Соза

Альберт услышал, как хлопнула входная дверь, это Егор ушел в магазин. Вокруг была такая тишина, что даже голоса из телика звучали одиноко и сиротливо.

Он закинул руки за голову, уставился в потолок и попытался оторвать ноги от кровати. Тело не слушалось. Тогда он сел, спустил ноги на пол и попробовал встать. Альберт использовал спинку кровати как опору и поднялся за счет силы рук. Они у него и вправду сильные, хотя и худые. Но если дело до того доходило, то он хоть левой, хоть правой мог побороть почти любого. Поймав равновесие, он сделал шаг, но тут же упал, больно ободрав кожу на спине о край кровати. Под руку попался пульт, который Егор, уходя, положил рядом. Альберт, сжав челюсти, швырнул его в противоположную стену:

– Лучше уж сдохнуть тогда!

Пластмасса разлетелась на куски, и он пожалел о своей выходке. День за днем, а там как-то да сложится. Привычка жить сегодняшним днем накрепко засела в сознании. Что поесть, чем накрыться, что надеть – из этих насущных вопросов и их решения складывался день, из дней недели, из неделей месяцы. Так незаметно сложились его последние восемь лет. Там, в лагере, часто велись разговоры о воле и вольной жизни. Но он, в отличие от многих кто был там, знал, как тут жить.

Альберт вздохнул, вытянул ноги и оперся спиной о кровать. На расстоянии вытянутой руки стояла табуретка, на которой лежала потертая тетрадь. В нее Егор аккуратно записывал показания счетчика. В пружинистый переплет была вставлена шариковая ручка. Альберт взял тетрадь и раскрыл на чистом листе. Потом закурил и, зажав сигарету зубами, принялся рисовать. Ручка металась над поверхностью листа, оставляя то тут, то там хаотичное нагромождение штрихов. Он стряхивал пепел, который сыпался на бумагу, и прикуривал одну сигарету от другой. На листе вырисовывался женский портрет: орлиный профиль, темное каре, выбившаяся прядь надо лбом, руки с длинным маникюром расслаблено лежат на руле. На каждом пальце по кольцу, очертания которых он помнил в мельчайших подробностях.

                                                   * * *

Спустя две недели Альберт уже мог перемещаться от стола до кровати. Хотя и невеликое достижение, хватало его от силы на пару раз в день, но Егор подбадривал:

– Ну если так дело пойдет, то скоро бегать начнешь.

Сам он теперь большую часть времени проводил у Альберта. Егор уходил часов в шесть утра и часа в четыре уже был дома. По всему было видно, что общения ему не хватало.

С квартирантами, что перебывали тут за весь срок, в основном приезжими да студентами, Егор тоже легко находил общий язык. Так что благодаря ему, в первую очередь, Альберт всегда имел сигареты без ограничений и прочие нехитрые радости в виде колбасы и дополнительной тушенки. А первые года три, пока его не перевели в СУС, Альберт вообще питался исключительно в лагерном кафе.

Восемь тысяч, которые Егор сохранил за последний месяц, закончились к концу второй недели. Егор раздобыл подержанный телефон и оформил номер на свое имя.

– Может, матери все-таки позвонишь? – спросил Егор, – войдет она в положение? Ты вон, все равно, что инвалид, – и добавил поспешно, поймав взгляд Альберта, – пока что…

– Нет, – отрезал Альберт.

Доедали суп в полном молчании.

– Матери сам позвонишь, в крайнем случае, – нарушил молчание Альберт.

– В каком крайнем случае? – проворчал Егор, – куда уж крайнее?

– Крайний случай, это когда похороны некому будет оплатить, – Альберт отодвинул тарелку и закурил.

Егор нахмурился и начал собирать грязную посуду со стола. Он ворчал что-то про то, что «гордость погубит» и «курить надо меньше, оно для сосудов вредно»

Мать позвонила сама через пару дней. Она напрягла связи и нашла место в конторе, где рисовали портреты по фото. Договорилась, чтобы работал на дому.

