скачать книгу бесплатно
Здесь четвертый механик ошибается: винт утоплен, находится в нижней части кормы и никак не может разламывать лед, а если бы такое стало возможным, то при первом же серьезном ударе можно ожидать очень опасных последствий.
«После Шелагского лед стал легче, «Лазарев» развернулся носом вперед, и караван пошел быстрее. Тут даже для меня, не говоря уже о специалистах по ледовой проводке, стала ясна непригодность ледоколов этого типа к проводке судов в ледовых условиях. Как минимум дважды за вахту он останавливался для поднятия паров, не говоря о значительно меньшей скорости, чем у нашего «Енисея», в одинаковом льду, расходует 120 тонн угля в сутки и 60 тонн пресной воды, с экипажем 150 человек и мощностью машин около 10 тысяч лошадиных сил, да и груза не возит. В общем, «ни Богу свечка, ни черту кочерга». Паровой ледокол, да еще на угле, – это что-то фантастическое: единственное, чего было в изобилии, так это черного дыма, который стлался на десятки миль, напоминая долгоиграющую дымовую завесу.
Сначала шли за «Лазаревым» и тащили на буксире «Дежнева», но, когда ледокол останавливался для поднятия паров, «Енисей» с буксиром так от него отрывался и уходил вперед, что приходилось останавливаться, чтобы подождать отставшего «лидера». В очередной раз, простояв более часа, не дождались и, оставив «Дежнева», вернулись за ледоколом. Приведя его к пароходу, пошли вперед, а ледокол взял судно на буксир. Сейчас идем малыми и средними ходами, прокладывая путь «Лазареву», который никак не может нас догнать.
Сегодня шли почти по чистой воде, проходя по 30—40 миль за вахту, и если бы не ледокол, то скорость была бы гораздо выше.
В первые двое суток, когда никак не могли выйти из Чаунской губы, всех обуяло упадочное настроение в предчувствии возможной зимовки. С выходом на чистую воду все в корне поменялось, и судовой люд преобразился уже в ожидании встречи с родными и близкими, выбросив из головы недавнее уныние, будто его и не было.
Впереди маячило, пожалуй, самое опасное место вплоть до Берингова пролива – пролив Лонга. Но, несмотря на все опасения, ледовая обстановка в проливе не представляла серьезной опасности, и проходили его без предполагаемых затруднений. До мыса Шмидта остается каких-то 30 миль, ну а там уже полетят радиограммы во Владивосток и Находку с прикидочной датой прихода. Сейчас пока люди остерегаются давать, слишком рано, мало ли какая задержка поджидает впереди. Предстоит заход в Петропавловск-Камчатский, где должны отдать два рыбацких сейнера, закрепленных на крышках трюмов.
Служебные дела давно упорядочились и идут своим чередом – все в порядке, если не считать прихваченных ледком трубок обогрева двух танков машинного отделения и двух лопнувших от размораживания грелок там же и под полубаком, но обогрев уже восстановлен и хлопоты остались в прошлом. С танками дело гораздо сложнее: в них балластная забортная вода, которая никак не хочет откатываться за борт, да и трюмы с грузом – до горловин не доберешься. Утешает, что идем на юг и все должно подтаять, а потом уже не замерзнет.
Увлекся героическими милицейскими историями: прочитал запоем «Рассказы о милиции» и «Сержант милиции» Ивана Лазутина. Последняя очень понравилась, и зачитывался ею до трех часов ночи, чего ранее со мной не случалось».
Тогда еще не было такого обилия «женских» детективов, их эпоха началась позднее, в этом жанре в основном читали книги Льва Шейнина, который хотя и был следователем высокого уровня, но Колыму прошел.
«Идем в Магадан из Находки, на календаре уже двадцать первое ноября, и впереди маячит зима с холодами, пронизывающими ветрами и ледовыми полями, избавиться от которых не получается ни зимой, ни летом. Лед нарастает намного быстрее, чем мы его колем. В Находку из «полярки» пришли после полудня восьмого ноября и как ни спешили, но не успели к праздничному столу. Препятствий на пути из Певека было достаточно: до Провидения шли шесть суток вместо двух по чистой воде. После мыса Шмидта, вопреки ожиданиям, лед снова стал тяжелым. Со стороны Дежнева к нам пробивался ледокол «Каганович». Он все-таки пробился, но уже через несколько часов выяснилось, что к «шапочному разбору». Подошел к вечеру, а уже в шесть утра, оставив «Дежнева» на попечение двух паровых ледоколов, рванули полным ходом в Провидения, все-таки за Беринговым проливом, на юге Чукотки, льдов в это время не бывает. Так что появление «железного наркома» все-таки принесло пользу, избавив от сладкой парочки – «Лазарева» с «Дежневым». А ледоколы друг друга стоят, самая настоящая сладкая парочка.
Лишь однажды сбавили ход, когда на подходе к мысу Дежнева увидели убегающих от нас по льдинам трех белых медведей. Вдоволь полюбовались их грациозным бегом, хотя при их размерах подобная иноходь по небольшим, качающимся под ногами льдинам кажется невероятной. Когда же льдины кончились, мишки попрыгали в воду и поплыли по чистой воде, оставляя за собой расходящиеся по ее поверхности кильватерные «усы».
Пришли в Провидения, где взяли на буксир восьмисотсильный портовый буксир «Мурманец» и потащили его в Находку. Из-за него пришлось следовать средними ходами, ибо при увеличении скорости на волнении он сильно зарывался носом и однажды лопнул буксирный трос. Пришлось ловить его в открытом море и заводить новый буксир.
С приходом в Петропавловск, к нашей радости, выяснилось, что дальше буксир идти не может по причине течи из наспех заделанной в Провидения трещины. Но, как ни спешили, встретить самый большой советский праздник пришлось в море. Разносолов не было, и довольствовались лишь стаканом вина с прослушиванием традиционного доклада по случаю торжества. На этом же торжественном собрании в числе прочих поздравительных радиограмм зачитали сообщение о присуждении «Енисею» третьей Всесоюзной премии за третий квартал. Пришлось весь четвертый квартал ходить в «троечниках».
Восьмого числа, сразу же после прихода, отправился к Лазеевым. Нила по случаю праздничного запоя дома не оказалось. С Милой распили бутылку портвейна, и уже на пороге столкнулся с Нилом и его пьяной компанией. Сходили в ресторан, где изрядно посидели, и в два часа ночи вернулся на пароход. Тринадцатого ноября на три дня съездил домой. В среду, девятнадцатого числа, договорились с Милой пойти на танцы в Дом культуры рыбаков. Она пригласила свою подружку, и в результате получилось, что мне пришлось идти на танцы вдвоем с подружкой Любой. Сдается, что Мила заранее все подстроила. Протанцевали весь вечер, проводил ее домой, и разошлись на том, что она пригласила в следующий раз в гости. Постараюсь воспользоваться этим приглашением со следующим приходом, лишь нужно будет уточнить номер квартиры.
