Художественные таланты и психологи: стороны душевного родства и профессиональной близости

На взгляды Франка, несомненно, повлиял философский интуитивизм Анри Бергсона, его философско-эстетическое учение, противопоставляющее интуицию как единственно достоверное средство философского познания рассудочному мышлению. Бергсон полагал, что интуиция, представляющая инстинктивный стимул к художественному творчеству, особенно развита у людей искусства, погружающихся в минуты вдохновения в жизнь и воспринимающих её во всей полноте.

Другой предпосылкой выражения философско-психологических идей в художественной литературе Франк считает связанный с интуицией онтологизм (целостное вхождение познающего человека в существование) русской философской мысли. Он кардинальным образом противопоставляет жизнеощущение западноевропейского и русского человека. В качестве образца жизнеощущения западного человека приводится формула Декарта «cogito ergo sum» (я мыслю, следовательно, я существую). То есть европеец не чувствует себя укоренённым в бытии, он как бы разведён с бытием и приближается к нему окольным путём. Путь русского духа, по Франку, противоположен, от бытия к мышлению. Он пишет: «Нет необходимости прежде что-то “познать”, осуществить познание, чтобы проникнуть в бытие; напротив, чтобы что-то познать, необходимо сначала уже быть. Именно через совершенно непосредственное и первичное бытие и постижимо, наконец, всякое познание. <…> Тот факт, что нечто вообще существует и, таким образом существует бытие, как таковое, намного более очевиден, нежели тот, что мы обладаем сознанием». В нашем индивидуальном бытии и через него непосредственно, полагает Франк, мы связаны с всё охватывающим бытием, бытием каждого отдельного предмета, и обладаем бытием «непосредственно – не через познающее сознание, а через первичное переживание». Он утверждает: «…чувство глубинного нашего бытия, которое одновременно объективно, надындивидуально и самоочевидно, составляет суть типично русского онтологизма».

Онтологизм русской философии отражается, по Франку, и в русской религиозности. Он отмечает, что в отличие от католицизма и протестантизма религиозное русское сознание никогда не спрашивает, приходит ли человек к спасению через внутренний образ мыслей и веру или внешнее действие. «Ни субъективный внутренний настрой на религиозность, ни какие-либо действия, – заявляет Франк, – недостаточны для того, чтобы установить внешнюю связь с Богом; только сам Бог, и Он один, по мере того, как он завладевает человеком, если тот погружается в Него, может спасти его. <…> Не стремление к Богу, а бытие в Боге составляет суть этого религиозного онтологизма». Свою мысль об абсолютном, всеобъемлющем онтологизме наш философ поясняет цитатой из Гёте: «Ничего внутри, ничего снаружи – потому что внутри то, что и снаружи».

В сущности, своими рассуждениями Франк указывает на экзистенциальные корни русской философии. Он собственно затрагивает категорию экзистенции, подразумевающую нерасчленённую целостность субъекта и объекта, недоступную рациональному мышлению, исходящему из противопоставления субъекта объекту. Действительно, труды русских философов начала ХХ века, самого С.Л. Франка, Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского, содержат идеи религиозного экзистенциализма. И в русле проблемы выражения философско-психологических идей в художественных произведениях следует подчеркнуть, что именно философам-экзистенциалистам наиболее близка такая форма философствования. Не случайно выдающиеся философы-экзистенциалисты Ж.-П. Сартр и А. Камю были одновременно писателями.

В связи с онтологической природой русского мировоззрения Франк прогнозирует становление совершенно иной психологической науки. Так, проблематика русской психологии определяется, по его мнению, общим философским мировоззрением, охватывающим область психического, а не специальными психологическими исследованиями, находящимися под влиянием западной науки. Указывая на рассмотрение новой психологией душевных явлений «изнутри вовне», наш философ, безусловно, имел в виду и модное в то время психологическое учение В. Дильтея.

