Записки Дмитровчанина

– Серега, крикнул я, – эфир в канистрах не носят. Молчание. А потом началось, мне стали давать поручения реальные, перемешивая их со всякой чепухой. Типа «протри волну на 75 Герц», «подай диапазон», «продуй насосом волновод» и другое. Но я не поддавался. Мы все, конечно уже устали, хотелось развеяться, скоро обед, а я все не поддавался на провокации. И тогда случилось то, что я помню уже сорок девять лет. Один из ребят, по-моему Николай, сказал: Ну ладно, Борис, проверку по технической грамотности ты прошел, принеси из комнаты № 1 прибор №… он там, у окна слева на стеллаже стоит, на второй полке снизу, и на сегодня работу заканчиваем. Обрадованный скорым окончанием работы я бегом побежал в кладовку № 1, метнулся к нижней полке стеллажа у окна, и тут что-то мелькнуло у меня перед лицом. Я выпрямился и меня охватил ужас. Прямо передо мной на расстоянии 40–50 см. от моего лица висел громадный паук, размером с чайное блюдце. Желтовато-коричневый, какой-то лохматый, он шевелился. Меня сначала охватил какой-то ступор, все конечности как будто окостенели. И если бы у меня были волосы, я стригся под ноль, то они встали бы дыбом. Длился этот ступор, наверное, долю секунды. Я все-таки спортсмен, и на одной реакции прыгнул назад, да так, что проскочил трехметровую кладовку за один прыжок. И если бы дверь открывалась вовнутрь, то я ее выбил бы вместе с коробкой. А так она распахнулась с такой силой от удара моего тела, что только пружина слетела с петли и жалобно зазвякала. То, что я увидел, вылетев из кладовой № 1, заставило меня остановиться. На бетонном полу, застеленном брезентом, лежали мои четыре коллеги и давились от смеха. Серега, Колька, Валерка и Славка хохотали, тряслись и подпрыгивали на брезенте от охватившего их смеха. Валерка лежал на спине и согнув колени как-то странно икал и дергался. Купили… меня, в общем. Глядя на них, и я не удержался и заржал во весь голос. И адреналиновая пружина, скрутившая меня, вместе с хохотом, грохотавшем на весь ангар потихоньку ослабла. Потом подошли ребята с других самолетов и тоже рассмеялись. В общем, первый рабочий день закончился весело. Я, конечно, вернулся в кладовку посмотреть на паука-фалангу. Когда-то давно, больше года назад его убили на одной из стоянок самолетов. Потом подсушили и повесили на тоненькой леске на окно. А учитывая, что все окна в промзданиях и кладовых никогда не моются и затянуты пылью, то и света в помещениях почти нет, сумрак какой-то. И паука-фалангу сразу-то и не увидишь. Да еще от ветра он шевелился, как живой. В общем, жуть. Сейчас по телевизору и интернету можно увидеть всяких пауков – птицеедов и других. Но такой фаланги гиганта я вообще не встречал. Вернувшись в казарму, все наперебой стали рассказывать об этой шутке ребятам-сослуживцам, остававшимися по делам. Меня, конечно, еще долго легко подкалывали, да я сам вместе со всеми смеялся. Скучно же в армии. Развлечений нет, а тут такое событие…Вот и помню его почти 50 лет.

Рассказик восьмой

Охота

«Жизнь требует движения…»

Аристотель (ШМ в. до н.э.)

Как я уже рассказывал, служба в армии, в мирное время, довольно однообразна и скучна. А когда это длится три года, то можете себе представить. Только по воскресениям нас водили, опять-таки строем, под песню в дом культуры, в кино. А так каждый старался в свободное от службы время, чем-нибудь себя занять: большинство – спортом, подготовкой к институту и так далее. Так уж получилось, что у «салаг» времени не было практически, у «молодых» время уже появлялось, а у «стариков» было больше всего. Но не из-за какой-то дискриминации, а потому что «старик» благодаря своему опыту выполнял свою работу и все свои дела по службе за час, а «салага» за день. Случилось то, о чем я хочу рассказать, в конце второго года службы. Я был еще не «старик», но уже почти не «молодой». У нас был в гарнизоне медблок и возглавлял его подполковник Писарчук. О нем я уже рассказывал. Кто-то из ребят мне рассказал, что он собирает крупных скорпионов, фаланг и каракуртов. Причем, за скорпионов и фаланг размеров больше 5 см. дает отдохнуть в медсанчасти три дня, а за любого каракурта семь дней. Для каких целей он их собирает, никто не знает, да и не наше это дело, а вот отдохнуть в санбате от службы, да и поесть по другой норме питания хотелось бы. Однажды во время службы я его встретил и спросил об этом. Он мне все подтвердил и сказал, что если я принесу насекомое, то все так и будет. Только без болтовни.

