скачать книгу бесплатно
– Гарольд прав. Хрен я ему покажу.
– Тебя никто и не просил показывать, – фыркает Гарольд. – Таких, как ты, ждёт эпизод войны.
– Что?!
И Гарольд начинает петь писклявым голоском:
– Эпизод войны! Эпизод войны!
У Пола от недоумения глаза из орбит вылезают.
– Песня такая есть, – говорит Гарольд. – Радио надо слушать. Песня о том, как один крутой парень надирает задницу другому, плохому парню. То есть про меня и тебя песня. – Маринвилл поворачивается к Брету: – Спорим на бакс, ты не знаешь, что у Пола в корзине?
– Моя собака не продаётся, – говорит Брет. – А тех, кто торгует собаками, «Гринпис» трахает в задницу.
– «Трахает в задницу»? – мальчик озадачен. – «Гринпис»?
– Так говорят, – отмахивается Брет.
Но Пол с умным видом поясняет:
– Это, как «надирает». Только по серьёзному.
– А. – Гарольд кивает.
Брет щурится.
– Чертовски знакомая песня. – Он пытается вспомнить имя исполнителя. – Ну-ка, напой ещё разок, Гарольд.
– Эпизод войны! Эпизод войны!
– Что за ужасный день, – вконец разочаровывается Пол.
– Точно, – кивает Брет. – Это Элтон Джон.
– Король лёгкого рока, – говорит Гарольд.
– Он в порядке.
– В полном порядке.
– Так что у меня в корзине, Брет? – повторяет Пол.
Салливан молча вышагивает по полю. Мальчики за ним еле поспевают. Он выше их на голову.
Первым ликующим оказывается Гарольд:
– Я так и знал! Всё ты врёшь! Клинт Иствуд лгунам яйца отстреливает.
– Брет безъяйцевый! – подхватывает Пол. – Брет безъяйцевый!
Но Брет с яйцами. Он отмеряет ещё десяток шагов и говорит:
– Три парафиновые свечи, масляные краски, остатки мебельного лака в жестяной банке, три кисточки, коробок спичек, холодный чай в термосе, сэндвичи и фирменный яблочный пирог от миссис Кауфман. – Он качает головой: – Когда наступает день моей очереди приносить корзину с ланчем, это не так вкусно. Мой отец не верит в стряпню, а сам я люблю готовить бургеры, в которых из начинки всё подряд, да побольше.
– Зря ты так, – говорит Гарольд. – Я люблю твои бургеры.
– Иисусий ангел! – удивлённо выкрикивает Пол. Этой фразе он научился у покойного прадедушки, тот употреблял её по сто раз в день без всякого повода: «Подай мне, иисусий ангел, банку с горчицей». «Зачем нам, иисусий ангел, дождь зимой?» Иисусий ангел то, иисусий ангел это. Даже перед смертью широко открыл глаза, пробормотал: «Иисусий ангел», – и отбыл. Правнук принял эстафету. Он кричит во второй раз ещё громче прежнего, и на этот раз фраза означает крайнюю степень восторга:
– Иисусий ангел, откуда ты знаешь, что у меня в корзине?! Всё верно перечислил. – Пол подбегает к Брету, поднимает край полотенца, заглядывает внутрь и говорит: – Точно. Ничего не упустил. Как ты это делаешь?
– Дело в звуках. И в запахах.
Поляну одуванчиков сменяет пашня. Здесь начинается картофельное поле. То самое, на котором впервые встретились трое друзей. Ровные ряды зелёной ботвы возвышаются над гребнями земли. Отец Брета гордится своим полем и делает это не зря – в уплату за литры пролитого пота оно приносит тонны урожая, оптовики из Большого Города скупают весь картофель фермера уже в первых числах сентября, сразу после уборки. За что платить есть – и Генри знает цену. Но картофельным поле является только для отца Брета и его клиентов, для самого Брета, Пола и Гарольда это Угодье Дружбы. Салливан-младший всему даёт названия, он считает, так нужно, и сегодня даст ещё пару. Фантазия у него хорошая, Брет умеет придумывать игры, бои, фантастические истории и даже эротические – про «киску» внучатой племянницы Джеймса Грэхема (самого зажиточного фермера в окрестностях), которую он изловчился увидеть прошлым летом, – всё это восхищает ребят, придаёт Брету взрослости.