Ощущение всеобъемлющего бытия, принадлежности индивидуального бытия мировому бытию, порождает в русском мировоззрении, по убеждению Франка, представление о внутреннем мире человека как целой вселенной, его огромном богатстве. Психологический онтологизм он иллюстрирует творчеством Ф.М. Достоевского и поэта Ф.И. Тютчева. Франк отмечает необыкновенную психологическую проницательность Достоевского, его способность проникать в тёмные бездны человеческой души, что позволило Ф. Ницше назвать этого писателя единственным учителем психологии своего времени. «…Для Достоевского, – пишет Франк, – человеческая душа – не особенная маленькая и производная область; она имеет бесконечные глубины, которыми укореняется в последних безднах бытия и непосредственно связывается с самим Богом – или же с Сатаной, – а в мгновенья истинной страсти затопляется метафизическими силами бытия как такового». Франк приводит строфы из стихотворений поэта-философа Тютчева, показывает, что поэт ощущает тождественность человеческой души безднам хаотической природы и очеловечивает природу. Доводы Франка об онтологическом понимании души в русской философской психологии находят, на наш взгляд, убедительное подтверждение и в художественных произведениях Л.Н. Толстого. Великий писатель был постоянно озабочен проблемами предназначения человека, смысла жизни, смерти и бессмертия, веры и неверия («Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресенье», «Смерть Ивана Ильича»).

Но даже и в онтологическом варианте, по мнению Франка, психология не является областью русского духовного творчества. Наш философ объясняет свою далеко не бесспорную позицию следующим образом: «Именно потому, что его интерес (духовного творчества – А.Б.) направлен на глубочайшие онтологические истоки жизни души, это творчество имеет тенденцию очень скоро перешагивать область собственно психического и достигать сфер последнего, всеобъемлющего бытия. А с другой стороны, представление об индивидуальной личностной сфере, заключённой в себе самой, совершенно чуждо русскому мышлению».

На онтологическом понимании души основывается, по Франку, антропологизм русской философии, человек представляет в ней центральную мировоззренческую категорию. Русские мыслители, отмечает Франк, никогда не были нацелены на «чистое познание», их занимало улучшение мира, мировое благо. Они искали истину, которая не только объяснит мир, но одновременно станет основой справедливой жизни, откроет путь к спасению в религиозном смысле. Отсюда, по его мнению, слово «правда», непереводимое на другие языки.

Главным содержанием типично русского философского мышления Франк считает религиозную этику. Поскольку «благо» для русской религиозной этики не просто моральная проповедь, а живая онтологическая сущность, возникает готовность человека ради всеобщего блага пожертвовать собой. В то же время наш философ не упускает из вида, что религиозная страстность в познании чревата пренебрежением истиной, легко может привести к социально-этическим грёзам.

Русский дух, по убеждению Франка, глубоко религиозен, и религиозность охватывает все сферы жизни. Он пишет: «Русский дух не знает середины: либо всё, либо ничего – вот его девиз. Либо русский дух обладает истинным “страхом Божьим”, истинной религиозностью, просветлённостью – тогда он временами охватывает истины удивительной глубины, чистоты и святости; либо он чистый нигилист, ничего не ценит, не верит больше ни во что, считает, что всё дозволено, и в этом случае готов к ужасным злодеяниям и глупостям». И далее следует разъяснение извращённой религиозности: «Русский нигилизм не простое неверие в смысле религиозного сомнения или индифферентности, он, если можно так выразиться, есть вера в неверие, религия отрицания». Приведенные суждения непосредственно отправляют к образам художественной литературы и трудам литературных критиков, дают ключ к анализу образов известных художественных произведений. Франк подмечает, что даже социально-политические и историко-философские взгляды атеистов А.И. Герцена и В.Г. Белинского не лишены религиозных устремлений.