И вот я все свободное время стал посвящать охоте. Охоте на ядовитых насекомых. С разрешения старшины одевал сапоги вместо ботинок, брал несколько стеклянных банок с крышками, длинную палку и уходил в пустыню. Не очень далеко, в пределах слышимости, то есть если тревогу объявят, то минут за десять точно добегу. Немного расскажу об этих насекомых. Скорпион в Кара-Кумах цвет имеет желтовато-сероватый, полупрозрачный, хвост как бы составной, на конце – жало. Ядовит круглый год, но весной особенно, причем опасен любого размера. Жало свободно пробивает хлопчатобумажную солдатскую форму. У нас один солдатик сидел на песке рядом со мной и вдруг хлопает по ляжке. Вот, – говорит – гад! Убил маленького скорпиона сантиметра два длинной. Хвостом бил по брюкам натянутым. Ну, убил и убил. Вдруг проходит некоторое время, как закричит: – Нога, нога! – Увезли сначала в медсанчасть, а потом и в госпиталь в Баку. Девять раз ногу резали, все время нарывала. Так и комиссовали. Теперь о фаланге. Довольно страшный и противный на внешний вид, желтовато-коричневого цвета, паук. Говорят, неядовитый. Но он питается трупами животных, насекомых и на его жвалах, похожих на маленькие ножницы находится трупный яд, что еще хуже. Если от яда натурального можно применить для лечения вакцину, то от трупного яда – вопрос. Фаланга очень быстро бегает и даже прыгает. Ноги как пружинки. Теперь о каракурте. Каракурт – в переводе с туркменского – «черная смерть». Говорят, укусит – просто ложись и помирай. Черного цвета. Не очень большой по размеру. Сантиметра два-три по телу, без лапок. Очень ядовит. Туркмены – киллеры подсовывали каракурта в юрту своим врагам и за ночь он всех перекусает и убьет.

Вот на таких насекомых я и охотился. Идешь по пустыне. Смотришь, какая-то палка лежит. Откинешь, а под ней скорпион. Аккуратно, прямо стеклянной банкой, вместе с песком загребешь его, начинаешь рассматривать. Если маленький, то придумывал для него казнь. Например: суровую нитку пропитывал бензином, клал кольцом вокруг скорпиона и поджигал. Так он тут же задирал свою голову и хвостом своим бил себе под нее. И готов. Однажды решил проверить, кто сильнее, скорпион или фаланга, тоже не очень больших размеров. Скорпион сидел в одной банке, а фаланга в другой. Так я вместе с песком пересыпал в одну и стал смотреть. Никакой драки не было. Фаланга моментально откусила хвост скорпиона и начала его жрать.

