скачать книгу бесплатно
– Есть ли у вас информация, на вооружении каких именно стран стоит данное вещество? – задал вопрос из студии Тимати Бишоп.
– Да. Крупнейшие производители – это Российская Федерация и Китайская Народная Республика.
– Российская Федерация? – уцепился за интригующую новость Бишоп. – Это точно? Недавно мы освещали открытие совместного бизнес-центра в Бостоне. Неожиданно было услышать от вас возможность наличия в данном деле «русского следа».
– Да! Абсолютно точно! – с уверенностью в голосе продолжала Алисия. – У следствия уже есть подозреваемые. По имеющимся предварительным данным они могут являться тайными агентами Кремля!
На экране появились фотографии с камер метрополитена. На них были изображены молодые мужчина и женщина, оба европейской внешности, светловолосые. Это были те же самые фотографии, которые полчаса назад были представлены на докладе полковнику Стивенсону в палаточном лагере!
Москва, 6 июля, 08:00 (Нью-Йорк, 6 июля, 00:00)
– Вы представляете, что теперь будет! – яростно кричал министр обороны Российской Федерации Николай Иванович Воевода. Лицо его покрылось испариной и побагровело, вены на висках и шеи вздулись, видно было, как они пульсируют от прилива крови. Казалось, его вот-вот хватит удар. Он стоял, опираясь руками на массивный стол из тёмного дерева. Его полноватая, но все ещё мускулистая фигура угрожающе нависала над собравшимися за столом участниками совещания. Вокруг серых глаз Воеводы залегли тёмные круги – свидетельство недостатка сна и тяжёлой ночи, проведённой в раздумьях. Одет Николай Иванович был в штатский костюм: белую рубашку, рукава которой были закатаны до середины предплечья, чёрные брюки, а чёрный пиджак от костюма был небрежно брошен на спинку кресла. Его экстренно вызвали на службу поздно ночью, когда он как раз вместе с женой Оксаной возвращался домой после посещения Большого театра и праздничного ужина в честь юбилея жены. На спектакль в Большой Оксана Воевода мечтала сходить уже несколько лет, но в связи с постоянной занятостью на работе, Николай Иванович никак не мог выделить время для этого мероприятия. Но сегодня, бросив все дела, он взял на работе отгул, чтобы исполнить давнюю мечту супруги. Николай Иванович рассчитывал провести этот вечер и следующий день вместе с семьей. В силу ненормированного рабочего графика, ему это удавалось крайне редко. Но обстоятельства сложились по-другому. Ему пришлось отправить супругу с шофёром домой, а самому пересесть в чёрный служебный мерседес, который с невероятной скоростью доставил его в Кремль по почти пустынным улицам ночной Москвы. В Кремле уже всё было готово к проведению экстренного совещания в связи с произошедшими событиями в Нью-Йорке. В результате совещания, Николаю Ивановичу поручили создать рабочую группу по расследованию данного происшествия и возглавить её.
Сразу же из Кремля, Воевода направился в свой рабочий кабинет, расположенный в здании Министерства обороны на Фрунзенской набережной, где в течение нескольких часов обдумывал план действий. Составив список участников рабочей группы и дав распоряжение своему секретарю срочно вызвать указанных руководителей и специалистов на экстренное совещание в семь утра, Николай Иванович позволил себе вздремнуть несколько часов прямо в своем кабинете, осознавая, что вряд ли у него будет ещё время для сна в течение ближайших суток.
К назначенному времени в просторном кабинете собралось человек десять. Все собравшиеся были представителями различных спецслужб. На их лицах читалась растерянность и озабоченность происходящим.
– Где наши агенты?! – продолжал распаляться Воевода. Учитывая обстоятельства последних часов, неудивительно, что он был в плохом настроении, – где наши люди?! Вы смотрели новости? Почему я из новостей узнаю о том, что происходит в этом чёртовом Манхэттене? Антон Петрович, доложите, что вам известно по этому поводу!
От упоминания своего имени, Антон Петрович Иванов, занимающий должность руководителя разведывательной группы в Новом Свете, вздрогнул. Худощавый, невысокого роста, он встал и, откашлявшись, сообщил:
– По полученной от Станислава Ветрова информации, позавчера в три часа дня по Московскому времени наши агенты находились в Чикаго по заданию руководства. Они продолжали работать над расследованием взрыва у торгового центра, которое случилось в прошлом месяце. В ходе расследования, информаторы сообщили, что есть вероятность повторения аналогичного теракта в Москве. Они вывели наших агентов на Грэга Сноула, известного продавца информации в Нью-Йорке, который подтвердил, что располагает интересующими нас сведениями о готовящемся теракте в Москве. Его условие было, чтобы встреча прошла в метро на Манхэттенском мосту. Там же он планировал сообщить условия, на которых готов поделиться информацией. Прежде, чем идти на встречу, наши агенты Ветров и Баттен установленным порядком подготовились к ней. Они профессионалы наивысшего класса, если бы за ними была слежка или если бы они подумали, что это западня, то они бы сразу это поняли….
