скачать книгу бесплатно
Оба снова замолкли, и молчание это было неловким, выматывающим. Йенни чувствовала острую нужду в том, чтобы заполнить паузу.
– Слушай, а кто должен был ехать сюда вместо меня? Он из нашей школы? Может, мне хоть стоит деньги этому человеку вернуть, если я его знаю?
На губах Оскара заиграла шаловливая ухмылка:
– С чего ты взяла, что поехала вместо кого-то? Мы собирались ехать впятером, а тут нас должна была встретить Астрид. Скоро, кстати, она приедет. А насчет билета для тебя Аксель начал хлопотать недели за две до фестиваля. А что, он сказал, будто ты поехала вместо друга?
Йенни кивнула, задумчиво разглядывая лица незнакомцев в толпе.
– Значит, теперь он меня убьет…. Хотя ты ведь не скажешь ему, что я тебе все рассказал, правда? Ну пожалуйста!
Оскар опустил ладони на плечи Йенни и выпятил нижнюю губу, сведя брови вместе.
– Так уж и быть, не переживай, – рассмеялась она. – Скажу, что сама догадалась.
* * *
В половине третьего ночи парни и девушки разошлись по отдельным палаткам. Так как Роми ушла в уборную, в палатке пока разместились Аура, Йенни и Астрид. С последней Йенни была знакома чуть более двух часов, но уже приметила в ней кучу деталей, которыми бы хотела наградить одну из своих героинь. Жирно подведенными глазами, волосами с цветными прядями и черным платьем Астрид напоминала Йенни эмо-принцессу из музыкальных клипов начала двухтысячных.
– Знаете, это забавно, что на каждую нашу с Акселем годовщину мне нужно обязательно столько бухать, – заявила Аура, обессиленно плюхнувшись на белоснежное одеяло. – Мне кажется, я завтра сдохну. Ой, точнее, уже сегодня.
– Погоди, что ты сейчас сказала? – округлила глаза Астрид. Она откинула волосы с лица и поудобнее улеглась на бок, подложив руку под голову. – Годовщина? Вы типа вместе? Почему я вечно все пропускаю?
– Не-е-ет, ты чего. Расстались мы до первой годовщины. Еще в начале девятого класса. Просто так получается, вот уже три года что-то такое происходит в этот день, и мы с ним шутим, будто отмечаем таким образом то, что мы не вместе. Знаешь, типа как те физики, которые каждый год бухали в день, когда выдавали Нобелевки. Они типа отмечали то, что снова Нобелевку не получили.
– Это не имеет никакого смысла, но ладно. Я уже ничему не удивляюсь, – рассмеялась Астрид. – А в прошлом году что было? Почему я ничего такого не помню?
– В прошлом году… – Аура закусила губу, нахмурилась. – Ничего грандиозного, на самом деле. Мы всей нашей компашкой поехали на выступление одного рэпера из Гамбурга в клуб и напились там. Тебя не было тогда с нами. Ты ж к соревнованиям готовилась.
– А, точно, – обронила Астрид и недовольно сморщилась.
– И это было то время, когда… когда у Акселя папа сильно болел… и он проводил все время с ним. Никто из нас не знал вообще-то про болезнь его отца. То есть… мы заметили, что Аксель больше с нами не тусуется за пределами школы, но решили, будто он просто взялся за учебу, как и все нормальные люди, кто хочет хорошие оценки получать. А потом мама сказала про больного папу. Она ж медсестра и все как бы знает. Ну и мама же попросила его как-то ненавязчиво поддерживать и отвлекать. Я вот подумала и пригласила его поехать с нами на концерт. Мы готовились к тесту по математике тогда у него дома, и он сначала отнекивался и придумывал отговорки. А потом… в комнату вошел его папа. Девочки, он такой был худой и земельно-серый. Как будто другой совсем человек. И Арвид сказал Акселю, чтобы он ехал и веселился. Сказал, что ему не будет больше шестнадцать. В общем, еле уговорили. Это была своего рода победа. И он так напился тогда. Я никогда не видела, чтобы Аксель столько пил.
– И к концу этого замечательного мероприятия вы переспали, да?
