скачать книгу бесплатно
– Это уж точно, – поникнув, прошептал он. – Это уж точно…
В данный момент Лео находился в состоянии, в котором, по большому счету, ему было абсолютно все равно: и что я говорю, и какие условия выдвигаю…
Вид человека, находящегося передо мной, можно было описать двумя словами: ошарашен и уязвим. Он понимал, что здесь, как говорится – без вариантов. При иных обстоятельствах Лео отреагировал бы по-другому и уж точно не решился бы заключать сделку с ребенком, пусть даже и на устных договоренностях. Я уже жалела, что так высокомерно обошлась с ним, но дело было сделано.
Мне необходим был внятный утвердительный ответ от Лео, и он это понял.
– Помню… – ответ был произнесен явно с трудом. – Скажи: я могу быть уверен, что с твоей стороны не последует обмана?
– Можешь не сомневаться. Слово дворянина, – я шутливо задрала подбородок и резко приставила одну ногу к другой.
Его лицо тронула легкая улыбка:
– Ну-у… Тогда по рукам!
Шутливо плюнув в свою маленькую ладонь, я протянула ее навстречу – Лео сделал то же самое, разразившись смехом.
И хотя завершение нашей сделки прошло на позитивных нотах, напряженность витала в воздухе еще долго, и я чувствовала, что наши отношения уже никогда не будут прежними…
Почти сразу после этого разговора Лео собрался и ушел к вершинам. Впрочем, ничего удивительного – он всегда покидал меня после трех-четырех дней, проведенных в монастыре. Куда пролегал его путь, я не знала и никогда не спрашивала, но так происходило в каждый визит. Спустя неделю он возвращался обратно в монастырь, мы устраивали прощальный пикник, и Лео улетал домой – в Бутан, исчезая из моей жизни на несколько месяцев.
Это не вызывало во мне никаких эмоций: я не грустила, когда он улетал, и не испытывала великой радости при его появлении. По большому счету, мне было все равно, за исключением того, что его визиты вносили хоть какое-то разнообразие в монотонную жизнь.
Скука – это единственное, что омрачало дни жизни в монастыре. Но жалеть о них не стану. Я получила необыкновенные физические навыки, духовное развитие, которые нельзя было познать, не прожив тут годы – это был прекрасный багаж для жизни внизу, на земле. Я испытывала благодарность к окружающему миру и монахиням, что приняли меня, подарили шанс познать мир с особенной, удивительной стороны – не позволив превратиться в бесполезный отброс общества.
Конечно, обитель не назовешь уютным гнездом, что заботливо вьют родители для своих птенцов, и порой мне приходилось выживать в условиях жесткой дисциплины. Но по ту сторону временных неудобств я видела великую справедливость…
Она частенько прогуливалась в конце длинного моста, за высоким забором и – подмигивая мне, словно в знак поддержки и одобрения – протягивала ладонь, маня к себе. Решение дойти до конца, перемахнуть забор и пожать ей руку – было единственной целью и стирало все шероховатые грани хмурых дней. Чтобы это осуществить – мне следовало двигаться дальше.
Оставшись здесь, я никогда бы не разорвала финишную ленту в конце намеченного маршрута. Путь к просветлению раз за разом уводил бы в сторону от первоначальных намерений, ведь по канонам он пролегал через правильные и безопасные тропы добра, любви и сострадания. Я не сторонилась их и – кто знает – может, однажды смогла бы даже зашагать по их мягкому песчаному грунту, но сначала мне предстоял долгий и трудный путь в колючие непроглядные дебри. Там, во тьме пороков и греха я должна буду отыскать одного человека, чтобы заглянуть в его глаза и вырвать сердце.
Глава 4
От того разговора с Лео прошло три года…
Я выросла, окрепла и приняла решение покинуть монастырь с добродушными монахинями, преподающими миролюбие как путь к просветлению. Решив отправиться на удаленные территории в поисках подлинной себя и того, что мне было необходимо, а главное – своего наставника. Пришло время обрести своего гуру, который раскроет не только мой духовный мир – как это делали стены обители на протяжении долгих лет – но и проведет в сокрытый мир сильного воина, неуязвимого бойца и смертоносного карателя. Настал момент найти того, кто научит выживать в пекле судьбоносного урагана, кто сделает из меня великого и непримиримого воина.
Мысли о великом пендекаре, о несокрушимом грандмастере боевого искусства пенчак-силат не выходили из головы. Раз за разом я в памяти возвращалась к нашим разговорам с Норбу об этом человеке. По слухам, он проживал где-то на этих землях, вел отшельнический образ жизни в скромном жилище на отдаленном пике к югу.
