Имперский союз. Лента Мёбиуса

– Мой друг, я не доверяю белым людям. Ни французам, ни англичанам, ни американцам. Хотя больше всех, конечно, именно американцам.

– С этим я согласен, но позволь мне рассказать тебе о том, что произошло в землях, где обитает мой народ. Первые бледнолицые, пришедшие сюда, называли себя испанцами. Поселились они в основном на территории других племен – мивоков, чумашей и других. Они заставляли многих индейцев работать, а также переходить в их веру, но обыкновенно их не убивали. Иногда здесь появляются американцы. Когда их мало, они торгуют с нашим народом, но когда их становится много, они или превращают народы в рабов, или попросту их истребляют. Ты прав, они – самые худшие из бледнолицых.

Но около тридцати лет назад в земли, где живем мы, пришли русские. И они оказались совсем другими. Они возделывают землю, охотятся на зверя, ловят рыбу – но они заботятся и о нас. Если у нас не хватает еды, они нас кормят. Если наши люди болеют, они их лечат, и многие, кто раньше бы попросту умер, теперь живы и здоровы. Наши дети учатся в школах, где многое преподается на нашем языке; а для того, чтобы мы могли не только говорить, но и писать на нем, они создали для нас алфавит. Да, они прислали и своих шаманов, но в их городе Россе служит в их храме священник – так называются их шаманы, – который не белый, а похож на нас, и русские целуют ему руку. А еще он учит некоторых из тех, кто принял их веру, чтобы и они стали их шаманами. И никого насильно не заставляют переходить в их веру, хотя уже очень многие стали хоть иногда, но ходить в их храм.

Таояте-Дута задумался.

– Так, значит, ты считаешь, что русским можно доверять?

– У нас получилось. То же я слышал от нашего священника и про земли, откуда он родом, – туда тоже когда-то пришли русские, и люди стали жить лучше.

– Мне передал мой брат, один из вождей родственного нам народа лакота, что он считает, что русским можно доверять. И что русские их защитили. Я ему не верил – белые всегда приходят за своей выгодой.

– Ты знаешь, брат мой, я не скажу, что они не любят золота – конечно, все белые люди его любят. Но это для них не главное. Я говорил об этом с их священником, и он мне сказал, что для русских важнее всего справедливость. А еще для них важно, чтобы все подданные русского царя жили как можно лучше. И этим они отличаются от всех остальных… Ладно, брат мой, мне пора. Надеюсь, что мы с тобой встретимся и разделим трапезу. А пока прощай.

И Орлиный Коготь поклонился, сложив руки на сердце, и растворился в воздухе. А Таояте-Дута вздохнул и запел песню, которую положено петь перед выходом из инупи, после чего затушил костер.

На следующее утро он вызвал к себе посланника лакота и сказал ему:

– Передай моему брату и своему вождю, что я благодарю его за его весточку. Пусть он передаст русским, что я с радостью и с благодарностью приму от них помощь. И если кто-нибудь из них наведается в наше стойбище, мы его примем, как дорогого гостя.

* * *

И вот наступил день, которого так ждали британцы. Точнее, вечер, так как по замыслу Шумилина и его команды, шоу для королевы следовало показать тогда, когда уже совсем стемнеет. Ведь лазеры и прочие световые эффекты лучше всего сработают тогда, когда на Елагин остров опустится ночная мгла. Лишь в этом случае королева Виктория может получить максимум впечатлений.

Правда, виконт Палмерстон встретился лицом к лицу с Шумилиным на день раньше. И произошло это в Большом Каменном театре[8], куда император Николай пригласил виконта и королеву.

Давали оперу «Жизнь за царя». Премьера ее состоялась четыре года назад, и она была принята с восторгом столичной публикой. Партию Ивана Сусанина исполнял знаменитый русский бас Осип Петров. А партию Богдана Собинина, ополченца и жениха дочери Сусанина Антониды – тенор Лев Леонов, чьим отцом был известный пианист и композитор англичанин Джон Фильд. Об этом Николай не преминул сказать королеве. Виктория заулыбалась и обещала прислать молодому тенору памятный подарок.

В театре император и его высокие гости расположились в Царской ложе. Александр Шумилин же с подполковником Гавриловым разместились в ложе для обычных зрителей. Они делали вид, что не замечают любопытных взглядов, которые время от времени бросали на них британцы. Ведь, кроме мистера Робинса, больше никто из них не имел чести беседовать с «атлантами».