– Нет, какой там! Тебе лишь бы переспали, – фыркнула Аура. – Мы кутили до самого утра. Я вообще не помню, что было ночью. Только помню, что в шесть я и Аксель завалились в какую-то турецкую забегаловку, купили супероверпрайснутый и не особо вкусный донер, и я стала жаловаться ему на то, что все мои бывшие, кроме него разумеется, мудаки. Не знаю, слушал ли он меня. Наверное, нет. Я бы тоже себя не слушала, – усмехнулась она. – А потом он попросился переночевать у меня – не хотел в таком виде появляться дома.
– То есть ты хочешь сказать, он спал в твоем доме, и он просто… спал? – не могла угомониться Астрид.
– А что? Так сложно поверить?
– Ну… Знаешь ли.
– Вообще… это было ни черта не весело. – Аура вздохнула. Вздохнула так, как вздыхают люди, когда говорят о чем-то, что их давно тяготит. – Я проснулась раньше него. Он такой osito[25 - Osito (исп. медвежонок) – милое прозвище, которое могут дать симпатичному парню.], когда спит… я даже тогда немного пожалела о том, что мы не встречаемся. Но суть не в этом. Я пошла в душ, а когда вернулась в свою комнату, он уже проснулся. Сидел на моей кровати, закрыв лицо руками, и плакал. Ну, мне так показалось, по крайней мере. И я представляю, что он ощутил, проснувшись. У меня часто такое бывает после того, как напьюсь. Завтра, наверное, проснусь с таким же мерзким чувством этой… хреновой уязвимости перед любыми эмоциями. Ой, то есть сегодня уже. Но я снова говорю что-то не то, – сонно пробормотала Аура и протерла глаза. – Так вот, он, кажется, плакал. И я сразу же прикрыла дверь и свалила в ванную. Я не знала, нужно ли мне подойти к нему или оставить его одного, пока он не возьмет себя в руки… Смелости подойти у меня не хватило. Я боюсь людей, которые плачут. Я боюсь, когда плачут такие люди, как он. У меня… у меня тогда совсем не остается надежды. И папа его умер через три недели после того дня. В общем, мы набухались, вроде бы повеселились, но вспоминать мне тот год всегда грустно.
– Это все жутко печально, конечно. Но я точно сейчас умру. Я так хочу е-е-есть! Просто безумно, – заныла Астрид, хватаясь за живот.
– Ты обкурилась, вот и хочешь есть. Кстати, у меня есть один косяк. Последний. Можем разделить, – вскинула брови Аура. – Йенни, ты не против, если мы закурим?
– Нет, все в порядке. Я пойду пока поищу Роми. Она, когда уходила, была очень бледная. И, кажется, нехорошо себя чувствовала. Я схожу в туалет и приведу ее, ладно? У меня какое-то странное предчувствие.
С этими словами Йенни вышла наружу, не дожидаясь ответа. Туалетные кабинки находились в нескольких минутах ходьбы от палатки.
Йенни быстро шагала по лагерю, надеясь, что никого не покалечит, передвигаясь в кромешной тьме. На сапфировом небе, подернутом серебрящейся дымкой, не видно было ни звезды. Лишь желтая круглолицая луна хмуро поглядывала из-за набегающих туч.
Вскоре до Йенни стали доноситься странные бессвязные звуки. Она ускорила шаг, но в одно мгновение резко остановилась, словно ноги ее припечатали сургучом к земле. Йенни закрыла рот руками, глядя на мечущегося в конвульсиях человека. Приблизившись на ватных ногах, она поняла, что это Роми. Глаза ее были закрыты, она извивалась так, словно сквозь ее кожу проводили ток. Грудь и шея были в рвоте, по синеющей коже струился пот. Йенни, словно под действием гипноза, упала на колени возле Роми, нависла над ее изможденным телом. Тошнота не давала Йенни дышать. Страх клубился в горле. И мысли в голове путались, тонули в ядовитом море паники.
Не помня себя от страха, Йенни вцепилась в телефон и набрала 112.