Но большей частью я их просто убивал, когда ногой давил, когда палкой. Но больших не встречал. И лишь однажды пошел я на стрельбище, где выставляют прицелы самолетных пушек. Типа небольшого оврага, а в конце бревенчатая стена, обсыпанная грунтом. На бревна подвешивают мишени и метров с трехсот стреляют из пушек и пулеметов, выставляя прицелы. Там вокруг, от бревен, осколков, щепок валяется множество. Вот тут я повеселился. Смотрю, на одном краю бетонки лежит большая щепка, как доска. Я к ней, подкидываю своей палкой, а там лежит фаланга, ну очень большая, по телу явно 6–7 см. Я к ней, а она на бетоне лежит, как ее возьмешь. Тут она взяла и побежала по бетонке, да так быстро. Я за ней. И не доходя одного шага до края бетонки, она как прыгнет мне на грудь, но не долетела, я ее рукой в воздухе как шмякну! Она упала на песок, можно сказать, «без сознания», и я ее быстренько в банку и крышкой прикрыл. Принес в медсанбат. Отдал медбрату. А тот сразу: раздевайся. И выдает больничное белье. Разместил меня в палате. – Отдыхай, – говорит. В эскадрилию я сам позвоню. Три дня я там сачковал. Ребята меня навещали, я им, конечно, все рассказал, по большому секрету. Следующий раз я попал в медсанбат, уже когда поймал каракурта. Было это летом. Вечером, когда еще было светло, я решил сходить в одно интересное место. Я его издали видел, но побывать так не успел. Представьте себе, иду я по песчаным дюнам, и вдруг передо мной расстилается плоский участок пустыни, который буквально завален белыми ломаными камнями размером с человеческую голову. Как будто какой-то великан повеселился. Вот там-то я и нашел каракурта. Он сидел на одном камне и видно грелся на солнце. Меня увидел – и раз! И спрятался под ним. Я камень перевернул, его увидел и банкой на песке сразу накрыл. И понес его в казарму, чтобы ребятам показать. А то все про них слышали, но никто никогда не видел. Поставил в курилке банку, все подходят, смотрят. А он такой черный, страшный, жвалами шевелит, бегает по дну, а по стенкам подняться не может. Кто-то из ребят принес соломку и давай ей его дразнить. Так представляете, он зашипел. А соломку жвалами схватил и перекусил, как ножницами. Мы все очень впечатлились. Потом отнес в медсанбат и сачковал неделю. И честно говоря, мне стало стыдно. Если в первый раз я и был-то фактически два дня в медсанбате, не заметил их. То в этот раз сижу, как дурак, на скамейке в тени дерева у санчасти. День, два, пять, озверел, оторвавшись от коллектива. На шестой день сам ушел в казарму. Не смог, будучи здоровым, лежать, ничего не делать, когда ребята работают. Я, конечно, понимаю, что многие мне завидовали и хотели бы тоже в санчасти дурака повалять. Но я не смог больше. И в дальнейшем больше пауков не ловил.

Рассказик восьмой

Рыбалка

Я смотрел на него, а он меня. Его черненькие глазки сверкали разными цветами от мерцающего солнечного света, пробивающегося через полуметровую толщу воды. Ветер гнал мелкую рябь по поверхности моря и при этом лучи света преломлялись во все цвета радуги и мелкими цветными пятнами преобразовывали подводный ландшафт в какое-то феерическое место.

И когда я еще ближе подплыл к этому усатому созданию, он как-то ловко и быстро попятился внутрь своей норки, а потом вдруг резко выбросил вперед в мою сторону здоровую по размерам клешню и щелкнул ею так что даже под водой слышно было. А может быть щелчок мне показался, но клешня была большой, как только он ухитрялся ее в норке прятать. Да, вы наверное уже догадались, это был серый морской рак.

И пока я вынырнул на поверхность отдышаться, он вновь убрался в свою норку. Только усы черного цвета слегка колебались от движения воды, а может это он сам ими шевелил. Громадная глыба подводной скалы своим основанием уходящая на глубину метров пять, то ли из ракушечника, то ли из известняка, была вся испещрена дырками-норками. Как будто какой-то великан с дрелью и сверлом большого диаметра насверлил дырок, причем их было так много, что даже в глазах рябило. Такими скалами и поменьше и побольше было усеяно все подводное побережье моря. Верх этих скал не доходил до поверхности примерно на метр-полтора. На них можно было даже встать, если не боишься поранить босые ноги острыми кораллами и ракушками, которыми были усеяны макушки скал.

Я теперь понимаю почему многие люди, в старину, потерпевшие кораблекрушение, погибали у самого берега во время шторма. С воды скалы не видно, а волны об них точно разобьют и шлюпку, да и людей подплывающих к берегу. Тут без всякого шторма, на берег вылезаем все оцарапанные.

И если сначала, мы были очень довольны возможностью побывать на море, причем долго, несколько дней, то к концу первого дня, морская соленая вода, яркое обжигающее солнце, множество царапин от кораллов, искусанные клешнями раков руки, которых нас заставили ловить, как-то нам пыл пригасили.

