скачать книгу бесплатно
Ей нужно было чем-то занять руки. Садом, например. Отвлечься.
Достав поношенные садовые перчатки и надев стоявшие у двери ботинки, она отправилась к клочку земли между амбаром и сараем. Картофель, лук, морковь, брокколи, горох, бобы, огурцы, помидоры и редис росли ровными рядами. На пригорке у амбара – ягодные кусты, малина и ежевика. Вианна встала коленями на темную, маслянистую землю и принялась воевать с сорняками.
Она любила начало лета, это предвкушение будущего урожая. Бывало, конечно, и жарковато в это время года, но если не пренебрегать ежедневными обязанностями, старательно пропалывать и прореживать, с сорняками обычно удавалось справиться. Вианна всегда очень продуманно устраивала грядки. И сад дарил ей гораздо больше, чем она ему. Здесь она обретала покой.
Но вдруг в мире что-то изменилось. Сначала звуки – гул, дрожь, глухой ропот. Потом появился странный запах, которому совершенно не место в цветущем благоухающем саду, – резкий, кисловатый запах гниения.
Вианна вытерла лоб, размазывая по лицу грязь, и поднялась на ноги. Запихнув грязные перчатки в карманы штанов, она пошла к воротам. На дороге, словно изваянные из тьмы, возникли три женщины.
Старуха в лохмотьях, молодая женщина с младенцем и девочка-подросток с пустой клеткой для птиц в руках. Все три – с лихорадочными, остекленевшими глазами, а молодую мать била крупная дрожь. Пожилая женщина протянула грязные ладони.
– У вас не найдется немного воды? – спросила она, но голос звучал так слабо и робко, словно она заранее смирилась с отказом.
Вианна открыла ворота:
– Конечно. Может, зайдете? Присядете на минутку.
Пожилая женщина покачала головой:
– Мы их опережаем. Тем, кто сзади, ничего не останется.
Вианна не поняла, что она имела в виду, но, впрочем, это было неважно. Она видела, что женщины устали и голодны.
– Одну секунду. – Она зашла в дом, собрала немного хлеба, морковки, кусок сыра. Все, чем могла поделиться. Налила воды в бутылку из-под вина и вернулась к воротам. – Тут, конечно, немного…
– Тут больше, чем у нас было с самого Тура, – лишенным выражения голосом ответила молодая женщина.
– Вы были в Туре?
– Пей, Сабин. – Старуха поднесла бутылку к губам девочки.
Вианна как раз собиралась спросить про Изабель, когда старуха неожиданно резко буркнула:
– Они здесь.
Молодая женщина застонала негромко и крепче прижала к себе младенца. Он был такой тихий, а его кулачок такой бледный… У Вианны перехватило дыхание.
Ребенок был мертв.
Вианна слышала о таком – о горе, которое не отпускает, горе, калечащем рассудок и заставляющем мать надеяться, когда никакой надежды уже не осталось.
– Ступай в дом, – приказала старуха Вианне. – Запри двери.
– Но…
Оборванная троица отшатнулась, как будто ее дыхание вдруг стало ядовитым.
А потом Вианна увидела странное темное пятно, ползущее через поле к дороге.
Запах предупреждал о приближении толпы. Запах пота и грязи. Они все ближе, и вот уже сплошная черная масса распалась на отдельные фигуры. Люди – и в поле, и на дороге – шагали, хромали, надвигались на нее. Кто-то толкал перед собой коляску или велосипед, кто-то волок тележку. Лаяли собаки, где-то плакали дети. Слышались кашель и стоны. Они неумолимо приближались, тесня и отталкивая друг друга, голоса звучали все громче.
Всем им Вианна не могла помочь. Она бросилась в дом, заперла дверь, промчалась по всем комнатам, закрывая ставни. Наконец остановилась в гостиной, тяжело дыша.
Дом вздрогнул, слегка. Задребезжали стекла, с потолочных балок посыпалась пыль. Кто-то колотил во входную дверь. Грохот не стихал, кулаки молотили по дереву, как кувалды, и Вианна вздрагивала от каждого удара.
По лестнице сбежала Софи, прижимая к груди Бебе:
– Мама!
Вианна подхватила дочь на руки. Теперь стучали и в заднюю дверь тоже. Висящие в кухне кастрюли и сковородки звенели, как церковные колокола. Снаружи раздался звук заработавшей колонки. Они набирали воду.
