Семейные психологи

Евгения Хамуляк

Семейные психологи

«Назначена беседа с психологом!» – было нарисовано красной пастой красивым учительским почерком, как приговор без обжалованья, в дневнике Вани Потемкина, ученика 6 «В» класса среднеобразовательной школы номер 2 передового промышленного города-героя Химки, когда он пришел домой и почти с гордостью показал дневник Маме.

– Ужас какой! – завопила Мама, но не на сына или дневник… – Они, наверное, хотят, сделать из учеников сирот! Вот зачем, скажи мне, обязательно надо писать красной ручкой и таким лошадиным кеглем восклицательные знаки, как будто кто-то умер? Хотят надорвать сердце у родителей заранее, чтобы оно разорвалось в муках от предстоящей встречи? – Мама внимательно посмотрела на сына в поисках последствия катастроф, о которых вещала красная паста, но тот выглядел вполне обычно, бодро кушал суп, успевая кивать и поддакивать родительнице, торопившейся на работу сразу же после кормления детишек. А их в семье Потемкиных имелось сразу два: Ванечка, старший сыночек, шестиклассник, и Вася, ученик второго класса все той же школы номер два, находящейся в двух минутах ходьбы от дома. Оба, еще не переодетые в домашнюю одежду, сидели в строгих, но очень симпатичных школьных костюмчиках, делающих из простых сорванцов настоящих кадетов (по крайней мере, так воображала себе Мама, чье детство прошло в разъездах по нашей безграничной стране вместе с папой и мамой, военными пограничниками, всегда гордо носившими свою форму и знавшими толк в учении и служении родине). Сидели, обвязанные по самые уши фартуками, чтобы не запачкать красивую официальную форму учеников.

– Ванька, ты за Васькой следи, ладно?! Мы с папой придем вечером, как раз к приходу этого распсихолога с красной пастой… Что ты еще там натворил? – спросила Мама беззлобно уже из коридора, на ходу одевая туфли-лодочки. – Вот пошла же мода на этих психологов! Скоро налог введут, что б и их кормить еще, а они за это нас уму-разуму учить станут… – все причитала Мама, надевая пальто, так и не дождавшись ответа от сына, но подспудно подозревая, что тот захочет ответить.

– А я хочу стать психологом! – на прощанье радостно крикнул Ванька из кухни.

– Да знаю я! – буркнула Мама, закрывая дверь на ключ. – Лучше б математику или русский на пятерки учил…

– Как они… – мечтательно подытожил Ваня, снимая фартук с себя и с брата, после чего поставил посуду в раковину и включил телевизор, по которому уже веселой рябью в сопровождении забавной песенки предлагали узнать про все семейно-бытовые раздоры и скандалы известных и неизвестных людей нашей безграничной родины под умные комментарии ведущих.

Ванька не спешил поворачиваться к плазменному ящику, так как знал, что до того как начнется его любимая передача, а точнее все три подряд, с этой общей будоражащей темой, пройдет еще целых семь с половиной минут. Поэтому он хорошенько, как учил Папа, перемыл посуду за собой и братом и переоделся в домашнее. Его примеру последовал и послушный Васька, сытый и довольный, по дороге подобрав с пола любимую раскладывающуюся пожарную машинку. В предвкушении счастливых моментов, они вдвоем уселись на диван в ожидании начала.

– Как они… – прошептал Ваня, когда камеры закружили-закружили и уставились на трех взрослых тетенек такого неприятного вида, что малыши, хоть и смотрели эту программу ежедневно по будням с тринадцати до пятнадцати, в очередной раз поморщились.

«Как они», – про себя еще раз отметил Ваня, желая, конечно же, походить не с виду, а изнутри, или точнее, научиться говорить так же умно, как говорили толстухи-старухи (так называли их мальчики между собой, не в силах запомнить странные имена). А говорить ведущие умели без всякого сомнения. Ни секунды свободного эфирного времени не было потрачено зря! Три психолога, словно злые ведьмы Граи из древнегреческих мифов про Геракла, вырывали слово одна у другой, будто свой единственный глаз, оставленный в наказание злым фуриям. Периодически доходило и до пререканий, проклятий и войн. Ну прямо как в мифах Древней Греции!