Глаза Гарольда вспыхивают, ступив на пашню, он вспомнил про истории Брета.
– Фантастические истории! – выкрикивает Маринвилл. – Брет, ты ведь расскажешь нам сегодня одну из них? Истории у тебя получаются не хуже бургеров.
– Мне как-то попалась кинза в бургере Брета, – говорит Пол. – Кинза.
– Я люблю кинзу, – говорит Гарольд. И, немного подумав, добавляет: – И финики.
– В бургере, Гарольд, – акцентирует Пол.
– Я люблю бургеры, – мечтательно говорит Гарольд.
– Мне иногда кажется, что этот парень слабоумный, – шепчет Пол Брету.
– Он просто любит поесть, – шепчет Брет Полу.
– Все жиртресты, – делает вывод Пол, – слабоумные.
Но Гарольд непробиваем.
– Бургеры и истории, – говорит он. Маринвилл обожает рассказы Брета, в них есть рыцари, кровь, пытки. – Сегодня ведь будут истории, Брет?
– А ты взял повязки? – спрашивает Салливан.
Маринвилл останавливается и испуганно ощупывает карманы джинсов.
Повязки тоже придумал Брет. «Чтобы погрузиться в историю и отсечь себя от реальности темнотой» – так он говорит. И Пол с Гарольдом всегда послушно завязывают узлы на затылках. Пол настороженно следит за поисками Гарольда. В кулинарных изысках маленький Кауфман критичен – его мать работает поваром, – но рассказы Брета ему тоже нравятся, в них есть рыцари, схватки, доблесть.
– Есть! – кричит Гарольд и достаёт из кармана два чёрных платка.
Пол облегчённо выдыхает.
Картофельное поле близится к концу. Ребята проходят мимо громадного чучела с военной каской на соломенной голове, вместо правой руки у чучела ржавые садовые ножницы. Это Фриц Воронье Мясо. Сделал его Генри Салливан, имя дал Брет Салливан. Три головы поворачиваются на девяносто градусов: мальчики всегда оборачиваются, но чаще – останавливаются и подолгу разглядывают соломенного монстра. Пытаются уловить движение. Брет рассказал друзьям, что оно живое, но действует только ночью: весь день даёт воронам пообвыкнуть, посидеть, погадить на себя… а ночью ЩЁЛК – и рассекает одинокую прилетевшую птицу пополам своей железной рукой. Гарольд и Пол говорят Брету, что никогда не видели рядом с чучелом разрубленных ворон. Брет говорит им, что каждое утро убирает тушки, чтобы остальные птицы не заподозрили неладное. Генри говорит Брету, что его друзья – маленькие доверчивые идиоты, потому что вороны не летают ночью. Так или иначе, Фриц Воронье Мясо вызывает у мальчиков восхищение – от него веет древним и чем-то потусторонним. Такие вещи всегда привлекают детей.
Когда чучело скрывается из виду, друзья поворачивают головы, и перед ними выстраивается древний лес.
– Пришли, – говорит Брет.
* * *
Брет любит лес. Большую часть своего свободного времени он проводит именно здесь – на окраинах сосновника. Заходить вглубь Генри Салливан запрещает сыну, хотя и догадывается, что граница запрета – пятьдесят метров – всё равно будет нарушена.
