скачать книгу бесплатно
Я угадала с прозвищем. Мерцающая Тень приблизилась к Абдо так плавно, словно летела по воздуху. Она казалась очень худой и какой-то неземной, будто ей удалось найти способ стать прозрачной. Она выглядела довольно молодо, но ее длинные волосы были седыми и настолько тонкими, что развевались вокруг ее головы от малейшего дуновения ветерка. Ее кожу испещряли шелушащиеся пятнышки – отдельные драконьи чешуйки, которые издали напоминали оспины. Платье Мерцающей Тени было грязным и замшелым.
В ее фиалковых глазах светилось любопытство. Она подошла к Абдо еще на один шаг, вытянув вперед руку – точно так же, как он приближался к пауку.
Он обернулся, и они на секунду молча застыли друг перед другом, объятые прозрачным солнечным светом. Абдо протянул ей хлеб, и она взяла его. По лицу женщины проскользнула тень улыбки. Она подала ему вторую руку, и они вместе вошли в ее незатейливое жилище. «Мне понадобится некоторое время, – произнес Абдо где-то через четверть часа. – У нее начинает болеть голова, когда я много говорю. Свет ее души одновременно мощный и хрупкий, словно паутина».
Пока мы ждали Абдо, я вызволила Жоскана (хотя позднее, сообщая о случившемся капитану Мою, он настаивал, что помощь ему не требовалась, и я просто подала ему руку). Прошел час, потом еще один. Я мерила шагами край поляны, где паутины вроде бы не было. Жоскан сходил к нашей охране, чтобы ввести их в курс дела, а потом вернулся обратно.
Наконец Абдо сказал: «Она хочет пойти с нами – ей любопытно. Но вместе с тем она очень робкая. Она не привыкла к обществу людей. Я не хочу ее торопить. Мне нужно остаться здесь на ночь».
Я начала возражать, но он меня перебил: «Здесь я в безопасности. Да и в любом случае вы не можете зайти сюда, чтобы защитить меня или вытащить наружу. Возвращайтесь в Меши и идите в палашо. Обещаю, утром я буду ждать вас тут».
Эта идея мне не понравилась. Солдатам – когда мы вернулись и поделились с ними новостями – она понравилась еще меньше. После длительной дискуссии, мы оставили на краю полянки (там, докуда не дотягивалось охранное поле Мерцающей Тени) отряд из четырех человек под предводительством Нэн и отправились обратно в город к баронету Меши, согласно изначальному плану. Я вызывала Абдо так часто, что он начал на меня сердиться, и была так рассеянна, что не услышала вопрос баронета о состоянии здоровья нашей старой королевы. Жоскан с присущим ему красноречием загладил неловкость, пихнув меня ногой под столом.
На следующее утро меня разбудил голос Абдо: «Сможете принести с собой еще хлеба? Бланш его очень любит, но так и не научилась печь его сама».
Значит, у нее все-таки было имя. Но этой новости было недостаточно, чтобы я перестала злиться на Абдо за то, что он разбудил меня ни свет ни заря.
Тем утром мы принесли ей хлеб, и следующим – тоже. Баронет Меши провел для нас экскурсию по месторождениям серы. Я всю дорогу то и дело вздрагивала от нетерпения. Наконец, на третье утро, Абдо сообщил, что Бланш готова отправиться в путь, если мы найдем ей средство передвижения. Она боялась лошадей.
Лошадей и людей. Я прикусила язык, едва удержавшись от того, чтобы предложить отправить ее в Сегош на спине одного из гигантских пауков.
Жоскан встретился со знакомыми ему глашатаями в каком-то трактире к западу от Меши. Через час он вернулся в палашо с почтовой каретой и пожилым герольдом по имени Фолла, который был готов сопроводить Бланш к даме Окре. Видимо, на моем лице отразилось недоверие, потому что старичок взял мои руки своими дрожащими пальцами и проговорил на ломаном гореддийском:
– Я заботиться о ней как о родная внучка. Неделя пути. Быстрая карета. Она в Сегоше, невредимая. Я обещать.
Мы отправились вслед за каретой верхом на лошадях и встретили отряд под предводительством Нэн и Абдо в том самом месте, где несколько дней назад юноша отправился на поиски замшелой хижины. Я озиралась, пытаясь найти взглядом отшельницу, пока Абдо не подошел к одной из сосен и не указал наверх. Мерцающая Тень сидела на ветке, очень высоко (я никогда не подумала бы, что она может туда забраться) и пристально смотрела на нас.