– Какие же они страшные, – поддакнул Васька, сморщившись от вида самой главной старухи-толстухи, которая кривлялась больше всех и была похожа на белую жабу с черными волосами, постоянно вступающую в перепалки то с рыжой жабой, то с белой, сидящими по бокам.

Но ребята уже подзабыли эти неприятные моменты, когда наконец была обозначена тема передачи: «Влияние конфликтов в семье на психику детей».

И тут начался цирк! Или, говоря современным языком, настоящая психология! В зал к трем страшенным ведущим выходили плачущие горькими крокодильими слезами то родители, то дети, жалуясь по очереди то на судьбу, то друг на друга. Старухи-толстухи кивали, вызнавали, кто первый начал, кто кого как обозвал и какую дохлую кошку кому подсунул, немножко жалели тех и других и беспрестанно давали советы.

Ваня достал из-под подушки свой дневник, куда записывал умные советы жаб, уверенный в том, что когда-нибудь они ему обязательно пригодятся, ведь он решил во что бы то ни стало сделаться настоящим психологом!

«Как они, но только симпатичнее!» – опять с поправкой про себя добавил Ваня. И стараясь не смотреть на кривлянья тетенек по телевизору, упорно записывал за ними, утверждающими, что знают не понаслышке, «что такое хорошо и что такое плохо».

«Значит, много они дохлых кошек перевидали», – как бы между прочим отметил мальчик.

Все сводилось обычно к нескольким советам рыжеволосой тети, кричавшей больше всех.

«Наверное, она еще и психиатр», – подумалось мальчику, не совсем понимающему чем отличаются и чем занимаются психиатры, но так кричать должны были уметь именно они!

Итак, основными причинами ссор между всеми и всеми (а в зал уже набилось около двух десятков плачущих родителей, бабушек, дедушек, детей и даже злополучных соседей, которых пригласили за компанию в качестве свидетелей) являлись неправильные традиции предков, чье трудное детство, войны и голод, и еще почему-то коррупция и культ личности Сталина (про дяденьку с усами и трубкой, похожего на Деда Мороза в форме пограничника, много говорилось по другим каналам телевидения, но Ваня с Васей, честно говоря, не могли уяснить, как давно умерший дядя мог перессорить сидящих в студии?) не давали всем этим несчастным правильно расти, питаться и развиваться. И как результат – полное непонимание друг друга, слезы, семейный кризис и даже безденежье.

«Свобода, любовь, приятие…» – записывал Ваня за жабой с черными волосами, стараясь на нее не смотреть, но слушать, а потом вдруг задумался, закусив край ручки, и обратился к Васи, в упор смотрящему на телевизор. Брат ничего не записывал, так как и в школе писал медленно, и по чтению и русскому языку имел то твердую тройку, то нетвердую четверку.

– Ты знаешь, что такое «приятие»? – надул губки будущий психолог Ваня.

Вася, не оборачиваясь на брата, деловито обратился глазами за помощью к потолку:

– Я думаю, типа ты всех любишь, ну как папу и маму, даже если они неприятные… – и Вася опустил глаза вновь на телевизор, откуда уже вещала злобного вида белобрысая старуха-страшилище.

– Спасибо, – Ваня радостно и с приятием толкнул младшего брата в бок.

А ведь и самому можно было догадаться!

Приятие – приятель – приятно, – ну конечно! Так просто! «Это, типа, ты всем улыбаешься, даже, если они тебе и не приятели, а то и вовсе неприятные… Элементарно!» – записал на всякий случай себе в дневник Ваня и уставился на светловолосую психологиню, отчитывающую семью за то, что в их неправильной жизни не наблюдалось ни капельки свободы, любви, и уж тем более приятия.

Короче говоря, ребята были заняты так до самого вечера, лишь отбегали во время рекламы попить водички и в туалет, а потом опять, как заколдованные, усаживались перед голубым экраном, в будни полностью отданным в рабство психологам всех мастей, одни страшнее других. С тринадцати до пятнадцати часов эфирное время принадлежало старухам-толстухам, ругающим людей, а потом женящим их между собой, а после старух – дяденьке, очень напоминающему Кощея Бессмертного, с таким же серым цветом лица и худющим горбатым телом. Этот обругивал и стравливал между собой мужчин и женщин, растолковывая им, какие они разные. И те и другие, очень согласные, начинали так истошно кричать на это стравливание (а вскорости и на дяденьку горбатого Кощея), что в результате становились очень похожими друг на друга.