Брет, Гарольд и Пол переходят черту. Пахнет хвоей, мхом, сыростью. Пол наступает на ветку, и ребята слышат, как треск уходит во все стороны, затем тонет в привычных звуках леса – дятел, сойка, клёст. Сквозь кроны высоких деревьев во мрак чащи пробиваются лучи солнца, каждый луч превращается в прожектор из-за миллиона микроскопических частиц, парящих в воздухе. Мальчики поднимают головы и как загипнотизированные смотрят в эти столпы света. От переизбытка кислорода друзья ощущают лёгкое головокружение и приятную слабость по всему телу – лес наполняет их своим густым духом, даёт осязать себя. Брет любит это первое прикосновение, от него бегут мурашки по затылку.
Древнюю чащу перед фермой Салливана рассекают две тропы. Гарольд, Пол и Брет стоят перед их началами: одна ведёт налево, другая – направо. Раньше собиратели ягод, грибники и охотники ходили по обеим, но три года назад проход по той, что ведёт направо, стал невозможен. Всё дело в ручье. Львиная Струя – так его окрестил Брет. Ручей пересекает тропу. Раньше поток был мощный, но не настолько широкий, чтобы человек не смог перепрыгнуть. И люди прыгали, потому что на той стороне ручья, в двухстах метрах к югу, находилось самое большое клюквенное болото. Люди прыгали через ручей с пустыми корзинами, а спустя час прыгали обратно с корзинами, наполненными до краёв красными ягодами. Клюква собиралась не поштучно, а гроздьями – мох болота был окровавлен её плодами. Но теперь всё по-другому. Многочисленных голосов собирателей со стороны болота уже давно не слышно, туда больше никто не ходит. Дело в том, что ручей набрал силу и мощь – сказались дождливые сезоны, которые пошли один за другим. Строительство моста через вышедший из берегов ручей никто не хотел финансировать, а все сваленные деревья-переправы уносило потоком, который успел прославиться своей яростью.
«Львиная Струя. – Трое друзей стояли у кустов акаций и справляли малую нужду, когда Брет решил пояснить, что к чему. – Лев ведь огромное животное? Огромному животному – огромную струю».
Ручей и вправду был длинным, широким и далеко не прозрачным. Матово-жёлтая масса бурлила от истока до устья.
Из-за недостатка средств провалилась первая затея – строить мост, а вторая – обогнуть ручей пешком – доказала абсурдность первой: когда собиратели всё-таки добрались до легендарного болота в обход, то не увидели ягод. Клюква скрылась под водой и загнила.
«Чего и стоило ожидать, – скажет Брет. – «Ушла, как «Титаник». Львиная Струя берёт своё начало на болоте, и ручей – это только показатель того, что творится на самом болоте. Если ручей превратился в реку, значит, болото превратилось в море».
Собиратели ушли с затонувшего болота ни с чем. С тех пор оно перестало быть легендарным в плане ягод и стало легендарным в плане историй. А тропа, которая вела к ручью, заросла за ненадобностью. Что не дало ей исчезнуть окончательно, так это грибники, не оставляющие попыток обогнуть ручей в жаркую погоду, ну, и, естественно, сам Брет, истоптавший все окраины леса. Хоть ручей и находится дальше разрешённых отцом пятидесяти метров, Брета это не останавливает: «Слушать рык Львиной Струи я готов вечно. Дьявольски крутая штука».
И сейчас.
Брет стоит на перепутье двух лесных троп. Он поворачивает голову направо, вытягивает шею в сторону заросшей тропы и прислушивается. Пол и Гарольд следуют его примеру. Шелест листьев, стрёкот насекомых, пение птиц… и вот он, накрывающий все эти звуки утробным монотонным рыком. В жаркую погоду ручей, конечно, не так агрессивен, как в дождливую, но Брет удовлетворённо кивает – этот рёв он ни с каким другим не спутает. Салливану не терпится побыстрее добраться до ручья, и он знает, как это сделать.
– Вы видели задницу Бакса? – говорит он друзьям.
– А кто её не видел?
– Он всегда голым ходит, – соглашается Гарольд.
– Хорошо, что вы в курсе. – Брет назидательно поднимает палец: – Потому что на этой кудлатой заднице расположился клещ, настолько здоровенный, что сам Генри Салливан не решается его вытащить. А вы знаете моего отца.