Наряду с особым пониманием жизненного опыта и онтологической основой русского мировоззрения Франк выделяет в нём неприятие индивидуализма и приверженность духовному коллективизму. Русская философия, по его мнению, это «мы-философия» в противоположность «я-философии» Запада. Он подчёркивает, что данное положение не имеет ничего общего с экономическим и социально-политическим коммунизмом. Ссылаясь на терминологию, введённую Освальдом Шпенглером в «Закате Европы» (1923), Франк называет русское мировоззрение «магическим», как основывающемся на восприятии реального присутствия всеобщего духа в сообществе. Он полагает: «Каждое “я” не только содержится в “мы”, с ним связано и к нему относится, но и в каждом “я” внутренне содержится “мы”, так как оно и является последней опорой, глубочайшим корнем и живым носителем “я”». В подтверждение русского «мы-мировоззрения» Франк указывает на церковное понятие «соборность» – «внутреннюю гармонию между личной душевностью и надындивидуальным единством». Он неоднократно оговаривается относительно того, что «мы-мировоззрение» никак не враждебно личной свободе. Для пояснения использует аналогию, сравнивает индивидуальности с листьями на дереве, связанными общим корнем, но соприкасающимися лишь случайно. Франк убеждён, что в русском мировоззрении “я” в своём своеобразии не только не отрицается, а, напротив, «из связи с целым получает это своеобразие и свободу, напитывается жизненными соками из надындивидуальной общности человечества».

При рассмотрении данного положения сразу вспоминается в качестве его иллюстрации эпизод из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Родион Раскольников, совершивший убийство, признаётся Соне Мармеладовой в своих переживаниях: «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!»

Философия постмодерна

Философы постмодерна и их воззрения

С 70-х годов ХХ века до настоящего времени во всех сферах культуры происходят существенные изменения, текущий исторический период получил название эпохи постмодерна. В осмыслении этого периода в философии, главным образом французскими философами, доминирует установка на восприятие мира как хаоса, на осознание его фрагментарности, что обозначается термином «постмодернистская чувствительность».

Знакомство с положениями философских концепций Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Делёза, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяра, М. Фуко, Р. Барта значительно облегчает понимание творчества художников-постмодернистов. В концепциях этих философов активно обсуждается крушение того, что они называют мета-нарративами, большими проектами, объединявшими людей и открывавшими перед ними перспективу будущего (Ж.-Ф. Лиотар). Имеются в виду христианство, безоговорочная вера в прогресс в эпоху Просвещения, коммунистическая идеология.

Понятие «нарратив» (повествование) философы-постмодернисты используют в самом широком смысле. Весь мир они воспринимают как текст, словно следуя библейскому представлению о мире как книге Бога (Ж.Деррида). Действительно, мышление, порождающее культуру, осуществляется в речевой форме, можно сказать, носит текстовый характер. Поэтому рассмотрение культуры в качестве совокупности текстов в какой-то мере оправдано, как и сведение к частным текстам самосознания индивида. Принципиально в этом свете утверждение философов, что никакой текст не имеет жёсткой структуры и единого метода прочтения. Каждый может прочесть его по-своему, в собственном контексте, и подразумевается бесконечное множество интерпретаций текста (Ж. Делёз). Этому, однако, препятствуют, что подчёркивается, мета-нарративы, которые настолько пронизывают наши понятия и всю систему мышления, что даже при своём распаде продолжают ограничивать свободу самовыражения. Поэтому философы постмодерна видят важнейшую задачу в деконструкции тоталитарной идеологической целостности, в развенчании авторитетов (Ж.Деррида). Знание в условиях тоталитарной целостности обладает, по их убеждению, властной силой над нами самими в большей мере, чем направлено на поиск истины (М. Фуко).

Вообще, относительно возможности получения достоверного и объективного знания высказывается сомнение. Базовые понятия (справедливость, истина, прогресс, мораль, любовь) объявляются неопределёнными и ничего толком не означающими, допускающими совершенно разные трактовки. Особенно пошатнулась в философии постмодерна вера в прогресс.

Некоторые философы-постмодернисты усматривают в многообразии возможных интерпретаций хаотичного мира негативный аспект (Ж. Бодрийяр). Они сосредоточиваются на том, что при крахе тотальных идеологий рушится иерархия общепринятых ценностей. Стирается грань между различными видами деятельности, между профессионалами и непрофессионалами, между искусством и не искусством. Так, например, киноактёры, эстрадные певцы прибегают к саморекламе, танцуя на льду, вместо демонстрации своего таланта в избранной сфере, спортивные звёзды снимаются в кинофильмах.