Эту передачу больше всего любил смотреть Васька. Он даже забывал бегать за водичкой и в туалет, так переживал то за одну команду, то за другую: то за тетенек, то за дяденек, которым доставалось от Кощея Бессмертного по первое число. И хотя понимал с гулькин нос, чего это они там все разверещались, как куры в курятнике, но иногда покрывался алым румянцем, особенно когда обстановка в зале накалялась до предела, и кому-то грозило ходить с надранными ушами.

Ваня с восхищением смотрел на брата, погруженного в происходящее на экране до самого последнего рыжего волоска на большой головке второклассника, и понимал, что тот тоже пойдет по его тропе в непроходимые дебри человеческой души. Но станет, похоже, психиатром.

***

Неожиданно прозвенел дверной звонок – это первым пришел с работы уставший Папа. Уставшим он был не из-за того, что перетрудился, ибо профессия у него была любимая и интересная – шеф-повар, а из-за…

– Про-о-бки… – мучительно выдавил из себя отец семейства и тут же улыбнулся, завидев своих пацанов, деловито сидящих на диване перед телевизором.

– Опять зомбо-ящик смотрите? – беззлобно пожурил Папа и упал на диван рядышком. В этот момент телепрограмма с Кощеем Бессмертным закончилась. На прощанье тот заманчиво анонсировал, о чем будет следующая, пообещал еще больше страстей и скандалов, попрощался и передал слово, а точнее, всевидящее око раздора, которое ему до этого вручили гурии, телеведущим срочных новостей… Те, практически обливаясь слюной, жаждали рассказать свежие ужасные новости, собранные с миру по нитки.

– Кровососы! – устало брякнул Папа на первые же картинки, посыпавшиеся из телевизора, и, щелкнув пультом, переключил на телеканал о животных, где как раз в этот момент плотоядные голодные гиены в ночи доедали тушу слона. Рядом валялись сытые львы, с заинтересованным видом уставившись в камеру и поглядывая на того, кто, верно, прятался за ней, как на новый бутерброд. Папа зевнул на это зрелище и переключил внимание с животных на своих отпрысков:

– Что там еще за беседа с психологом? – устало спросил родитель, намекая, что Мама ему уже все растрезвонила, поэтому он ждет только чистосердечное признание.

– Ну, Мария Ивановна, наша классная руководительница говорит, что я совсем от рук отбился, мои мысли где-то летают, я ворон считаю на уроках, мое внимание рассеяно, а поведение и дисциплина расшатаны, – по памяти цитировал Ваня. – Пока математика с русским ждут-не дождутся меня в классе, иначе в четверти сто пудов будет двойка, и из отличника я быстро заделаюсь троечником, а может быть, со временем, если ничего не предпринять, и двоечником. Что плохо. Короче, учительница позвала на помощь психолога, а та, Светлана Ивановна…

– Пап, почему все учителя обязательно зовутся или Мария Ивановна, или Светлана Ивановна, или Клавдия Ивановна…? – встрял Вася с озабоченным видом, не на шутку призадумавшись над случайным (а может быть, вовсе и не случайным!) совпадением. Рыжие бровки сложились на лбу в весьма серьезную морщинистую извилину, требующую от отца распрямления.

– Вася, а ты сам, кстати, уроки сделал?! – вопросом на вопрос ответил Папа, нахмурив точно такую же, но побольше, извилину на лбу, и мальчика как ветром сдуло в детскую, куда его нога не ступала с самого возвращения из школы. Дети провели у телевизора почти семь часов кряду!

– Светлана Ивановна, – продолжал старший сын, – сказала, что вся неуспеваемость и потеря интереса к учебе упирается в психологию родителей. И она, кстати, Пап, права… – стал кивать симпатичной головкой Ваня, с таким тяжелеющим серьезностью и досадой взглядом от опыта и понимания (ну точно как у Кощея!), дарованными говорящими головами из телевизора, что Папа стал подозревать неладное.

– Я что-то не понимаю, объясни-ка своими словами, сынок.

– История длинная, – подготавливал Ваня почву и… отца. Так всегда делали психологи, чтобы настроиться. А для пущей похожести Ваня скопировал позу Кощея: тот складывал руки на груди крестом и в три погибели сгибался, будто на него тяжелый мешок с картошкой взвалили.