– Алло, здравст…
– Здравствуйте. Мне нужна помощь! То есть не мне, а моей знакомой, – залепетала она, удивляясь тому, как жалко звучит ее голос. – Тут девушка… Она извивается на земле, вся грудь у нее в рвоте… И это похоже на эпилептический припадок. Наверное. Я не знаю точно. Мы знакомы всего несколько часов. Я понятия не имею, что происходит. Помогите, пожалуйста!
– Назови адрес, пожалуйста, – мягко произнесла женщина на другом конце провода.
– Мы на музыкальном фестивале в Сигтуне.
– Постарайся назвать более точное расположение.
– Мы в палаточном лагере на территории фестиваля. Она… она потеряла сознание возле туалетных кабинок. Это недалеко от входа в палаточный лагерь. Мы в первом же секторе. Пожалуйста, умоляю, поторопитесь! Она вся синяя, – прошептала Йенни, едва сдерживая душившие ее слезы.
– Машина уже выезжает. Постарайся не паниковать, хорошо?
– А что мне делать до вашего приезда?
– Попытайся привести ее в сознание. Это важно. Проследи за тем, чтобы рвотные массы не забили дыхательные пути и чтобы язык не запал.
Не успела Йенни спросить, каким образом она должна это сделать, как в трубке раздались глухие безжизненные гудки.
Йенни осторожно перевернула Роми на бок, похлопала по щеке, но та по-прежнему не приходила в сознание. Едва подняв телефон с сырой земли, онемевшими от страха пальцами она набрала номер Акселя.
На звонок он ответил почти сразу:
– Алло? Йенни? Что-то случилось?
Сиплый спросонья голос Акселя звенел нотами беспокойства.
– Роми, – выдавила Йенни, из груди ее вырвался болезненный всхлип. – Она без сознания… Она бьется в конвульсиях. Пожалуйста, приходи быстрее. Мне страшно за нее!
– Где вы? – глухо спросил Аксель.
– У туалетных кабинок. Поторопись, я тебя умоляю! Ей очень плохо…
Йенни засунула телефон в карман и заботливо убрала с влажного лба Роми прилипшие светлые пряди, потом попыталась вернуть ее в сознание – вновь несильно похлопывала по щеке, трясла за мягкое плечо. Но все было безуспешно.
Аксель появился спустя пять минут. Он тяжело дышал, в его глазах застыл испуг, какого Йенни не видела в жизни. Откуда ей было знать, что в ее обезумевшем от ужаса взгляде, точно в зеркале, отражалась та же эмоция.
– Аксель, – выдохнула Йенни то ли с облегчением, то ли с беспокойством.
Аксель опустился на корточки, уставившись на Роми.
– Это выглядит как… как тогда. Как передоз. С Робби все было так же… – заключил он тихим шепотом.
Он опустошенно смотрел на синее, перепачканное рвотой лицо Роми, придерживая ладонью ее голову. Аксель вдруг рухнул на колени, застыл, цепляясь пальцами свободной руки за коротенькую траву. Его взгляд метался из стороны в сторону, грудь вздымалась частыми и резкими рывками.
Йенни сидела, прижав ладони к глазам, словно надеясь, что это всего лишь дурной сон, беспощадная игра разгоряченного воображения. Но реальность нагло стучалась в дверь тяжелым, исключительно редким вздохами Роми и влажными хлюпающими звуками, извергающимися из ее гортани.
Когда скорая помощь была на месте, ребята тоже решили ехать в больницу.
– Йорген скажет остальным завтра, что произошло. Они уже вырубились или не в состоянии даже стоять на ногах, – предупредил Аксель, забираясь в машину. Йенни запрыгнула следом, и парамедики захлопнули за ней двери – резко, почти молниеносно. Отвергаемое ею, но все же ощущаемое всеми в машине присутствие смерти имело особенность придавать человеческим движениям небывалую, животную резкость.
* * *
Догадки подтвердились – врачи сказали, что у Роми передозировка амфетамином, осложненная сильным алкогольным опьянением.
Когда Роми увезли в реанимацию, Аксель и Йенни остались стоять в приемной, в мертвой тишине. Опустошенные. Обессиленные. Морально подавленные. Аксель уселся на диванчик. Его движения казались безжизненными, словно он был не человеком – куклой на шарнирах. Йенни последовала за ним, едва передвигая ноги.