«Не беспокойтесь, она спустится, – пообещал Абдо. – Она хотела сначала на всех посмотреть».
Как по мне, спускаться она не собиралась – одной рукой женщина крепко ухватилась за ствол, а другую прижала ко рту. Абдо посмотрел на нее и, улыбнувшись, протянул ей руку. Стоило ей увидеть юношу, ее лицо расслабилось, и она судорожно закивала. Потом сделала глубокий вдох, как будто собираясь с силами, и слезла с дерева проворно, словно белка.
Через худенькое плечо Бланш была перекинута заляпанная кожаная сумка на тонком ремешке.
«Мадамина, вы бы видели, какие механизмы она здесь бросает, – сказал Абдо, не сводя с нее восхищенного взгляда. – Она взяла с собой только одного паучка. Положила его в сумку».
Всего лишь одного паучка. Дама Окра будет просто счастлива.
Увидев карету, Бланш замерла на месте. Но тут Абдо взял ее за руку, и они вместе обошли экипаж кругом, изучая колеса и пружины. Когда она испугалась лошадей и захныкала, Абдо терпеливо показал ей, что животные надежно привязаны и не смогут добраться до нее, а потом погладил одну из лошадей по шершавому носу. Бланш отказалась подходить ближе, но щурилась уже не так подозрительно.
«Она должна связать карету со своим сознанием, – объяснил мне Абдо. – Она прикасается к вещам светом своей души и делает их частью себя. Вот бы вы увидели, как светится сейчас вся карета. Я уверен, она смогла бы заставить ее поехать и без лошадей».
Старик Фолла высунул голову из окна кареты. Бланш удивленно вскрикнула и сжала руку Абдо. Юноша преувеличенно улыбнулся, словно показывая ей, как лучше реагировать на появление Фоллы. Она кивнула, серьезно глядя на старика своими фиолетовыми глазами, а затем выдавила смешок:
– Ха. Ха.
Бланш подошла ко мне и, не глядя в глаза, присела в реверансе, словно знатная дама.
– Спасибо, – произнесла она по-гореддийски, четко выговаривая каждый звук.
«За что она меня благодарит?» – озадаченно спросила я у Абдо.
«Она жила здесь в одиночестве целых тридцать лет, – ответил Абдо, гладя руку Бланш. – Чешуя проступила на ее коже, когда она была еще ребенком, и муж ее матери – сам лорд Меши – выгнал ее из дома».
Бланш в последний раз бросила печальный взгляд на холм, а потом наклонилась и поцеловала Абдо в лоб. Абдо помог ей усесться в карету, не сводя с нее глаз ни на секунду.
«Как жаль, что я не могу поехать с ней», – беспокойно произнес Абдо, провожая карету взглядом.
«Ты нужен мне здесь», – сказала я.
Призрачное лицо Бланш показалось в заднем окне кареты. Абдо помахал ей рукой. «Она говорит на пяти языках. Бланш спрятала эти знания глубоко в своем сознании, потому что ей было не с кем общаться. Когда-то ее любили и обучали всему на свете, а потом выбросили, словно мусор».
Карета исчезла за поворотом, и у меня защемило сердце. Если на долю моих собратьев не выпадала милость всех святых, все они разделяли похожую судьбу, даже в Нинисе. Чудесно, что мы смогли помочь Бланш, именно на такие результаты я и надеялась.
Абдо взял меня за руку, переплетя свои пальцы с моими, и ободряюще улыбнулся: «Пойдемте, мадамина. Нам с вами еще нужно найти художницу».
Тем вечером я впервые связалась с дамой Окрой с помощью тника, чтобы сообщить ей о приезде Бланш.
– Поздравляю, – протянула дама Окра. – Не думала, что у тебя получится отыскать еще хоть кого-нибудь. Мы с Недуаром даже поспорили. Но он победит, только если ты найдешь обеих.
– Надеюсь, вы поладили, – сказала я.
Она фыркнула:
– По крайней мере, я вернула себе ложки. Теперь, когда он живет под моей крышей, я могу красть обратно сворованные им вещи, стоит ему куда-нибудь уйти. Он не продает мое серебро, просто тащит все подряд и прячет в своей комнате.
Я озадаченно потерла лоб, но решила не вдаваться в расспросы. Главное, она нашла способ примириться с ним: этого было достаточно.