– Поняли?! – взорвался Воевода, – а вам понятно, что теперь у нас большие проблемы! Наши агенты были на месте преступления! Если за дело взялся Стивенсон, этот проныра, то он не остановится, пока не отыщет пресловутый «русский след». Всем известно, что он ставленник Джорджа Кейлена. А Джордж Кейлен ярый противник развития и укрепления России и любых дипломатических отношений между нашими странами. Он бы с удовольствием разбомбил нас к чёртовой матери без всяких причин. А тут такой повод… Стивенсон будет «копать» под нас, выполняя заказ своего босса. Несмотря на то, что наша страна не причастна к этой варварской выходке, у них есть ряд улик, которые они смогут трактовать так, как им будет выгодно. По всем признакам это очередная провокация со стороны Соединённых Штатов или, может быть иной, третьей стороны, которая хочет столкнуть наши страны и развязать новую Мировую войну. Для разработки дальнейшего плана действий нам нужна информация из первых рук! Нужно срочно задействовать лучших агентов! Свяжитесь со специальными агентами, которые ещё остались в строю. Дело очень серьёзное. Нужно срочно направить в Нью-Йорк наших ребят!
– Товарищ генерал, разрешите обратиться! – раздался спокойный голос генерала Терентьева, начальника Академии разведки, – безусловно, потеря двух агентов экстра-класса – это серьёзный урон для нашей работы. Ими были наработаны бесценные связи как среди истеблишмента, так и среди участников различных организованных группировок, мафии и иных представителей теневой экономики. Я не сомневаюсь, что в ближайшие часы ЦРУ уже точно будет знать, а не предполагать, что в момент взрыва в метро действительно были наши агенты. Без сомнения – наших агентов заманили в ловушку! Я полностью подтверждаю слова товарища Иванова, о том, что агенты имели наивысшую квалификацию. Я лично принимал участие в подготовке и обучении Баттен – она была моей лучшей ученицей. Ветрова я не так хорошо знал, он отучился у нас всего два курса и перевёлся в другое учебное заведение, но он производил впечатление очень уверенного в себе молодого человека, осторожного и заточенного на достижение цели любой ценой. Те, кто смог провернуть такую операцию и обвести их вокруг пальца, были очень хорошо подготовлены, и имели полную информацию о наших людях. Мы не можем их недооценивать. И, если они были так хорошо осведомлены, то, кто знает, может у них есть информация и по другим нашим агентам.
– Этого не может быть! Конспирацией и защитой свидетелей и агентов от рассекречивания занимается наше подразделение. Ещё не было случаев, чтобы наши агенты были раскрыты!– не выдержал полковник Илларионов. Он нервничал сильнее всех. Было видно, что он ожидал нападок в сторону своей работы и уже заготовил речь, чтобы отбиваться от оппонентов.
– Уважаемый Иван Аркадьевич, – спокойным тоном продолжил генерал Терентьев, – пока мы не ищем виновных. Наша цель разобраться в ситуации и понять, как действовать дальше, чтобы отстоять доброе имя нашей Родины. И, раз произошло такое событие, мы вправе и обязаны рассматривать все версии. Тот, кто устроил данный теракт, привёл к месту взрыва наших агентов и сына их министра. То, что сын министра оказался на мосту во время взрыва не может быть просто совпадением. Вам известно, я не верю в совпадения. Исходя из этого, мы можем предполагать, что самая верхушка политической элиты может быть причастна к данному теракту. У министра Кейлена много недоброжелателей. Соответственно, мы можем допустить мысль, что, если им удалось вычислить двух наших агентов, то у них могут быть данные и по другим нашим людям.
– Если это так, то наше дело – труба, – вставил начальник службы внешней разведки Карасёв, до этого времени молчавший.
– Всеволод Никитич, – обратился Воевода к Терентьеву, – вы самый опытный из всех здесь присутствующих. Почти все мы прошли через вашу Академию. Вы лучше всех знаете наших агентов. Скажите, у вас как у начальника Академии внешней разведки, есть на примете агенты, которых мы можем направить на данное задание? Которые со стопроцентной гарантией не могли быть «засвечены» в международных операциях и про которых ни ЦРУ, ни МИ-6, ни иные разведывательные структуры других стран ничего не могут знать?
Действительно, Всеволод Никитич Терентьев был старше, опытнее и мудрее всех присутствующих. В прошлом году он отпраздновал своё семидесятилетие, но на покой не собирался. Для своих лет он был в прекрасной физической форме: подтянутый, до сих пор несколько раз в неделю активно занимался спортом, а несколько месяцев назад вместе с выпускниками своей Академии принял участие в Московском марафоне на тридцать километров и с честью его преодолел, дав фору молодым соперникам. Худощавое лицо, некогда очень красивое, было испещрено морщинами. В молодости по нему сходили с ума все женщины, особенно их завораживал взгляд больших синих глаз Всеволода Никитича. Казалось, он видит тебя насквозь. От его взгляда веяло спокойствием и уверенностью. Со временем взгляд и цвет глаз совершенно не изменились. Его волосы, когда-то светло-русые, а теперь пепельно-серые, всегда были аккуратно подстрижены. На любое совещание или на работу в Академию, вне зависимости от времени суток, он приходил в идеально выглаженной форме или костюме. Он был педантичен как в работе, так и в своем внешнем виде. Всеволод Никитич, помимо острого ума, обладал ещё одним удивительным даром – он очень хорошо разбирался в людях. Он всегда лично присутствовал при вступительных экзаменах и лично беседовал со всеми абитуриентами. Благодаря его таланту как учителя и наставника, Академия внешней разведки Российской Федерации считалась одной из лучших в мире. А многие его ученики в настоящее время занимали руководящие посты в ФСБ, МВД и иных силовых структурах. Все почитали за честь получить совет или наставление столь уважаемого и опытного человека.