Знаки (слова и тексты) утрачивают отношение к реальности, образуя виртуальную (искусственную) реальность, чему всячески способствуют СМИ, особенно в период развития компьютерных технологий. В философской литературе появляется термин «симулякр» – «копия» объекта, не существующего в действительности (Ж. Бодрийяр). Некий заурядный эстрадный певец, распевающий собственные примитивные стихи под заимствованную, чуть изменённую мелодию, объявляется ведущими концерта как исполнитель, поэт и композитор. Тем самым понятия «поэт» и «композитор» утрачивают свою определённость, само имя исполнителя превращается в симулякр, который навязчиво воспроизводится в СМИ. Естественно, этот исполнитель всё хуже понимает, кто он такой, какова его идентичность, подлинное лицо.

Весьма показательны феномены постмодерна в политике. В Великобритании, например, должность министра обороны некоторое время занимал Г. Уильямсон, человек, не имеющий военного образования, в прошлом директор компании по производству каминов. На Украине президентом был избран артист-комик, прежде не занимавшийся политикой, но удачно сыгравший роль президента в сериале «Слуга народа». То есть различия между тем, что значит быть президентом в реальной жизни и исполнять роль президента в фильме, для большинства избирателей уже не существует, реальная жизнь под влиянием компьютерных технологий смешалась с виртуальным миром.

Крупный французский философ Жиль Делёз (1926-1995) и психоаналитик Феликс Гваттари (1930-1992) написали двухтомный трактат «Капитализм и шизофрения». В первом томе «Анти-Эдип» (1972) резкой критике подвергается психоаналитическое учение Фрейда в качестве тотального мировоззрения. Фрейд, по мнению авторов, ошибочно ставит сознание на вершину субъективности и романтически заблуждается в том, что осознание лечит. На мир и историю, согласно этим авторам, не следует смотреть как на уходящую вглубь корневую систему и мучиться в её распознании. Мир представляет, с их точки зрения, скорее ризому, корневую систему, стелющуюся по поверхности и дающую всё новые всходы, у неё нельзя выделить ни начало, ни конец, ни центр, ни «генетическую ось» (монография «Ризома»,1976). Свою аналогию авторы используют, разъясняя достоинство множественных неиерархических интерпретаций текстов.

В мире, полагает Делёз, царствуют два начала: шизоидное начало творческого становления и параноидное начало удушающего порядка. В основном труде Делёза и Гваттари одно из центральных понятий – шизоанализ, что свидетельствует о переплетении философии постмодерна и психиатрии. В интерпретации культурных феноменов авторы напрямую обращаются к психическим нарушениям. Они, уподобляясь российским психиатрам начала ХХ века, называют художников клиницистами цивилизации. Бодрийяр откровенно призывает почитателей искусства не искать смысла в художественных произведениях постмодерна, потому что смысл их в бессмыслице.

Резюме

• Философия жизни, интуитивизм, религиозный и светский экзистенциализм сконцентрированы на духовной жизни человека, его переживаниях, поиске человеком смысла жизни. Все эти философские учения исходят из иррациональности человеческой жизни, основываются на субъективности времени, устремлении человека в будущее, переживании человеком конечности своего существования. Предназначение искусства и генезис психопатологии в каждом из этих учений трактуется в связи с представлением о подлинности человеческого существования.

• Взгляды интуитивиста Бергсона и экзистенциалиста Хайдеггера на предназначение искусства во многом совпадают. Искусство в их понимании – способ возвращения к подлинному бытию. Шопенгауэр и Сартр трактуют предназначение искусства принципиально иным образом, как отстранение от реальности и погружение в грёзы, что способствует преодолению страданий.

• Психические заболевания, по Сартру – безуспешная попытка освободиться от бремени бытия, ограничение пространства свободы и утрата человеческой сущности. Сартр разделяет мнение Хайдеггера о недоступности понимания внутреннего мира человека окружающими, принципиальном одиночестве людей, их чуждости друг другу.