В Магадане предстоит произвести моточистку главных двигателей, дело нешуточное, и придется поработать. Дела идут неплохо. Главный механик сменился, и мелочных придирок быть не должно, как раньше. Скорее, будет больше практической помощи, на что надеюсь.
Наступила календарная зима, следуем по бурным морям в Находку. В Магадане пришлось ожидать очереди на постановку к причалу под номером шесть. Скопилось много судов, и портовики не успевали обрабатывать. Но стоять в ожидании долго не пришлось: вначале подрядили разогнать лед в бухте Нагаево, а затем трое суток простояли, уткнувшись в лед в пятнадцатиминутной готовности. За это время успели сделать моточистку двум главным двигателям. После этого сбегали в Охотск, благо он совсем недалеко, вправо за поворотом, и вытащили из ледового плена «Невострой», а третьего декабря стали под выгрузку, предварительно еще раз поломав лед в бухте и подтащив поближе к причалам стоявшие на рейде суда.
В порту встретил двух Николаев – Якименко и Яремчука, посидели в популярной «Арктике» и расстались друзьями, коими не успели стать за все пять лет учебы. Яремчук работал на «Старом большевике» и изредка ходил за кордон, паспорт моряка всегда был на руках – по нему моряков выпускали в загранрейсы, но в общем был не очень доволен. Якименко, наоборот, испытывает удовольствие от своего «Памира» и не хочет его менять ни на какие «загранки», ибо его средний оклад (наверное, все-таки заработок) – 1950 рублей.
Трое суток стоянки под выгрузкой – хватило для моточистки оставшихся двух двигателей. Если быть более точным, то уложились в двое с небольшим суток, работали по двенадцать часов через двенадцать. Полученная практика дорогого стоила и много дала в практическом значении, оставляя все меньше неизвестного в машинном отделении.
Однажды забрел на каток, который сразу же пришелся по душе. Смущало лишь отсутствие практики и недостаток умения кататься, нужно подучиться.
Из Магадана идем с хорошей скоростью, вопреки зимнему сезону, который в Охотском море на всем своем протяжении изобилует проходящими циклонами с непрерывными штормами. С выходом из порта немного покачивало, на второй день посильнее, а третий день отличился штилевой погодой, что само по себе удивительно. Но сегодня с самого утра будто разверзлась преисподняя: море превратилось в кипящую бездну с пяти-шестиметровыми темно-зелеными тяжелыми валами, следующими один за другим в своей непреклонной последовательности. Я впервые в такой шторм попал. Не знаю, сколько было баллов, но бортовая качка, наверное, достигла своих пределов. В машине все время «хватал» воздух насос забортного охлаждения, несмотря на то что его приемник находится почти у скулы корпуса, недалеко от днища. Пришлось останавливать один двигатель из-за высокой температуры масла вследствие недостаточного охлаждения. Все плохо закрепленное летало и прыгало, пока не заклинивалось в каком-то уголке».
Судя по всему, «броненосец» угодил в центр, или, как принято у метеослужбы, в «глаз», циклона, где светит солнце и волнения почти не наблюдается. Атмосферное давление минимальное, и с выходом из него раскручивается штормовая спираль с максимальной силой ветра против часовой стрелки в Северном полушарии.
«В столовой команды и кают-компании побилось много посуды, летели на палубу супницы с борщом, и команда осталась без первого блюда, хотя желающих пообедать было совсем немного. Стулья попереворачивались и сбились в кучу, ковры и дорожки разлетелись по всей палубе. Такая свистопляска продолжалась до 16 часов. Потом немного поутихло, судно постепенно заходило под прикрытие сахалинского берега, и ветер перешел на попутный, по корме. Было бы гораздо хуже, если бы задержались с выходом хотя бы на полсуток. Но Бог миловал и всего лишь погрозил пальцем. Завтра приходим в Находку.
2 января 1959 года!
Завтра будет две недели, как пришли в Магадан. Работаем по проводке судов в порт и из порта. Был здесь и ледокол «Адмирал Макаров», но он отстаивался, уткнувшись в лед, а мы проводили суда. Все время десятибалльный лед, никакой отдушины. Иногда во время сжатия так обнимает, что приходится стоять по две вахты, не в состоянии даже пошевелиться. Приходилось выводить суда из Охотска и из бухты Веселая. В новогоднюю ночь вытаскивали шедших из Охотска: «Пржевальского» и «Кулибина». Погода соответственная для времени года: ветер 8—9 баллов, снежная пурга, к тому же капитан был «навеселе» и в итоге врезался левой носовой скулой в «Ивана Кулибина», получившего пробоину размером 4?1 метр, к счастью, выше ватерлинии, иначе бы пароход сразу затонул. Случилось это в 4 часа 49 минут нового, 1959 года.
Встреча Нового года отличалась от всех предыдущих. Коллективные праздничные застолья с выпивкой на судах запрещены. Отметить индивидуально тоже было нечем: в Магадане почти не стояли, и никто не имел возможности приобрести необходимые припасы, без которых праздник – не праздник. Главный механик «подбросил» на всех шестерых младших механиков пол-литра разведенного спирта, что для здоровых мужиков чисто символическое количество, и на этом все!
Старые моряки утверждают, что таковые праздничные события – обычное на флоте явление, чему не приходится ни удивляться, ни сожалеть о минувшем «сухом» празднике. Они же, вроде бы в качестве праздничных компенсаций, добавляют, что каждый приход в порт – праздник независимо от даты прихода, будь она хотя бы в понедельник или в пятницу, тринадцатого числа. Вот и попробуй разберись, не заблудившись среди трех сосен. Мне это непонятно, и никаких чувств сие утверждение не вызывает.
Конечно, после долгой разлуки с родными и домашним очагом это действительно большой праздник. Но если видеть в празднике лишь повод для выпивки, хотя многие так и понимают, то тогда такое определение праздника вполне оправдано и понятно. Был бы повод, а выпить всегда сумеем. Пока же мое мнение совершенно другого толка и никак не связывает эти очевидные противоречия.