Здесь же, в театре, во время антракта произошла первая встреча виконта Палмерстона с Александром Шумилиным. Она напоминала встречу бойцов смешанных единоборств, точнее, пресловутую «дуэль взглядов». Понятно, что в отличие от татуированных противников, ни виконт, ни Александр не рычали друг на друга, не скрежетали зубами, не бормотали ругательства, не делали неприличные жесты. Но взгляды, которыми они обменялись, красноречиво показали, что дальнейшее их общение станет поединком, в котором каждый из участников будет до конца защищать свою команду.

Внешне же все выглядело вполне пристойно.

– Хау а ю, мистер Палмерстон? – вежливо произнес Шумилин.

– Вери вэлл, мистер Шумилин, – буркнул Палмерстон.

На сем обмен любезностями был закончен.

Настоящая же «картина маслом» началась вечером следующего дня, когда, как пошутил подполковник Гаврилов, «атланты» должны были показать «товар лицом» гордым обитателям Туманного Альбиона.

Уже начало смеркаться, когда королева и ее свита вышли из Елагина дворца и направились в сторону заходящего солнца, на мысок, вдававшийся в Финский залив.

Виктория зябко куталась в меховую накидку. Апрельские вечера в Петербурге были холодными, и даже те, кто привык вполне комфортно чувствовать себя в сыром и промозглом лондонском климате, зябли и растирали замерзшие ладони.

Неожиданно росшие вдоль дорожки деревья озарились чудесным мерцающим светом. Откуда-то зазвучала незнакомая чудесная музыка, а огоньки на ветках деревьев, похожие на светлячков, стали переливаться и менять цвет в такт этой музыке.

Потом с небес (во всяком случае, так показалось англичанам) раздался странный и глухой рокот, от которого всем присутствовавшим стало не по себе. Звук, доносившийся до них, напоминал рычание голодного льва. А снизу, чуть ли не из серых вод Финского залива, в небо неожиданно ударили пучки яркого света. Они забегали, перекрещиваясь, и снова разбегаясь в разные стороны. Казалось, что разноцветные молнии, повинуясь невидимой силе, мечутся над головами испуганных британцев.

Рокот в небе неожиданно оборвался. Огоньки на деревьях замерцали и погасли, музыка замолкла. Лишь глухой рев продолжал, как и прежде, доноситься с небес.

Немного погодя загрохотали барабаны. От их ударов у британцев заложило уши. А потом зазвучала странная и грозная музыка. Победно ревели медные трубы, гремели литавры, отбивая ритм, варварский лейтмотив повторялся и казался бесконечным. Пучки яркого света упорядочили свой бег по небу и устремились в сторону залива. В ответ оттуда раздался рев какого-то механизма. В воздух взлетели сотни ракет и огненным букетом распустились в темном небе. А пучки света переплелись между собой, и изумленная королева увидела висящее в небе исполинское изображение бородатого воина в старинных доспехах с мечом руке.

Откуда-то донеслась музыка, похожая на рев штормового ветра и грохот волн. Потом зазвучал голос, от которого зазвенело в ушах. Мужской бас пел что-то по-русски. Виктория не владела этим варварским языком, но стоявший рядом с ней Робинс, наклонившись к уху королевы, перевел:

О скалы грозные дробятся с ревом волныИ, с белой пеною крутясь, бегут назад.Но твёрдо серые утесы выносят волн напорНад морем стоя.От скал тех каменных у нас, атлантов, кости,От той волны морской в нас кровь-руда пошла.А мысли тайны от туманов,Мы в море родились, умрем на море[9].

Изумленные и немного испуганные британцы увидели, как из вод Финского залива появились черные фигуры, у которых вместо лиц были странные маски и огромные стекла, заменявшие глаза.

– Это воины атлантов, ваше величество, – шепнул изумленной королеве мистер Робинс. – Видите, у них в руках чудесное оружие, которое может стрелять и на земле, и под водой.

Тем временем грозные фигуры в черном вышли на берег и выстроились в две шеренги, лицом друг к другу. Они словно приготовились встречать кого-то, кто должен был появиться со стороны моря.