А мы с моими спутниками отправились в глубь Пинабры и через четыре дня добрались до Вайу, деревеньки лесорубов, расположенной в песчаной низине. Храм Святого Йобертуса, возведенный на святом источнике, оказался самой высокой постройкой в этой местности. Фреска на сосновом потолке часовни была выполнена в фиолетовых и зеленых тонах и изображала, как Йобертус излечивает больных и помогает нуждающимся. Его полные сострадания глаза поразительно напоминали глаза Недуара.
Она успела окончить работу и отправилась в другое место.
К нам неслышно подошел священник и заговорил с Жосканом. Я расслышала только имя графа Пезавольта. Священник запустил руку в свою фиолетовую сутану и вручил Жоскану обрывок старого пергамента.
– Я все думал, когда принесет плоды мое сообщение о награде, – проговорил Жоскан, подойдя ко мне, – но такого не ожидал. Послушайте только: «До меня дошел слух, что за информацию о моем местонахождении положена награда. Я в монастыре Монтесанти. Приносите деньги или не приходите вообще». – Жоскан постучал пергаментом по руке. – Звучит немного недружелюбно.
– Вам знаком этот монастырь? – спросила я.
– Да, – ответил он, поджав губы. – Он хорошо известен, но сам я в нем ни разу не бывал. Забраться на утес, где он стоит, задача не из легких. Монахи спускают лестницу не для всех.
Я была очень рада, что мы точно узнали, куда нам предстояло держать путь, и вообще чувствовала себя довольно уверенно после успеха с Недуаром и Бланш, несмотря на тон записки Од Фредрики. Следующие три дня прошли быстро. Мы поднимались по заросшим соснами холмам, пока не оказались у подножия иссеченной ветром скалы.
– Вот и дошли, – сказал Жоскан и поднял взгляд вверх, прикрыв глаза рукой. – Монастырь возвели на этой скале, вырезав его из горной породы. Вход находится вон там.
Я разглядела нечто, напоминающее вход в пещеру, который был украшен колоннадой. Он располагался примерно на полпути к вершине утеса.
«О боги, – произнес Абдо, снова став ногами на седло. – Я ее вижу. Как же яростно горит ее свет!»
С выступа, на котором располагался вход, свисали две веревки. Мой дернул за одну из них, и где-то наверху зазвонил колокольчик. Ко второй были привязаны дощечка и кусок мела. Жоскан взял табличку и написал на ней по-нинийски: «Мы пришли к Од Фредрике». Из монастыря показались двое бледных мужчин, – видимо, они услышали колокольчик. Они взглянули на нас с высоты, а потом стали поднимать дощечку, ударяя ее о выступавшие из скалы камни, стебли винограда и шишковатые корни.
Через несколько минут они спустили дощечку обратно. «Подняться может только один».
– Идти нужно мне, – сказала я. Жоскан нахмурился, капитан Мой что-то пробормотал и тревожно переступил с ноги на ногу. – Это же просто монахи, – добавила я, сложив руки на груди. – Они меня не обидят.
– Это Орден святого Абастера, образованный в Самсаме, – проговорил Мой. – Их порядки строже, чем в наших монастырях. Здесь вряд ли обрадуются женщине, причем… – Он жестом указал на мое запястье. Чешую скрывал длинный рукав дублета, но я все-таки смущенно потерла руку.
Разумеется, он был прав. Я сама могла процитировать подходящие строки из писания. К тому же именно святой Абастер придумал ловушку, убивающую драконов, которую мы пытались воссоздать. Я не питала никаких иллюзий насчет того, как эти монахи относятся к моему народу.
– Вы только держитесь скромно и будьте осторожны, – посоветовал Жоскан. – В Самсаме люди не так терпимы, как мы, нинийцы.
«Вы, нинийцы, терпимы только на словах», – произнес Абдо, эхом отражая мои собственные мысли.
Над нашими головами раздался такой звук, будто что-то перевалилось через край утеса и летит вниз. Мы инстинктивно отпрянули назад, но это была веревочная лестница. Когда она развернулась до конца, нижняя перекладина все равно не доставала до земли. Жоскан передал мне бумагу, выданную графом Пезавольта, – обещанную художнице награду. Я положила ее в дублет и начала карабкаться вверх. Лестница раскачивалась и терлась о камни, отчего хвататься за перекладины становилось сложнее. К тому времени как я добралась до конца лестницы, костяшки моих пальцев были стерты до крови. Двое монахов в коричневых рясах схватили меня под локти и поставили на землю.
