скачать книгу бесплатно
– А то не вижу, – огрызнулась я, лучезарно улыбаясь сэнсэю.
Тот издалека сделал приглашающий жест присесть за его столик.
– Нам же торько завтра домой модзно, – забормотала Ариэлька, от паники, видимо, копируя манеру говорить сэнсэя.
– Да ладно тебе, – чувствуя холодок по спине и волнами подступающую панику, ответила я подруге. – Не портим компот. Он, вон, злым не выглядит.
Мы шли мимо танцующих и снующих туда-сюда официантов, причем с миром опять что-то случилось, он утратил четкость и даже как будто замедлился. Четкими были только мы, люминесцентные драконы по стенам, да мастер Горо, ожидающий нас у дальнего столика.
– Улыбается, – пробормотала Иришка, спотыкаясь.
Я подхватила подругу под локоть и сама с размаху впечаталась в амбала с выбритыми висками, тонкой косой и в татуировках. Вместо того, чтобы выказывать возмущение, амбал кивнул, словно знакомой, и, к моему вящему недоумению, посторонился.
– Конечно, улыбается, – ответила я подруге, имея ввиду мастера Горо. – Он же японец, им положено улыбаться по поводу и без.
– Когда нас на тренировках мочит, как котят, тоже улыбается, – некстати вспомнила Ирка. – А сегодня во время товарищеского суда, говорят, сиял.
– Не нравится мне это, – пробормотала я, и судя по моське Ариэльки, подруга со мной согласна, что называется, на все сто.
Тем временем мы прошли танцпол насквозь, и, как бы нам ни хотелось это отсрочить, подошли к столику, у которого ждет мастер Горо.
– Какая приятная неозиданосць, – широко улыбаясь, отчего я еще больше похолодела, а у Ирки начал дергаться глаз, проговорил сэнсэй. – Таса-сан, Ирина-сан, рад приветстувовать вас в сваем крубе.
Мы с Иркой переглянулись. Это что же, его клуб?! А зачем ему тогда наша академия… А как же…
Следуя приглашающему жесту сэнсэя, мы с Иркой быстро присели за столик. Японец продолжил.
– С Витарием Вради-ре-но-вицем мы уже падзнакомирись, Таса-сан, вам привет. И вам тодзе, конесьно, Ирина-сан.
Тут и у меня глаз дернулся. Он что же, с отчимом моим знаком? Это мне нравится… Мой отчим, Виталий Владиленович, владелец нескольких крупных клубов и сети ресторанов быстрого питания, хм… правильней сказать, предприниматель. Скажем, предпринимателем он стал в лихие девяностые, когда выживали только сильнейшие, и вот, знаете, выжил и еще как…
Нет, я никогда не упрекала мамочку из-за папы, я его и не видела никогда, а Кирюха и вовсе – моя слабость и моя отрада, да и Виталий Владиленович мужик четкий и правильный. Я перед ним всегда робела, в этом смысле он один из немногих. В последних классах школы мама как-то унюхала от меня запах табака, как мы с Иришкой не наминали орбита, не помогло. Так вот, когда мама рассказала отчиму, тот заперся со мной на кухне, бросил на стол пачку тонких сигарет и приказал:
– Кури.
Сам уселся напротив и тоже закурил.
Я дрожащими пальчиками выудила одну, и принялась нервно чиркать зажигалкой, которая отчего-то решила сломаться. Отчим выбросил вперед руку, помогая прикурить, и пока курила, смотрел пристально, не отрывая взгляд. Когда затушила окурок, спросил:
– Нравится?
Я испуганно помотала головой.
Отчим кивнул, показалось даже, что не мне, а своим мыслям, а я больше ни разу не притрагивалась к табаку. Не знаю, что произошло тогда, но каждый раз, как предлагали, вспоминала пристальный взгляд отчима, который за все годы их с мамой брака ни разу даже голоса не повысил, и вот не хотелось.
Виталий Владиленович, – все время хотелось его назвать «папой», но вот эта самая робость напополам с немым обожанием отчего-то не позволяла, – он и предложил военную карьеру, видя, что с моим темпераментом иначе не сладить. Он всегда выгораживал перед мамой, когда приходила домой с ободранными коленями и в синяках, даже как-то помогал скрыть следы «преступления» – лично смазывал ссадины йодом и бинтовал руки после падения на арматуру на стройке…
Словом, отчим у меня очень непростой человек, и отношение к нему неоднозначное, и вот мастер Горо сказал, что они познакомились, а у меня сердце в пятки. Неужели сэнсэй Виталию Владиленовичу рассказал о случившемся утром в душевой академии? Тогда Гадаеву и компании прям очень-очень желательно самим бежать сдаваться в руки родной полиции. И лучше, если со всех ног.
