрова Богородицы, что стоит на берегу реки Яузы, – ответил Алексей Васильевич. – Пригашаем всех вас на эти торжества.
– Спасибо, – за всех ответил Иван Данилович, который страсть как любил такие мероприятия.
4
Медовый месяц пролетел быстро, как один день. Все это время молодожены были вместе, безмятежно купаясь в своем счастье. Днем чаще всего бродили по Москве, ночью, нежась в тёплой постели, мечтали о будущей жизни на севере. Все хлопоты по дому взяла на себя Дарья, которая после свадьбы по просьбе Оли так и осталась в доме Хватовых.
Жара и горьковатый запах полыни – первые признаки наступления красного лета. Все короче и темнее становились ночи, все длиннее – солнечные летние дни, с тёплыми грибными дождями и грозами.
– Ну вот, дожили, – делая ударение на «о», сокрушенно говорила Дарья и недовольно поглядывала на небо, по которому плыли кучевые облака. – Ну, каждый божий день гремят грозы! Хоть бы один день себе и нам отдых дали…
Но не тут-то было. К вечеру, когда спадала жара, облака вновь собирались вместе и обильно поливали землю тёплым дождем. Было забавно смотреть, как серые тучки раскатисто и громко смеялись, хватая себя огненными руками за бока. Поиграв друг с другом в салки, тучки быстро исчезали, таяли как льдинки, и на голубом небе вновь величаво выплывало солнце в своем красноватом вечернем платье.
«Ничего в нашей жизни не летит так быстро, как время. И ничего не проходит бесследно, – думал Алексей Васильевич, глядя, как Оля вместе с Дарьей готовят ужин. – Кажется, свадьба была только вчера, а пролетело уже почти два месяца, и надо собираться в дорогу».
Всю ночь до утра они проговорили об отъезде. Впервые за эти дни Оля призналась мужу, что немного страшиться уезжать так далеко от родительского дома.
– Да и бабушку оставлять одну жаль, – добавила она с грустью.
Алексей Васильевич решил успокоить жену, обнял и спокойно сказал:
– Человеком управляет характер, а у тебя характер сильный. Страх не вечен, со временем он пройдет. Бабушке Марине, конечно, без тебя будет нелегко. Нет ничего страшнее одинокой старости… Но для твоей бабушки, к счастью, это временная жизненная проблема. Вернется дедушка Фёдор из Соловецкого монастыря домой, и все у них снова будет хорошо.
Оля с благодарностью посмотрела на мужа и крепко поцеловала.
– Ты просто устала от этих дум. Лучше утром подольше поспи, – посоветовал ей Алексей Васильевич. – Сон хороший доктор, быстро снимает усталость и беспокойство.
Ехать решили после Ильина дня, а с завтрашнего дня начать сборы в дорогу.
Алексей Васильевич быстро уладил все свои дела в Пушкарском приказе, а Оля сделала необходимые покупки в торговых лавках на Сретенке.
В среду на страстной неделе их навестили Ховрины.
– Я свое слово держу, – сказал Артамон Савельевич и указал на банщика, стоящего позади боярина.
Порфирий низко поклонился.
– Спасибо, друг. Не забыл наш уговор, – сказал Алексей и обнял Артамона Савельевича. – В пути доверим ему лошадей. Справишься?
Воевода строго посмотрел на Порфирия.
– Знамо дело, с детства к лошадям приучены. Не сомневайся, барин! – уверенно сказал банщик, ещё раз поклонился и тихо вышел.
Дома он застал жену в слезах.
– Наше дело кучерское – куда барин прикажет, туда и править будем, – решил пошутить Порфирий.
Но Евдокия промолчала, ещё больше нахмурилась и прикрыла концом платка заплаканные глаза. Уезжать из столицы ей не хотелось. Привыкла к хорошей, тёплой и сытной жизни. А привычка, известное дело – вторая натура, её сразу не перешагнешь и не сломаешь. Но спустя некоторое время успокоилась. «Значит, судьба, – подумала она. – Снова, как в Сибири, снега, метели, лютые морозы…». В молодости ей все это нравилось.
Елизавета Петровна посоветовала сестре взять с собой Дарью.
– Путь на Север не ближний, в дороге без кухарки не обойтись, – сказала она Оле.
Дарья очень обрадовалась этому решению своей хозяйки. Во-первых, потому, что она за этот месяц уже привыкла к Оле. Во-вторых, ей очень захотелось вновь побывать в родных краях, в Кондопоге, повидаться с родителями, полюбоваться на светлые воды Онего. Дарья была ещё молода, а молодость всегда вселяет надежду… Глядя на счастливую молодую барыню, она в душе надеялась на перемены и в своей личной жизни. «Бог даст, и я найду свое счастье», – подумала она и трижды перекрестилась.