Вход походил на неглубокую пещеру с плоским дном. По всей ее ширине на равном расстоянии друг от друга располагались четыре декоративные колонны. Головы монахов были побриты, если не считать маленьких квадратиков волос на затылках. Отпустив меня, мужчины недовольно вытерли обтянутые перчатками руки о свои рясы, словно я могла их чем-то заразить, а потом повели меня к дальней стене пещеры. Я последовала за ними без слов. Мы прошли через дубовую дверь, закрывавшуюся на железные засовы, и направились по освещенному факелами коридору в самое сердце скалы. Арочные двери по обеим сторонам были закрыты, стояла неестественная тишина. Возможно, Орден святого Абастера приносил обет молчания.
В конце коридора обнаружилась каменная лестница, спиралью уходившая во мрак. Один из монахов снял со стены факел, вручил его мне и указал наверх. Очевидно, здесь они собирались со мной расстаться. Я на секунду помедлила, а потом стала взбираться по крутым ступеням.
Я поднялась на высоту не менее шести этажей. У меня уже начало перехватывать дыхание и закружилась голова, когда в конце лестницы наконец показалась тяжелая дверь. Я слегка толкнула ее, но она не сдвинулась с места. Тогда я навалилась на нее всем своим весом, и дверь, застонав, открылась. Я стояла на пороге просторной и до рези в глазах светлой комнаты. Поморгав и прищурившись, я различила высокие застекленные окна, выложенный плиткой пол, кованый канделябр и строительные леса. Я оказалась в отдельной восьмиугольной часовне на самой вершине скалы.
Я опустила факел в настенное крепление у двери и огляделась в поисках Од Фредрики. На строительных лесах стояла женщина, которая рисовала кусочком угля по голой штукатурке. Она уже успела набросать овал высотой в свой рост, похожий на луковицу нос с раздутыми ноздрями, изогнутый рот и уши с длинными мочками. Теперь я наблюдала, как она дорисовывает пару жестоких, ледяных глаз.
О, эти глаза. Я не сомневалась, что буду видеть их в дурных снах. Казалось, они пронзают меня насквозь и видят мою неполноценность.
Художница сделала шаг назад и внимательно изучила свою работу, затем вытерла руки о рубашку, оставив на спине угольные следы. Ее голову покрывала тонкая шаль, за которой не было видно ее отличительной полудраконьей черты, но я не сомневалась, что это и есть Од Фредрика. Даже в этом схематичном наброске виднелась тень той реалистичной мощи, которой вскоре предстояло воплотиться – здесь было эхо ее предыдущих работ.
Не поворачивая головы, она заговорила ясным, звонким голосом – по всей видимости, со мной. Она, конечно же, услышала стенания открывающейся двери. Увы, я слишком плохо знала нинийский, чтобы понять хоть что-нибудь. Мне удалось расслышать лишь имя святого Абастера.
– Паллэ-дит Горелиано? – Я спросила ее, говорит ли она на моем языке, стараясь не думать о том, насколько ужасно мое произношение.
Она оглянулась через плечо, и на ее веснушчатом лице проступила презрительная усмешка.
– Нэн. Самсамйя?
По-самсамийски я объяснялась сносно.
– Что вы только что сказали?
Она стала спускаться с лесов – неуклюже, словно старушка, страдающая артритом.
– Что всегда читаю писания, прежде чем рисовать лик святого.
– А, – проговорила я. – Разумно.
– За шесть сотен лет картины прошлого исказились. Единственное, что дошло до нас в неизменном виде – это слова святых, – произнесла она, продолжая спускаться. – Заповеди, постулаты, философские замечания. Выдумки. Святой Абастер написал больше всех, и каким же он был монструойго.
Догадаться о значении этого нинийского слова не составляло труда.
– Только посмотрите на него, – сказала она, на секунду замерев, чтобы еще раз взглянуть на рисунок. – Он вас ненавидит.
В его глазах определенно читалась ненависть. Я вздрогнула.
– Он ненавидит нас всех, – продолжила она и с трудом переставила ногу на следующую ступеньку. – Он сбивал с неба драконов силой мысли. Он убил пятерых святых. Самсамийцы надеются, что однажды он вернется. Должны ли мы из-за этого беспокоиться?
Она наконец слезла на пол и стянула шаль с головы. Увиденное не стало для меня неожиданностью, но все равно вызвало шок: ее череп был покрыт серебряной чешуей, как головка младенца бывает покрыта корочками – только гораздо сильнее и страшнее. Огненно-рыжие волосы, пробивавшиеся сквозь просветы между чешуйками, стояли торчком.