Да, нас привезли на восточный берег Каспийского моря, для конкретной цели – наловить раков. Кого это нас. Да, нас солдатиков третьей эскадрильи, ВЧ №…, которая располагалась в военном городке, при военном же аэродроме, в пустыне Кара-Кум, недалеко от города Красноводска.

К концу второго года службы, а служили мы три года, все уже привыкли, к определенному распорядку воинской жизни. И уже умудренные опытом смотрели на окружающий нас пустынный мир довольно флегматично. Есть командиры, приказали – мы сделали. К запахам пустыни, несколько специфичным, мы уже привыкли; к жаре летом, морозу без снега зимой, тоже. И к кормежке солдатской, хотя сразу надо сказать ассортимент продуктов был очень скудный. Сухая, резанная на дольки картошка, рыба, море то рядом, компот из сухофруктов, котлеты только по праздникам, десять грамм сливочного масла и три кусочка сахара в день, на вечерний чай. Человек ко всему привыкает. И к тяжелой ежедневной, довольно однообразной службе, по обслуживанию и ремонту самолетов, к паукам и змеям сопровождающим нас по жизни в пустыни, к постоянной жажде – вода в пустыни драгоценна, к тоске по родине и близким, которых видишь только во сне, к редким письмам с родины, да ко всему…

Поэтому когда комэск, командир эскадрильи подполковник товарищ Рябов, вызвал меня, я тогда уже был сержантом, к себе в кабинет и попросил подобрать надежных ребят-солдатиков умеющих хорошо плавать из эскадрильи, для выполнения серьезного задания, за пределами воинской части, я сразу согласился. Все-таки разнообразие какое-то. А когда, узнал что надо будет ехать на море, вообще обрадовался.

Море, для нас, такое близкое, совсем рядом, километров десять-пятнадцать и одновременно такое далекое, мы его видели только один раз, когда нас везли на службу в воинскую часть, манило к себе со страшной силой. А тут на тебе, приказывают и повезут туда на несколько дней. Причем с очень сложной задачей – надо наловить раков. Причем много, примерно тонну-полторы. Ничего себе, я подумал. Обожраться можно.

– Это не нам, – сказал командир – это подарок. Есть такой городок в Молдавии – Стрий. Там тоже есть военный аэродром и от туда к нам в часть прилетели гости – летчики учиться стрелять из самолетов. А когда будут улетать обратно, то захватят с собой раков. Подарок от нашего командования.

Я, командиру высказал некоторые сомнения, по поводу ловли раков. Лично я не разу не ловил их, да и другие ребята навряд ли ловили.

– Старшина, все расскажет, идите выполняйте, – сказал он. Надо, значит надо, солдат выполнит любой приказ.

И вот на море. Разместили нас в каком-то деревянном домике на берегу, похожем на общежитие и вперед ловить раков. Для них, в темной пристройке, приготовили огромный деревянный контейнер, из под ракет. Дали нам по клеенчатой сумке с веревочками, которыми мы привязали их к себе и повели к воде.

Море, удивительного бирюзового цвета, плескалось о плоский берег покрытый мелкой ломанной ракушкой. Представляете, не песок, хотя, тут рядом пустыня Кара-Кум, а сплошные ракушки и целые и поломанные. Босиком только, ходить по ним не очень хорошо. Во-первых колючие, а во-вторых раскаленные на солнце так, что ступни обжигало. Пришлось быстренько перебежать на ту часть берега куда нахлестывали волны и немного остужали поверхность.

Зашли в воду. Теплая. Мелкие волны набегали на нас чуть чуть охлаждая разгоряченные тела. Дробленые морским прибоем ракушки, от потоков набегающих волн, струились под ступнями и щекотали их. Старшина, отплыл от берега на десять – пятнадцать метров и позвал нас к себе. Подплыли. Он знаком показал нырнуть в воду. Я увидел, как он сунул палец в норку к раку и тут же вытащил его. На пальце висел зацепившись клешней небольшой рак. Он его стряхнул прямо под водой в клеенчатую сумку висевшую у него на поясе. Все это мы увидели под водой. Видно было не очень хорошо. Мы были без масок. Но солнце светило ярко и все освещало.