– Да, Николай Иванович, у меня есть одна идея. Если наши действующие агенты под угрозой раскрытия и задействовать их нельзя, то единственный вариант – поручить задание агентам, которые ещё не успели «наследить». Я предлагаю использовать агентов, которые недавно закончили обучение в Академии.
– Что-что? – недоумённо переспросил Воевода, жилы на его висках стали пульсировать ещё сильнее, глаза заметно округлились. Он явно не ожидал услышать такое предложение от генерала Терентьева. – Вы предлагаете поручить это задание новичкам? Притом, что погибли самые опытные наши люди?
– Николай Иванович, успокойтесь! – продолжил Всеволод Никитич всё тем же спокойным тоном. – Вам известно мое чутьё на нужных нам людей, которые не раз спасали нас из самых сложных ситуаций. У меня есть подходящие кандидатуры, которые могут быть нам полезны. Прошу меня выслушать.
Воевода окинул всех собравшихся взглядом. В кабинете повисло молчание. Затем Николай Иванович сделал глубокий вдох и выдох, сел в своё кресло и, осознав, что пока других идей нет, обратился к Терентьеву:
– Всеволод Никитич, доложите ваши предложения.
Москва, 6 июля, 08:00 (Нью-Йорк, 6 июля, 00:00)
В небольшой однокомнатной квартире-студии, расположенной недалеко от метро «Ботанический сад» в одном из зданий новостроек эконом-класса, раздался телефонный звонок. В квартире было минимальное количество мебели. Небольшой диван из бежевой кожи стоял напротив стены. На нём небрежно лежали декоративные подушки. На стене висел большой плазменный телевизор. Несколько подушек с дивана валялись на полу, покрытом темным ламинатом. За диваном располагалась кухня, соединённая с комнатой. Кухонный гарнитур был небольшим, также выдержанным в бежево-шоколадных тонах. Стены в комнате были светло-золотистые. Рядом с диваном валялась напольная лампа-торшер. Лампочка в ней разбилась от удара об пол. С правой стороны от дивана стоял высокий до потолка шкаф-купе. Шкаф был открыт. Было видно, что он на треть пуст: ряд вешалок висел пустой.
В ванной горел свет, и слышался звук текущей воды. Кто-то принимал душ.
Спустя минуту после звонка сработал автоответчик. Автоматический женский голос сообщил «Добрый день, абонент не отвечает, но вы можете оставить сообщение после звукового сигнала».
– Доброе утро! Есть срочное задание! Жду тебя через десять минут у подъезда.
После этих слов, звонивший повесил трубку, а из ванной послышались звуки поспешных сборов. И через секунду дверь в ванную резко распахнулась.
Москва, 6 июля, 8:00 (Нью-Йорк, 6 июля, 00:00)
Раннее утро, а Москва гудела, как будто никто и не ложился. Толпы людей, пожилых и молодых, мужчин, женщин и детей, коренных москвичей и приезжих, шли по улицам, спускались в метро, заполняли собой автобусы. Параллельно людскому потоку, бушевал поток автомобильный.
Кристина присоединилась к толпе, спускающейся в метро «Кузьминки». Она старалась ни о чём не думать по пути до художественного института имени В.И. Сурикова, где она училась на факультете живописи. Кристина с детства любила рисовать – это была её единственная страсть. Когда ей было грустно и одиноко, она брала в руки краски или карандаши и рисовала картинки из своего придуманного мира, свои фантазии. Кристина каждый день благодарила судьбу за то, что она нашла своё призвание. Без картин и творчества и без того скучная жизнь Кристины вовсе стала бы беспросветной и потеряла бы всякий смысл.
Конечно же, она сегодня не была занята и могла бы целый день провести дома. Но это бы означало целый день общаться с мамой: слушать её новости закулисной жизни, выслушивать про её нового мужа и роли, о которых она мечтает, а также о том, как Кристина сломала ей жизнь своим появлением на свет и чего бы она могла добиться, если бы её не было. Все эти разговоры разрывали сердце Кристине. А ещё этот ночной кошмар. Её не оставляло странное ощущение, которое она почувствовала во сне. Ей казалось, что она уже испытывала это чувство раньше, но не могла вспомнить когда. Сон был настолько реалистичен, словно она действительно находилась в той жуткой пустыне: чувствовала в воздухе запах гари, а под ногами растрескавшуюся почву, рассыпающуюся в пыль от каждого шага. А затем шорох шагов, такой явный и отчётливый. И образ этой маленькой девочки. Но откуда у неё могло возникнуть это чувство дежавю? Может быть, это какой-то образ из детства, который она не помнит, подсознательно хотела забыть и забыла? Такое вполне могло быть, ведь Кристина и так мало что помнила из своего детства. Когда она общалась со своим лечащим врачом-психотерапевтом Татьяной Викторовной, и рассказывала ей о том, что помнит себя только лет с семи, врач объясняла это положение дел какой-либо детской травмой, невнимательностью матери, потерей отца, а может быть и наложением этих факторов. В качестве защитной реакции, мозг мог заблокировать ряд воспоминаний, но со временем была вероятность, что эта «защита» спадет и воспоминания, все или частично, к Кристине вернутся.