Что-то начинаю чувствовать усталость, в основном моральную, но отчасти и физическую. Причина, на мой взгляд, очевидна: непрерывные дерганья. С выходом из Находки шестнадцатого декабря и до сего дня идут беспрерывные ходовые вахты, без выхода в город и каких-либо внешних впечатлений, так как кружимся по одному и тому же месту, словно белка в колесе. Завтра должен подойти ледокол «Иосиф Сталин», и нас обещают поставить под выгрузку. Затем снова Владивосток или Находка, если не выгонят в отгул выходных дней, которых накопилось целых сорок, что вполне возможно. Вернулся «старый» третий механик, и пока он исполняет обязанности второго механика. В деревне на свежем воздухе сейчас неплохо пожить, побродить по знакомым, известным с детства местам, где каждый куст знаком и напоминает об ушедших годах.
Лазеевы-Горяевы собрались поехать навестить родственников, взять к себе сестренку Милы у ее матери. Одолжил им 1500 рублей на поездку – у них, оказывается, даже на нее денег нет. Как же они будут управляться с младшей сестренкой, расходы ведь вырастут? На праздники разослал знакомым поздравительные радиограммы, одну из которых, Юрке Лаврову, заранее, но не получил ни одной ответной. По правде говоря, надеялся лишь на Юрку, но он тоже не оправдал ожиданий.
За время стоянки в Находке дважды побывал у Любы, в основном ходим на танцы.
Миновало три месяца со дня последней записи, и сегодня уже третье апреля, весна во всю стучится в окна. Столько событий произошло за это время, но обо всем по порядку.
С приходом в Находку из Магадана меня списали с «Енисея» в отгул выходных дней, как я и предполагал. Главный механик предложил вернуться после вынужденного отпуска на старое место работы и идти в Арктику четвертым механиком, но я ответил отказом, мотивируя тем, что плавательский ценз на этой должности для получения диплома механика второго разряда мне не идет, потому что его уже у меня и так достаточно. Но он посоветовал все-таки подумать. Я, естественно, пообещал, хотя твердо решил не возвращаться на прежнюю должность – пора бы уже становиться третьим механиком. С двадцатого января начался отсчет моих неиспользованных рабочих дней, закончившихся пятнадцатого марта.
Из Находки приехал во Владивосток и получил «отпускные» деньги. Пробыл в городе два дня. Хотел встретиться с Юркой Лавровым, обитавшим на Седанке, но не получилось и уехал в Манзовку. Там же оказался в отпуске Сашка Купленко. Вдвоем и проводили тот отпуск – все-таки веселее. Навещали все веселые и скучные места, которых в Манзовке больше, чем веселых.
Однажды в поисках развлечений попали на традиционный вечер встречи с выпускниками 164-й средней школы.
С него-то все и пошло! Далее начался новый этап в моей молодой и уже не холостой биографии. Дернул же меня черт пригласить на танец некую Галину Александровну Чувашову, учившую моих сестер: Аллу – совсем немного и Валю – целых три года. Затем последовал следующий танец, и так продолжалось до конца вечера. Еще бы ничего, но в дополнение ко всему захотелось проводить ее домой. Провал! Просидели до четырех утра, уже петухи пропели. И это при моей неразговорчивости и застенчивости, как единодушно утверждают все мои знакомые. При расставании получил приглашение прийти на следующий вечер, который наступал уже сегодня. Ну а дальше понеслось…
Почти весь отпуск провел у нее в гостях, лишь последние четыре дня был дома, стыдно все-таки перед родителями. Сашка даже обижался на меня за такие частые посещения, лишившие его компании и обрекшие на скучное одиночное времяпровождение. Со своей стороны я мог только посочувствовать ему в его одиночестве. Мне же было очень хорошо! Бывало такое, что если по какой-то причине пропускал вечер у Галины, то на следующий день уже не мог выдержать, не сходив. Двойных пропусков не было ни разу, что бы ни случилось. Не знаю, какие чувства мной двигали при этом, но привязался к ней так, что выпутаться самостоятельно был уже не в силах. Паутина крепко спеленала душу и тело. Кончилось вполне предсказуемо: в ночь с девятого на десятое марта договорились пожениться. Свадьбу решили сыграть попозже, в мае.
Но планы остались планами, все пошло по иному сценарию. Учителя 164-й школы в директивном порядке, помимо нашего желания, решили сыграть свадьбу и организовали по-своему. Выбора нам не оставили, ничего не оставалось, как покориться. Пришли на собственную свадьбу в субботу, четырнадцатого марта, родители; как ни возмущались и ни разводили руками, также вынуждены были прийти. Возмущение было обоснованным и логичным, с их точки зрения: свадьба являлась «незаконной», ибо неоспоримое право на организацию «законной» принадлежало только им. Удалось урегулировать конфликт интересов, согласившись и на «законную» свадьбу, которая должна состояться после великого поста, в мае. Но у меня смутные сомнения в том, что она может состояться – жениха с большой долей вероятности уже не будет на грешной земле, кто же ему позволит наслаждаться медовым месяцем, не имея ни отпуска, ни выходных дней, в рабочее время, которое, как известно, должен проводить в далеком море. В воскресенье родители пригласили всех учителей к себе домой. Так и посидели часа четыре с постными мордами, ибо после субботнего веселья настроение никак не способствовало продолжению праздника.
Ночью я уехал, прожив с молодой женой целых… четыре дня вместо медового месяца, то есть тридцати дней.
Затем восемь дней «бичевания», сдача со второго захода переаттестации до пятой группы судов и с двадцать пятого марта направление на моторный буксир «Неприступный». Собираемся таскать «сигары» в Японию.
Двадцать седьмого марта приехала Галя во время каникул. Привезла с собой несколько адресов и рекомендаций по поискам квартиры, но ничего из этого не вышло. С ее устройством на работу полнейшая катастрофа – не проглядывается ни малейшей возможности. С квартирой решили подождать до осени. Работу будет искать, когда устроимся на постоянное жительство. Уехала третьего апреля в час ночи, днем у нее уроки в школе, и оставаться дольше невозможно.
Со свадьбой в мае, для родителей, как и предполагалось, ничего не получится, потому что планируется выход в море десятого апреля, а вернемся в октябре-ноябре.