– Ничего, до прихода мамы есть время…– удивлялся и ужасался Папа, глядя на чересчур посерьезневшего сына.

– Ну, сначала я хотел учиться. Даже не то что хотел, мне эти их задачки решить – раз плюнуть! Вообще удивляюсь, кто и зачем их столько выдумывает, как будто делать больше нечего – сидеть и пыхтеть над новыми головоломками, которые никогда не пригодятся! Вот, Пап, сам пораскинь мозгами, кому в реальной жизни поможет задачка с пароходами? Помнишь, даже ты не мог понять смысл? И если б мы не подглядели в интернете ответ, то не догадались бы ни за что на свете… Но я-то догадался!

Папина морщинистая извилина на лбу скукожилась сильнее при упоминании треклятой задачки про пароходы, двигающиеся в четыре разные стороны с разными скоростями, разными габаритами, целями, грузами, капитанами и матросами, но где требовалось определить скорость движения реки Волги в том месте, где пароходы неожиданно встретились… Папа даже хотел написать жалобу в Министерство образования на людей, придумывающих такую белиберду, а на деле совершающих насилие над светлой человеческой мыслью, вырвавшей человека из небытия в космос!.. но потом закрутился на работе и подзабыл про кляузу.

– Им надо нас подольше в школе задержать! Понимаешь? Иначе куда они, бедненькие, пойдут работать, если только такие глупости научились придумывать? Вся учеба в школе – это пустое время. Одиннадцать лет можно было спокойно в пять уложить! Конечно, я понимаю, надо учиться, но тому, что… – мальчик искал слова, но не находил, а потом вспомнил про дневник, достал его из-под подушки и тут же нашел необходимую цитату, записанную с телевизора:

– «То, что является твоей миссией, предназначением, центральным и высшим смыслом жизни любого человека, для выполнения которой он посылается в этот мир»… Поэтому я хочу стать психологом, Пап. И сейчас прохожу обучение у разных… – Ваня замялся, поскольку не помнил точных имен старух, а называть их жабьими прозвищами перед взрослым было некрасиво и неудобно, мог потеряться авторитет сказанного про миссию. – У самых лучших!

– Поэтому ты перестал делать уроки? – подвел итог родитель.

– Это было ошибкой, – согласился сын. – Мы с Васей понимаем, что за один день систему не сломать, надо подстроиться под нее и менять изнутри по кирпичику, поэтому если ты на счет оценок и успеваемости, то я пятерок не гарантирую, но твердую тройку обещаю. Дисциплина тоже подрастет!

Папа обомлел от всех этих речей и воззрился на сына с разными чувствами, в первую очередь, гордостью и восхищением. Эти сыновьи речи напомнили ему его собственную школьную пору, когда он точно знал, что хочет стать поваром, а ему усиленно совали задачки про пароходы в приправе с тангенсами с котангенсами. И в его поведении тоже наблюдались революционные порывы против системы, поэтому Бабушку, Маму Папы, часто вызывали в школу для разбирательств. И если бы не доброе сердце педагога Валентины Алексеевны, махнувшей рукой на злополучные кривые, неизвестно куда бы вырвалась эта бушующая сила… и по какой кривой пошла?! Но мудрый педагог сразу оценила запал и страсть мальчика к хозяйственной теме, приносившей не только твердые пятерки, но и многочисленные дипломы по труду и кулинарии.

Но была у него и тревога. Дело в том, что Папа плохо себе представлял, кто такие психологи. Мужская ли это профессия? Дельная ли? Или придется Ване всю жизнь брюки просиживать в кожаном кресле и людей дурить заумными словами? Честно говоря, именно так представлял себе Папа профессию психолога.

Ну действительно, рассудите сами! Вот случись у него беда – что делать? Уж конечно не к психологу бежать, сломя ноги. А если ноги действительно сломаются, – опять же, не в психологический кабинет обращаться, а в травматологический.

А если беда или трудность какая, Папа сразу же кинулся бы к брату Леньке. А на что тогда брат? Если не Ленька, так отец с матерью, люди они мудрые, светлые, с опытом, рассудили бы, что к чему. Папа им часто названивал, советовался.