Непонятный рев, доносившийся с запада, усилился, и королева с изумлением увидела странный корабль, без мачт, парусов и труб, который с огромной скоростью мчался по направлению к берегу. Скорость его была просто фантастической. Мистер Робинс, который в молодости служил мичманом на флоте, на глаз прикинул – не менее тридцати узлов. Но этого просто не могло быть!

Чудо-корабль тем временем летел над волнами к тому месту, где выстроились воины атлантов. Он словно хотел с разбегу вылететь на берег. Неужели там сидят самоубийцы?!

Но удивительное создание людей, живущих в подводном мире, подлетело к кромке воды и… выскочило на берег, после чего, подняв тучу песка и пыли, резко остановилось. Два крутившихся позади него крыла замедлили свое вращение. Сбоку откинулись вверх две дверцы. Из корабля атлантов вышел человек, одетый в странную форму, который помог выбраться из застекленного помещения императору Николаю, Александру Шумилину и двум молодым людям – юной девушке ослепительной красоты и ее спутнику, в черном мундире с золотым аксельбантом на груди.

– Это дочь императора Александра и ее муж – герцог Винетский, – шепнул королеве мистер Робинс. – Великая княжна полюбила этого атланта, и император дал согласие на их свадьбу. Молодые живут пока в Гатчине, во дворце покойного императора Павла I. Но время от времени они отправляются во владения герцога Винетского.

Двигатель странного корабля атлантов замолчал, но откуда-то сверху снова зазвучала странная варварская музыка. Опять победно ревели медные трубы, а огненные лучи, пометавшись, на небе сложились в силуэт парящей над морем птицы. Сбоку вспыхнул сноп огня, поднявшийся к облакам, и изумленная королева увидела, как сверху на мысок острова на огромных крыльях спускаются люди. И не просто люди, а воины. Опустившись на песок, они освобождались от распростертых над ними крыльев, поправляли висевшее на груди оружие и выстраивались перед высадившимся на берегу императором с его свитой, приветствуя русского монарха.

А потом, освещенный лучами мощных прожекторов, со стороны Кронштадта появился военный корабль. Увидев его, один из офицеров королевского флота вздрогнул.

– Смотрите, смотрите – это тот самый корабль-убийца, – воскликнул он. – Именно такой потопил наши фрегаты у Бергена!

Виконт Палмерстон поморщился. По негласной традиции, англичане не любили вспоминать свои поражения, как будто их и не было вообще. Увидев, что русский император направился в их сторону, виконт вежливо взял королеву под локоток и шепнул ей:

– Ваше величество, нам следует поприветствовать царя и атлантов. Со стороны будет выглядеть крайне невежливо, если мы не сделаем хотя бы пару шагов им навстречу.

* * *

После такой яркой и поразившей всех встречи император Николай занялся своей царственной «сестрой» Викторией, а Шумилин и Палмерстон, уже официально представленные друг другу, уединились в небольшом кабинете в Елагином дворце, чтобы заняться тем, ради чего, собственно, и состоялась встреча двух высоких делегаций.

Виконт, несмотря на свой возраст и опыт, заметно волновался. А Шумилин, внимательно рассматривая своего визави, вдруг вспомнил слова, которыми Карл Маркс очень метко охарактеризовал этого политического деятеля: «Будучи тори по происхождению, он все же сумел ввести в управление иностранными делами весь тот клубок лжи, который составляет квинтэссенцию вигизма. Он прекрасно умеет соединять демократическую фразеологию с олигархическими воззрениями, умеет хорошо скрывать торгашескую мирную политику буржуазии за гордым языком аристократического англичанина старых времен; он умеет казаться нападающим, когда на самом деле потворствует, и обороняющим, когда на самом деле предает; он умеет ловко щадить мнимого врага и приводить в отчаяние сегодняшнего союзника, умеет в решительный момент спора становиться на сторону сильнейшего против слабейшего и обладает искусством, убегая от врага, сыпать громкими, смелыми фразами».

«Интересно, – подумал Александр, – какую тактику изберет сегодня сэр Генри? Наступательную или оборонительную? Впрочем, немного терпения, и все скоро станет ясно. К тому же наше шоу должно сбить с толку этого лощеного ирландского аристократа. Я уверен на сто процентов, что ничего подобного Палмерстон раньше не видел, и ему понадобится время, чтобы привести в порядок свои мысли. Мне известно, что Палмерстон собрал много информации о нас, но одно дело читать это в донесениях своих агентов, и совсем другое – увидеть все своими глазами».