Назначенные сроки выхода в море, несколько раз переносимые, оказались несостоятельными и на этот раз, у команды сложилось мнение, что уйдем не ранее окончания майских праздников, ибо рыбаки от нас отказались, а «сигары» начинают таскать лишь в июне, с наступлением летней погоды. Зимние и весенние штормы не оставят бревнышка на бревнышке от «сигары» при такой скорости передвижения, когда укрыться негде и сбежать от набирающего силу циклона черепашьей скоростью тоже не получится. Я так обрадовался нашему незапланированному и оттого неожиданному продолжительному стоянию, что на второе мая «заказал» родительскую свадьбу, которая совсем недавно казалась нереальной. Разослал приглашения и всех предупредил, чтобы готовились. Но «хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах»: сегодня явился какой-то товарищ из «верхов» и выдал «на-гора», согласно шахтерской терминологии, что двадцать девятого апреля наконец-то снимаемся в море. Куда именно, еще не ясно, но с началом майских праздников будем черт знает где.
Все же действительность оказалась совершенно иной, как в той поговорке: «Глухой слыхал, что слепой видал, как хромой бежал».
Известие в прямом смысле ошеломило меня, настроившегося на свадьбу. Как пошло с самого начала, когда майское торжество выглядело неосуществимым, так оно и случилось, несмотря на различные обманные движения, которые лишь вызывали дополнительные хлопоты и разочарования: как быть с приглашенными, да и перед родителями тоже выгляжу не в лучшем свете. О жене и говорить нечего, она все еще далека от нашей морской кухни, не представляет в полной мере, с кем связала свою судьбу. Сразу же поспешил «обрадовать» невесту-жену, и сам нахожусь в каком-то непонятном состоянии – как говорят в народе, словно мешком пришибленный. Совсем недавно был уверен, что увижу свою Галю, и если скучал, то совсем немного. Теперь же почувствовал совершенно иное: скука стала острее, перерастая в тоску, а ведь мы еще от причала не отошли. Каково же будет дальше? И это всего лишь после 22 дней разлуки – никогда не считал себя таким сентиментальным лириком. Не знаю, как буду привыкать к расставаниям на четыре, пять и более месяцев. Перед ней держу хвост пистолетом, пытаюсь показать, что слово «скучать» отсутствует в моем лексиконе, что, конечно же, ее не радует. Как будет на самом деле, покажет только время.
Встретился с Валькой Дмитриевым, оказывается, и он женился. Пошла полоса, и даже самые стойкие холостяки сдают позиции. У него все вышло смешно и как-то нереально: предложил руку и сердце через письмо, не видя невесты. После «очной ставки» с нареченной остался доволен, не прогадал, вот тебе и «русская рулетка». Как-то неуверенно говорит, что знал ее и раньше, но почему-то забыл; в отличие от него, она всегда держала в памяти старого знакомого. Сейчас все еще находится под впечатлением своего нового качества. Прижимает портрет жены к левой стороне груди, читает ей любовную лирику, мечтает о дальних туристических походах с участием суженой, благо она спортсменка, а если бы не была, то таковой стала бы. В общем, одурел парень от любви, интересно, надолго ли его хватит?
Нил Лазеев опять третьим механиком на «Менделееве» после отпуска. В письме упомянул о какой-то трещине в жизни – я понял, что семейной. От Юрки Лаврова никаких сведений, никому не пишет.
Работа идет в нормальном режиме, но впереди намечаются затруднения: один из вспомогательных дизель-генераторов в плачевном состоянии, пока не вижу способов привести его в должный рабочий вид. Загадка не для слабонервных: каким образом и откуда вода поступает в четвертый цилиндр? Если с картером более-менее понятно: туда вода поступает из-за неплотной посадки цилиндрических втулок, которые меняли зимой, то с цилиндром вопрос на засыпку.
По-прежнему копаюсь с четвертым цилиндром, а результатов никаких. Поменяли все что можно, но «дыр» найти не могу, капитально замаскировались. На майские праздники, первого и второго, был дома, двенадцатого-тринадцатого Галина приезжала ко мне, двадцать пятого – двадцать шестого опять побывал дома. Каждый раз приятны встречи, но насколько же отвратительны расставания, особенно когда не знаешь, когда встретишься в следующий раз. Очень уж не хочется расставаться, и приходится уезжать с горьким, все отравляющим чувством. Часто посещают мысли завязать с такой жизнью и пожить по-человечески, как многие другие, ведь на море свет клином не сошелся.
С отходом в рейс по-прежнему нет какой-либо ясности. С двадцать девятого апреля, когда намеревались выгнать в море, прошел уже целый месяц, а «воз и ныне там», дальше Русского острова не ходили. Семейные идиллии, перемешанные с такой неопределенностью выхода в рейс, сильно угнетают. С превеликим удовольствием пошел бы в отпуск, да кто же меня пустит.
Наконец-то идем на Амур. Как-то нескладно получилось: первого июня появились слухи, что буксир в очереди на двадцатое июня уходить в реку для взятия первой «сигары». Обрадовался и пообещал Гале приехать домой еще раз, и вдруг словно гром среди ясного неба: второго числа сообщают, что четвертого отходим. На этот раз слухи оказались пророческими, хотя по-хорошему в них тоже мало кто верил на фоне предыдущих переносов. И вот мы в море, оно все такое же и ничуть не изменилось с прежних плаваний. Идем уже третьи сутки, завтра штурманы обещают прибыть в Николаевск-на-Амуре. Климат здесь совсем не южный и здорово отличается от владивостокского. Температура воздуха всего три-четыре градуса, а воды и вовсе минус два, на грани замерзания, в то время когда во Владивостоке некоторые индивиды начинают купаться. Похоже, что задержки с выходом в море были связаны с затянувшимся ледоходом на реке, не соваться же «сигарам» в идущий по реке лед, который быстро раскатает плоты по бревнышкам. Питание Амура идет со многих горных рек и речушек, рожденных далеко на материке, а весна в глубине восточносибирских нагорий наступает гораздо позднее, вот и несутся искрящиеся под солнцем пресноводные крепкие льдины до июня, если не дольше.
Увлекся после вахтенным чтением, которое стало моим основным занятием в свободное время. Никаких общественно-увеселительных мероприятий не проводится, кроме многократно просмотренных кинофильмов. Надеюсь скоро войти в «ходовой» размеренный режим и займусь английским языком. Первые пять уроков уже сданы в учебно-курсовом комбинате пароходства.
Добрались до Амура, берега которого лишь только покрываются зеленью, услышали предрассветные «петушиные крики» по обоим берегам реки, хотя они выглядят дикими и незаселенными. В предутренней тишине петухов слышно издалека, и как-то странно и непривычно слышать их кукареканье, находясь на борту морского судна. Все же ассоциативное мышление по своему характеру инерционно и быстро перестроиться на новый лад не в состоянии.