Из калейдоскопа мыслей вывел Иришкин извиняющийся тон:
– А мы вот тут… немножко… зайти решили… посмотреть просто. Вот.
Мастер Горо улыбнулся, кивнул. Затем подозвал официанта, и через минуту, как по волшебству, наш столик оброс блюдами – от салата до горячего, как традиционной японской кухни, так и привычной нам с Иришкой, европейской.
– Есте, – сказал сэнсэй и это его «ешьте» как-то больше на приказ было похоже.
Мы с Иришкой переглянулись и приступили. И не сказать, чтобы мы привыкли уничтожать вкусности в масштабах, близким к промышленным, просто в процессе как-то вспомнилось, что весь день голодная, так по-человечески поесть и не пришлось.
Когда с едой было покончено, у нас спросили, что будем пить, и язык не повернулся назвать алкогольный коктейль, поэтому я выбрала «Пеликан», с клубникой, лимоном и бананом, а Иришка «Ягодный милкшейк».
Когда в неловком молчании и коктейли выдули, мастер Горо сдержанно поклонился, и заверив, что у него «дера», а мы можем быть его гостьями и отдохнуть после «цязкого дня, как средует», нас покинул. А у нас с Иришкой от сердца отлегло и, стоило сэнсэю нас покинуть, как заказали еще по одному коктейлю, на этот раз с запредельным содержанием алкоголя.
***
Ариэлька с самым блаженным выражением лица царила на танцполе, казалось, не замечая целой толпы восторженных поклонников, бросающих на хрупкую фигурку под рыжим облаком волос жадные взгляды, и уж точно не замечала завистливых взглядов менее удачных соперниц. Претерпев несколько неудачных попыток, вытащить под свет софитов и меня, она вся отдалась танцу, прикрыв глаза и наслаждаясь безраздельной женской властью.
Я допивала третий коктейль и уже подумывала о том, чтобы помножить наше с Ариэлькой нежное обаяние надвое, в связи с чем нашла ножками туфельки под столом и скользнула в них, когда над ухом раздалось:
– Скучаем?
Низкий, с хрипотцой голос, мелодичный, словно обволакивающий, вызвал стойкое dеj? vu. Показалось, что вот сейчас я подниму взгляд, а там… некто блондинистый… И вместе с тем что-то внутри обиженно сжалось, как будто обманули.
Я обернулась вполоборота и захлопала ресницами от удивления.
У столика застыл высокий брюнет с широким разворотом плеч, узкой талией и не менее узкими бедрами, и выразительной мускулатурой. Белая, что особенно бросается в глаза в неоновом свете майка облепила каждый кубик на торсе, широкий кожаный ремень дерзко блестит крупной металлической бляхой.
Брюнет белозубо улыбнулся, явно довольный произведенным эффектом, что позволило сменить удивление, написанное на моем лице на маску ледяного пренебрежения.
– Это я с тобой заскучаю, мужик, – сквозь зубы процедила я и потянула коктейль из трубочки. – А сейчас я релаксирую. Так что будь любезен, не заслоняй танцпол.
Послала брюнету одну из самых обворожительных улыбок, которые мы с Ариэлькой перед зеркалом и камерой-себяшечкой репетировали и добавила уже другим тоном:
– Отвали.
Парень нахмурился, словно меньше всего ожидал такую реакцию на его внешнее, чего уж там, великолепие, а мне в нем снова что-то знакомое показалось. Как сразу в голосе.
Высокий, красивый до умопомрачения, сильный… и глаза при этом умные. Термоядерное сочетание!
Чтобы гормоны меня второй раз за день не подвели, я деланно плечиками повела, волосы назад откинула и как бы сквозь него посмотрела, мол, нужен он тут больно.
И вместе с тем не могла не чувствовать, какая силища от него исходит (всегда в мужчинах в первую очередь это чую) … напополам с недоумением и раздражением.
Чувство вредительства, которое у нас с Ариэлькой в крови, внутри обрадованно потерло потные ладошки, от души радуясь, что довели мужика.
Парень же, несмотря на явное хамство с моей стороны и не подумал сдаваться.