И вот когда мой первый знакомец, щелкнул клешней и убрался в норку, я честно говоря немного испугался. Но потом резко сунул указательный палец в норку и тут же почувствовал как рак схватил клешней его. Вытащил. Он висел на пальце и весь шевелился. Больно не было. Как прищепкой для сушки белья, придавило. Немного страшно – это да. Так и пришлось вытаскивать раков из норок, складывать в сумку, периодически выныривая и вдыхая воздух. Когда сумка набиралась полная и представляла сама из себя что-то такое живое шевелящееся, вытаскивал на берег и бежал высыпать раков в контейнер. А потом опять в море. И так четыре дня. Контейнер мы заполнили. Вид у него с открытой крышкой конечно тот еще был. Раки все шевелились, стоял какой-то шум от них. Мы конечно регулярно заливали их морской водой, а то они могли задохнуться. Но все имеет свойство заканчиваться, закончился и наш промысел. Работа была сделана. Если честно, то нам это надоело и мы на воду уже смотреть не могли, да и на раков тоже. Каждый вечер варили для себя и объедались. Кстати раки съедобны, как оказалось, только в те месяцы, в которых нет буквы «Р». Хотя в принципе чего там есть-то, так баловство. Потом приехала машина с погрузчиком и увезла раков на аэродром, где их погрузили в самолет и увезли в славный городок Стрий – город дождей, бля…й и рокеров, как говорили сами летчики.

А для нас началась обычная служба – рутина. Только иногда вечерами в курилке вспоминали смешные моменты этой ловли. Особенно смеялись над Славкой Мавриным, моим приятелем из Тулы. Он однажды, вытаскивая рака рукой, наступил – оперся на скалу ногами. И ему тут же два рака сами вцепились в ступни. Представляете как он из воды вылетел, тряся раками. А он спокойный такой, тоже со смехом рассказывал о том, что в этот момент почувствовал.

А потом случилось чудо. Где-то в начале сентября, меня в очередной раз вызвал к себе командир эскадрильи и мы вместе с ним сели в УАЗик и поехали на одну из стоянок аэродрома. Приезжаем, а там стоит наш контейнер, из под ракет, закрытый. Команду дал командир открыть крышку. Открываю… А там…Представляете полный контейнер яблок. Они лежали и сверкали ярко-красными боками, на солнце. А запах… Это было что-то… Невозможно описать…

– Это вам на эскадрилью, и солдатам, и офицерам от летчиков из Стрия, – сказал командир.

– Условия жизни в пустыне даже не допускают наличие свежих фруктов. Все моментально портится. Впервые за два года, наша 3-я эскадрилья, да что там наша, весь полк ел свежие яблоки. А мы семеро ходили героями и было очень приятно осознавать, что маленькую толику своего участия в это чудо и мы приложили.

Рассказик десятый

Ужасный случай

«Помни: только эта жизнь имеет цену».

Не очень хочется писать на эту тему, но для «науки» и получения другими жестокого опыта, напишу.

У нас в части пропал один солдатик. Он служил в автороте, которая обслуживала наш гарнизон водителем «водовозки». Что значит водитель «водовозки»? Это такая машина, с цистерной, примерно на пять тонн воды. Служим-то мы в пустыне. Воды питьевой нет. Воду возят танкеры из Баку. Приходит такой танкер в порт города Красноводска и сливает питьевую воду в резервуар, откуда ее «водовозки» развозят по городу и поселкам, прилегающим к нему, и за деньги продают. Если не ошибаюсь, по пять копеек ведро. У нас в Подмосковье так раньше керосин продавали. Приходит машина с цистерной, полной керосина, собирается народ с канистрами, бидонами, и водитель продает керосин. Так там в Красноводске и воду питьевую, развозят и продают. Вода техническая в городе есть и водопровод есть. Только пить эту техническую воду нельзя, она соленая не то что бы сильно соленая, но чувствуешь во рту соленый привкус. Ею можно мыть, стирать, но пить нежелательно. Подается эта вода в Красноводск из города Джебел, по трубопроводу. Ну, а нам в часть возилась питьевая вода воинскими «водовозками». В необходимых местах в части стояли питьевые баки, обложенные камнем, с фонтанчиками воды. Подойдешь, откроешь воду и из фонтанчика попьешь. Вот туда-то и сливали воду из «водовозок», ну и на кухню, разумеется.