Зацепили «сигару» и вот уже двое суток тащим ее вниз по течению реки в японский порт Тояма на западном берегу главного японского острова Хонсю. Сегодня в семь утра зашли в залив Чихачева на выходе из реки в Татарском проливе – подтянуть крепления «сигары» перед морским переходом. В 16 часов начали выходить из залива, но крупная зыбь и плохой прогноз погоды вынудили вернуться обратно. Будем ждать у моря погоды.
Получил от Гали первую радиограмму, и сколько подобных будет впереди, одному Богу известно. Пока же никаких других сведений, что по-своему тоже неплохо. «Отсутствие новостей есть самая лучшая новость», – гласит английская пословица, с которой нельзя не согласиться, хотя утверждение довольно однобокое. Имеется в виду, что ничего плохого не произошло. А как быть с хорошими новостями?
Третьи сутки отстаиваемся в заливе Суцу, укрываясь от штормового восьмибалльного ветра, очень опасного для буксируемой «сигары». Рядом стоят такие же буксиры «Атласов» и «Итуруп», пришедшие вслед за нами. Они тоже сберегают свои «сигары».
Двадцать четвертого июня на катере приезжали какие-то японские чиновники с полицейскими, устроили проверку, а затем убыли, пожелав счастливого плавания. Вчера вечером около 22 часов приехали трое простых японцев и выразили свои дружеские чувства: обменялись со всеми рукопожатиями и привезли подарки – сигареты, конфеты, яблоки. Интересно и занимательно выглядели члены экипажа, словно благовоспитанные малолетние дети с приходом гостей. Когда японцы стали угощать сигаретами, все сразу оказались некурящими, боялись к ним притронуться. Предлагают конфеты – та же самая картина, все отмахиваются, будто зубы болят от сладкого. Но кто-то бедовый нашелся и рискнул первым взять конфету, наверное, очень потянуло на сладкое, тогда уже и другие руки потянулись, стали брать все и вся. Но все еще проскальзывало некоторое недоверие: один весьма влиятельный товарищ сказал: «Не вздумайте их есть», – и первым выбросил сладости за борт. «Ни Богу свечка, ни черту кочерга», то есть ни себе ни людям, коту под хвост. Ничего другого об этом товарище не приходит в голову».
Судя по осторожности, с которой Михаил писал, таковым авторитетом был кто-то временно исполняющий обязанности первого помощника капитана или помполита, оберегавшего непорочную девственность экипажа перед загнивающим капитализмом и его пробивными, хитрыми и вероломными представителями. Непонятно, почему в рейсе не было помполита, что-то совсем уж невероятное. Но, похоже, его обязанности исполнял секретарь судовой партийной организации, а такие еще пожестче случаются, ибо очень уж опасаются всевидящего ока парткома и нештатного стукача, наверняка имевшегося на каждом пароходе.
«Решили показать японцам кино, но, посмотрев минут пятнадцать «Капитана старой черепахи», они заторопились к выходу, скорее всего, не понравилось, фильм же был на русском языке, который они понимали так же, как и мы японский. После их ухода, воспользовавшись образовавшейся брешью между прекращением демонстрации фильма и исчезновением гостей, сразу же расхватали лежавшие до этого нетронутыми яблоки и даже едва не переругались с теми, кому не досталось. Кто не успел, тот опоздал.
Конфеты вызвали еще большие побуждения, их в самом прямом смысле клянчили друг у друга, особенно у тех, кто под сурдинку сумел сгрести побольше. Меня удивляет такое недоверие к иностранцам, воспитанное у нас. Хорошо, что помполита не было, а то бы их и вовсе на борт не пустили – позор, да и только. Подобный случай был на «Енисее», и при воспоминании о нем до сих пор уши от стыда горят. О какой дружбе и добросердечном сотрудничестве можно говорить после этого. Настороже быть нужно всегда, конечно, но, если явно проявляют дружеские чувства, необходимо отвечать таким же волеизъявлением.
Сегодня ветер утих, и, по всей вероятности, скоро тронемся дальше.
Сейчас занимаюсь ювелирной работой, не огранкой алмазов, конечно: полностью разломал топливный насос, поставив вместо него запасной, по причине заедания хода рейки. С таким дефектом по правилам эксплуатации двигателей его следует отправить на завод, я же решил испробовать свое умение и попытаться исправить дефект своими руками. Разобрал его с большим трудом, ибо никаких приспособлений для такой операции нет, а их нужно много, и скоро начну собирать.
Уже около полутора суток стоим у причала порта Тояма. Город расположен километрах в двадцати с лишком от места нашей стоянки, и туда мы добираемся на автобусах.
Вчера при входе в бухточку, оборудованную под принятие «сигар», на берегу нас встречали группы японцев с воспроизведением грамзаписей русской и советской музыки, что всех очень порадовало и взбодрило.
Также вчера вечером на борт явилась какая-то делегация, которую толком не встретили, к нашему великому стыду. Японцы, как и их предшественники, тоже были с подарками – похоже, с пустыми руками они не приходят. Много открыток с красивыми видами Тоямы и пиво, которое у нас днем с огнем не сыщешь. В ответ мы им ничего не предложили, что выглядит не совсем удобно, но взять-то нечего и негде.
Тем же вечером пошли в город, вернее, в пригород. До Тоямы 30 минут езды автобусом. Вышли на первую попавшуюся улицу и пошли по ней. Первые этажи всех зданий – сплошные магазины. Каждый дом – магазин на протяжении всей 800-метровой улицы. Ходили без каких-либо конкретных целей, приценивались и присматривались, ничего не покупая. Всего я получил 7000 иен японской валюты. Множество всяких товаров, как промышленных, так и продовольственных, в бесконечных лавках. Очередей не то что нет, даже одиночные покупатели встречаются редко. Что-то похожее на изобилие, очень удивительное для наших неизбалованных вкусов и всеобщего дефицита. Интереcно, есть ли такое слово в их лексиконе?
На следующий день поехали в Тояму. Город раскинулся на большой территории. Трамваи, автобусы, движение интенсивное, но не покидает ощущение какого-то пригорода: домишки деревянные, одно-двухэтажные. Через каждые 5—10 метров небольшие магазины, скорее лавки. Нашли большой универмаг, всего много, а того, что нам нужно, не было. Нужны же нам были свитера, сорочки, костюмный материал. Набрал шесть штук нейлоновых кофточек, кучу женских сорочек и одно одеяло. Очень трудно с японцами изъясняться, английский многие вовсе не понимают, включая продавцов, хотя и наши не очень-то в нем сильны.