Кристине также казалось странным, что видения из сна не выходят из её головы. Ведь обычно люди не запоминают сны или помнят какие-то смутные отрывки, а Кристина помнила этот сон чётко. Может быть, всё дело в том, что это был первый сон за последние лет десять. Обычно Кристина, после вечернего приёма таблеток, в скором времени засыпала крепким и спокойным сном без сновидений и просыпалась уже утром от звука будильника.
Может ли быть такое, что это не сон, а какое-то моё воспоминание? Может быть, я знала эту девочку в детстве? Или всё же это обычный сон? Я, наверное, просто отвыкла видеть сны, поэтому придала ему такое значение.
С этими мыслями, Кристина вышла из вагона метро и направилась к эскалатору, который уносил людей наверх к дневному свету.
День выдался жаркий и солнечный. Только начинался июль, который, казалось, готовится взять реванш у Природы и отомстить за своих младших братьев Мая и Июня, которые не смогли порадовать москвичей ни ярким солнцем, ни теплом.
Солнечный луч озарил лицо Кристины, отчего она невольно зажмурилась и улыбнулась. Кристина сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, а затем открыла глаза (так ей советовала поступать психотерапевт, чтобы успокоиться и отогнать негативные мысли). Метод действительно помог. Кристина пришла в себя и ночной кошмар и мысли о нём, постепенно улетучились и казались ей уже какой-то ерундой. Поправив рюкзак, Кристина направилась бодрой походкой к ближайшему пешеходному переходу.
На встречу шли спешащие прохожие: молодые люди, похожие на студентов, с рюкзаками и сумками через плечо, девушка в строгом офисном костюме на высоких каблуках бежала в метро, беспрестанно разговаривая по мобильному телефону. На противоположной стороне у автобусной остановки стояли три девушки, одна из которых что-то эмоционально рассказывала, судя по реакции её подруг, это была шутка или какая-то курьёзная история, так как они улыбались и смеялись.
Перейдя дорогу, Кристина свернула в Товарищеский переулок. Едва она только завернула за угол, как её чуть не сбила с ног пара ребят, на вид третьеклассников, бегущих к пешеходному переходу.
– Кто последний, тот – дурак! – весело расхохотался один из мальчиков, толкая локтём товарища.
Шагах в двадцати от них шли ещё дети. Человек десять, выстроившихся в шеренги по двое и сопровождаемые молодой девушкой-брюнеткой лет двадцати пяти. Одета она была в белую футболку поло и серую юбку длинной ниже колена. А на шее у неё был повязан фирменный платок, на котором Кристина разобрала надпись «Летний лагерь «Знайка».
– Ваня, Петя, перестаньте баловаться! Успокойтесь, быстро! Если сейчас же не успокоитесь, то ни в какой планетарий не пойдете! – кричала бежавшая за детьми вожатая. Услышав угрозу вожатой, ребята переглянулись и, взвесив все «за» и «против», развернулись и поспешили обратно к группе.
Как я им завидую. Хотелось бы и мне быть такой беззаботной как эти дети. Ходить по музеям и выставкам, когда все остальные работают или учатся. Вот так, всем вместе, вместе со своими друзьями.
Проводив ребят взглядом, Кристина направилась дальше вдоль Товарищеского переулка.
Ей нравился этот район, как и остальные подобные старинные районы Москвы, где переплелась история и современность. Невысокие здания постройки XIX века, сохранившиеся с тех времён в неизменном виде, нередко служили источником вдохновения для Кристины. Ей нравилось думать, что она ступает по той же дороге и по тем же местам, где некогда ходили выдающиеся русские деятели искусства, например, братья Сергей и Константин Коровины, известные художники, которые выросли в Товарищеском переулке. Только раньше этот переулок назывался Дурным переулком. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Вот и Кристина мечтала однажды стать известной художницей, оставить после себя след в искусстве. Чтобы через много десятилетий, а может и столетий, о ней помнили и вдохновлялись её работами.
Пройдя ещё минут десять неспешным шагом, Кристина добралась до дома номер тридцать. Именно в этом здании находился её художественный институт. Подойдя к зданию, Кристина окинула его взглядом. Корпус института представлял собой современное здание из светлого кирпича и бетона. Здание имело четкие прямоугольные очертания и состояло из нескольких уровней разной этажности: самый нижний уровень составлял в высоту три этажа, а самая высокая часть здания – шесть этажей. Для облегчения визуального восприятия сооружения и создания оптимальных условий для работы художников, часть стен была выполнена из прозрачного высокотехнологичного пластика.
Среди исторических построек и невысоких зданий вокруг, данное строение выглядело несколько неуместно. Но это Кристине даже нравилось: сочетание современности и истории дает много тем для размышления и творческих изысканий.