Если верить словам Норбу, это был человек с таинственным прошлым, совмещающий в себе противоречивые вещи. Владея в совершенстве уникальной техникой смертоносного боя, он одновременно практиковал праведный путь монаха.
Как ему удавалось вмещать в себя два абсолютно разных мира – невозможно было представить, но это не могло не восхищать, и меня неудержимо тянуло найти эту вершину.
Я очень надеялась, что этот человек – не легенда, что он действительно существует. Отсутствие информации о нем не пугало: все, что хотелось бы знать подробнее – где находится его хижина. Ориентируясь на слова могильщика, ясно было одно – путь был не близкий и опасный.
У меня не было сомнений, что я разыщу пендекара – сомнения были в другом: захочет ли он принять меня к себе в ученики?
Я полагала, что трудный путь будет мне в помощь: мастер не сможет прогнать меня сразу после длительного восхождения, а это значит – у меня будет шанс объясниться и уговорить его поделиться всем, чем он владеет.
В тот момент я не могла и предположить, что мастер уже знал о моем будущем визите…
Матушка Аглая, конечно, была против моего ухода, но она меня понимала…
Вечером, в последний день моего пребывания в монастыре, мы не пошли ужинать, а решили устроить прощальное чаепитие у себя в комнате, испросив на это разрешение у Самдинг.
Аглая после обеда ушла на кухню, сказав, что сама все приготовит к чаю, а я сложила вещи, навестила нескольких монахинь, с которыми была в добрых отношениях, попрощалась с ними и подарила сувениры.
Ближе к вечеру, когда чай был уже готов, в комнату вернулась матушка. Она принесла какой-то сверток и две корзинки, от которых пахло давно забытым и таким аппетитным запахом, что я раз за разом втягивала носом этот аромат и не могла дождаться ее команды: «Мой руки – и за стол!»
Но матушка начала со свертка.
– Это тебе на зиму, а то из старых ты, поди, уже выросла, – сказала она, доставая из свертка свитер, шапочку, шарф и две пары шерстяных носков.
За годы жизни в монастыре я сносила множество носков, свитерков и шапочек. Часть из них привозил Лео, но в основном их вязала Аглая. Она могла весь вечер рассказывать мне о соперничестве Рима и Карфагена или об открытии русскими мореплавателями Антарктиды, и одновременно из-под ее спиц выходили обновки для «ее девочки». Скорость, с которой она вязала, была поразительной: вечером она доставала спицы и привезенную кем-то шерсть, а утром – я уже примеряла обновку.
В этот раз матушка превзошла самое себя: свитер, шарфик и шапочка не вызывали у меня никаких других эмоций, кроме восторга. Небесно-голубой цвет напомнил о плюшевом слоне, которого мне подарил в детстве отец, а прислонившись щекой к шарфу, я будто провалилась в нежные мамины объятия.
Аглая сейчас была волшебным проводником между этих двух миров…
Я захотела все примерить, но матушка остановила меня, заверив, что все будет точно по размеру.
Затем наступила очередь корзинок…
Одну из них она сразу отставила в сторону, пояснив, что это – еда в дорогу, а вторую водрузила на стол. Затем аккуратно сняла с нее полотенце…
Там были пироги! Она испекла для меня пироги!
Этот аромат…
Я вспомнила его!
Я вспомнила нашу кухню, маму в белом фартуке с вышитым на груди петушком и лежащие на столе под полотенцем пироги, один из которых мы со старшим братом Петькой норовили утащить и удрать в нашу комнату. Мама делала вид, что сердится, и Петьке доставалось полотенцем, но он терпел и с кухни не уходил потому, что так нами было задумано: он – отвлекает, а я должна стащить пирожок и тихонько удрать на второй этаж.
Я не знала, как выразить этой женщине свою признательность и благодарность за доброту и внимание. Подойдя к матушке, я обняла ее, уткнулась носом в плечо и прошептала:
– Спасибо, матушка Аглая! Спасибо! Мне так давно никто не пек пирогов, что я забыла их вкус и запах. Я запомню эти пироги на всю жизнь!
– Ладно, ладно… Давай, мой руки и помогай все это на стол ставить. День у нас с тобой сегодня особенный – не грех и отметить. Мне сегодня сообщили, что благополучно решились все вопросы, из-за которых мне пришлось летать в Лондон и Париж. Помнишь?