А Палмерстон тем временем безуспешно ломал голову, как ему себя вести с этим пожилым атлантом. Виконта смутил его взгляд – так обычно люди рассматривают в зверинце редкое и экзотическое животное.

«Да он меня совсем не боится! – неожиданно пришло в голову Палмерстону. – Хотя он и не выше меня ростом, но мне почему-то все время кажется, что этот атлант смотрит на меня сверху вниз».

Наконец, когда молчание стало уже просто неприличным, виконт прокашлялся и спросил у Шумилина, достаточно ли тот хорошо владеет английским, и не стоит ли пригласить для беседы переводчика.

– Нет, мистер Палмерстон, – произнес Шумилин, – хотя я и имею сравнительно небольшую языковую практику, но, как мне кажется, мы должны хорошо понять друг друга. К тому же не надо, чтобы во время нашей беседы в комнате присутствовал кто-то третий. Или у вас на этот счет другое мнение?

Виконт вынужден был согласиться. Действительно, вполне вероятно, что в ходе предстоящей беседы могли возникнуть ситуации, когда каждая из сторон посчитает себя смертельно обиженной. А этого Палмерстону совсем не хотелось. Ведь не для ссоры он отправился за тридевять земель в эту варварскую страну, которая последнее время доставляет столько бед его королевству.

– Я понимаю вас, мистер Палмерстон, – задумчиво произнес Шумилин. – То, что вы знаете о нас, как и то, что вы сегодня увидели, все это неизбежно наводит вас на мысль о том, что мы смертельно опасны для Британии, и с нами что-то надо делать. Но вот что именно? И какую цену вы вынуждены будете заплатить за то, чтобы мы снова надолго погрузились с морские пучины?

– Мистер Шумилин, – Палмерстон впервые взглянул в глаза своему собеседнику. – Я понимаю, что ваше могущество огромно, но Британия никогда не согласится на то, чтобы вы и ваши русские союзники отобрали у нас Индию. Мы готовы пожертвовать многим, но не допустить, чтобы нас выставили оттуда, словно нашкодившего ребенка.

– А разве нам нужна Индия? – изумленно развел руками Шумилин. – По-моему, никто из нас об этом не произнес ни слова. К тому же зачем нам лезть в страну, в которой народы, ее населяющие, разговаривают на разных языках, молятся разным богам, да еще разделены внутри себя принадлежностью к разным кастам?

– Да, но ваше движение на юг, в Турцию и Персию, говорит об обратном, – покачал головой Палмерстон. – Вы же не будете отрицать тот факт, что Россия, в том числе и при вашей поддержке, медленно и методично подгребает под себя эти страны.

– Это суровая необходимость, – строго, словно учитель нашалившему школьнику, произнес Шумилин. – Ведь Турция поддерживала и поддерживает бандитские шайки, нападающие на русские поселения на Кавказе. Не ваш ли мистер Уркварт платил полновесные британские гинеи вожакам этих шаек?

– Кстати, а куда вы дели беднягу Уркварта? – встрепенулся Палмерстон. – Он, наверное, сидит у вас в жуткой подводной тюрьме? Или вы его прикончили?

– Мистер Уркварт жив и здоров, – усмехнулся Шумилин. – Телесно здоров. А вот за его умственное здоровье после того, что он узнал от нас, мы ручаться не можем. Ну, да и бог с ним. Одно могу вам сказать – вряд ли вы его снова увидите. К тому же, если мне не изменяет память, отношения между мистером Урквартом и вами были далеко не безоблачными.

– Хорошо, – кивнул Палмерстон, – давайте вернемся, как вы выражаетесь, к нашим баранам. Я обозначил зону наших интересов. Теперь не мешало бы узнать зону интересов России и вашей… Не знаю, какой у вас государственный строй – монархия или республика.

– Это не суть важно, – отпарировал Шумилин. – Главное, что у нас есть свои интересы. И мы намерены их всячески защищать. Причем всеми имеющимися у нас в наличии средствами. И средства эти у нас имеются в достатке.

– Значит, война? – спросил Палмерстон. – Но ведь это ужасно – в ней погибнут сотни тысяч людей…

– Миллионов, виконт, миллионов людей, – покачал головой Шумилин. – А Британские острова могут погрузиться в морскую пучину, как когда-то произошло с нашей прародиной, Атлантидой.