Вианна сказала Софи:
– Подожди здесь секундочку. Посиди на диване.
У камина она взяла тяжелую кочергу и осторожно, на цыпочках, поднялась по лестнице. В спальне выглянула в окно, стараясь остаться незамеченной.
Во дворе толпились десятки людей, в основном женщины и дети, но вели они себя как стая голодных волков. Голоса сливались в один отчаянный рык.
Вианна отошла от окна. Что, если двери не выдержат? Такая толпа не то что двери, и стены может снести.
Дрожа от ужаса, она спустилась вниз, не в силах вдохнуть, пока не увидела Софи, сидевшую на диване. Вианна пристроилась рядом, обняла дочь, которая под ее ласковыми руками тут же свернулась в клубочек. Хорошая, сильная мать могла бы сейчас рассказать ребенку какую-нибудь поучительную историю. Но у Вианны от страха пропал голос. Все, на что ей хватало сил, – молиться. Молиться безмолвной молитвой без начала и конца. Господи.
Она прижала дочь к себе покрепче:
– Засыпай, Софи. Я с тобой.
– Мама, – Голос Софи был едва слышен из-за грохота снаружи, – а что, если там тетя Изабель?
Вианна посмотрела на маленькое серьезное личико дочери.
– Помоги ей Боже, – только и смогла она ответить.
Увидев серый каменный дом, Изабель совсем лишилась сил. Гаэтон открыл ворота, которые почему-то отчаянно заскрипели и повисли на одной петле.
Опираясь на него, Изабель доковыляла до входной двери и дважды постучала, вздрагивая от каждого прикосновения окровавленных костяшек к дереву.
Никто не ответил.
Она заколотила кулаками, попыталась позвать сестру по имени, но голос окончательно сел.
Изабель отшатнулась, чуть не упав от охватившего ее чувства поражения.
– Где тут можно поспать? – спросил Гаэтон, поддерживая ее за талию.
– Сзади. В беседке.
Он провел ее вокруг дома, на задний двор. Здесь, в благоухающем жасмином убежище, Изабель рухнула на колени. Она не заметила, что Гаэтон куда-то пропал, а потом вернулся и принес теплой воды, которую она пила из его сложенных лодочкой ладоней. Этого было мало. Живот заурчал от голода, глубоко внутри скрутило. И все же, когда он попытался снова отойти, она потянулась за ним, что-то бормоча, – наверное, просила не оставлять ее одну, и он опустился рядом, подложил руку ей под голову. Так они лежали на теплой земле, глядя на темный покров из виноградных листьев и ветвей над головами. Ароматы жасмина, цветущих роз и влажной почвы смешивались в чудесный букет. Но даже здесь, в тишине, она не могла забыть о том, через что им пришлось пройти совсем недавно… и о том, что ждало их в ближайшем будущем.
Она видела, как Гаэтон изменился. Ярость и гнев стерли улыбку с его губ, сострадание из глаз тоже куда-то пропало. После бомбежки он почти все время молчал, а если и говорил, то короткими, отрывочными фразами. Они оба начали понимать войну, понимать, что их ждет.
– Ты можешь остаться здесь, в безопасности, с сестрой, – сказал он.
– Я не хочу безопасности. А сестра не захочет, чтобы я тут оставалась.
Она повернулась и посмотрела на него. При свете луны, пробивавшемся сквозь листву, видны были глаза, губы, а нос и подбородок скрывались в темноте. Всего несколько дней будто прибавили ему несколько лет. От него пахло кровью, грязью и смертью – как, впрочем, и от нее.
– Слышал про Эдит Кавелл? – спросила она.
– Я что, по-твоему, похож на образованного?
Она подумала секунду и уверенно ответила:
– Да.
На этот раз он молчал так долго, что Изабель поняла: похоже, ей удалось-таки его удивить.
– Слышал. Спасла кучу пилотов авиации союзников во время Великой войны. Это она сказала, что «патриотизма недостаточно». И это твоя героиня – женщина, которую расстреляли?
– Женщина, которая изменила ход истории. Пусть и совсем немного, – ответила Изабель. – И я рассчитываю, что ты – преступник и коммунист – поможешь и мне изменить ход истории. Может, я и правда сумасшедшая, как говорят.