• В учении Ясперса одно из центральных понятий

– пограничная ситуация. При сильнейших страданиях через ощущение соприкосновения с чем-то потусторонним обостряется ощущение подлинности бытия, внутренний мир наполняется новыми смыслами. Просветление бытия возможно также в интимно-личностном общении. Предназначение искусства, по Ясперсу, в этическом воздействии, углубляющем переживание подлинности существования. Психические заболевания Ясперс рассматривает, в отличие от Сартра, как борьбу за индивидуальность, подлинность существования.

• Философские взгляды Камю предвосхищают философию постмодерна. Чувство абсурдности в качестве изначального мироощущения соответствует понятию «постмодернистская чувствительность». Свободу получает тот, кто сознаёт бессмысленность всего сущего. Основное понятие философской системы Камю – абсурдный человек. Единственная ценность такого человека – ясность видения абсурдности жизни, потому он стремится к полноте переживаний. Предназначение искусства, по Камю, состоит в приумножении опыта, а его компенсаторная роль – в бунте творца против смерти, искусство не должно пробуждать у человека надежду.

• Философские постулаты и литературные произведения Сартра и Камю теснейшим образом связаны с их биографиями. С детства Сартр постоянно подыгрывал взрослым, так зародился его постулат о невозможности быть самим собой. Навязчивый страх смерти сосредоточил его на проблеме «бытия-небытия». Дефицит общения в детстве послужил основанием постулата о принципиальном одиночестве человека. Камю с юности жил, словно в последний день перед смертью. Этим во многом объясняется его представление об абсурдности всего сущего и стремление максимально исчерпать жизнь в самозабвенном творчестве и земных утехах, желание выйти из жизни победителем. Оба философа свои личные проблемы блистательно осмыслили в философском плане как общечеловеческие, скрупулёзно описали переживания, свойственные многим художественным талантам и лицам с повышенной рефлексией.

• Франк убедительно объяснил органичную связь русской литературы и философии особенностями русской ментальности, преобладанием в познавательной сфере русского человека интуитивного начала. Он указал на экзистенциально-гуманистическую трактовку бытия и опыта в русской философии. Онтологическая природа русского мировоззрения сказывается в русской религиозности: бытие в Боге, а не стремление к Богу. Религиозность, по убеждению Франка, охватывает все сферы жизни русского человека, даже богохульство и нигилизм русских есть вера в неверие, религия отрицания. Франк прогнозировал решающую роль в проблематике отечественной психологии философского мировоззрения, а не конкретных эмпирических исследований, как в европейской науке.

• Философы-постмодернисты воспринимают современный мир как хаос и активно обсуждают крушение мета-нарративов: христианства, коммунистической идеологии, безоговорочной веры в прогресс. Они сомневаются в познаваемости мира и акцентируют неопределённость базовых понятий: истина, прогресс, мораль, разумность, любовь. Одни из этих философов усматривают в бесконечном многообразии возможных интерпретаций хаотичного мира негативный аспект, утрату иерархии общепризнанных ценностей и неизбежное разрушение культуры. Другие восхваляют бесконечную свободу, призывают перестать искать в происходящем глубинный смысл. В интерпретации культурных феноменов они напрямую обращаются к психопатологии, шизоидное начало считают основой творческого становления.

Список литературы

1. Бергсон Анри. Смех/Анри Бергсон. – М.: Искусство, 1992. – 128 с.

2. Бергсон Анри. Два источника морали и религии/Анри Бергсон. – М.: Канон, 1994. – 384 с.

3. Бергсон Анри. Творческая эволюция/Анри Бергсон. – М.: Академический проект, 2015. – 320 с.

4. Бодрийяр Жан. Симулякры и симуляция/Жан Бодрийяр. – М.: Постум, 2018. – 240 с.

5. Бодрийяр Жан. Совершенное преступление. Заговор искусства/Ж. Бодрийяр. – М.: Рипол-классик, 2019. – 347 с.

6. Воронский А. Избранные статьи о литературе/А. Воронский. – М.: Художественная литература, 1982. – 528 с.