Если денег занять, ну мало ли на что, – так дружбаны веселые из армии, да со студенческой скамьи, да коллеги любимые, с кем пуд соли съеден, – они сгодятся! Тимыч, Михалыч, Говорухин, Вовка-стрелец, Иннокентий, Влад-матрос, Влад Горбатый, Витька, в конце концов… В общем, есть люди в отчизне!

Ну а самым главным резервом и двигателем прогресса, заглавным психологом в Папиной жизни представлялась, без сомнения, Мама. Без нее никуда! И хотя они последние полгода не совсем в ладу жили, можно даже сказать, как кошка с собакой лаялись… Кстати! И тут ведь не обошлось без влияния психолога!

«История длинная», – скрестил руки на груди Ваня, читая папины мысли… Правда, в голове у Папы она пронеслась за пять секунд. Но Ваня давно ее описал словами в своем дневнике.

Дело было так…

***

Полгода назад решил Папа открыть собственный ресторан, это его дядя Леша к этому подтолкнул, у которого их целых восемь штук было и еще не хватало, видимо. И исполнилась главная мечта, или, как выражался Ванька, свершилась миссия Папы – стать шеф-поваром и одновременно директором, и сделать все-все по-своему в этом новом ресторане мечты. Всю душу Папа туда вкладывал, день и ночь там проводил. И все бы хорошо, но Мама… Она как бы все понимала и про миссию, и про перспективы, но видимо, не до конца… Если б ей перепадал хотя бы малюсенький кусочек от той большой души, что вкладывалась в ресторан, она бы успокоилась, но Папа же не был психологом, чтобы знать такие тонкости.

Одним словом, сначала по мелочам, потом больше, начались в семье Потемкиных потемки: родители стали жаловаться друг на друга, дуться, пререкаться, а потом и ссориться. Самое удивительное, что во время ссор Папа и сам был не рад, что завязался с этим рестораном. Он-то думал, что старается для семьи, и в частности для Мамы. А Мама… Она думала, что терпит одиночество и все хлопоты, на нее взвалившиеся, из-за Папы. Дети ничего не думали, но больше стали вникать в психологию ссор и конфликтов с помощью советов из телевизора, преимущественно по будням, сразу после школы.

А ссоры были такие. Ваня записывал за родителями, которые расхаживали, как заведенные солдатики, из комнаты в комнату и размахивали руками:

– Интересная у тебя логика! Ты будешь пропадать с утра до ночи, а я должна взвалить на себя дом, и детей, и уборку, и еще успевать с любимой работой… А дети, между прочим, нуждаются во внимании: с ними надо делать домашние уроки и поделки! После этого вся квартира как после нашествия Мамая становится. Кто это будет убирать?!

– Пусть дети и убирают, – отмахивался Папа, ходящий по часовой стрелке от Мамы. – Или давай наймем домработницу.

– А кто их будет воспитывать, чтобы они после себя убирали? Домработница? – не унималась Мама.

– А пусть они не делают поделки! Пусть дураками растут… Я лично против лишнего мусора в доме. Мы вот не делали поделок – и ничего! Выросли как люди, – вдруг родители остановились, перевели дух, опять засверлили друг друга взглядами и начали хождение уже против часовой стрелки.

– А я знаю, почему ты отнекиваешься, – ехидно затараторила Мама. – Понимаю твою логику: мусор убирать – домработница, детей воспитывать – няня. Может, и жену захочешь заменить сиделкой?

– Опять началось, – с отчаянием взялся за голову Папа и вновь пустился по часовой стрелке.

– Только ты не думай, что это удастся! – угрожающе помахала пальцем Мама. – Я плохая мать! Это я соберу чемоданы и оставлю тебя, дорогой, справляться и с двумя детьми, и с мусором, и с уроками, и с подделками, а сама поеду в Таиланд свою мечту реализовывать…

– Интересно-интересно, и какая же это у нас мечта? – вдруг взъерошился Папа, и броуновское движение нелепых упреков устремилось вновь по часовой стрелке…

– А если бы ты проводил больше времени с женой, знал бы… – кинула, как голодному псу кость, Мама.

В общем, вечера проходили насыщенно…

Вы спросите, но при чем же здесь тлетворное влияние психологов?