– Ты неправильно меня поняла, – сказал он, сверкнув черными, как ночь глазами, в окружении таких шикарных ресниц, что даже обидно. Ну куда парням такое богатство?
– Мужик, – лениво процедила я. – Я тебя знать не знаю, и уже какие-то предъявы?
– Ну так давай это исправим, – нагло улыбаясь, не растерялся он. И пообещал так змие-искусительно: – Тебе понравится.
От звука его голоса по коже строем побежали мурашки, а я пообещала гормонам, что если не прекратят издевательство, залью их бромом, как огнетушителем. И дело с концом.
– Ну так желания исправить это нет никакого, – с не менее наглой улыбкой сообщила я парню. – Так что сделай милость, исчезни с глаз.
На щеках парня заходили желваки, отчего самооценка возликовала, взлетев так, что будь она материальной, пробила бы потолок клуба. Самый верхний этаж.
– Ты не так поняла меня, принцесса Кинриу, – зло проговорил парень, и, пока я хлопала ресницами, закончил фразой, которую уже сегодня слышала: – Я – поверенный твоего отца и я пришел за тобой!
– У вас что, сегодня, в психушке день открытых дверей, что ли, – пробормотала я, поднимаясь. – Вон пошел от меня! Неужели непонятно? Еще раз подойдешь, охрану позову.
Старательно обогнув парня, который с недоумевающим видом сложил на груди руки, во избежание, так сказать, я устремилась к Ариэльке, царившей на танцполе.
Оказывается, мою перепалку с красавчиком-брюнетом Ариэлька, несмотря на томный взгляд из-под полуопущенных ресниц, прекрасно наблюдала, поэтому стоило мне приблизиться и, сделав прогиб из серии стриптиз-пластики, отдаться мелодии, восторженно прошептала на ухо:
– М-м-м… Какой!
Я восторга подруги не разделяла, по-крайней мере, желала этого изо всех сил. И вот ввиду невыполнимости желания, злилась так, как злюсь вообще редко.
– Какой-какой, – пробурчала я. – Самый обычный!
– Ага, обычный, как же, – протянула подруга сладким голосом. – Да ты что? Он же сошел с обложки какого-то невероятно пафосного журнала, причем не для смертных, а для небожителей… Ты видела его глаза? Торс? Плечи? М-мускулы… Ах, я тут просто извелась вся от любопытства…
– Было бы из-за чего, – буркнула я. – Обычный псих. Нет, реально, псих! Назвал меня принцессой…
– Да уж, – деланно посетовала Ариэлька. – Да он просто маньяк!
– Да подожди ты! – перебила я. – Он фамилию откуда-то узнал…
– О! – восторженно воскликнула Иришка. – Так это не залетный какой-то, желающий обзавестись девочкой на ночь, а самый настоящий поклонник! Как романтично!
– Второй за сегодня, – призналась я, и, и без того немаленькие глаза Ариэльки заняли пол лица.
– Мамочки! Вот повезло-то! А зачем тебе два, правда, если у тебя подруга есть… Я на любого согласна, не глядя, если тот второй, такой же, как этот…
– Такой же, – хмыкнула я. – Только блондин. И мне, знаешь, это все каким-то подозрительным кажется…
Ариэлька не успела ничего ответить, потому что рядом раздался знакомый голос.
– Вот она где, козочка наша, Белоснежка, благодетельница. Позволь же поблагодарить за то, что от ректората да от ментов отмазала да по наставлению твоего сэнсэя принести самые искренние извинения!
Возле нас стоял Гадаев, а за плечами пятикурсника ожидаемо обретались Попов с Ушловым. Рожи у троих – непонятно, как секьюрити пропустили. Впрочем, если они на мастера Горо нарвались, могу предположить, что сам их к нам отправил, чтобы извинились.
Тон Гадаева не обещал ничего хорошего, его налитые кровью глаза – тем более.
Глава 4
– Позволяю, – буркнула я. – Так что благодарите и проваливайте. Ног целовать не стоит, брезгую.
– Да что ты о себе возомнила, шлюха?! – вскипел Попов, порываясь подойти ближе, но был остановлен мощной, хоть и перевязанной рукой Гадаева.
Я мельком бросила взгляд на Иришку: на лице подруги застыло брезгливое выражение, словно на гадкое насекомое наступила. Я порадовалась про себя, наконец-то Ариэлька истинное лицо «Димасика» узрела. Ради такого не жалко и оскорбление вынести. Хотя это я погорячилась. Разговаривать с собой в таком тоне никому не позволю.