7. Воронский А. Искусство видеть мир/ А. Воронский. – М.: Советский писатель, 1987. – 702 с.

8. Делёз Жиль. Анти-Эдип/Жиль Делёз, Феликс Гваттари. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007. – 672 с.

9. Демченко Л.М. Особенности соотношения экзистенции и трансценденции в философии Карла Ясперса/Л.М. Демченко, Е.В. Карпова, Ю.С. Осипова// Вестник Оренбургского государственного университета (ОГУ). – 2005. – № 7. – С. 20-28.

10. Деррида Жак. О грамматологии/Жак Деррида. – М.: Ad Marginem, 2000. – 512 с.

11. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде//Альбер Камю. Бунтующий человек: Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1990. – С. 23-92.

12. Камю А. Посторонний. Падение/А. Камю – СПб: Азбука-классика, 2004. – 224 с.

13. Кроче Бенедетто. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика/Бенедетто Кроче. – М.: Intrada, 2000. – 171 с.

14. Лазурский А.Ф. Классификация личностей/А.Ф. Лазурский. – М.: Госиздат, 1923. – 368 с.

15. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна/Ж.-Ф.Леотар. – СПб: Алетейя, 2016. – 160 с.

16. Мальцева С. Философско-эстетическая концепция Бенедетто Кроче. Диалог прошлого с настоящим/С. Мальцева. – СПб: Петербург-ХХ1 век, 1996. – 155 с.

17. Руссо Жан Жак. Трактаты/Жан Жак Руссо. – М.: Наука, 1969. – 710 с.

18. Сартр Жан Поль. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии/Жан Поль Сартр. – М.: Республика, 2000. – 640 с.

19. Сартр Жан Поль. Феноменологическая психология воображения/ Жан Поль Сартр. – СПб: Наука, 2001. – 319 с.

20. Сартр Ж.П. Тошнота//Жан Поль Сартр. Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1992. – С. 15-176.

21. Сартр Ж.П. Стена// Жан Поль Сартр. Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1992. – С. 177-194.

22. Сартр Ж.П. Слова// Жан Поль Сартр. Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1992. – С. 365-479.

23. Сартр Ж. П. Объяснение «Постороннего//Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы ХХ в. – М.: Прогресс, 1986. – С. 92-107.

24. Франк С.Л. Русское мировоззрение// С.Л. Франк. Духовные основы общества. – М.: Республика, 1992. – С. 471-500.

25. Фуко Мишель. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности/ Мишель Фуко. – М.: Касталь, 1996. – 448 с.

26. Хайдеггер Мартин. Время и бытие/Мартин Хайдеггер. – М.: Республика, 1993. – 548 с.

27. Хайдеггер Мартин. Исток художественного творения/ Мартин Хайдеггер. – М.: Академический проект, 2008. – 528 с.

28. Хольцхей-Кунц Алис. Психопатология на философской основе: Людвиг Бинсвангер и Жан-Поль Сартр/Алис Хольцхей-Кунц//Теория и практика психотерапии. – 2015. – №1 (5). – С. 19-28.

29. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление в 2-х томах/А. Шопенгауэр. – М.: Наука, 1993. – 672+672 с.

30. Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы/А. Шопенгауэр. – Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1991. – 288 с.

31. Ясперс Карл. Духовная ситуация времени//Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. – М.: Политиздат, 1991. – С. 287-418.

32. Ясперс Карл. Философская вера//Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. – М.: Политиздат, 1991. – С. 419-508.

33. Ясперс Карл. Общая психопатология/ Карл Ясперс. – М.: Практика, 1997. – 1054 с.

34. Ясперс К. Разум и экзистенция/К. Ясперс. – М.: Канон +, 2013. – 336 с.

35. Ясперс К. Стриндберг и Ван Гог/К. Ясперс. – М.: Изд-во: Гуманитарное Агентство «Академический проект», 1999. – 238 с.

Глава 3

Классики психоанализа о характерах и творческой деятельности

Основные положения учения Зигмунда Фрейда