– Генри Салливан не из робких, – соглашается Пол.
– Крутой мужик, – кивает Гарольд.
– И это только подливает масла в огонь, – говорит Брет.
– В какой такой огонь? – спрашивает Гарольд.
– В огонь азарта. – Салливан прижимает корзину к груди, делает шаг в сторону заросшей тропы, той, что ведёт вправо, а затем срывается с места и кричит уже на ходу: – Кто последним прибежит к поляне у ручья, тот вытаскивает клеща из задницы Бакса!
Пол без лишних слов срывается следом. Гарольд, отчаянно взвизгнув, – последним. Лесная тропа заросшая и узкая, так что к поляне у ручья после пятиминутного забега мальчики прибегают в таком же порядке: Брет, Пол, Гарольд.
– Нечестно! – канючит запыхавшийся Гарольд. – Там было не обогнать!
– Ты просто поддался! – Пол смеётся. – Тебе нравится объёмный зад Ублюдка, в этом всё дело, я видел, как ты его сегодня елозил. Разминался перед боем, парень?
– Иди ты. – Гарольд показывает ему средний палец. – Ещё одно слово, и я расскажу миссис Кауфман, что ты накачал её снотворным.
– Стукач.
– Дипломат, – поправляет Гарольд.
– Чего?!
– Регулировщик отношений, – гордо объясняет Маринвилл то, что ему сегодня объяснил отец за просмотром политических новостей по кабельному.
– …отношений между задницей и насекомым. – Пол кабельное не смотрит.
Брет ставит корзину в центр поляны и обходит прилегающие к ней кусты, он ищет оставленные им с утра заготовки. Находит. Вытаскивает из-под куста барбариса три одинаковых полена. Мальчики сразу прекращают спор и смотрят на старшего друга в предвкушении хорошей новости.
– У нас будет свой флот, – объявляет Брет и достаёт отцовский столярный нож.
* * *
С одной стороны поляну отсекает ручей, с другой – замыкает дугой лес. Эта поляна-полукруг становится на ближайшие два часа мастерской Брета и его друзей.
Столярным ножом Салливан вырезает стружку, в воздухе пахнет деревом, лезвие, сверкая на солнце, всё глубже уходит в нутро полена. Брет смахивает тыльной стороной ладони пот со лба и сосредоточенно высматривает «лишнее» для палубы дерево. Работа идёт быстро. Первый корабль готов через полчаса: небольшой, остроносый, с закруглённой кормой, он напоминает марсельную шхуну. Брет передаёт своё детище Полу и Гарольду. Мальчики, вооружённые кисточками, приступают к покраске. Несмотря на свои восемь лет, получается у них вполне неплохо. Брет не кривит душой:
– Неплохо.
Производство кораблей набирает ход. Один выстругивает, двое красят. Пол с Гарольдом, поочередно подбегают к ручью, чтобы промыть кисточки.
– Крутой у тебя нож, Брет, – подмечает Гарольд.
– Это отцовский. Он сдаёт мне его в аренду за помощь в хозяйстве. Говорит, что подарит на четырнадцатилетие. Говорит, в четырнадцать я стану мастером и заслужу его.
– А пока не заслужил? – Пол указывает на кораблик кисточкой: – Ведь похоже на работу мастера. Разве нет?
– Это многофункциональный нож, – говорит Салливан. – Им можно создавать и разрушать. Я должен научиться делать и то и другое.
– Например?
– Убивать животных.
– Это ж проще, – Пол пожимает плечами. – Убить каждый может, а вот корабль попробуй, сделай.
– Я не могу, – говорит Брет. – Свежевать могу, а убивать – нет.
– Если полоумный Джо Пепси может, то и ты сможешь.
– Джо Пепси? – переспрашивает Гарольд. – Это ещё кто?
Пол удивлён, но скорее даже возмущён незнанием Гарольда:
– Парень, ты телик вообще смотришь?