Так вот, солдатик пропал, который работал на «водовозке». День нет, другой. А на улице пекло. Нас командиры опрашивают, может быть, кто-то знает, куда он мог деться. В общем, через три дня объявили его дизертиром. На его машину назначили другого солдата. И с утра следующего дня, он пошел в автороту ее принимать. Как в любом автопарке, все машины стоят у забора, на котором висят таблички с номером машины, ну и, соответственно, машины у своих номеров. Подошел, завел. Все нормально. Решил проверить цистерну, открыл люк, а там запах и вид такой… В общем, когда стали разбираться, выяснилось что пропавший солдатик поставил на место машину и видно решил проверить сколько осталось воды. Открыл люк, нагнулся посмотреть, и то ли голова закружилась, то ли с сердцем что. В общем упал в цистерну с остатками воды и там захлебнулся. А вечером старшина автороты, обходя свое хозяйство, увидел непорядок: на одной «водовозке» люк открыт. Он, ничего не подумав, заскочил на машину и захлопнул люк. Вот так, вне боевых действий, потеряли солдата. Так называемые, «небоевые» потери. Потом приехали родители солдатика, были торжественные проводы гроба с телом на Родину. Люки на всех машинах водовозках оборудовали решетками, во избежание… а у нас, у солдат, появился грустный пример: «Как можно в пустыне Кара-Кум утонуть в воде».

Фокус

«Задумав дело, не говори о нём: не удастся – засмеют…»

Титан (VI в. до н.э.)

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел в городе Кусары. Это Азербайджан. Сам городок здесь ни причем, просто там находилась воинская часть №…, в которой я начинал службу в армии. Нас, молодых призывников, одетых в шапки, телогрейки и сапоги (когда нас призывали, в Москве был снег) и уже прилично уставших от долгой дороги Москва-Кавказ, везли по асфальтовой узкой дороге в этот городок на небольшом автобусе. Дорога серпантином прорезала покрытые зелеными лесами и склонами высокие горы. По каменным мостам, построенным еще в старину, мы проезжали над небольшими пропастями, которые обрывались скалистыми кручами и на дне которых бурными потоками текли реки и ручьи. Вода разбрызгивалась об валуны, лежащие на дне хрустальными брызгами, которые образовывали легкий туман. И как бы завершая эту красоту последним мазком кисти, солнце над речками разворачивало радуги, то тут, то там, встающие многоцветием из хрустальных брызг, текущих где-то внизу речек и поднимая их чуть не до макушек зеленых гор. И ко всем этим прелестям природы, окружающим нас в поездке, добавлялась громкая, необычная для нашего слуха национальная музыка, которую включал в автобусе улыбчивый шофер – азербайджанец. И так мы ехали примерно пять часов. Наконец приехали в воинскую часть. Нас всех на дорожных серпантинах укачало, от музыки у всех болела голова. Я, честно говоря, с тех пор не могу слушать азербайджанские народные мелодии. Меня сразу начинает укачивать, даже на ровном месте. Ну да ладно. Приехали мы в школу по обучению младших авиационных специалистов. И началась служба. Прошли курсы подготовки молодого бойца. Приняли присягу. А уж потом начали учиться специальностям по обслуживанию боевых самолетов. Одновременно с обучением нас подтягивали по физической и строевой подготовке. Воспитывали и буквально заставляли грызть гранит военной науки и дисциплины. Одновременно мы сами себя обслуживали. Это уборка всех территорий и помещений, это кухня, где надо было приготовить еду на тысячу человек. Представляете, сколько одной картошки на такую ораву надо было начистить, а потом все помыть после еды. Также работы по уборке все жилых, учебных и вспомогательных помещений, в том числе и, извиняюсь, туалетов на тысячу человек. Кроме того, мы всегда ходили в караул. Очень все уставали, да еще и есть хотелось. Нормы питания были мизерные. Это нам так казалось сначала. Но все, как говорится, устаканилось месяца через два. К нашему удивлению. Втянулись в службу. И еды стало хватать, даже оставалась, и уставать стали не так сильно. В общем, когда наконец втянулись в ритм солдатской жизни, практически на всех накатила тоска по дому. В любом случае, мы все были дети тогдашнего времени. Домашние, то есть. У нас не было сотовых телефонов, телевизоров. Мы скучали по родителям, по близким, по друзьям. Кто-то из ребят по девчонкам, которые их провожали в армию.