– Конечно помню. Я думала, что умру тут от тоски без тебя!
– Рано тебе о смерти думать… Дорога жизни у тебя впереди длинная… Ты только когда будешь по ней шагать – чаще вспоминай о Боге и не стесняйся просить у него о помощи. Гордыню свою умерь, а со временем – и изживи! Так оно будет лучше…
Какие только пироги она не доставала из корзинки: маленькие и побольше, круглые и в форме лодочки, жареные и печеные.
А внизу, на дне корзинки, лежал большой пирог, который она назвала кулебякой.
Название показалось мне забавным, и я засмеялась.
– Не смейся, на Руси стол без пирогов – сирота, а хозяйка, не умеющая испечь своим детям на праздник пирожки – неумеха! Свахи, знакомясь с намеченной невестой, обязательно интересовались: умеет ли она печь «хлеба да пироги». Ты – когда время подойдет – найди себе хорошего учителя-кондитера, и пусть он тебя научит пекарским премудростям. Вот мужу и детишкам твоим радость-то будет…
– Я лучше сюда приеду, матушка, и обучусь, а то этот пекарь за свои уроки, наверное, кучу денег запросит, – шутливо произнесла я, тут же заметив, что матушка сегодня настроена как-то серьезно.
– Нет, Тая… Это – по всей видимости – наша последняя встреча. Никто не живет вечно…
Я хотела возразить, но она подняла руку и жестом ладони показала, что не стоит спорить по этому вопросу. Слова матушки Аглаи подтвердили мою наблюдательность: обычно она, обращаясь, называла меня Таюшкой или «девочкой моей», а тут – Тая. Как-то уж совсем по-взрослому…
– Да ты садись, будем чаевничать да разговоры разные вести, – улыбнулась она. – А насчет денег не беспокойся: думаю, что на учебу у кондитера тебе теперь хватит, графинюшка моя.
Некоторые слова показались мне странными, другие – непонятными…
Я хотела переспросить, но пироги сбили с мысли. Такого разнообразия начинок я еще никогда не видела, да и тесто вызывало у меня неподдельный восторг. Вкус и аромат только подогревали мой аппетит, и я думала, что никогда не наемся творениями Аглаи.
Беседа наша казалась мне как бы приложением к трапезе, и только потом, вспоминая этот вечер, я поняла – матушка прекрасно направляла беседу в нужное ей русло. Ее интересовало все: где буду жить, под какой фамилией, сохранились ли у меня какие-нибудь документы, чем хотела бы заниматься в жизни…
Умело, но как бы невзначай ставя вопросы, она выяснила все, что ей необходимо было знать обо мне для выполнения собственных планов…
Уже ближе к полуночи, помогая мне сложить провизию в рюкзак, она вдруг сказала:
– Таюшка, я могу только догадываться, куда ты отправишься из монастыря, но, зная твой характер, думаю, что учеба, к которой ты так стремишься, будет для тебя посложней, чем монастырская. Но ты все равно когда-нибудь ее осилишь и уйдешь в мир. Будь осторожна там, девочка моя. Не доверяй никому. Эта нелюдь, что сотворила с твоей семьей такое, где-то рядом. Думаю, что она была знакома с твоими родителями – они ведь сами открыли дверь и без разговоров впустили ее в дом. Меня не будет в жизни с тобой рядом, поэтому повторю: будь осторожна. Я догадываюсь, какую цель ты носишь в сердце, и не могу тебя осуждать. Господь вразумит и направит тебя. Доверься ему. Если он захочет покарать это исчадие твоими руками – он поможет…
Перед тем как уснуть, я лежала и думала: почему матушка, говоря об осторожности, особо предупредила, что ее не будет рядом?
Можно подумать, что в монастыре она ходила за мной по пятам.
Непонятки какие-то…
Утром матушка вышла проводить меня.
– Знаешь, как в России говорят: «Пешего – до порога, конного – до ворот»… Но я с тобой пройдусь вон до того обрыва. Не возражаешь?
– Ну что ты! Нет, конечно…
Мы молча шли, освещенные первыми лучами солнца. Да и о чем еще можно было говорить после вчерашней беседы?
Все было сказано…
Конечно, мне было немного грустно. Я оставляла здесь родного по духу мне человека, который так много сделал для меня.
– Ну, здесь и попрощаемся. Подожди, я сейчас, – сказала Аглая и подошла к обрыву.
Она пошарила рукой в холщовой сумке, которую иногда носила с собой, и, достав из нее пистолет, без замаха бросила его вниз.