Кристина подошла к железным воротам с красивыми коваными узорами и пиками на верхушках решёток и прошла через калитку, поздоровавшись с охранником, который удобно расположился на стуле и загорал на солнце. Пройдя через небольшой садик, разбитый у главного входа в институт, Кристина подошла к зданию и зашла внутрь. Она сразу оказалась в очень просторном зале, по бокам которого были расположены широкие белоснежные мраморные лестницы, ведущие на площадку второго этажа. Вдоль стен стояло несколько статуй, а на стенах висели картины – всё это были работы лучших студентов этого года. И каждый год, а иногда и каждый семестр, экспозиция менялась. И одна из картин, размещённых в зале, была написана Кристиной. Остановившись у своей картины, Кристина на несколько минут задумалась. С полотна на неё смотрела светловолосая девушка в полупрозрачном одеянии, руки которой были воздеты к небу, а в небе парила одинокая белая птица. Позади девушки была темнота. Тьма словно наползала на девушку, уже поглотив её ноги, но та не сдавалась и стремилась к свету. Именно эта картина была представлена на молодежном фестивале изобразительного искусства и про неё даже написали пару строчек в газете. Эту заметку Кристина перечитывала много раз и для мотивации повесила вырезку из газеты над рабочим столом у себя дома. Это был первый раз, когда её работа где-то выставлялась. Кристина помнила, как волновалась перед выставкой, боялась, что картину не поймут, боялась критики. Но преподаватель настоял на участии Кристины в выставке и, волей-неволей, пришлось выставить картину на всеобщее обозрение. К её удивлению, выставка прошла успешно. Творение Кристины получило в целом положительные отзывы, в том числе и от известных художников столицы.
Поднявшись на третий этаж, Кристина зашла в первую попавшуюся аудиторию и обнаружила, что она была пуста. Это была аудитория живописи. Вдоль стен тянулись ряды столов, заставленных гипсовыми головами, торсами, искусственными фруктами, цветами, вазами – в общем, всем тем, что могло бы послужить для написания натюрмортов и портретов при отсутствии натурщиков. В центре зала стояло четыре-пять пустых мольбертов. Стол преподавателя был завален готовыми картинами на холстах, картоне, акварельной бумаге, кистями, красками и карандашами. Также здесь были и пустые холсты, натянутые на рамы и должным образом подготовленные для того, чтобы молодые художники могли написать на них свои шедевры. Заведующий этой аудиторией – профессор Иннокентий Белов – всегда разрешал своим ученикам приходить в аудиторию и «творить искусство», как он говорил, поэтому дверь почти никогда не закрывали на ключ. Он считал, что вдохновение может застать человека, ищущего его, в любой момент, или, наоборот, могло покинуть на занятиях. Если, придя на занятия к Иннокентию Ивановичу, студент не находил в себе творческого порыва, он мог спокойно подойти к преподавателю и сообщить, что он сегодня «пуст», ни одной мысли. Для Иннокентия Ивановича это была веская причина отпустить ученика с занятия на поиск вдохновения, словно справка от врача о болезни. За это он был самым любимым учителем на потоке. Но когда наступала пора сдавать сессию, он становился жёстким и требовательным. Спрашивал работы с учащихся и досконально изучал их. С каждым студентом беседовал не меньше получаса о том, что вдохновило его на написание этой картины и что она несёт миру, что этим произведением хотел сказать художник.
Кристина прошлась вокруг мольбертов, подошла к столу, заваленному картинами и чистыми холстами. Взяла чистый холст, масляные краски и села за ближайший мольберт у окна. Окна в этой аудитории были во всю стену. Дневной свет полностью освещал помещение. Кристина установила холст на мольберт. Закрыла глаза и несколько минут сидела без движения, обдумывая, что же она хочет написать. Затем открыла глаза и начала смешивать краски.
Немного красной краски, немного синей. Может быть, нарисовать лёгкий цветочный этюд, например, первые цветки или ростки, пробивающиеся из-под земли? Тогда нужно смешать коричневый цвет, размышляла Кристина, выдавливая небольшие капли красок и смешивая их на палитре. Её взгляд был прикован к пустому холсту, за смешиванием красок она следила краем глаза. Своим внутренним взором она уже видела, чем заполнить эту пустоту, прорисовывала тонкие изгибы пробивающегося из-под земли ростка, тонкого и хрупкого, но полного жизни и стремящегося ввысь.
Через несколько минут подбора цветов, Кристина уже была готова начать писать картину. Она взяла немного краски на кисточку и занесла её над холстом, чтобы сделать первый штрих, но вдруг внезапно остановилась. Ярко-васильковый цвет! Кристина только сейчас поняла, что у неё получился цвет точно такой же, как необыкновенный цвет глаз у маленькой девочки, которая снилась ей сегодня. Поняв это, Кристина от испуга выронила кисточку.
– Ага, попалась! Кто тут у нас? – раздался позади Кристины весёлый возглас.