Спустя полчаса, проведенных в звенящем безмолвии, она сумела вернуть самообладание. Слезы больше не скатывались по щекам, руки почти не тряслись. Сознание прояснилось. Аксель все так же сидел, спрятав лицо в ладонях и уперев локти в колени.
– Хей, ты как? – позвала шепотом Йенни, дотронулась заботливо до его плеча.
Аксель повернул лицо в ее сторону, и она увидела его невыносимо печальные глаза.
– Прости меня. Я хотел, чтобы ты развеялась, отдохнула. Мне жаль, что ты видела… это.
Он снова отвернулся, и на острых скулах выступили желваки.
– Я же не идиотка, чтобы думать о том, хорошо ли я повеселилась, когда в соседней палате дорогого тебе человека вытаскивают с того света, – возмутилась Йенни.
– Это все… и моя вина тоже, – сказал он спустя некоторое время. – Я должен был присматривать за ней. Я должен был заметить, что творится неладное. Я ведь знаю ее лучше всех…
– Ты прикалываешься? Ты не можешь себя в этом винить! – воскликнула Йенни, разведя руки в стороны. – Ты такой же подросток, как и все мы. Ты нам не нянька, ты не должен ни за кем присматривать или брать ответственность за чужие ошибки! Ты не можешь винить себя. – Она сделала паузу, а затем тонким бессильным шепотом повторила: – Не можешь…
Недолго думая, Йенни опустилась на колени перед Акселем, чтобы видеть его лицо. Преодолев старую привычку, она взглянула в виноватые, омраченные печалью глаза.
– Аксель, – прошептала Йенни, с кроткой нежностью притронувшись ладонью к его щеке. Он едва заметно вздрогнул. – Ты сделал все, что от тебя зависело в этой ситуации. C Роми все будет в порядке. Не стоит так терзать себя, хорошо? Она обязательно выкарабкается. Вот увидишь.
Аксель устало смежил веки, накрыл ладонь Йенни своей, крепче прижимая ее к лицу. Прикосновение этих холодных рук дарило ему больше тепла и заботы, чем тысячи объятий и поцелуев с другими людьми.
Йенни не смела шевелиться. Она лишь смотрела, как трепещут длинные черные ресницы Акселя, наблюдала, как едва заметная складка прорисовывается на лбу, как приоткрываются потрескавшиеся губы. И сердце ее в те моменты отчаянно рвалось из груди.
– Можно мне тебя обнять? – спросил Аксель нерешительно. Его пальцы робко скользили по внутренней стороне запястья Йенни.
Йенни кивнула, и тогда Аксель поднял ее с пола, чтобы потом крепко прижать к себе. Он уткнулся носом ей в шею, зажмурился, жадно вдыхая пленяющую смесь из согревающего парфюма и яблочного запаха волос.
Йенни прикоснулась губами к плечу Акселя, вперила взгляд в стеклянные двери за его спиной. Кожа ее покрылась рябью крохотных мурашек, и в горле встал ком. Йенни чувствовала, как близки они были с Акселем в ту минуту, как нужны друг другу. Она буквально видела прочные мареновые нити, протянувшиеся между ними.
Йенни прикрыла глаза, думая о том, что никогда больше не желает выпускать Акселя из кольца своих рук, – эти объятия, усталые и отчаянные, создавали иллюзию того, что она еще могла его от чего-то защитить, спрятать от очередного удара судьбы.
* * *
Спустя два часа врачи сообщили, что состояние Роми стабилизировалось и ее жизни ничего не угрожает. Только теперь Йенни с Акселем заметили, в каком напряжении сидели все это время – за несколько часов ожидания Аксель раз десять выходил на улицу, успев выкурить половину пачки сигарет.
В начале шестого Йенни устроила голову у него на плече и прикрыла глаза, проваливаясь в беспокойную дрему. Каждые пятнадцать минут она просыпалась от холода и тревоги.
– Ты вся дрожишь, – прошептал Аксель, когда подруга в очередной раз распахнула глаза, сонно озираясь по сторонам.
Йенни потянулась, рассеянно кивнув. Аксель снял свою куртку и накинул ее на плечи Йенни.