Сегодня утром, второго числа, в шесть по нашему времени или в пять по местному, пришли на наш буксир две японские девушки с мальчиком. Поводил их по судну, хотя смотреть не на что – буксир есть буксир, посмотрели наши журналы – «Огонек» и «Смену», принесли подарки – какие-то пышки рисовые. Вручил им по открытке с видами Москвы, и они отчалили, но, как оказалось, ненадолго. Вскоре вернулись за забытым плащом, и я начал их фотографировать. Они что-то стали просить: то ли спрашивали, получат ли фотографии, то ли просили на память мое фото, но я ничего не понял. Трудно общаться слепому с глухим. Все трое зашли в мою каюту, показал им альбом, что-то спрашивали, я что-то отвечал. Затем они стали называть буквы нашего алфавита и даже пытались изображать некоторые на бумаге. Написал весь наш алфавит, а они записали звучание каждой буквы и с тем ушли. От такой встречи уши вянут, белиберда какая-то.
Около полудня снялись в обратном направлении. На берег высыпали многие провожающие и долго махали вслед, пока их фигуры стали почти невидимы, превратившись в точки. Хорошее впечатление от стоянки надолго осталось в памяти. Все встреченные японцы относились к нам очень дружелюбно. Иногда приходилось общаться с бывшими военнопленными, отбывавшими свои «сроки» на сибирских стройках, которые могли немного изъясняться по-русски. Странно, никто из них не выказывал какой-либо обиды за годы пленения и принудительного участия в «народных» стройках Сибири. Может, потому и живы остались, хотя в плену, со скудной пайкой и работой с утра до позднего вечера, в хилой одежонке при сильных морозах, тоже ноги можно быстро протянуть.
Посещение кинотеатра не оставило ничего впечатляющего, едва досидели до конца. По нашим впечатлениям, какая-то бессодержательная муть. Совершенно другая культура, традиции и обычаи, к тому же полное незнание языка – чего еще другого можно было ожидать? Убийств мало, но бессмыслицы через край. Увидели очень заманчивую рекламу американского фильма: все с револьверами и множество полуобнаженных женщин. В итоге до американского фильма так и не добрались, побывав на трех японских: один посмотрели полностью, у второго – конец, у третьего – начало.
Топливный насос собрал, сегодня с утра до полудня регулировал, завтра поставлю на двигатель. Должен работать, куда он денется.
На самом подходе к Ванино узнали сногсшибательную новость: следующую «сигару» придется тащить из Мариинска в Накаяму. Вот уже шесть суток болтаемся по воле волн Охотского моря, которое никогда не бывает спокойным, разница лишь в силе волнения, но для буксира даже небольшое возмущение водной поверхности сродни хорошему шторму. Завтра планируем прибыть в порт. Прошли сравнительно удачно, всего лишь трое суток немного поболтало с кренами бортовой качки до 15 градусов на оба борта.
Погода, как в Амуре, так и в море, совсем не летняя: там дождь и ветер, а здесь ветер и туман, да еще минусовая температура вдобавок, правда, всего лишь —1. В Тояме несравнимо интереснее и комфортнее. А от нашей погоды завыть хочется, понимаешь, почему волки и собаки на луну воют – от тоски, скорее всего.
Получил радиограмму от Гали с готовностью ехать в Ванино по первому зову. Если из Японии пойдем в Ванино, тогда и вызову, а сейчас давать какие-либо обнадеживающие прогнозы себе дороже, тягостнее будет раскаяние и сожаление от несбывшихся надежд. Производственные дела идут несравнимо лучше, насос работает «как зверь», дождался своего часа.
Совершенно неожиданно в Ванино получил письмо от Юрки Лаврова, для которого писать – хуже горькой редьки, и на дух не выносит. Работает уже вторым механиком на «Тельновске», потому, наверное, и написал. Но у него другая проблема: по непонятной причине не открывают визу, а работать всю жизнь в каботаже никому не в радость. Намерен распрощаться с морем, если визу и впредь не откроют. Дурацкие все-таки в стране законы в этом отношении: человека, родившегося и выросшего при советской власти, получившего высшее образование и прошедшего все этапы идеологической подготовки, не пускают за границу за то, что его отец, увлекшись пьянством, попал под суд за безответственное отношение к работе. Была бы статья политическая, а не обыденная, уголовная, из-за банального пьянства. Ведь еще вождь всех народов говорил, что у нас «сын за отца не отвечает». Лицемерие явное, на деле еще как отвечает. Видимо, кому-то легче: «Как бы чего не вышло», – гоголевский принцип маленького человечка во всей своей наготе. «То ли он шубу украл, то ли у него украли», – какая разница, в любом случае что-то было. Юрка не представляет, как можно избавиться от этого клише и доказать свою «безгрешность», правда, неизвестно кому. У нас ведь решения коллективные и не к кому апеллировать, а стоять посреди площади и доказывать, что ты не верблюд, можно, но и в психушку легко угодить за неадекватное поведение, а оттуда вовсе выхода не будет. Всю жизнь утюжить волны вокруг Сахалина – невеселая перспектива даже для самого неромантичного моряка.
Куда же мы пойдем после Накаямы: на юг или сюда же?
Все же идем на юг, в Фусики. Второй день августа, Ильин день! Погода на загляденье, жаль, что долго такая не продлится: август, сентябрь, а там и задует.
Из Накаямы в Николаевск шли при ветре и волне в 7—8 баллов – остаточные явления после прошедшего тайфуна. Его «остатки» ой как дали «прикурить». На поверку оказалось, что я еще по-настоящему не оморячился: «травил» нещадно, все внутренности выворачивало, один лишь запах пищи рвотные порывы вызывал. Вообще-то, качка на буксире – совсем не то, что на обычном судне, да и болтает его посильнее. И если уж пообвыкнешь и приспособишься к буксиру и его болтанке, то на грузовых судах качка покажется мелочами жизни. Тяготы морской жизни переношу как нечто закономерное и обязательное в процессе становления. Бункеровались в Николаевске, и Ванино пока не светит. Свидание с Галей откладывается на неопределенный срок. За «сигарой» снова отправили в Мариинск.
Погода на Амуре и в этот раз пасмурная, небо все время хмурилось. Создается впечатление, что оно другим летом не бывает. Всего лишь один день был солнечным за два рейса. Но мы его использовали по полной: купались и загорали. Все остальные дни сумрачные и туманные. Сегодня солнце тоже не обещает появиться, небо в тяжелых, свинцовых тучах, готовое вот-вот разразиться дождем. Никуда оно от нас не уйдет, идем-то на юг, и в конце концов вынырнет из-за туч, точнее, разгонит и испепелит.