Я смотрела на нее во все глаза.
– Матушка, а это зачем тебе было нужно? – только и спросила я.
Она грустно улыбнулась.
– В жизни всякие случаи могут произойти… Один замечательный человек как-то писал: «Доброе слово и револьвер лучше – чем просто доброе слово…» Случись что – пистолет, девочка моя, мог нам очень даже пригодиться. Но теперь он уже не нужен.
– Ты и стрелять умеешь? – насторожилась я.
Посмотрев на меня добродушно, она произнесла:
– Да, Таюшка, умею. Господь сподвиг.
«Вот все и срослось…», – быстрым ожогом пронеслась в голове догадка.
Я вспомнила, что эту сумку Аглая носила с собой только в дни, когда в монастыре были какие-нибудь гости. При этом она всегда была рядом со мной и всегда вставала так, чтобы оказаться между мной и чужими, а при первой возможности – под любым предлогом – старалась увести меня и уберечь от контактов с посторонними.
Да она же просто оберегала меня! Оберегала и готова была защитить даже ценой собственной жизни!
Матушка обняла меня и поцеловала.
– Вспоминай матушку Аглаю иногда, – я хотела что-то сказать, но ее ладонь легла мне на губы, не дав вымолвить ни слова. – Ничего в жизни не бойся, кроме предательства. Господь на твоей стороне, он убережет и направит. Ну, с Богом! – и осенила меня крестным знамением.
Я уходила с огромным багажом знаний и с рюкзаком, заботливо уложенным матушкой Аглаей, в уголке которого нашлось место и для моих надежд…
* * *
По своему неведению я глупо полагала, что после поднятия на вершину все, что мне будет нужно – это познать искусство боя, ведь духовное образование я сполна получила в монастыре.
Да – впереди мне предстоял нелегкий путь пилигрима…
Да – я так и не смогла получить больше информации о загадочном грандмастере…
Но меня это не останавливало!
Очередной прилет Лео чуть не смел мои планы в овраг, подобно внезапному горному оползню. Ведь надо ж такому случиться, что прилетел он именно в тот день, когда, оставив позади себя стены монастыря и распрощавшись с Аглаей, я отправилась в путь. Полагаю, не обошлось здесь без Самдинг, наверняка она рассказала Лео, что я собираюсь покинуть монастырь. Неспроста он примчался…
С Лео мы буквально столкнулись лоб в лоб на узкой тропе, где он, выслушав меня без каких-либо эмоций, предложил вернуться назад в монастырь, чтобы все тщательно обсудить.
Я отказалась, не желая делать в прошлое даже и полшага.
– Тая, ты хотела уйти вот так, не попрощавшись? По сути – ты просто сбежала! – с ходу заявил он.
– Но ты бы не одобрил…
Лео держал эмоции под контролем, но было видно, что моя затея вызывала в нем сильное негодование. Поступая разумно, он не стал перечить сразу, прислушиваясь к обретенной с годами мудрости, которая похлопывала его по плечу своей изящной ладонью с нежным маникюром, шепча на ухо слова о пользе сдержанности, о вреде вспыльчивости и о бесполезности навязчивости. Эта ученая дама, словно ясновидящая, понимала, что я все равно сделаю по-своему. И лобовые атаки тут не помогут. Уж если на то пошло, то скорее четко выработанная пошаговая стратегия, хитрость, немного нахальства и, как ни странно, тонкое взаимопонимание могли бы сделать свое дело – но не в случае со мной. Лео злился, ему хотелось поспорить с этой утонченной красавицей, опровергнуть ее доводы, но он с грустью осознавал, что она права. В доказательство тому меня прожигал беспощадный взгляд ледяных глаз, походящий на отколовшиеся куски айсберга.
Лео находился в замешательстве.
Настал тот день, который он отдалял как мог. Внутри разумного и властного человека в данный момент шла непримиримая борьба.
На ринг стали выскакивать один за другим провокаторы в нелепых одеяниях: гордыня – укутанная в павлиньи перья; властолюбие – в помпезных кроссовках с сигарой; заносчивость – на высоченных ходулях, разукрашенная, словно вождь племени чероки…
А малышка-спесь и вовсе лезла под канаты сломя голову, она – натягивая боксерские перчатки прямо на ходу и вереща грязные ругательства – подстрекала сдержанную мудрость к бою. К чести последней, она и ухом не повела, едва эти выскочки появились на пороге, закрыв демонстративно дверь перед носом крикливых коллег.