От неожиданности Кристина вздрогнула. Это преподаватель Белов вошёл в аудиторию. Иннокентий Иванович был в бодром и весёлом расположении духа, впрочем, как всегда. Выглядел профессор весьма экстравагантно: небольшая бородка и усы как у мушкетёра, каштановые волосы с сединой доходили почти до самых плеч, а на темечке уже виднелась довольно приличная залысина, которую с каждым годом становилось всё труднее скрывать за ещё оставшимися прядями волос. Одет он был в тёмно-коричневые брюки, пиджак горчичного цвета с коричневыми вставками, имитирующими заплатками на локтях. Под пиджаком был одет жилет тёмно-зеленого цвета в синюю полоску и белая рубашка. Довершал образ благородного джентльмена (или «последнего мушкетёра», как его прозвали студенты) шейный платок сине-зелёных оттенков, который он носил вместо галстука.
– Мадмуазель Миронова! Как я рад видеть вас в своей обители, – весело заговорил Иннокентий Иванович. Надо сказать, что его манера речи была такая же затейливая и неординарная, как его внешность.
– Особенно приятно вас здесь видеть после последних занятий, на которых вам, к сожалению, не удалось проявить себя как это обычно бывает, – продолжал Иннокентий Иванович, – как вижу, вам всё же удалось приманить музу, и она озарила вас своим светом! Это очень вовремя, так как через две недели предстоит экзамен. Было бы прискорбно лишиться удовольствия полюбоваться вашим творением.
– Да, муза меня посетила и подарила некую идею, для осмысления которой требуется ещё немного времени, – смутилась Кристина, – но к экзамену всё будет готово! А теперь прошу меня извинить, мне срочно нужно на лекцию, которая вот-вот начнётся, – сказала Кристина, поднимая кисточку с пола. Падая, кисточка отскочила и оставила на полу два ярких васильковых пятна, будто глаза той девочки снова уставились на Кристину. Кристина поспешно стёрла капли краски с пола, вымыла кисть, собрала краски и положила на место холст, который так и остался пустым.
– А разве ещё ведутся лекции? Вроде бы уже все студенты готовятся к сессии, – рассеяно проговорил Иннокентий Иванович.
– Да, – замешкалась Кристина. И тут она вспомнила: как раз сейчас должны были начаться дополнительные лекционные занятия по истории искусства для студентов, которые пропустили более сорока процентов занятий. На проведении данных дополнительных занятий настояла сама декан факультета. Она была старой закалки и не могла допустить, чтобы из её учебного заведения выходили «недоучки».
– Вы же знаете нашего декана, – продолжала Кристина, – история искусств для неё святое. Лекция вот-вот начнётся, мне уже пора.
Кристина подхватила свой рюкзак и направилась к выходу:
– До свидания, Иннокентий Иванович!
– До свидания, мадмуазель Миронова, – озадачено сказал Белов. Его сильно удивило, что Кристина собирается на лекции для студентов-прогульщиков, так как Кристина прилежно посещала все лекции и была одной из лучших студенток, хотя и весьма своеобразной.
Кристина поспешно закрыла за собой дверь в аудиторию живописи, чтобы избежать дальнейших расспросов профессора. Но тут же она столкнулась нос к носу с деканом, Ларисой Викторовной Шэрер, очень ухоженной пожилой женщиной восьмидесяти лет. Несмотря на свой солидный возраст, Лариса Викторовна следила за модой, одевалась со вкусом и не забывала про макияж. Её невысокая, худощавая фигура, облачённая в чёрное приталенное платье длиной до середины икры, была полна достоинства, грации и неуёмной энергии. Словом, мадам Шэрер представляла собой весь шик русской аристократии.
– Аккуратнее, Кристина, – сказала они, уворачиваясь от зазевавшейся студентки. Походка у Ларисы Викторовны была уверенная и быстрая. Казалось, что она могла бы с лёгкостью снести субтильную Кристину с дороги, если бы вовремя её не обошла.
– Что вы здесь делаете, Кристина? Сессия начнётся только через две недели, – задумчиво спросила мадам Шэрер.
– Я…, – начала Кристина, – я хотела в качестве закрепления материала прослушать с отстающими студентами курс ваших дополнительных лекционных занятий, – выпалила сходу Кристина первое, что пришло ей в голову, чувствуя, что она попала в свой собственный капкан лжи.
И зачем я только Иннокентию Ивановичу про эти лекции сказала. А ей зачем? Что-то медленно сегодня соображаю, пронеслось в голове у Кристины.
– Закрепления материала? Вы же несколько эссе и докладов подготовили по истории искусств в этом семестре? – удивлённо переспросила мадам Шэрер, – но, впрочем, как я могу запретить студентам, пришедшим в наше заведение в поисках знаний и вдохновения, присутствовать на лекции. Пойдёмте. Лекция сейчас начнётся.
С этими словами Лариса Викторовна, чуть придерживая Кристину за локоть, начала рассказывать Кристине, какая она редкая студентка, что так рвётся к знаниям, в то время как большая часть её сокурсников позволяет себе пропускать лекции.