– Спасибо, – выдавил Альберт.

– Смотри, не подведи меня. Без фокусов, иначе можешь забыть мой номер, – отчеканила мать и положила трубку.

После этого Альберт благополучно завалил пару заказов, не уложившись в срок. И вообще, встал вопрос о его профпригодности. Рисовал он хорошо, но «по-своему», упрямо игнорируя требования работодателя.

– Издеваешься? – мать позвонила опять. Она была в бешенстве.

Он только что поднялся на свой третий этаж. Первый раз за неделю вышел. Ходить надо обязательно. Альберт тяжело дышал. Он отодвинул микрофон в сторону, чтобы она этого не слышала. Сжимал в руке ключ от входной двери и думал о том, что за дверью его ждет стул, который он оставил там уходя.

– Чего ты молчишь? Альберт! – не унималась мать, – с работы вылетишь, можешь забыть мой номер телефона!

Она бросила трубку, что выражало, обычно, крайнюю степень ее возмущения. Ключ, большой с тремя длинными зубцами, нагрелся в его ладони, и он сжал его так сильно, как только мог, загоняя эти гребаные зубцы прямо себе под кожу.

                                                   * * *

Он побултыхал кисть в банке с водой и промокнул салфеткой. Раздался стук в дверь, но Альберт не отреагировал. Дверь скрипнула и приоткрылась. Егор нерешительно просунул голову:

– Альберт, ты хоть живой тут?

– Угу.

– Так чего не выходишь совсем?

Егор потоптался на пороге и вошел. Прикрыл распахнутое настежь окно и подошел к столу, за которым сидел Альберт. Повсюду стояли банки с водой, валялись тюбики с краской, кисти и скомканные листы бумаги. Альберт часто делал наброски, которые без всякой жалости комкал и швырял куда попало.

– Рисуешь что ли? – Егор заглянул через плечо и присвистнул, – ну ни фига ты намастрячился.

Альберт отодвинул небольшой холст и откинулся на спинку:

– Глаза совсем убил, – он пододвинул банку, служившую пепельницей, и достал сигареты, – вначале не выходило, промучился с ним. А потом как понеслось.

Он бросил взгляд на холст, на котором был изображен мальчик лет семи. Ребенок сидел на корточках, а голову запрокинул вверх, как будто кто-то подошел и окликнул его.

– Ну как живой, ей Богу, – Егор тоже закурил, – на тебя что ли похож… или ты это и есть?

– Нет, – Альберт размял шею и уставился в окно.

– Слушай, – Егор вздохнул, – ты бы как-то встряхнулся что ли… жизнь-то надо в руки брать, – он помолчал и не дождавшись ответа спросил, – ты хоть слушаешь, что говорю?

– Не буду я ничего делать. Тупик у меня. Вот здесь, – он положил ладонь на грудь и усмехнулся, глядя на Егора, – если Бог там еще имеет на меня какие-то планы, то пусть сам все решит.

– Хм, – Егор неопределенно тряхнул головой, – ты что это теперь… в религию что ль ударился?

– Не в религию.

Альберт тяжело поднялся и сделал шаг, но нога подогнулась, как ватная.

– Не в религию, – со злостью повторил он, хватаясь за стол – на Бога положился.

– Ну на Бога так на Бога, – примирительно сказал Егор, подставляя плечо, – куда тебя?

– Да вон на кровать. Поспать хочу. Сутки не спал. Ты иди. Это всегда так, когда сижу долго. А потом ничего, проходит.

Егор помог ему добраться до кровати. Потом постоял какое-то время посреди комнаты, качая головой и цокая языком.

– Да иди уже, – проворчал Альберт, – чего встал тут?

– Я вот что подумал, – сказал Егор уже на пороге, – У меня приятель есть. Он на Невском этими самыми, – он кивнул на рисунок с мальчиком, – картинками торгует. Так может я к нему забегу? Покажу твою. А вдруг возьмет? Там все-таки поболее чем на этих твоих портретах заработать можно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

барак со строгими условиями содержания