Командиры, конечно, все это видели и начали принимать меры. Замполиты приходили в роты, помогали нам организовать досуг, в то самое небольшое личное время.

У нас стали проводить соревнования по шашкам и шахматам. Вывесили, нами же сделанные стенды, на которых публиковали итоги турниров. Организовывали спортивные секции по волейболу и футболу. Стали проводить политинформации, ну и многое другое. А если старшина видел грусть и тоску на наших лицах, то выводил на улицу, на плац, заставлял маршировать и разучивать строевые песни. И знаете, помогало. Кроме того, командир роты переговорил с каждым солдатиком, на предмет выявления способностей. Кто умел рисовать – делал стенгазету и боевой листок. Кто-то писал заметки, кто-то стихи в эту же настенную печать. Нашлись баянисты, начали создавать художественную самодеятельность с песнями и плясками. Короче, дело по восстановлению духовного подъема пошло в массы. Я, когда разговаривал с командиром, признался в том, что у меня было хобби – я дома показывал фокусы. Отвлекусь немного, по поводу фокусов. Все мы в детстве мечтали быть волшебниками. Замечательно в руке иметь волшебную палочку. Взмахнул и – мечта осуществилась! Разные сказки, мультфильмы и даже кинофильмы позволяли нам верить, что бывают чудеса на свете. Нет на свете такого ребенка, который не мечтал о чудесах, как в сказках «Цветик-семицветик», «Гарри Поттер», «Снегурочка» и других. Став повзрослее, мы уже с недоверием поглядываем на всякие «волшебные палочки». А став взрослыми, вообще про это забываем. Но есть такие люди, которые не хотят расставаться с мечтой о чудесах. Они то и становятся фокусниками. В таких странах, как Бельгия, Голландия, Дания, Финляндия, Швеция, Канада, Америка, миллионы людей делают фокусы своим хобби. Люди придумываю и показывают фокусы на праздники, дни рождения, да и просто так. И они счастливы – они нашли свои «волшебные палочки» и могут делать чудеса, удивляя и восхищая окружающих. Вообще-то все фокусники делятся на иллюзионистов и манипуляторов. А есть такие универсалы, которые совмещают эти две «стихии». На самом деле, фокусы – это обман чувств и зрения в том числе. Но зато как приятно и удивительно смотреть на эти чудеса. Фокусники-иллюзионисты манипулируют предметами, которые то исчезают неизвестно куда, то появляются неизвестно откуда, с помощью определенных реквизитов, а фокусники-манипуляторы делают тоже самое, только голыми руками. Каждый из нас видел фокусников или по телевизору, или на концертах, поэтому представляет, что это такое. А мне еще задолго до армии захотелось делать и показывать их. Нашел необходимые книжки и по ним стал учиться. Делал реквизиты, отрабатывал фокусы перед зеркалом, и когда самому начинало нравиться, показывал близким. А если нравилось им, то показывал и друзьям. Сложного в этом ничего не было. Надо было тщательно продумать фокус, сделать реквизит, а потом отрепетировать, причем на последнее приходилось больше всего времени. Зато успех был настоящий. Чудо и только! Я помню свой первый отработанный фокус: «исчезновение стаканов с водой». На столе, покрытом скатертью, стоит стакан с водой. Невдалеке сидят зрители. Я подхожу к столику, накрываю стакан с водой красивым ярким платком, поддергиваю рукава рубашки, оголяя кисти рук, беру стакан сверху прямо через платок и несу его к зрителям. Подхожу поближе, и вдруг резко бросаю его в зрителей, удерживая платок за кончик. Все пугаются, а стакана то нет. Ни на столе, ни у зрителей, ни в платке, который я пропускаю, перед всеми, через пальцы. Эффект был необыкновенный. И сколько я его ни повторял в разных местах, всем он очень нравился. Было и много других фокусов. И всегда, глядя на удивленных и восхищенных зрителей, я чувствовал себя настоящим волшебником, с волшебной палочкой в руке. Ко мне приставали, просили рассказать, как это делается, но одним из главных правил у фокусников – это не рассказывать секреты и не повторять на «бис» фокусы, если ты только не знаешь другого способа показывать тот же фокус.