Они зашли в аудиторию. Лариса Викторовна проследовала к кафедре и начала проверять, кто из студентов из списка «должников» присутствует. Присутствующих набралось человек двадцать. Больше половины из них Кристина не знала, так как мало общалась с ребятами из параллельных групп, собственно, как и с ребятами из своей группы. Тем не менее, в аудитории присутствовало и несколько одногруппников Кристины: Инна Селиверстова, Маша Крутицкая, Михаил Квашнин, Антон Дроздов и Константин Громов. Почти все они с любопытством уставились на Кристину, зная, что она отличница и почти никогда не пропускает занятия. Им было не понятно, что она здесь забыла. Все они не раз пользовались её конспектами при подготовке к зачётам и экзаменам. Кристина не слишком обрадовалась такой встрече. Она знала, что все её считают девушкой со странностями, и за спиной рассказывают про неё гадости или придумывают небылицы. Ни с кем из сокурсников у Кристины не было по-настоящему дружеских отношений. По правде говоря, у Кристины вообще не было друзей. Только в далеком детстве у Кристины был единственный друг, точнее подруга, которая понимала и принимала Кристину такой, какая она есть, и дорожила их дружбой. Она была с Кристиной в самый тяжелый момент её жизни, когда Кристина проходила лечение в одном закрытом учреждении, но, в результате тяжёлой болезни, через несколько лет после знакомства с Кристиной, её не стало. С тех пор Кристина стала бояться испытывать привязанность к кому-либо, так как страх потерять и боль потери были настолько сильными и так глубоко запали ей в душу, что переживать такое ещё раз она больше не хотела. Из-за этого у Кристины никогда не было даже домашних животных: ни собак, ни кошек, ни рыбок.
Кристина, залившаяся румянцем от всеобщего внимания, быстро прошла мимо студентов и тихо села за самую последнюю парту. Через две парты от Кристины разместились её одногруппники. Инна и Маша, как только Кристина села позади них, захихикали и начали шептать на ушко своим друзьям что-то, косясь на Кристину. Она поняла, что эти девицы обсуждают её внезапное появление на занятиях для прогульщиков и строят очередные догадки о том, на кого из присутствующих запала Кристина или то, что Кристина переодетый маньяк, выслеживающий новую жертву.
Не обращая внимания на хихиканье и косые взгляды, Кристина достала тетрадь, и ручку. Рюкзак Кристина положила рядом на стол.
– Тишина в зале! – Лариса Викторовна начала свою лекцию:
– Напоминаю всем отсутствующим на занятиях, что в этом семестре мы занимались изучением искусства Западной и Центральной Европы в эпоху развитого феодализма. Итак, начнём. В истории западноевропейской культуры развитого феодализма выделяют два этапа. Первый –XI – XII века, второй – XIII – XIV столетия. На первом ремесло, торговля, городская жизнь были развиты ещё относительно слабо. Безраздельно господствовали феодалы-землевладельцы….
Кристине была хорошо знакома эта тема. Как сказала Лариса Викторовна, Кристина делала несколько докладов по развитию искусства во Франции, Италии. Так что нового из данной лекции для себя Кристина не почерпнула. Минут через двадцать после начала лекции, то ли от монотонного голоса лектора, то ли от усталости, вызванной ночным кошмаром или отсутствием сил из-за недоеденного завтрака, Кристина начала клевать носом. А ещё через пять минут, склонив голову на одну руку, а другой рукой держа ручку, которой она, вместо того, чтобы записывать слова лектора, которые и так знала наизусть, набрасывала эскизы к экзаменационному проекту для Иннокентия Ивановича, Кристина уснула…
– Кристина! Кристина! – радостно кричала Рита, симпатичная рыжая девочка, на вид лет десяти, с ярко-зелёными глазами. Её лицо было всё покрыто веснушками, что придавало ему очень задорный вид. Только бросалось в глаза, что кожа под веснушками была бледная, и фигура девочки была очень худая, измождённая. Но глаза были яркие и полные жизни.
Рита бежала по высокой траве через поле навстречу Кристине. Ярко светило солнце, небо было ярко-синего цвета, трава была сочная, свежая, покрытая каплями россы. Здесь и там был слышен стрекот кузнечиков, летали бабочки, опыляя цветы, которые в изобилии росли на поле. Несколько деревьев стояло в отдалении. Их зелёные кроны стали убежищем для стайки птиц, которые свили на их ветвях гнезда и весело чирикали. Всё вокруг было наполнено жизнью, спокойствием и гармонией.
В некотором отдалении виднелась группа небольших зданий, огороженная забором. Между корпусами можно было различить людей, часть из них была одета в белые халаты. Кристина сразу узнала это место. «Санаторий-профилакторий», как называла его мама Кристины. Но на самом деле это была частная подмосковная психиатрическая лечебница. Именно здесь Кристина познакомилась с Ритой, которая стала ей по-настоящему родным человеком и единственным другом.
– Рита! – радостно воскликнула Кристина, и побежала на встречу к ней, – как я скучала!
Рита подбежала к Кристине и Кристина, обняв Риту, начала кружиться вместе с ней.
– Как ты выросла, Кристи, – сказала Рита, высвобождаясь из объятий Кристины и поправляя своё зелёное платье с воланами внизу. – Такая красивая! Я так давно тебя не видела! Мне нужно столько тебе рассказать!
– Риточка, как мне тебя не хватало! Я так тебя ждала, почему ты раньше не приходила?