Минуло пятнадцать суток, как вышли из Маго. Сутки пришлось отстаиваться в Ванино, четыре с половиной – в Отару на Хоккайдо, и несколько часов тому назад пришли в Фунакаву, как раз к началу рабочего дня, в 08:00. Лето в этом году какое-то дырявое, не похожее на прошлогоднее: почти все время дуют ветры, а с ними и разгоняемое волнение, от которого укрыться негде. Простои из-за непогоды немалые, значительно уменьшающие эффективность работы буксира.
В японском Отару на острове Хоккайдо собрались шесть буксиров, и некоторые до девяти суток стоят в ожидании прохождения тайфуна. Тропические атмосферные вихри – явление сезонное, с апреля и до конца ноября в количестве 25—30 в зависимости от года – являются настоящим бичом для интенсивного мореплавания в дальневосточных водах, где особенно достается Японии. Наконец тайфун промчался, проутюжив Страну восходящего солнца вдоль ее главного острова Хонсю с многочисленными городами, и буксиры снялись по назначению. Но не прошло и двух суток, как опять сорвался сильный ветер с неопределенными перспективами, а вслед за ним и крупная волна, от которой доставалось буксиру и «сигаре». Скорость сразу же упала, и дальше продолжали двигаться едва ли не вполовину медленнее.
В Отару выходили на берег. Город посолиднее Тоямы, также много магазинов, улицы расцвечены иллюминацией, как у нас по праздникам. Истратил все полученные 5250 иен. Побывал в городском парке: деревьев мало, из развлекательных приспособлений (аттракционов) – теннисные площадки и клетки со зверушками. Впервые увидел павлина: очень красив с распущенным хвостом. На этом все развлечения закончились, почему-то нет главного в нашем понимании – танцплощадки. Какой же парк без нее? Наверное, у них свои развлечения, неведомые нам.
О японских городах у меня сложились не самые лучшие впечатления: зелени на улицах нет никакой – словно корова языком слизнула, улочки узкие, по которым взад и вперед мчатся мотоциклы на большой скорости, машины и велосипеды в местах торговли продуктами и напитками, которые довольно неприятны на вкус (напитки). Стоит какой-то противный, отталкивающий запах, возможно ранее незнакомый и потому кажущийся не самым приятным амбре. Но это в центре, а окраины городов – рассматривал в бинокль – утопают в зелени, даже домов не видно за деревьями.
Отправил Гале радиограмму о том, что будем в Ванино двадцатого – двадцать первого августа, но теперь этот интервал переносится на неопределенное время. Боюсь, что так и не приедет она в Ванино, так как через полмесяца начинаются занятия и времени не будет.
Ну и ветрище дует. Стоянка не совсем удобная, того и гляди сорвет с якоря. Машины в постоянной готовности.
Идем не в Фусики, а снова в Тояму, переадресовали уже на пути в море. Лучше бы оставили Фусики, все-таки разнообразие.
Опытные «плотогоны» говорят, что при такой погоде, как сейчас, «сигары» не потащим – опасно и почти невозможно, буксир не справится с нагрузками, да и плот может быть разбит и разнесен по всему морю. Хорошо бы! Через месяц-полтора в таким случае были бы дома.
Идем с «сигарой» все-таки в Фусики. Все же дождался Галю! Двадцать первого пришли в Ванино, а на следующий день встретил ее с поезда. Стоянка сложилась крайне удачно для нас, и она пробыла у меня целых семь дней. Какая же она хорошая, и какой я свин по отношению к ней. Много мне нужно добавить, чтобы платить ей той же монетой, какую отдает она мне. Мечтает о том времени, когда вместе будем не два-три дня, а долго-долго. Сильно переживала расставание и не хотела уезжать, а я, как верблюд, уснул так, что не могла меня разбудить. Здорово обиделась, и едва смогли помириться при расставании.
После ее отъезда наступили уныние и грусть, какая-то хандра обуяла, вся неделя с ней промелькнула как один день. Хотя немного времени она пробыла, но уже выработалась привычка: прихожу с вахты, а она встречает с улыбкой. Так хорошо, что душа радуется и парит над нами. Сейчас так и мерещится: открываю дверь, и она улыбается навстречу. Но это всего лишь мечты о прошлом, а на самом деле – открываю дверь, а за ней пустота. Прекрасные дни мы пережили. Скорее бы во Владивосток и устроиться там основательно, не довольствуясь случайными короткими встречами, так усложняющими жизнь, особенно при расставаниях.
Наступила календарная осень, и скоро погода повернет на зиму, для этих северных широт такой поворот закономерен. А там кончится наше затворничество, и отправимся домой. Вторые сутки стоим в Советской Гавани в ожидании погоды у моря. С раннего утра откуда-то сорвался свежий ветер и подул со всей своей дурной силой так, что даже в закрытой бухте изрядно покачивает. Погода ни к черту: хмарь, проникающий через одежду моросящий дождик, мрачное, свинцовое небо с низкими, тяжелыми облаками, и к тому же холодно, да и настроение под стать погоде – совсем никудышнее. Чем дольше стоим, тем сильнее хочется домой. Надоело до чертиков в глазах! Почему не додумаются наши руководители давать нам возможность по пути суток на двое-трое заходить домой хотя бы через рейс? Насколько бы это улучшило моральный дух команды, все бы работали даже по году без замены и без признаков недовольства. В нашем случае поработали всего-то три месяца, и команда такая взвинченная: грызутся по малейшему поводу и даже без повода. В условиях крайне ограниченного пространства все надоели друг другу и терпеть один другого не могут. Нужна моральная и физиологическая разрядка. Без сомнения, политдеятели сразу же выдадут вердикт, что такая атмосфера – результат запущенной политико-воспитательной работы со стороны администрации, парторга и комсорга, то бишь меня. Какая тут может быть работа, если газеты получаем месячной давности, семь старых кинофильмов возим уже два месяца. Домино и шашки осточертели».
Очевидно, что вырвавшиеся слова – всего лишь крик отчаяния и ничего общего не имеют с реальной экономикой: никакая компания не позволит заворачивать судно для услады экипажа, теряя не менее недели драгоценного времени, когда день год кормит, к тому же сжигая понапрасну сотни тонн топлива на девиацию. Все-таки буксир не американский авианосец, который после нескольких месяцев дежурства заходит в такие порты, как Гонконг или Сингапур, на две недели для отдыха экипажа: государственный бюджет – это не кот наплакал. Никаким боком нельзя сравнивать несравнимое: находящиеся на государевой службе и черпающие финансы из бюджета военного ведомства корабли и суда коммерческого предприятия, зарабатывающие презренный металл для этого же самого бюджета. Интересно бы знать рентабельность такой работы с трехмесячными стоянками, черепашьей скоростью, многодневными укрытиями от непогоды. Иначе как огромным минусом она быть не может, но, как говорил старый еврей, «зато при деле».