Она была высокой и полной. На ее рубашке виднелись пятна – голубые, зеленые и красные, заставлявшие поневоле задуматься об их происхождении. Ее круглое детское личико совершенно не сочеталось с внушительной грудью. Определить ее возраст было не просто, но я могла предположить, что ей около тридцати. Женщина неспешно направилась ко мне, небрежным жестом достав из кармана нож и принявшись чистить им свои ногти.
– Итак, – сказала Од Фредрика, – зачем граф Пезавольта отправил за мной гореддийку? Что за дьявольские козни он строит? – Я открыла рот, чтобы ее успокоить, но она не дала мне сказать ни слова. – Не имеет значения. Я выполнила его условие. Теперь отдайте мне мои деньги.
Я протянула ей полученный от Жоскана вексель. Она мельком взглянула на него, смяла и бросила на пол.
– Чтобы обменять эту бумажку на деньги, мне придется идти в большой город.
Я наклонилась, чтобы поднять вексель. Она пнула по нему ногой, и он отлетел в другую сторону.
– Зачем графу Пезавольта меня искать? – спросила она, обходя меня по кругу с ножом в руке. – Очевидно, не для того, чтобы пригласить на стаканчик соснового бренди. Ему что-то от меня нужно. Стоит мне получить деньги по этой расписке, как меня схватят его люди.
– Возникло недопонимание, – начала я, пытаясь говорить одновременно мягко и внушительно, как это делал Жоскан.
– Сомневаюсь, – перебила она. – Сообщение само по себе звучало подозрительно: «любая информация о местонахождении». Как будто я преступник. Вам не удастся увезти меня отсюда, не применив силы.
– Вы не нужны графу Пезавольта, – сказала я. – Вы нужны Горедду.
– Горедду? – выкрикнула она, еще сильнее изгибая губы в злой усмешке. – Лгунья. Награду обещал Пезавольта.
– Взгляните, – проговорила я и начала закатывать рукав, чтобы показать ей чешую. – Я ваша сестра.
Она смотрела на меня круглыми глазами, потеряв дар речи.
– Меня зовут Серафина Домбег. Я гореддийка и совсем не говорю по-нинийски. Горедд пытается собрать всех полудраконов вместе, чтобы они могли помочь, когда драконья война придет на юг. Вы упомянули ловушку святого Абастера. Мы хотим создать нечто подобное с помощью наших сознаний, установить в воздухе невидимый барьер.
Ее лицо как-то странно посинело, словно она перестала дышать. Я поспешно продолжила:
– Вот почему я ищу наших собратьев. Но это только официальная причина. Я знаю, что каждому из нас иногда бывает одиноко, а порой мы даже чувствуем себя отверженными. Я надеялась, что мы сможем стать друг для друга настоящей семьей, готовой поддержать…
– С каждым словом ваша речь звучит все глупее, – заявила Од Фредрика с категоричностью мясницкого ножа, вонзающегося в кость. – Я должна переехать в Горедд, чтобы мы были семьей – черт подери весь наш род! – только потому, что у нас обеих растет чешуя? Может, нам еще стать лучшими подружками? – Она прижала руки к груди. – Если бы мы только держались вместе, все наши проблемы тут же чудесным образом разрешились бы!
Я в ужасе смотрела на нее, не находя слов. Она ответила мне жестоким взглядом, и я внезапно поняла, что у нее самой точно такие же глаза, как те, которые она нарисовала на стене.
– Вы тупица и невежа, – произнесла она, наклоняясь ко мне. У нее плохо пахло изо рта. – Уходите сейчас, и чтобы я больше никогда вас не видела.
– Пожалуйста, обдумайте мои слова, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы не дрожал голос. – Если передумаете, приезжайте в Сегош, в дом дамы Окры Кармин. Она одна из нас…
– Одна из нас! – повторила Од Фредрика нараспев. А потом широко распахнула рот и пронзительно завизжала мне прямо в лицо. Я отшатнулась. Тогда она подняла нож и снова закричала. Я схватила с пола смятую бумагу и бросилась вон из комнаты, забыв о факеле. Мне пришлось спускаться по винтовой лестнице на ощупь, в абсолютной темноте.
Внизу меня ждал хмурый аббат. Он явно слышал вопли Од Фредрики.
– Святой отец, – проговорила я, тяжело дыша, – мне очень жаль. – Я торопливо расправила вексель, приложив его к дублету. – Вот. Возьмите это, пожалуйста. В качестве извинения. Простите меня.