– Сначала ты была не готова, а потом ты меня не пускала, – серьёзно ответила Рита и тень печали и грусти промелькнула у неё на лице, – а сейчас время пришло. Пойдём, времени мало…
– Как это я не пускала? Готова к чему? Какое время пришло? Для чего? – не поняла Кристина.
Рита взяла Кристину за руку, и они пошли по траве к деревьям, подальше от зданий лечебницы. Они всегда любили играть в тени этих деревьев, даже мечтали когда-то сделать там себе домик на дереве. Кристина посмотрела под ноги и обнаружила, что она идёт босиком, а на ней надета какая-то белая рубаха до пят, чем-то похожая на саван как она это себе представляла. Трава приятно щекотала ноги, воздух был чистым и свежим, вся природа вокруг была полна жизни. Но Кристину обуяло непонятное чувство страха, тревожности. Снова возникло чувство необычайной реальности сна. Рита крепко сжимала руку Кристины и тянула её за собой.
– Скоро ты всё узнаешь, – начала Рита,– ты не такая, как все. Тебе дано видеть то, чего не могут видеть другие и быть там, где другим никогда не побывать. Ты – Связной. И ты нужна им. Даже среди них ты особенная. Ты ключ к спасению.
Рита замолчала, посмотрела в глаза Кристины и улыбнулась. Неожиданно Кристину передернуло от этого взгляда и мурашки побежали по всему телу. Затем Рита обняла Кристину за талию и прижалась к ней всем телом. Кристина смотрела на Риту, эту хрупкую маленькую девочку, которая сейчас была на две головы ниже Кристины, а раньше, в детстве, она была выше Кристины на целых десять сантиметров. Кристина обняла подругу и нежно погладила её по голове. Она ощутила, какие у неё мягкие волосы. Ощутила их свежий цветочный запах. Видела, как они переливаются золотом от каждого её прикосновения. Затем Рита высвободилась из объятий Кристины и отвернулась от неё. Сделав несколько шагов, девочка подошла к дереву и обняла его. Бабочки, пролетавшие мимо, сели на голову Риты.
– Рита, я ничего не понимаю, мне страшно. Почему я – Связной? Кто такие Связные? Ты о чем? Или, быть может, я снова схожу с ума? Или я умерла и в Раю вместе с тобой? Рита? Ответь! – Кристина решительно подошла к подруге и развернула её. Но как только Кристина повернула к себе Риту, вместо зелёных глаз подруги на неё уже смотрели ярко-васильковые глаза. Перед ней вместо Риты стояла девочка из её ночного кошмара. От неожиданности Кристина отпрянула назад. Но слишком быстро. Кристина случайно наступила на подол длинной рубахи, в которую была одета, и запнулась. От полноценного падения её спасло только то, что она успела подставить правую руку, а левой начала ловить воздух, стараясь поймать баланс. Дотронувшись до земли, Кристина поняла, что зелёная трава, так нежно щекотавшая босые ноги и наполняющая воздух своим свежим ароматом, исчезла. Теперь земля была голая, растрескавшаяся, словно выжженная после пожара. От удара от земли в воздух поднялась небольшая дымка серого пепла. Земля будто рассыпалась от малейшего прикосновения к ней.
Пульс Кристины участился, быстро дыша, практически задыхаясь от нахлынувшего на неё ужаса, Кристина поднялась и уставилась на девочку. Девочка всё это время стояла на месте и спокойно смотрела на Кристину. Она стояла босая и тоже одетая в длинную белую рубаху.
Ангел в Аду, мелькнула мысль в голове у Кристины.
– Ты?! Снова ты? Кто ты? – в панике закричала Кристина.
Она начала оглядываться по сторонам. Все звуки смолкли. Солнце уже не светило, его заволокла плотная белая пелена. Листва с деревьев осыпалась и превратилась в серую пыль. Стволы деревьев искривились. Синеву неба застилала белая мгла. Жизнь словно покинула это место, и Смерть вошла в свои права.
– Кристина, ты ключ к спасению! Помоги не допустить непоправимого! – воскликнула девочка, её взгляд был полон надежды и веры. Снова эта вызывающая недоумение фраза, снова этот недетский взгляд на детском лице. Кристина поймала себя на мысли, что никто и никогда не смотрел на неё так, как эта девочка: с такой мольбой и, одновременно, уверенностью в том, что Кристина со всем справится.
Вдруг девочка стремительно приблизилась к Кристине, схватила её за руки и сильно сжала запястья. Кристина почувствовала боль, но не смогла отдёрнуть руку, всё её тело будто оцепенело. Она видела перед собой только огромные васильковые глаза и тонула в них, словно в океане, и слышала только голос девочки, который твердил:
– Найди Воина – он расскажет тебе кто ты. Найди Учителя – он научит тебя быть собой. Знаки укажут тебе путь. Ты поймешь, что нужно делать. Времени мало. Торопись! – с этими словами девочка отпустила Кристину.
Словно электрический ток прошёл через тело Кристины, она вскрикнула и зажмурилась.
– Боже мой, Миронова! Что с вами? – раздался голос декана мадам Шэрер, – ответ студента Петраковского на вопрос об итальянском искусстве эпохи Возрождения был поистине чудовищен, но это не повод кричать и падать в обморок. С вами все хорошо?