Палмерстон неожиданно побледнел. Он всерьез воспринял слова, сказанные своим оппонентом. Что атланты всемогущи, он понял сегодня, когда они продемонстрировали лишь часть своих возможностей. А если еще к ним еще примкнет варварская Россия…

Виконту стало совсем нехорошо. Шумилин же, участливо наблюдавший за Палмерстоном, взял стакан, наполненный сельтерской водой, и протянул его собеседнику.

Сэр Генри жадно, глубокими глотками, выпил воду, благодарно кивнул Шумилину и, словно выступая в парламенте, взмахнул руками.

– Мистер Шумилин, неужели вы хотите устроить Армагеддон?! Вы что, и в самом деле считаете себя богами?!

– Мы просто предоставляем вам право выбора, – спокойно произнес Александр. – Ведь можно же договориться и не пытаться враждовать друг с другом. Вы не посягаете на наши интересы, а мы – на ваши. Если же наши и ваши интересы в чем-то совпадут, то мы можем действовать сообща. Только помните – мы прекрасно знаем о коварстве ваших политиков и будем перепроверять каждое ваше слово, наблюдать за каждым вашим шагом. И горе вам, если мы обнаружим, что вы пытаетесь нас обмануть! Расплата наступит немедленно!

– Мистер Шумилин, – Палмерстон примирительно поднял руку, – давайте на сегодня закончим нашу беседу. Мы сказали друг другу главное. Теперь же потребуется какое-то время на то, чтобы хорошенько обдумать сказанное. Вы согласны со мной?

– Вполне, – произнес Шумилин. – Отложим продолжение нашего разговора на завтра. А вы пока отдохните. Поверьте, отдых вам не помешает…

Глава 2. И на суше, и на море…

Эскадра адмирала Нахимова покинула гостеприимную гавань крепости Росс и, разделившись на два отряда, отправилась в Петропавловск и Ново-Архангельск.

Надо сказать, что пребывание кораблей, которые стали ядром нового флота России, принесло не только немало хлопот Виктору Сергееву, но и прядь-другую седых волос в его и без того изрядно поредевшей шевелюре. Донья Исабель с жалостью наблюдала за тем, как ее любимый старался обиходить и накормить матросов и офицеров эскадры, которые многие месяцы находились в море. Пришлось распатронить запасы продовольствия, которые успел поднакопить Сергеев. Жалко, конечно, но служивые ни в чем не должны испытывать недостатка – эту истину Виктор Иванович усвоил еще в годы службы в Афгане.

Впрочем, ему пришел на помощь дон Франсиско. Он послал гонцов к своим соседям – владельцам богатых ранчо, – и они подвезли в крепость Росс овощи и фрукты, пригнали стада быков. Адмирал Нахимов, оценив старания правителя русских владений в Калифорнии, горячо поблагодарил его и предложил компенсировать часть расходов. Но Сергеев категорически отверг предложение Нахимова, заявив, что денег у него вполне хватает.

Мексиканцы же с охотой принимали полновесные русские рубли. Цены вполне устроили обе стороны. Наиболее предприимчивые доны предлагали командирам кораблей заключить долгосрочные контракты на поставку продовольствия для экипажей. А ревизоры и баталеры[10] поспешили завести полезные знакомства среди местных ранчеро.

Майор Скуратов, который тоже работал на пределе, сумел за время пребывания эскадры в крепости Росс выявить несколько человек, которые проявляли нездоровое любопытство к русским морякам и кораблям, на которых они пришли в гавань крепости. Попыток диверсий, слава богу, не было, а со шпионами Скуратов разобрался быстро. Мексиканцев он отпустил.

Среди задержанных граждан САСШ оказались не только шпионы, но и представители коммерческих структур. Их интересовало не количество пушек на кораблях русской эскадры и численность их экипажей, а возможность сделать хороший гешефт на торговле с русскими, обосновавшимися в Калифорнии и собирающимися обосноваться здесь всерьез и надолго. С ними Сергеев провел краткую беседу, после чего коммивояжеров отвезли к границе российских владений и отпустили с миром.