Сборы и проводы продолжались всю страстную неделю. Гостей не успевали встречать и провожать. Много было сказано напутственных слов, много пролито слез.
Наконец, рано утром сразу после Ильина дня, карета воеводы Хватова, запряженная тройкой вороных лошадей, выехала на Соловецкий тракт.
Прощай Москва! Прощай столица! Сердце Оли сжалось, на глаза навернулись слезы.
Когда проехали версты три, то впереди показались Воробьевы горы: их синева сливалась с тёмным, как горное озеро, небом. К вечеру добрались до знаменитого старинного русского села Талдомы. Там и решили заночевать. Село славилось тем, что в нем жили бедные и неуемные люди, но всегда гордые и независимые.
Воеводу с женой разместили в просторном доме купца Никиты Калашникова, а остальных – на дворе, в людской.
После ужина Алексей Васильевич сразу ушел в отведенную молодоженам комнату, разделся, лег в кровать и стал ждать жену. Закрыл глаза и не заметил, как задремал. Вдруг его ухо чутко уловило легкие шаги и тихий шелест ночного платья. Оля подошла и села на край у его изголовья. Сквозь дремоту Алексей почувствовал родной запах её душистых волос, открыл глаза и, увидев жену, чуть не задохнулся от прилива чувств. «Это любовь»! – снова, уже в который раз, пронеслось у него в голове.
Дарья и Евдокия быстро управились со своими кухонными делами и легли спать тут же, в людской, на большой русской печке. На широких полатях они расстелили свои полушубки, которые на всякий случай взяли с собой на Север.
– Пригодились шубы-то, – поглаживая рукой овечью шерсть, удовлетворенно сказала Евдокия. – От сибирских морозов только они, родимые, нас и спасали.
Лежа на тёплой печке долго, по-бабьи, болтали. Вспоминали молодые годы, девичьи шалости с парнями. Закончился разговор, как это всегда бывает у деревенских баб, осуждением мужиков, как своих, так и чужих.
– Мужик мне попался в мужья, – сокрушалась Евдокия. – Ни в поле послать, ни дома оставить… Только и умеет баню топить. А уж по нашей, бабьей части, он совсем никчемный. Ни мужицкой силы тебе, ни женской ласки.
Она подвинулась ближе к Дарье и заботливо накрыла её одеялом.
– Ночью, бывало, схватится обеими руками за грудь и сосет ее, точно дите полугодовалый. Поменять бы его, да жалко – привыкла.
Порфирий долго возился с лошадьми: напоил тёплой водой, привязал каждую к отдельному стойлу, дал всем сена и по полведра овса. На краю села негромко залаяли собаки. Солнце село, и все сразу погрузилось во тьму.
Кучер долго стоял и слушал, как лошади монотонно жуют овес. Потом посмотрел на звездное небо, глубоко вдохнул свежего летнего воздуха, зевнул и медленно полез на сеновал. Но заснуть сразу не смог. В голове по-прежнему кружились мысли вокруг отъезда в дальние края. Еле уговорил жену. Пришлось стать на колени… Человек он был тихий, покладистый. Очень хотел иметь детей, но пока Бог не дал. Кто в этом виноват, один Господь Бог знает. Засыпая, вспомнил свою матушку и её разговор с соседкой у плетня своего дома. «Порфирий-то наш в «рубашке» родился. Не будь рядом бабки-повитухи Клавдии Ситниковой, вряд ли у него прорезался голос. А без первого крика нет первого вздоха. Без первого крика – смерть!»
Так прошла первая ночь в дороге. Потом их было много в разных городах и селах. Через две недели проехали Новгород Великий и не заметили, как оказались у берегов реки Суны – северной границы черноземных полей и лугов России.
5
Узкая, пыльная дорога, лениво петляя между домами, в конце большого села Рыбкино круто спускалась на широкий пойменный луг, где, поблескивая под палящим солнцем, несла свои воды река Суна. Справа от дороги, почти на самом берегу реки стояла старая банька. её крыша, вся почерневшая от копоти, была сделана из щепы, как у тех русских бань, которые топились «по черному» и в которых спокон веку парились наши предки. Рядом с баней росла развесистая ветла, на ветвях которой сидели вороны. Они изредка шевелили крыльями, будто отмахивались от жары.