– А тебе, утырок, лучше язык в одном месте держать. Да не у Гадаева, как привык, а поближе, для разнообразия, – мило посоветовала Попову.
Гадаеву пришлось гаркнуть на Попова, чтобы удержать того на месте.
– Ну что ты, Димон, – старательно растягивая губы в улыбке, процедил он. – Нам мастер Горо что сказал? Правильно, перед Белоснежкой-сан извиниться. Мы, как законопослушные граждане и студенты лучшей военной академии страны, извинились? Извинились. Свидетелей выше крыши.
Прежде чем развернуться и уйти, Гадаев отвесил издевательский поклон и процедил:
– В следующий раз я не буду таким добреньким, Белоснежка. Ответишь сполна. Так, что мало не покажется. И ребята мне с удовольствием помогут. Помогут ведь?
– Поможем, – разомкнув разбитые губы, пообещал молчавший до этого Ушлов.
– С удовольствием, – прорычал Попов, и, подмигнув напоследок Ариэльке, развернулся и пошел за дружками.
Подбородок подруги мелко задрожал.
– Мамочки мои, – пробормотала она. – Ну как я раньше не замечала-то…
Я приобняла подругу за плечи.
– Спокойно, Ариэлечка, для начала нам надо еще по коктейльчику, для продолжения еще по одному, и еще… А потом, для разнообразия, потанцуем и сведем всех с ума.
По два коктейля выпить мы успели. И даже потанцевать. Хотя не покидало ощущение, что с меня не сводят взгляда.
Иришка, раскрасневшаяся от танцев и успевшая благополучно запамятовать о подонке-Попове, не давала забыть о «некоем таинственном воздыхателе», который «глаз не сводил» все это время. Правда, подойти больше не подходил. Может, план какой новый пикаперский разрабатывал, может, выжидал. Подумать, что этот тип сдался, мне его взгляд, который, казалось, вот-вот дыру протрет, не позволял.
Но когда ощущение того, что на меня смотрят, усилилось, мурашки по коже прям строем пошли и на танках поехали, а колени подогнулись от слабости, так, что Иришке придержать меня пришлось за локоть, я поняла: все. Довел. Сейчас пойду и все ему, брюнетистому пикаперу, выскажу. Так, что мало не покажется. А лучше охране. У нас тут вообще, японец знакомый, то ли администратор, то ли директор… Впрочем ни того, кто нас провел, ни мастера Горо я в зале не наблюдала. Но взгляд этого брюнетистого реально достал. Это неприлично, в конце концов. Я положила руку на грудь, чтобы унять сердцебиение, которое застрочило с тройной скоростью и гневно обернулась на то место, откуда в последний раз смотрел наглый брюнет.
И чуть не застонала от досады. Потому что брюнет на месте был… но даже и не думал смотреть на меня! Вместо этого нервно оглядывался. Нет, со стороны не скажешь, что нервно, но зря я что ли, военную психологию три года зубрила?
Пользуясь тем, что парень на меня не смотрит, я уставилась на него во все глаза.
Что-то было в его облике такое… тревожное. Не такое тревожное, как когда на Гадаева и К смотришь, нет, другое. Словно что-то знакомое, как будто давно забытое, но такое, что вспоминать ни в коем случае нельзя. Потому, что тогда… А что тогда, непонятно.
Наконец, брюнет перестал искать кого-то или что-то взглядом, замер. Лицо его при этом стало такое напряженное, на щеках желваки играют, брови у переносицы столкнулись. Я даже шею вытянула, чтобы тоже посмотреть, что же там такое. И тут же втянула ее обратно.
Потому что у входа в зал застыл давешний блондин. Руки на груди сложил и всматривается в танцующих. Затем тоже брюнета увидел и лицо такое злое стало! И прямо к нему направился, хотя я готова была поспорить, до этого… не брюнета этого глазами искал.
Я дернула за руку Ариэльку, вынуждая ту захлопнуть рот. Она все это время тоже по сторонам глазела, и вот за что люблю подругу, так это за сообразительность.
– Это он, да? – с придыханием спросила она, кивая в сторону блондина. – Тот самый, который днем, да? Ты о нем говорила?
– Да, день был богатым на приключения, – пробормотала я, стиснув зубы, увлекая подругу к барной стойке. – И, пожалуй, ты права, пора ему уже заканчиваться! Го в общагу.