Выявленных же агентов американских и британских спецслужб после короткого и энергического допроса было решено отправить в Петербург, где ими займутся более квалифицированные специалисты из будущего. Скуратов предложил не использовать для их перемещения машину времени, а отправить задержанных в обычном порядке – в трюмах кораблей эскадры, а потом по этапу под конвоем через всю Сибирь-матушку. Пусть эти недоделанные джеймсы бонды вдоволь полюбуются на дремучую тайгу и получат на всю оставшуюся жизнь незабываемые впечатления.

По дороге на Аляску русские корабли тщательно прошерстили воды, принадлежащие теперь Российской империи. Они захватили несколько неосторожных или слишком наглых британских и американских браконьеров, промышлявших в чужих водах. Сопротивляться незваные гости даже и не пытались – хотя русские бриги и мало были похожи на «адские корабли», которые появлялись неизвестно откуда и безжалостно топили всех, кто незаконно вторгся в российские территориальные воды, все же шхунам и баркам с разношерстными экипажами трудно было тягаться с военными кораблями. Да и кто поручится, что, если кому-нибудь и улыбнется удача, то в следующий раз за ними не будут охотиться эти самые «адские корабли»?

А фрегаты «Паллада» и «Аврора» – последняя шла под штандартом великого князя Константина Николаевича – уже приближались к берегам Камчатки. Именно там, на берегу Авачинской бухты, было решено создать главную базу Тихоокеанского флота. Великий князь уже успел побывать на Камчатке, правда, в XXI веке, и потому ему очень хотелось посмотреть, как выглядел Петропавловск, всего тридцать лет назад получивший статус города. О важности этой гавани можно было судить хотя бы потому, что помимо российских кораблей ее еще в прошлом веке посетили такие известные мореплаватели, как англичанин Джеймс Кук и француз Жан-Франсуа Лаперуз.

Столь пристальное внимание иностранцев к Камчатке настораживало. Поэтому наличие в Авачинской бухте сильной русской эскадры было крайне необходимо. Об этом великому князю Константину не раз говорил его наставник, адмирал Литке. Того же мнения с недавних пор придерживался и император Николай I. Несомненно, внимание к забытой Богом и людьми окраине России у отца великого князя появилось после общения с людьми из будущего.

Константин прищурился – налетевший порыв ветра бросил ему в лицо соленые брызги, сорванные с гребня крутой волны. Стоявший рядом с ним его воспитатель адмирал Литке не спеша достал из кармана мундира белоснежный платок и протянул его генерал-адмиралу русского флота.

– Ваше императорское высочество, – сказал Литке, – мы скоро увидим вершину Авачинской сопки, которая возвышается над Петропавловской гаванью[11], а также еще более красивую и высокую Корякскую сопку. Не желаете ли вы переодеться и подготовиться к встрече с начальником Охотской фактории лейтенантом Завойко? Думаю, что он будет очень рад, узнав, что именно вы поздравите его званием капитан-лейтенант и назначите командиром Петропавловской гавани. Хочу отметить, что этот малоросс, как и все его земляки, отличается хозяйственной сметкой и рачительностью. Если верить тому, что рассказывали о нем люди из будущего, он в здешних суровых краях выращивал картофель и арбузы, заставил местный люд обзавестись коровами и прочей скотиной. А во время нападения на город англо-французской эскадры… Впрочем, может быть, этого нападения в нашей истории и не будет. И войны той, во время которой погиб Черноморский флот и был разрушен Севастополь, тоже не будет.

– Я надеюсь на это, – сказал Константин, разглядывая горизонт через подзорную трубу. – Смотрите, смотрите – я вижу землю и высокую гору, а за ней еще одну. Мы и в самом деле подошли к берегам Камчатки…

* * *

После разговора с Шумилиным Палмерстон долго не мог прийти в себя. Он вернулся в отведенные ему комнаты, выпил бренди, но даже солидная доза алкоголя не смогла его успокоить. Он никак не мог забыть слова тайного советника царя о том, что Британию ждет ужасная судьба, если она посмеет поднять меч на Россию. То, что атлант не блефовал, а говорил вполне серьезно, виконт понял по выражению лица Шумилина. Так говорят люди, полностью уверенные в том, что они желают сообщить другому. А ко всему прочему, его собеседник смотрел на Палмерстона таким взглядом, каким взрослые люди смотрят на не в меру расшалившегося, дурно воспитанного ребенка.