– Кто говорит?
– Все. – Она замолчала. Изабель давно научилась никому не доверять, но ничего не могла с собой поделать – ей хотелось верить Гаэтану. Он относился к ней как к человеку. – И ты мне поможешь. Как и обещал.
– Знаешь, как скрепляют такие сделки?
– Как?
– Поцелуем.
– Очень смешно. Я, между прочим, серьезно.
– Что может быть серьезней поцелуя на пороге войны? – Он почти улыбнулся, но во взгляде время от времени мелькали искры гнева, и это пугало, ведь она по-настоящему ничего о нем так и не узнала.
– Я поцеловала бы того мужчину, у которого хватило бы храбрости взять меня с собой на войну.
– Похоже, ты ничего не понимаешь в поцелуях, – вздохнул он.
– Можно подумать, ты много понимаешь. – Она откатилась в сторонку и тут же затосковала без ощущения его тепла. С деланным равнодушием придвинулась обратно и оказалась с ним лицом к лицу, чувствуя его дыхание.
– Я хочу взять тебя с собой. – Он положил руку ей на затылок, притянул к себе и прошептал, почти касаясь ее губ своими: – Ты уверена?
Изабель не понимала, спрашивает он о войне или о поцелуе, но сейчас это было неважно. Раньше Изабель запросто целовалась с парнями, щедро рассыпая свои милости и совершенно не задумываясь о том, – она не придавала никакого значения подобным пустякам. Но никогда прежде ей не хотелось поцелуя по-настоящему.
– Да, – шепнула она.
От его поцелуя словно что-то раскрылось, развернулось в сердце. Впервые в жизни она поняла, о чем написано в дамских романах; поняла, что душа женщины может измениться так же стремительно, как меняется мир в начале войны.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Она не произносила этих слов с четырех лет, и тогда они предназначались маме. Внезапно лицо Гаэтона застыло, улыбка стала такой натянутой и фальшивой, что Изабель растерялась.
– Что случилось? Я сделала что-то не так?
– Нет. Конечно, нет.
– Как же нам повезло, что мы встретились, – сказала она.
– Нам жутко не повезло, Изабель. Уж поверь. – И с этими словами он привлек ее к себе и поцеловал.
Она отдалась этому поцелую, заполнившему всю ее вселенную, и наконец поняла, каково это – быть кому-то нужной.
Проснувшись, Вианна прислушалась к тишине. Где-то пела птица. Рядом ворочалась и бормотала во сне Софи.
Вианна встала, подошла к окну, открыла ставни.
Обломанные ветви яблонь свисали, словно сломанные руки; створки ворот болтались на одной петле – остальные две были сорваны. Поле и луг через дорогу вытоптаны. Беженцы разбросали свои пожитки повсюду – чемоданы, тележки, теплую одежду, нести которую слишком тяжело, а надеть на себя – жарко; попадались даже подушки.
Вианна спустилась на первый этаж и осторожно повернула ключ в замке. Прислушалась – тишина. Наконец отважилась повернуть ручку и отворить дверь.
Огород погиб. Они выдрали все, что выглядело хотя бы отчасти съедобным, оставив после себя лишь сломанные стебли и вытоптанные грядки.
Охваченная отчаянием, Вианна обогнула дом. Задний двор тоже разорен. Разрушено все.
Она уже собиралась вернуться в дом, но тут услышала странный звук. Какое-то хныканье. Словно детский плач.
Вот опять. Неужели кто-то бросил младенца?
Вианна подкралась к беседке, увитой жасмином и розами.
Свернувшись клубочком, прямо на земле лежала Изабель – платье изорвано в клочья, лицо в порезах и синяках, левый глаз заплыл, а к корсажу приколот листок бумаги.
– Изабель!
Подбородок сестры слегка дернулся, она приоткрыла один воспаленный глаз.
– Ви, – произнесла она надтреснутым, сухим голосом. – Спасибо, что не позволила войти в дом.
Вианна опустилась на колени, склонилась к сестре:
– Изабель, ты вся в крови. Тебя…
Изабель не сразу поняла, что имеет в виду сестра.
– А, нет. Кровь не моя. Ну, по большей части не моя. – Она огляделась по сторонам: – А где Гаэт?
– Кто?