При первых же неразрешимых трениях Потемкины по совету близкой дружеской семьи Веселовых – как раз того самого дяди Леши, у которого имелось восемь ресторанов, а с Папой Потемкиным прибавился девятый, – обратились к помощи проверенного психолога. В свое время, в бытность открытия первого ресторана, в который была вложена вся душа семьи Веселовых до последней капельки и который чуть не разрушил и семью, и бытность, и душу, уважаемый психолог посоветовал не сдерживать своих чувств, открыто обговаривать трудности «на берегу» и вместе приходить к единому мирному решению.

Вот с тех пор никто и не сдерживал своих чувств, но почему-то до мирных решений, по крайней мере у Потемкиных, никак не доходило…

***

В дверь позвонили, и мужчины поняли, что пожаловал психолог из дневника для обещанной беседы. Правда, вместе с ним, – точнее, с ней, – вошла и Мама, вернувшаяся с работы.

Взрослые представились и обменялись рукопожатиями, весьма приятными и дружественными, как вдруг Мама настороженно спросила:

– Может быть, вы хотите переговорить с Ванечкой отдельно? Или с его Папой отдельно? Отец оказывает на сыновей самое большое влияние. Я читала, что это очень хорошо для воспитания.

– А может быть, вы хотите переговорить отдельно с Мамой? – вдруг встрял Папа с ужасом в глазах. – Я читал, что мать – это главный человек в жизни ребенка. Неважно, мальчика или девочки.

Дети с удовольствием и вниманием крутили рыжеволосыми головами, будто следили за прыгающим мячиком пинг-понга, в который играли Мама и Папа. Наконец невидимый шарик свалился в руки психолога Светланы Ивановны Демченко, попросившей разрешения усесться в кресло и загораживая таким образом телевизор, на экране которого гиены наконец-то доели слона.

– Зачем же отдельно? Давайте поговорим вместе. Мария Ивановна очень хвалила Ванечку, предупреждала, что мальчик не просто умный, а даже в некоторой степени гениальный. То же самое, только про Васечку, говорила и Клавдия Ивановна, классный руководитель второго класса.

– А как же двойка в четверти по математике? – удивилась Мама, кивая на Ваню.

– И тройка по чтению? – зыркнул Папа на Васю.

– У многих гениев прошлого и современности были неполадки с тем или иным предметом, но это не умаляло их гениальности, оригинальности и избранности.

– Так вы думаете, проблема в нас? – с горечью спросила Мама, даже не глядя на Папу.

– Я не думаю, что у вас есть проблемы, – туманно начала Светлана Ивановна, а потом широко улыбнулась, завидев жалкие выражения лиц своих подопечных. – Скорее, просто временные трудности, – она огляделась по сторонам, отмечая ухоженность, чистоту, уют квартиры Потемкиных: везде были развешены милые картины с изображением цветов, леса и фей (очень похожих на хозяйку квартиры). Комнаты были проветрены, воздух приятно пах свежестью; громадный шкаф в зале глядел десятками книг на самые разные темы; мальчишечьи игрушки попадались на глаза, но не были разбросаны… Эти и многие другие детали отмечал профессиональный взгляд семейного психолога.

Так может выглядеть дом, где живет счастье, – сам собой сделался вывод.

– Причины могут быть самые разные. Совсем недавно, например, я побывала в гостях у новых учеников школы. Их замечательная дружная семья переехала из другой страны, и тоже появились трудности со школьными предметами, однако это вызвано стрессом из-за привыкания к новым обстоятельствам, языку, правилам, темпу жизни. Поэтому мой прогноз самый оптимистичный. В конце концов, школа когда-нибудь да закончится, а вот любовь и счастье останутся, если, конечно, поддерживать тепло, как в очаге.

Светлана Ивановна говорила так ласково и по-доброму, что Ваня с Васей заслушались. Их лица просветлели, как и лица родителей, и семья прониклась к гостье беспричинным приятием и доверием.

«Вот это психолог! И даже не кричит!» – отметил Ваня.

– Давайте все вместе вспомним, когда начались эти самые трудности со школой и дисциплиной, вдруг у этого тоже есть общая причина? – дружелюбно начала Светлана Ивановна. – Может, переезд или еще какие-то перемены?

Все молчали. Никто не знал, нужно ли рассказывать посторонней тете, пусть и присланной из школы, про открытие ресторана и ту долю внимания, что дело жизни Папы стало перетягивать на себя? Ведь, в сущности, дело-то хорошее – думали хором, но не произнося вслух, домочадцы.