– Спасибо. А ты сам не замерзнешь?
Йенни укуталась в черную кожанку Акселя и снова прилегла на его плечо.
– Все в порядке. Не переживай.
– Аксель, – просипела Йенни. – Когда врачи снимали с Роми куртку, я заметила, что у нее левое запястье покрыто шрамами от ожогов… сигаретных. Ты знаешь что-нибудь об этом? Может быть, это как-то связано с тем, что произошло?
– Не думаю. Это давно случилось. Ей лет пятнадцать было. Она жгла себя сигаретами из-за парня. – Йенни напряглась, почувствовав, что Аксель начинает нервничать. Ее пальцы невольно потянулись к его руке, и Йенни осторожно сжала его ладонь. В ответ на этот жест Аксель слабо улыбнулся. – Там долгая история, но, если коротко, этот мудак, в которого она была влюблена, здорово подорвал ей самооценку своими обзывательствами и тупыми шутками. Так как мы с ней тогда близко общались – не то что сейчас, – я первый заметил ее ожоги и взял с нее обещание, что она с этим покончит… ну и попытался хоть как-то ее поддержать и отвлечь от ненужных мыслей. Старался не оставлять ее одну надолго и все такое. По сути, пришлось буквально по крупицам собирать ее самооценку. И все из-за какого-то придурка, который сказал ей, что она толстая, представляешь? Я правда не понимаю, почему нам настолько проще начать себя ненавидеть и презирать, чем начать себя ценить или банально – уважать. Типа… это за каким-то хреном эволюцией продиктовано, или в чем причина того, что люди обречены столько страдать из-за совершенно иррациональной ненависти к самим себе же?
– Я бы тоже хотела знать ответ на этот вопрос, – прошептала Йенни.
Несколько минут она молчала, вдыхала едва уловимый запах табака, цитруса и мяты, которым пропиталась куртка Акселя, и раздумывала над тем, что он сейчас ей рассказал. Йенни не могла представить себе хохотушку Роми прислоняющей тлеющий кончик сигареты к своим бледным запястьям. Не могла представить, каково это – узнать, что твой друг, твой родной и близкий человек, добровольно подставляет тело под жгучие карминно-красные укусы сигарет. От мысли о шрамах на руках Луи или Акселя ей сделалось плохо – Йенни сжалась под курткой, впилась больно пальцами в плечи.
– Уже полседьмого. Ты проголодался? Я могу принести шоколадки из автомата.
– Я не голоден. К тому же не люблю сладкое.
– Ты говорил обратное, когда мы были в кондитерской, – недоверчиво произнесла Йенни, поглядывая на Акселя снизу вверх.
– То миндальное печенье скорее исключение. Если ты проголодалась, то можем поискать какую-нибудь закусочную. Или спросить у местных, где можно поесть. – Аксель взглянул на экран телефона и разочарованно выдохнул. – Правда, в это время все кафе еще закрыты.
– Мне хватит «Сникерса» из автомата, – ответила Йенни и поднялась с диванчика.
* * *
В девять больница стала наполняться голосами, в коридорах не утихали шаркающие шаги медсестер, металлический скрежет тележек с лекарствами. У Йенни было такое чувство, словно эту ночь они провели в вакууме, где жизнь не била ключом, где все замерло в вязком ужасе ожидания.
Вскоре к диванчику, где изнемогали от усталости и волнения Аксель с Йенни, подошла медсестра – симпатичная, пышнотелая женщина с тонкими губами, застывшими в вежливой улыбке. Она выглядела бодро, доброжелательно.
– Ребят, вы можете поговорить со своей подругой. Только недолго и по одному, хорошо? Скоро еще должны подъехать ее родители.
Женщина жестом пригласила Йенни и Акселя следовать за собой.
Пройдя по длинному узкому коридору, ребята остановились у палаты № 42. От скучного сочетания белоснежного и голубого цветов, в которые была выкрашена вся больница, и стойкого запаха медикаментов уже становилось дурно.
– Она в этой палате. Кто пойдет первым?
– Я, – коротко ответил Аксель и приоткрыл дверь, которая квадратным стеклянным окном взирала на молчаливую серость полупустого коридора.