«Все организованные доклады и лекции проходят в условиях крайней апатии, об активности и говорить не приходится: по одному, едва ли не насильно, нужно затаскивать каждого на подобные мероприятия. Собственная стенгазета? Кому она нужна, разве что для галочки о проделанной работе. Как ни старались, никто не хочет принимать участие в ее создании и хотя бы что-то написать, будто буквы позабыли и писать разучились. Провести дискуссию? Та же самая история – отсутствие малейшей заинтересованности, никого затянуть невозможно, тем более добиться выступлений на любую тему, какой бы она ни была. Даже на комсомольских собраниях, где обсуждаются вопросы, непосредственно всех касающиеся, никто, кроме стармеха и парторга, не выступает, они-то по должности обязаны. Поражают такие радиограммы из пароходства, то ли по партийной или комсомольской линии, то ли по профсоюзной: собрать восемь тонн металлолома!!! Вы адресата перепутали или белены объелись? Как может экипаж морского судна собирать металлолом? Зайти в порт, стать там на пару недель, забросив свои прямые обязанности, выведя пароход из эксплуатации, и начать бродить по окрестностям в поисках старых ржавых железяк? А потом искать, кто бы их принял и дал об этом расписку. Ну а затем доложить в своей победной реляции о выполнении. Театр абсурда! Больше всего удивляет, что не находится ни одного человека наверху, который бы встал и сказал: «Опомнитесь, что вы творите? Сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь – пирожник». Ведь эта истина всем известна на протяжении многих сотен лет. Стоянки в своем большинстве не превышают суток, зацепили «сигару» – и в путь. Экипаж едва успевает сойти на берег на два-три часа, купить самое необходимое, да и то не всем это удается. Какое там рыскание в поисках железяк. Так что выговор мне обеспечен за невыполнение решения комитета комсомола или еще какого-то приземленного ответственного и важного органа. Ну и черт с ним, с выговором, переживем!
Сегодня Галя должна вернуться домой. Завтра жду радиограмму. Сколько еще простоим здесь, в Советской (бывшей Императорской) Гавани – темный лес. Если же стоять, то лучше всего в Японии: получили бы там свежие овощи, а то уже два дня едим суп с «рожками» или без «рожек» – в этом все отличие. Конец лета, самое лучшее время для сбора овощей и фруктов. Если сейчас их не допросишься, сколько ни заказывай в «Тормортрансе», обеспечивающем суда продуктами, то что же будет зимой и весной. Вот где бы вмешаться всем комитетам, поле деятельности огромное, но они предпочитают не замечать, вроде бы и проблемы не существует.
Шесть суток стоим в Отару, едим свежие овощи, которые у японцев в изобилии в любое время года. Но заканчивается мука, а закупать в загранпортах разрешается лишь скоропортящиеся продукты, да и то только в зависимости от продолжительности рейса, так что терпеть нужно до своего порта. Желающие ходят в город без каких-либо ограничений, но обязательно в составе групп. Я выходил всего один раз, и повторять поход нет никакого желания: заказов много, а иен мало. Как ни странно, но даже такая прекрасная стоянка начинает надоедать – все сильнее тянет домой. Кстати, еще раз о металлоломе: естественно, что в загранпортах его собирать нельзя – территория другой страны со своими законами, обычаями и традициями. Любая незаконно принесенная на судно вещь является контрабандой. А с этим шутки плохи. Можно подумать, что у нас по-другому.
В начале месяца произошел инцидент с «дедом» из-за отсутствия форсунок. Доложил ему об их отсутствии, а он в ответ: «О чем раньше думал?» Тогда написал ему рапорт, но он взорвался и потребовал второй, с моим признанием в невозможности отремонтировать третий дизель-генератор, на обиходном языке – «динамку». Я не заставил себя ждать, благо тот рапорт я написал за несколько дней до этого и все не решался отдать. Разошедшийся старший механик в возбужденном состоянии ответил, что на мое мнение о невозможности ремонта цилиндра в судовых условиях он плевал и сам сделает форсунку, а от меня потребовал, чтобы я «динамку» только запустил. Я так и сделал, она поработала два часа вхолостую, нагреваясь. Когда же взяли под нагрузку, то при полной подаче топлива она не тянет, и через пять минут работы вода нагрелась до температуры кипения – 100 градусов. На этом попытки запустить в работу прекратились, а «дед» сменил гнев на милость, и отношения восстановились. Понял, что на голом упрямстве далеко не уедешь.
Сейчас производим моточистку первого дизеля. Поменяли цилиндровые втулки и поршневые кольца. Посмотрим, что получится, перед этим все масло было выброшено в трубу, и запасов может не хватить до Владивостока.
Все время штормовая погода, и конца стоянки не видно. Порывы ветра таковы, что, кажется, подхватит и унесет, как Элли в Волшебную страну. Наше убежище внушает уверенность и защищает от непогоды. Лишь при сильнейших порывах ветра переводили машину из пятнадцатиминутной в постоянную готовность.
Завтра приходим в Фусики. В Отару простояли двенадцать суток, и уже октябрь на календаре, не за горами зима, пора бы нам завязывать с «сигарами», а то вполне можем доиграться. Как раз тот случай, когда риск не оправдывает средства: в нашем положении – буксировку плотов. После десяти суток стоянки предприняли попытку следовать в порт назначения, но пройдя часов восемнадцать, вынуждены были повернуть обратно из-за подхода очередного циклона. На этот раз идем четвертые сутки в достаточно благоприятных погодных условиях.
Сегодня получили указание следовать после выгрузки во Владивосток и там взять баржу в бухту Владимира на Приморском побережье, а потом снова во Владивосток, затем после моточистки идти к рыбакам за рыбой в район Курильских островов. Перспектива не ахти какая, но все же не нужно трястись за «сигару». Главное – идем домой, а там, смотришь, вдруг и переиграют, оставив без рыбы.
Первая «динамка» работает нормально, но масло тоже кидает в трубу, правда, поменьше. Притерли клапаны второй «динамки», но при этом умудрились сломать корпус привода топливного насоса. Кое-как его все-таки слепили. Все больше озабочивает расход масла, хорошо, если хватит до дома. В противном случае день-два придется добавлять уже отработанное.
Перебросились с Галей радиограммами. Настроение у нее бодрое в предвкушении встречи. У меня такое же.
